Адский цветок

 Часть 1

      Погоды нынче стояли такие, что хотелось растянуться на мелком белом песке прямо рядом с кромкой прибоя и вдыхать свежесть воды, воспринимать ласку нежных пальчиков голубых волн и, прищурившись, смотреть в загадочную морскую даль. Солнце уже склонялось к закату, в воздухе стоял аромат роз, и уже начинал раскрывать свои цветы душистый табак. Дело оставалось за ночными виолами, тогда от пряных и дурманящих ароматов у Артафера закружится голова и тогда-а-а…

      Ирис разогнулась, отставив аккуратную, как раз по женским рукам, лопату в сторону, и помяла ноющую поясницу. «Всё равно затекает при перекопке, — подумала фея цветов. — Надо попросить шамана полечить меня как следует. А завтра пусть Артафер вскопает мне землю для следующих кустов. Та-а-к… Сейчас у меня на очереди «Розовый шербет», а завтра я буду пересаживать «Рубиновый пунш».

      Мысли феи блуждали вокруг цветов и завтрашних планов, а сама она тщательно размешивала в лунках для новых кустов роз какое-то удобрение, чтобы оно равномерно смешалось с почвой. Наступив в лужу, Ирис сначала не поняла, что это. Вроде бы она ещё не поливала лунки перед посадкой. А может быть, это она разлила воду, когда несла лейку? И почему тогда эта вода такая клейкая и вязкая? Что это?

      Злогновред* всосал тело феи в себя целиком, Ирис успела только ойкнуть, а он уже начал просачиваться через землю на первый уровень нижнего мира, самый верхний после поверхности мира яви Бертерры. Здесь он принял свой обычный вид бесформенного чёрного слизня.
___________
*Злогновред — демон нижних миров, хищный аморфный слизняк чёрного цвета. Впервые о нём упоминается в рассказе «Цветочная улица».
___________

      Он был всё таким же жирным, как и раньше, когда Ирис увидела его впервые. Злогновред даже на первом уровне нижних миров ещё не мог стоять, и он лежал на земле, растекаясь бесформенным телом в разные стороны. Его чёрная кожа лоснилась от сала, а толстые губы огромного рта растянулись в острозубую улыбку. Мясистые щёки почти закрывали крохотные злобные свинячьи глазки. Монстр колыхался от утробного хохота, распространяя вокруг себя гнилостное зловоние.

      — Вот ты и попалась, фея цветов! — с гнусным хихиканьем произнёс демон. — Твоё счастье, что я сцапал тебя по заданию Верховного Демона Преисподней, а не по своей прихоти. А то бы я прямо сейчас…

      — Отпусти меня, мерзкий слизняк! — Ирис попыталась выдраться из липких лап демона. — Верни меня домой немедленно! Или ты поплатишься! Ты помнишь, что у Артафера есть капля крови велисты? А ты знаешь, что Инира моя подруга? Берегись, грязное чудовище!

      Монстр действительно задрожал, но только от смеха.

      — Не боюсь я твоего шаманишку даже с этой каплей во флакончике. Он всё равно не успеет тебя спасти, сколько бы крови велиста ему не налила из своих вен.

      Сказав это, Злогновред начал просачиваться вниз на следующий уровень нижних миров. Если верхний из нижних миров был как две капли воды похож на явный мир, ну, разве что гораздо темнее, словно там погасили свет в пасмурный день, то следующий уровень уже отличался от явного мира вполне заметно. Здесь деревья были с листьями из какого-то полупрозрачного полотна, трава колола ноги Ирис, и она с удивлением обнаружила, что её уже не окружает тело Злогновреда, а демон держит её за руку. Ирис попытала счастья выдернуть руку, но жирный бесформенный ком с короткими ручками и толстыми ножками так резко сжал ей запястье, что желание дёргаться пропало само собой.

      Ещё ниже уровнем небо было почти ночным, нет, скорее оно было плотно закрыто грозовыми тучами, и они клубились, словно от сильного ветра, перемешивающего тучи, как кипящую воду. Деревья на этом уровне нижнего мира ещё стояли, но были уже голыми, а травы совсем не было. Под ногами были острые камни, и наступать было очень неприятно — через тонкие туфельки в ступни феи врезались их каменные жала.

      Дальше миры менялись уже медленнее, становясь всё менее похожим на мир людей. Стало голо вокруг, голо и холодно. На далёком горизонте виднелись какие-то холмы, и они двигались, перетекая друг в друга, струясь и завораживая, наблюдавшую за этим зрелищем Ирис. Демон дёрнул её за руку и потащил дальше вниз. Ирис уже сбилась со счёта, на какой же уровень они уже протекли. Постепенно небо светлело.

      Теперь вокруг не было ничего, кроме белой равнины, покрытой чем-то напоминающим снег. Только вот откуда в нижнем мире взяться снегу? Ирис с недоверием наклонилась и загребла в ладонь это белое нечто. Снег! Настоящий снег! Как он мог тут оказаться?

      Они шли по белой пустыне. Было светло. Но откуда сюда попадал свет, было совершенно не ясно. Ирис окончательно замёрзла, она уже совсем не чувствовала своих ног, обутых в лёгкие летние туфельки. Сделав ещё несколько шагов, фея упала. Злогновред дёрнул её за руку, но фея даже не отреагировала. Тогда демон втянул её снова внутрь себя, ворча, что если он заморозит фею до смерти, то его убьёт хозяин, как паука размозжит, только брызги повсюду останутся.

      Вдали показался небольшой с виду деревянный домишко. Внутри демона было тепло, Ирис отогрелась и теперь с удивлением наблюдала, как приближается чьё-то такое простое и обычное жилище. Дверь открылась с приличествующим нормальной земной двери скрипом, и Злогновред, вытряхнув из себя фею, втолкнул её в прихожую.

      — Иди уже сама, ишь разъездилась! — ворчание у него получилось не очень уверенное, потому что в дальнем конце коридора послышались лёгкие шаги хозяина дома и всех нижних миров. Злогновреду захотелось прижать уши и вжать голову в шею, да вот беда, ни ушей, ни шеи у него не было.

      Посреди коридора показалась стройная фигура мужчины. Из-за приглушённого света было невозможно разглядеть его лицо, но Ирис отметила про себя, что его длинные волосы были белого цвета, а одет он был очень просто, как ходят множество обычных людей. И чего этот склизкий демон так испугался? Ни рогов нет у блондина, ни копыт, и хвост не торчит из обтягивающих штанов…

      — Х-х-хозяин… Я-а… вот привёл… — заблеял, заикаясь, Злогновред.

      — Вижу. Молодец, ты можешь убираться отсюда, Зложик, ты мне сегодня больше не понадобишься.

      Голос молодого мужчины завораживал своими глубокими бархатными нотами, а вот смотрел он холодно и почти враждебно. Ирис, встретившись с его льдистыми глазами, не выдержала и опустила взгляд. По коже вновь пробежали мурашки, словно она ещё не в тепле, а мёрзнет среди той снежной пустыни, что осталась за дверью, за которой только что скрылся демон-слизняк.

      — Ирис… Так тебя зовут люди и друзья, — льдистый взгляд слегка потеплел. — Позволь и мне тебя так называть, фея цветов, — и он склонил голову в знак вежливости. — Меня зовут Эж. Если точнее, Нораг Аду, но все пользуются сокращенным — Эж, а полное имя почти никому не известно.

      — Ты настолько мне доверяешь, что называешься полным именем? — Ирис была сбита с толку, она ждала, что её тут же запрут в какую-нибудь тюрьму и станут пытать страшными способами, а тут…

      — Да, доверяю, но дело даже не в этом. Я уважаю тебя и очень ценю. Ты не представляешь, как мне нужна твоя помощь, Ирис! Без тебя я пропаду!

      — Хозяин Преисподней, как я поняла, и пропадёт? Разве так бывает?

      — Я ужасно устал мёрзнуть, — Эж потупил взгляд, явно смущаясь из-за своей проблемы. — Здесь, как ты успела заметить, очень холодно. Мне даже не выбраться на прогулку, а так хочется иногда в полном одиночестве погулять по своим владениям.

      — Ну, так согрей свою вотчину! При чём тут я?

      — Мне нечем греть, у меня холодное сердце, я не умею любить. И я понятия не имею, как создавать тепло. Мой удел разрушать и уничтожать, для этого меня и создавали — уничтожать старое и отжившее, чтобы на его месте росла новая жизнь.

      — Ты — исчадие Преисподней, ты Самый Главный Разрушитель во всём мире, Верховный Демон! Ты… Я ничего не стану создавать для тебя! Позови Леура, пусть огненный бог согреет твоё царство! — Ирис, гордо подняв подбородок, отвернулась от Эжа. — Ты можешь меня хоть убить, но ничего от меня не добьёшься!

      — Зачем мне тебя убивать? — его бесцветные брови взлетели вверх. — Срок твоей жизни ещё не истёк, Лут мне говорил, что у тебя очень длинная жизнь.

      — Ну, правильно, демон смерти и демон Преисподней! С кем поведёшься!

      — Ирис… Я не ожидал, что фея цветов может ворчать, как сварливая старуха, вместо того, чтобы пройти и посмотреть мою оранжерею, где, как я предполагал, ты могла бы творить.

      — Я не ворчу! И да, я фея цветов! — Ирис засмущалась своей вспышки и быстро спросила, — И где же твоя оранжерея?

      — Пойдём, я покажу тебе.

      — А если я не пойду? Что ты со мной сделаешь? Запрёшь на замок в этой избушке?

      — Нет, фея. Никто тебя не станет запирать, гуляй свободно по всей Преисподней. Секрет в том, что отсюда никто не может выйти, кроме меня да ещё этого пройдохи Зложика. Так уж получилось. Прости!

      — Ты специально так всё устроил! Это ты мерзавец! И Зложик твой тоже!

      — Ты ошибаешься на мой счёт — я не настолько всемогущий. Преисподняя такой была всегда, даже тогда, когда меня вообще ещё не было. Но только здесь я могу быть сам собой и отдыхать от приставучих демонов и мертвецов, которым всегда от меня что-то надо. Люди молятся Гарону, когда они живы, а мертвецы и демоны адресуют свои мольбы мне, будто я что-то могу изменить в их судьбах. Но мне и этого не дано! Я могу только уничтожить их навсегда. Совсем навсегда… Чтобы они уже больше никогда не родились ни в мире людей, ни в мире духов.

      — Ты сам себе не противен? Ты ничего не можешь сделать, зато ты умеешь разрушать. Получается, что ты урод какой-то! Труд созидательный для тебя недоступен. Будь ты человеком, ты стал бы изгоем, никто и никогда не подал бы тебе руки, потому что уважаемы только те люди, кто трудится, работает, создаёт что-то.

      — Да, ты права. Но у меня нет чувств, у меня холодное сердце, и я не человек, я Эж Аду, и моя миссия иная — убирать, точнее уничтожать мусор за людьми, демонами и богами. И никто другой с этим делом не справляется.

      — Ты ещё скажи, что ты весь такой из себя хороший и положительный!

      — Хороший… Плохой… Я это я и всё, давай на этом завершим дискуссию и отправимся в теплицу.

      — Ты же сказал, что у тебя оранжерея? Кстати, если ты ничего не можешь создать, то кто построил теплицу?

      — Её построил Зложик, точнее, мастера, которых он сюда притаскивал, а потом утаскивал, — улыбнулся Эж Аду, и от этой улыбки Ирис стало так не по себе, что она прикусила язык и молча последовала за хозяином дома и нижних миров.

      Теплица или оранжерея, как ни назови, была сказочно хороша. Высокие хрустальные своды пропускали весь свет, который был на улице. Просторное помещение отапливалось сразу четырьмя печами, где горели какие-то камни, а дым выходил через трубы и бесследно развеивался на улице. Вход был посредине длинной стороны, и от него вела прямая дорожка к противоположной стенке стеклянного домика. Эта дорожка была накрест пересечена другой дорожкой, которая в результате делила всю землю на четыре больших клумбы.

      На противоположной от входа стенке был устроен симпатичный шкаф для садовых принадлежностей, где было абсолютно всё, что нужно для выращивания и ухода за цветами. Ирис залюбовалась инструментами и совсем отвлеклась от того, где она находится. Она уже строила планы, как и что нужно будет сделать, чтобы возник такой пламенный цветок, какой хотел увидеть Эж. Ой! Она его уже называет по имени в своих мыслях… Странный он какой-то этот Самый Главный Демон, хозяин Преисподней.

      — Я всё увидела, — Ирис оторвалась от разглядывания инвентаря за прозрачными дверцами, — но я всё равно не стану ничего делать для тебя.

      — Почему? — Эж не злился, ему не знакомо было и это чувство.

      — Потому что ты меня украл! Ты меня не спросил изначально, соглашусь ли я на такую работу! Так не честно! Люди так не поступают!

      — Я не человек, Ирис. Я Разрушитель. Я Нораг Аду.

      — И что из того? Я не стану делать для тебя цветок! Всё! Я устала, отведи меня домой!

      — Сейчас мы пойдём пить чай, потом я тебе покажу твои комнаты и твои вещи. Ты отдохнёшь. Уже почти ночь, тебе надо выспаться. А завтра ты примешь решение. Договорились?

      — Хорошо. Я и вправду хочу выпить чаю, — сдалась фея.

      В доме было несколько прохладнее, чем в оранжерее, и Ирис даже поёжилась, что не укрылось от внимательных глаз хозяина.

      — Тебе и самой прохладно здесь, Ирис…

      Его слова фея оставила без ответа, но тон, которым Эж это сказал, удивил, будто бы к её сердцу внезапно прикоснулись тёплыми руками, нежно и ласково.

      Чай был из настоящего самовара. Кто и когда его успел согреть, осталось загадкой. На круглом столе теснились вазочки с вареньем из вполне земных фруктов и ягод, конфетами, печеньем. В широких фарфоровых кружках душистый чай из кипятка быстро становился приятно горячим, и Ирис вскоре согрелась. Её даже потянуло в сон, в чём она и призналась Эжу.

      Хозяин дома проводил фею в её спальню, по пути показав и гостиную, и рабочий кабинет, и даже библиотеку. Интересно, где все эти комнаты помещаются в таком крошечном с виду домишке? Ирис подумала об этом перед тем, как сон окончательно накрыл её своей мягкой ладонью.

      Тёплый ветерок проник через открытую форточку и, неспешно прогуливаясь по спальне, решил поиграть смоляными кудрями Артафера. Спящий шаман улыбался, и ветерок стал щекотать его ресницы, затем шалунья Эори поцеловала его прямо в губы — богине ветра и воздуха ещё и не такое дозволено. Фер открыл глаза и пошарил рукой рядом с собой, но в постели он был один, место Ирис пустовало.

      Приняв душ и одевшись в свой любимый облегающий костюм из чёрной кожи, Артафер вышел на веранду — излюбленное место чаепития феи и велисты, но и там не обнаружил свою любимую Ирис. В сад он шёл в полной уверенности, что найдёт её там. Он нашёл лопату, воткнутую в землю, лежащую на боку тачку с рассыпавшейся оттуда землёй и стоящие сиротливо в сторонке горшки с рассадой новых розовых кустов. Но феи нигде не было.

      — Ирис! — тихонько позвал шаман и, не получив ответа, закричал уже во весь голос, — И-и-и-ри-и-ис! Ты где? Я проснулся! Я голоден! Ирис, конфетка моя!!!

      Но никто не ответил ему, в саду он был один, а пчёлы, которые деловито жужжали вокруг цветов, не умели говорить на человеческом языке, да и беспокойства шамана они не разделяли. Вокруг всё так же чирикали воробьи, свиристела какая-то пичуга, синь-синькали синички, залихватски перебегала дорожку трясогузка, но от феи цветов не осталось ни следа.

      Не найдя Ирис ни дома, ни в саду, Артафер устроил себе торопливый завтрак из того, что нашёл на кухне, и помчался во всю прыть приехавшей на его зов повозки к дому на набережной Алых Зорь. Дом велисты встретил шамана, радостно распахнув перед ним входную дверь.

      Дом скучал — велисты давно уже не было в Бертерре. Какие-то дела держали Иниру в её мире и не отпускали сюда, а одинокий Моленар был не самым весёлым жильцом. Хотя дом не жаловался, ему нравилось наблюдать, как маг ведёт приём клиентов, нравилось вдыхать ароматные курения от сжигаемых в специальной плошке трав и трубочного табака, который курил маг, слушать истории разных людей. Но дом скучал без велисты, его создательницы и хозяйки всего этого мира.

      Артафер стремительно, почти бегом вошёл в кабинет Моленара.

      — Привет, Лэн! А где Инира?

      — Привет. Она уже целый круг Большой Луны не радовала Бертерру своим присутствием. Как ушла после ужина, сказав, что на минуточку, так вот до сих пор и не появлялась. Я тихо схожу с ума, но сделать не могу ничего — вход в её мир для нас закрыт. Она абсолютно не доступна.

      — А Ирис к тебе не заходила?

      — Нет, а должна была? В смысле, она собиралась ко мне?

      — Нет, она собиралась пересаживать розы, но розы так и торчат в горшках, а её нигде нет. Она не могла бросить свои цветы на произвол судьбы, просто воткнув лопату в землю! А её нет ни в саду, ни в доме, ни у тебя…

      — Может быть, ей потребовалось какое-то особое удобрение, и она поехала на рынок, а тебя не хотела будить? — предположил тоже уже встревоженный маг.

      — Нет, всё необходимое у неё было, мы заранее вместе всем запаслись.

      — Странно. Не похоже на Ирис. Совсем не похоже.

      — Лэн! Ты должен её отыскать!

      — Я? А ты сам?

      — Я сейчас не в состоянии ничего сделать, да и вообще искать самых близких людей труднее всего и больше всего ошибок именно при поиске любимых. В тот раз мне помогал Эхонахр*, а теперь…
_____________
*Эхонахр — демон нижнего мира, чёрный огромный пёс с пушистым хвостом. Впервые упоминается в рассказе «Цветочная улица».
_____________

      — Я понял, не продолжай. Сейчас раскинем карты, вытащим руны, ты только успокойся. Мы вместе найдём нашу фею цветов.

      — Мою. Мою фею цветов. Мою Ирис!

      — Твою. Хорошо. Только сядь и успокойся, не сотрясай эфир, а то гонишь искажения своими трепыханиями.

      Артафер и вправду уселся в клиентское кресло напротив стола Моленара, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

      — Я же просил расслабиться, а ты закрыл все каналы информации. Откуда, скажи мне на милость, черпать сведения?

      Шаман расплёл свои конечности и съехал в кресле вниз так, что голова теперь лежала на спинке. Но он постарался расслабиться, что облегчило магу его работу. Моленар взял в руки свечу ярко алого цвета и поджог фитиль. Она загорелась почти без копоти, ярко осветив свой участок стола. Поочерёдно неспешными движениями, явно входя в трансовое состояние, маг точно так же зажёг синюю и желтую свечи, расставив их треугольником. Красная свеча была направлена на Артафера, с нетерпением ожидающего новостей.

      Карты для гадания Моленар достал из резной шкатулки, перетасовал и протянул шаману.

      — Сдвинь часть колоды.

      — К себе или от себя?

      — Всё равно, только держи в себе образ Ирис.

      — Она всегда во мне, я так и живу теперь с феей в сердце, — грустно признался Артафер и сдвинул часть карт.

      Маг переложил сдвинутое вниз и стал вытягивать карты по одной, кладя их рубашками вверх в какой-то замысловатый расклад. Шаман смотрел, не отрываясь, словно решалась его судьба. Закончив вытягивать карты, Моленар тряхнул головой, освобождаясь от глубокого транса, но сохранив определённую включённость в структуры тонкого мира, и стал открывать выбранные вслепую карты.

      — Смотри, как интересно! Первая карта — Лут!

      — Что? — с ужасом подскочил Артафер.

      — Смерть. Но следующей идёт Виора.

      — Ей по судьбе предстояло умереть? — ужас стал сменяться горем, так явно проступившем в выражении лица друга, что маг даже прикусил губу.

      — Ну, смерть — это всего лишь завершение или прекращение какого-то дела. Ты говоришь, Ирис побросала свои лейки и совочки, не закончив дела. Очень похоже на проявление именно карты Лута — внезапное прекращение садовых раскопок.

      — Ты меня успокаиваешь! Она мертва! Моей Ирис больше нет!

      — Подожди, я ещё не открыл все карты и не увидел весь расклад целиком! Сядь и успокойся. Пожалуйста. Твои выплески эмоций меня сбивают, и я могу ошибиться.

      — Прости. Я так переживаю…

      — Проехали. Дальше… Бер, то есть сила, Повозка — перемещение, Аниор с его подлунным морем, где всё эфемерно и зыбко и… Зур Азсах? А Дьявол Треклятый тут при чём?

      — Ну, первым же был Лут, а тут Треклятый вылез. Значит, мертва Ирис и Дьявол её уволок на колеснице в свой мир.

      — Нет, мир ЗураАзсаха — теперь цветущий и благоухающий рай по имени Флора*, а тут именно холодный мир, противоположный миру солнечному. Слушай! А не в нижних ли мирах наша фея?
_____________
*Зур Азсах, Треклятый Дьявол — властитель иного мира, Флоры, который раньше назывался Фэлур. История этого мира описывается в одноимённом рассказе «Фэлур».
_____________

      — Я же говорю — умерла.

      — Вот заладил… А может быть, она села в какую-то исключительно мощную повозку и отправилась к Треклятому в гости? В его подлунный мир, то есть в нижние миры.

      — Кстати, никакого Треклятого Дьявола в нижних мирах нет вовсе. Зур улетел и всё, он у себя на Флоре, в этом ты прав. Но в нижних мирах есть свой хозяин, я не знаю его имени, но направление ты указал верное. Если её нет на земле, то надо искать там, в нижних мирах.

      — Не спеши, я не все карты ещё раскрыл, — и маг стал переворачивать оставшиеся карты. — Ха! Дальше ещё любопытнее! Смотри, Шаман и Маг идут за своей Звездой, и Звезда лежит на Колесе, а Колесо вращает Виора! Значит, сама судьба благоволит нам с тобой!

      — Не хватает ещё тебе углубиться в нижние миры! Ты умеешь ходить только на небеса.

      — Всему можно научиться и всё бывает когда-то впервые, — философски заметил Моленар. — А вот почему перед Таги-Тагайей, то есть миром Бертерры, вылезла карта Весы, которые судят всех беспристрастным судом… Ну, наверное, это будут какие-то испытания.

      — Ясно. Теперь кинь карты на саму Ирис.

      — Сейчас. Ты снова спешишь, — сказал маг, собирая колоду и вновь перемешивая её.

      Отыскав в колоде карту Феи, которая обозначала не просто фею цветов, а всеобщую заботу обо всём на свете, Моленар положил её в центре стола, а сверху и снизу стал класть закрытые карты по нескольку штук. Когда расклад был закончен, маг опять тряхнул своей рыжей шевелюрой и начал открывать выпавшие карты.

      — Ксейр, наш информированный обо всём отшельник, Смерч Эори — разрушение всего сущего, снова Лут и Треклятый Дьявол. Это всё в настоящем, а теперь глянем, что будет.

      — Погоди, а что означают эти карты, которые в настоящем? Я что-то не уловил смысла.

      — Рядом с нашей Ирис сейчас присутствует кто-то, кто всё разрушает на своём пути, при этом делает это со знанием дела, владея полной информацией, видимо, разрушает по праву или по чьему-то заданию.

      — А… Понятно, — Артафер не очень понял, но решил больше не встревать с вопросами.

      — Будет… Гарон? И Солнце! И снова Весы и Таги-Тагайя. Суд и благополучное завершение дела. Не понимаю, как может Гарон появиться рядом с этим разрушителем…

      — Пойду и увижу, чего гадать-то!

      — Пойдём и увидим вместе.

      — Не надо тебе туда соваться, Лэн. Я серьёзно.

      — Фер, я тоже не шучу. Я пойду с тобой. Я решил, карты выпали, спорить с Виорой-судьбой у меня нет никакого желания.

      — А у меня нет желания потерять тебя в нижних мирах! Ты там не был! Ты просто не знаешь, куда собираешься сунуться!

      — А ты был, и ты меня подстрахуешь.

      — Нет! Ты останешься тут!

      — Ладно. Замнём этот вопрос, — Моленар решил, что он, во что бы то ни стало, обязательно пойдёт на поиски Ирис в нижние миры, а в сопровождении шамана или нет, это уже как получится. — Теперь вытащу-ка я руны.

      — А… Давай, — согласился Артафер, — дело полезное.

      Моленар собрал карты и отложил колоду в сторону. Взяв в руки бархатный расшитый золотым узором мешочек, маг потряс его, перемешивая руны, и засунул в его горловину свои изящные пальцы, чтобы вытащить первую руну.

      — На вопрос, где Ирис, дайте ответ! — и Моленар выудил небольшой плоский камень с начертанным на нём знаком. — Дагаз. То есть, Ирис нигде нет, и одновременно это означает, что она скрыта очень плотной завесой.

      — Ну, ясно, что она может быть только в нижних мирах.

      — А почему ты решил, что она вообще на Бертерре? Почему не рассматриваешь вариант, что она ушла в свой мир вслед за Инирой?

      — Ирис никогда бы не бросила свои цветы, если бы собиралась покинуть Бертерру хоть на несколько дней.

      — Наверное, ты прав. Итак, — Моленар снова сунул руку в мешочек, — дайте мне ответ, что окружает Ирис? — и вытянул следующий камешек. — Иса? Лёд… Может быть, она на полюсе?

      — А что там ей делать? И что там же делают Треклятый и Гарон?

      — Нда… Хорошо, — и маг выудил ещё камень. — Наутиз, нужда. Так она не по своей воле, её принудили или похитили! Вот почему там, в саду, остался такой беспорядок.

      — Хорошо. Ирис вынуждена находиться в какой-то ледяной пустыне, она скрыта от наших глаз, её туда притащил какой-то похититель. А зачем она там?

      — Сейчас… Вот. Кано, Кеназ. Огненный факел, который может осветить и согреть, открыть новое, создать. Ей надо что-то создать, осветить или согреть. Ну, конечно, она же в ледяном плену, и ей теперь надо в прямом смысле этот лёд растопить. А это дело огня, то есть моё дело, я же огненный маг.

      — Ты огненный дурак, Лэн! Я прошу тебя, не вздумай соваться в нижние миры! Я привычный к ним, но и мне там очень неуютно, а я спускался всего-то на пару уровней.

      — Ладно. Мне всё ясно — Ирис надо искать в том нижнем мире, где всегда холодно, и куда не так-то просто попасть. И ещё там нас ждёт Великий Разрушитель. Лично я его совсем не боюсь. А ты, Фер?

      — А я вообще никого и ничего не боюсь!

      — Тогда нам вместе никто не страшен! — то ли курительная смесь, которой в очередной раз затянулся маг, оказалась сильно забористой, то ли что-то пошло не так, но Моленара вдруг прорвало на такой демонический хохот, что вставший было Артафер плюхнулся обратно и вжался в кресло. — Ха-ха-ха! Ух-ха-ха-ха! Никого не боимся! Ах-ха-ха-ха-ха! А кого нам бояться?! Ха-ха-хаааа! Уууууй! Ха-ха-хаааа!

      Шлёп!

      Затрещина по щеке прозвучала, как выстрел, и Моленар замолк так же внезапно, как и рассмеялся.

      — Что это было? — ошалелый маг ещё не пришёл в себя.

      — Я не знаю, но это определённо не твой смех. Даже тембр голоса был чужим.

      — А… Это, наверное, тот, который там внизу развлекается. Ну, что же… Нам противостоит мощный противник, но и мы сами могущественные колдуны и волшебники.

      — Не ходи. Останься тут. Я тебя очень прошу, Лэн. Меня не простит Инира, если по моей вине с тобой что-то случится.

      — Тебя только гнев велисты беспокоит? — выражение лица мага стало яростно злобным. — А как же судьба твоей Ирис?

      — Я справлюсь.

      — И вся слава достанется тебе одному?

      — А ты славу победителя и освободителя хочешь что ли?

      — Ну… — Моленар замялся, и его лицо из бледного стало ярко-розовым от смущения. — Я думал…

      — Ясно, — улыбнулся шаман, — мальчишка ты, вот ты кто! Дуралей и шалопай! В нижних мирах счастье, если жив остался, если вышел оттуда с неповреждённым рассудком, если удалось сделать задуманное, что вообще сверхсчастье, такие они эти нижние миры. В нижних мирах… Там… Там всё иначе, чем здесь, и в то же время так похоже, что сначала теряешься, а потом накрывает страх, что уже никогда не увидишь свет дня, солнца, лун… В нижних мирах…

      — Знаешь, я боюсь только одного в жизни. Я боюсь остаться без своей магии, без силы. Я просто очень привык многие вопросы решать магическим путём. А больше у меня вообще нет никаких страхов. Тем более я не боюсь смерти.

      — А я боюсь только самого-самого страшного демона Преисподней… Но я не знаю, как он выглядит, как его узнать. Я боюсь его не узнать и поэтому не одолеть его. Только он может меня уничтожить. Но смерти я тоже не боюсь.

      — Какие мы с тобой молодцы, Фер! — и Моленар встал из-за стола, показывая, что вопрос решённый, и они должны идти вместе.

      — Я пошёл собираться.

      — Ты зайдёшь ещё перед путешествием?

      — Конечно, я зайду за тобой, Лэн! — браво соврал Артафер.


Часть 2

      Когда дверь за Артафером закрылась, Моленар вернулся в свой кабинет, где в последнее время находился почти постоянно. Дел по дому без велисты было мало и с ними вполне вправлялись помощники, магу оставалось только заниматься своими делами. Он уселся в кресло за рабочим столом и задумался. То, что выпало при гадании, явно указывало на непонятное место где-то в нижних мирах. Но там по сведениям из легенд должно быть жарко. Там же должно быть пекло! Недаром же, проклиная, желали врагу провалиться в пекло. А руны показали лёд и холод.

      Моленар набил свою трубку свежим табаком и раскурил. Дым щекотал горло и согревал душу. Маг сосредоточился на своих ощущениях и постепенно вошёл в транс, уронив потухшую трубку на пол.

      Мир вокруг мага был светлым и нежным, розовато-бледные и перламутровые оттенки сияли, но это сияние не обжигало глаза, а отзывалось в душе радостью и каким-то по-детски непосредственным восторгом. Это было место, которое называют в народе Небеса — там, где нет бесов, служителей тьмы.

      Первое небо было голубым, его все видели с земли, если удосуживались посмотреть в зенит или просто оторвать глаза от земли. На Первом небе плыли облака и кучковались тучи, чтобы пролить себя дождём и напоить влагой растения, животных и людей, наполнить ручьи и реки, ублажить моря и океаны. Здесь не было ничего такого, ради чего стоило бы лезть вверх. Ну, разве что покататься на пушистом белоснежном облаке или понежиться на воздушных потоках. По Первому небу летали птицы и самолёты. Магии хватало и там, но были небеса и выше.

      Второе небо было заполнено садами и парками, здесь всюду были радуги, гуляли люди и животные, разговаривали друг с другом, смеялись и вспоминали свои прежние жизни, плакали и каялись в содеянном, если оно было не правильным, или в несодеянном, если от этого недеяния кто-то пострадал. Здесь, на Втором небе, было сразу видно, кто и как прожил свою жизнь. Если человек стремился к свету, то и вокруг него сияло прозрачное золотистое облако света, а если человек страдал от жадности и злобы, то его окружало буро-коричневое зарево.

      Что-то подобное происходило и с животными. Например, миролюбивый котяра становился на Втором небе красивым и благообразным, а шкодливое и подлое существо кошачьей породы напоминало старую драную и траченную молью меховую шапку ушанку, чтобы никто не хотел его потрогать и приласкать. Здесь пели птицы, стрекотали кузнечики и сверчки, порхали бабочки и жужжали пчёлы.

      Одним словом, на Втором небе и был тот самый рай, про который рассказывают бабушки внукам, когда хотят похвалить их за послушание или успокоить, если любимый питомец ушёл на радугу, то есть умер.

      Третье небо отличалось от Второго отсутствием любых животных и растений, не было на Третьем небе и насекомых. Здесь люди имели любое тело, какое им хотелось, могли менять себя, как им заблагорассудится. Вот и получалось, что, общаясь друг с другом, одни раздувались от важности, чтобы посмотреть, кто из них первым лопнет, а другие извивались верёвками, когда друг из друга, как говорят, вьют верёвки. Были и те, кто срастались своими телами в единое целое, оставляя только две головы или два лица, были люди, летающие с крыльями и без, были ползучие змееподобные тела. Ничто не означало ничего, и всё это вместе означало лишь развлечение и новый необычный и невозможный в твёрдой реальности опыт. Интересно же, как чувствует себя дракон, когда он пыхает пламенем. Не обжигает ли он себе при этом губы и язык?

      Четвёртое небо было малонаселённым. Людей или уже не очень людей, потому что способность преобразовывать своё тело никуда не девалась, занимали слова. Нет, не так — Слова. Именно с заглавной буквы и с уважением. Потому что Слова — это магия и история, и закодированное знание, Причина и Следствие жизни, и сама жизнь. Здесь люди занимались с мыслями. Мысли приходили к людям и просили подумать их. Мыслям всегда очень приятно, когда их думают, их питает при этом сила человеческого внимания. Мысли превращались в слова, слова перетекали в образы, образы клубились, образуя мысли. А люди наблюдали, думали и этим развлекали себя столько, сколько им хотелось перед тем, как перейти на Пятое небо.

      На Пятом небе было раздолье для всех желающих попробовать какое-нибудь новое для себя занятие или дело. Те, кто никогда не пел и не сочинял музыку, вдруг начинали петь и придумывать мелодии. Кто смотрел на искусство художника как на чудо, брали в руки кисточки и краски, чтобы нарисовать и раскрасить, например, какой-нибудь новый цветок, которого никогда ещё не было, или бабочку, или предрассветную тучку. Другие строчили из тканей немыслимых видов одеяния и сами же их примеряли, третьи собирали новые повозки на магической тяге. Всех занятий и не перечесть, столько много всего умели люди, по стольким новым для себя направлениям получали знания, чтобы применить их в следующей жизни.

      Шестое небо — это место, где Виора сочиняет новую судьбу для будущего человека. Люди, будем называть точнее, их души, потому что на небесах нет плотных физических тел, и даже Моленару не удавалось до сих пор попасть сюда в своём плотном теле… Так вот, люди приходили к богине судьбы со своими пожеланиями и необходимостями, а Виора, исходя из этих пожеланий и предпочтений, ткала полотно следующей жизни для этой души, вплетая в него, кто будет отец и мать, когда и под какими созвездиями родиться, когда и на ком жениться, и как жить от рождения и до самой смерти.

      Так определялись основные вехи следующей жизни, которые душа хотела обязательно иметь на своём пути, которые никак не возможно было бы обойти стороной. А в остальном у будущего человека была свобода выбора и на земле. Только вот о главном выборе, выборе своей судьбы, человек, родившись, сразу же забывал. Иначе жить не интересно! Ну, какой интерес, когда с самого начала знаешь, как всё сложится и повернётся, и кто, в конце концов, окажется главным злодеем этой пьесы по имени Жизнь.

      На самом верху было Седьмое небо. Это было место, где души ждали своего рождения в новую жизнь, поэтому здесь Моленар увидел среди переливов белого перламутра души детей. Они уже приобрели вид новорожденных младенцев, только с крылышками, невинные и очаровательные, как все дети в мире. Их весёлые голоса, полные радости от будущей встречи с родителями, братьями и сёстрами, звенели лучше любых мелодий. Дети ждали своего рождения и следили, чтобы родители вовремя встретились, чтобы их тело правильно развивалось, согласно заложенному Виорой плану. Те детки, кому уже было пора рождаться, просто прыгали вниз, резво махая своими крохотными крылышками из прозрачного света.

      Где-то среди этой красоты обретался Гарон Трисвятый. Его-то и искал Моленар, забравшись так высоко. Маг шёл мимо играющих в жемчужины детей, пока внезапно не увидел почти перед собой Гарона в белых одеждах. Здесь расстояния менялись согласно пожеланиям присутствующих, и появление Гарона перед магом означало лишь одно — глава пантеона хотел встретиться с магом.

      — Здоровья тебе, Моленар, — голос верховного божества Бертерры был мягок и приятен. — Ты хочешь убедиться, что здесь нет феи Ирис?

      — Да, Трисвятый, — Моленар уже общался с Гароном, и только поэтому сумел удержать себя в руках и не заплакать от всепоглощающей радости и исходящей от пресветлого благодати. — Да, гадание сказало, что она в нижних мирах, но я не поверил картам и рунам.

      — А зачем же ты тогда раскладывал своё гадание?

      — Так просил друг. Ты его знаешь, это шаман Артафер. Он любит фею цветов и очень переживает из-за её исчезновения, такого внезапного, что мы не знаем, что и думать.

      — Ты честен. Это похвально. Но карты легли верно и указали шаману правильный путь. Пусть ищет свою фею в нижних мирах.

      — Я пойду с ним!

      — Ты уже не пошёл с ним.

      — Как? Он же обещал зайти за мной!

      — Ты так решил сам, но шаман тебя просил остаться на земле, просил несколько раз, уговаривал, умолял, протестовал против твоего путешествия по нижним уровням, сетовал на твою несговорчивость и упрямство… Только всё без толку. Одно ему удалось — он не взял тебя вместе с собой, чтобы решение о путешествии вниз было лишь твоим собственным.

      — Он обманул меня?

      — Да, обманул, и правильно сделал.

      — Я там погибну?

      — Нет, но ты изменишься.
 — Я больше не смогу бывать у тебя здесь?

      — Не в этом дело…

      — Ты не скажешь?

      — Нет. Это только твой выбор. У меня нет права влиять на тебя и склонять к какому-либо решению.

      — Ну, раз я не погибну, то я пошёл, — и Моленар развернулся на месте и стал спускаться по небесам, как по ступеням.

      — Помни, что ты сам выбираешь то, что тебе по силам… — голос Гарона прозвучал в голове мага, когда самого Трисвятого уже видно не было.

      Очнулся Моленар в той же позе, как и сидел, только трубка его совсем остыла на полу. Сколько времени он пробыл в трансе, пока путешествовал по небесам, он не знал, да это и не имело значения, ведь время здесь, на Бертерре, можно было поворачивать, как угодно. Маг принял решение, что он вернулся в тот момент, когда за Артафером только что закрылась дверь кабинета, закрыл глаза и сосчитал до восьми, а открыв их, оказался как раз в нужном моменте. После чего встал, проверил на шее охранный амулет со слезами единорога и вышел в коридор. Маг решил, что отправляться в нижний мир следует в том месте, где кто-то уже туда провалился. А это значит, что надо поскорее попасть в сад Ирис на Цветочную улицу. Не медля больше ни мгновения, Моленар вышел на улицу, где его уже ждала резвая самоходная повозка.

      Сад феи цветов был пуст и растерян. Его бросили? На произвол судьбы? В одиночестве? А как же он будет сам справляться с вредителями? А как ему прокормить все эти цветы без помощи феи? Сад очень скучал по своей доброй хозяйке, и цветы склоняли нежные головки, провожая идущего по тропинке вглубь сада мага.

      Вот и розовые кусты, и уже подсохшее грязное пятно, о котором говорил шаман, вот разбросанные садовые инструменты. Значит, это было здесь. Моленар встал в центр грязного пятна, закрыл глаза и сосредоточился. Ему надлежало попасть в нижний мир в своём физическом теле, иначе он мог погибнуть, потому что бестелесная душа имела все шансы застрять в нижних мирах и никогда уже не воссоединиться с покинутым ею телом.

      Перед глазами проплывали горные породы, слои и пещеры, открывались невероятной красоты подземные озёра, то там, то тут сверкали разноцветные кристаллы — Таги-Тагайя, богиня земной стихии, пропускала и провожала мага в нижний мир. Моленар старался отследить все ощущения. Вот его грудь сдавило тяжестью, вот отпустило, когда показалось пространство пещеры, вот ему стало щекотно, когда он проходил сквозь рассыпчатый песок, вот его кожу словно ободрали — тот же песок, но спрессованный в камень. Ему было интересно, но вдруг всё закончилось.

      Моленар открыл глаза и увидел, что вокруг него какое-то мрачное место, а перед ним стоит огромное, в два человеческих роста, зеркало в старинной громоздкой раме. Моленар всмотрелся в своё отражение, оно было нечётким, размытым и туманным. В мыслях и в душе вдруг всплыли бывшие прегрешения, от которых его освободила велиста. Зеркало приобрло чёткость отражения, и маг увидел, как эти грехи повисли у него на шее в виде тяжёлых гирь.

      Он попытался снять гири, освободиться, но ему не хватило на это сил. Он чувствовал, как через эти гири нижние миры пробираются в сознание, заползают жгущимися змеями и сплетаются в клубок где-то на сердце, проникают в потаённые уголки души мага и выискивают самый страшный страх — потерять все свои способности, стать обычным человеком, лишённым магии.

      От тёмной земли поднимаются непонятные испарения, дышать тяжело, а надо ведь ещё куда-то идти. Направления маг не ведал, и спросить было не у кого, он был один. Тогда Моленар попробовал осмотреть открывшуюся ему картину магическим зрением. Именно попробовал, потому что ему это не удалось. Нижний мир не хотел изменяться и открывать магу свои секреты, магическое зрение так и не сработало.

      Тогда Моленар попробовал применить в качестве подсказки специальное заклятие для поиска пути, но произнесённая формула попросту не прозвучала. Удивлённый и уже напуганный своими неудачами маг достал из кармана зеркальце, которое показывало ответы на вопросы, но поверхность его отразила только растерянное лицо самого Моленара и никак не обозначила даже намёка на ответ.

      Ужас, накативший на Моленара, был осязаем. Этот ужас расплющил его, раскатал в лепёшку, затем собрал в небольшую кучку, но только чтобы удобнее было растереть в порошок, ужас рвал мага на части и сшивал их обратно грубой ниткой, вдетой в ржавую иглу, этот ужас растворял его кислотой и тут же восстанавливал, чтобы сжечь теперь щёлочью, а потом восстановить снова… Этот ужас трепал мага и вил из него верёвки, заплетал его в косички и завязывал их узлом, чтобы потом разрезать огромными ножницами на мелкие фрагменты, а потом снова из этого мусора воссоздать тело мага и его душу.

      Этот ужас… И вдруг Моленар устал бояться.

      Он стоял на негнущихся одеревеневших от напряжения ногах и слегка покачивался. Картина вокруг никак не изменилась, изменился он сам, как и предупреждал Гарон. Моленар потерял свои магические способности и стал обыкновенным человеком. Реальностью стал его самый лютый кошмар. Но, несмотря на слабость и необходимость приспосабливаться к новым способностям, то есть к отсутствию старых, Моленар был определённо жив и здоров.

      Он попробовал сделать шаг, и это получилось, шагнул ещё раз, и снова успех. Дальше маг, то есть, бывший маг шагал уже более смело. Да и надо же было идти спасать Ирис, и он пошёл прямо, куда смотрели его глаза, потому что со всех сторон было одинаково пустынно и безлюдно.

      Дороги не было, не было даже намёка на то, что по этой серой, словно выжженной земле хоть изредка кто-нибудь ходил. Но Моленар шёл вперёд, упрямо переставляя ноги. Ему казалось, что он не сдвинулся с места, потому что вокруг всё оставалось таким же, как было, но, оглядываясь назад, он отчётливо видел цепочку своих шагов, уходящую куда-то невидимую уже вдаль. Он шёл.

      Для Артафера первый уровень нижних миров выглядел иначе. Не было здесь никакой пустыни, здесь росли чахлые деревца с жухлыми листьями, клочками из серой почвы пробивалась вялая трава и какие-то невзрачные цветочки-былинки. Там и сям сновали бесплотные тени бывших людей, за которыми следили бесы-надзиратели с длинными кнутами, которыми изредка щёлкали в воздухе, чтобы людям была острастка.

      Люди здесь трудились на благо тьмы. Нужно было заготовить много мусора, чтобы затем его можно было раскидывать на улицах городов и поселений, развести и выкормить насекомых-вредителей, чтобы они портили посевы на полях, наплодить множество разных пауков, мышей и крыс, чтобы девчонкам в реальном мире был повод визжать от страха при внезапной встрече с этими малоприятными существами. В общем, работы был непочатый край, а бесы выдумывали всё новые и новые гадости.

      Шаман уселся на землю и так громко свистнул, что ближайший бес аж вздрогнул, хотя до этого момента не обращал никакого внимания на вновь провалившегося живого человека. Живые бесов не интересовали, живые им не подчинялись. Только могущественные демоны, высшая иерархия, могли общаться с живыми людьми, но для тех и других такое общение было весьма опасным занятием.

      На свист Артафера через несколько мгновений прибежал его верный пёс, демон Эхонахр.

      — Ты, чего тут расселся? — пёс слегка задохнулся из-за быстрого бега, и его чёрный язык свешивался слегка вбок из пасти, из-за чего речь была не очень внятной, но шаман разобрал слова.

      — Я пришёл сюда по делу, как ты понимаешь. Ирис пропала.

      — Что? Опять? — крупные блестящие чёрные глаза демона стали просто огромными от удивления. — И что на этот раз?

      — Её украли, утащили сюда и прячут, заперев где-то в неволе. Я не могу понять где, а поэтому мне нужна твоя помощь. Эхонахр, расспроси всех, кого сможешь, что они знают про появившуюся здесь недавно фею цветов.

      — Ну, ты загнул, друг! Про фею цветов тут не многие знают вообще, потому что на поверхность выходят не так часто. И здесь дел навалом, бесы еле справляются. Но я тебя понял, я разузнаю всё, что говорят, и прибегу к тебе. Ты будешь тут?

      — Я пока не знаю, куда мне двигаться, так что буду сидеть здесь и ждать тебя с новостями.

      — Жди, — удовлетворённо рыкнул пёс, уже на бегу.

      Артафер расстелил на земле свой плащ и достал из кармана куртки мешочек с гадальными косточками. Этого зверя, чьи кости так бережно хранил шаман, называли кабыха. Мелкий и юркий зверёк, нечто среднее между мышью и зайцем.

      Живут кабыхи в глубоких норах, но охотятся на поверхности по ночам. Зрение, нюх и слух у кабых развиты столь замечательно, что изловить кабыху для простого человека, да и для зверя, практически не реально. Из-за этого издревле повелось, что косточки кабыхи предсказывают судьбу и отвечают на вопросы ничуть не хуже разных там карт и рун. Дескать, кабыха и в виде косточек всё разнюхает, увидит и услышит, а потом расскажет тому, кто сумеет её понять.

      Шаман поймал свою кабыху с помощью магической ловушки, которую бедный зверёк не смог никак определить. Молодой Артафер эту кабыху сначала держал в клетке, но потом оказалось, что зверюшка вполне разумна и поддаётся дрессировке даже лучше крыс. И он приручил свою кабыху. Жил зверёк в просторной клетке, а вместо норы пользовался старым рукавом, оторванным от пальто из дублёной кожи. В этой норе кабыха спала или отдыхала при свете солнца.

      Косточки шаман собрал уже после смерти своей любимицы. Нет, он не плакал, он был благодарен кабыхе и за дружбу, и за косточки, а та и после смерти не раз помогала шаману в решении запутанных вопросов.

      Вот и теперь Артафер обратился с вопросом к своему зверьку. Гладкие тоненькие косточки легли веером, и одна из них легла сверху, а ещё одна снизу, под веером.

      — Я на первом уровне нижних миров, а Ирис в самом низу, — пробормотал Артафер, когда к нему прибежал, тяжело отдыхиваясь, Эхонахр.

      — Ар-та-фер, — выдохнул пёс, — она точно здесь, но никто не видел, где. Рассказывают про самый нижний уровень миров тьмы, про Преисподнюю. Туда только Эж Аду ходит, да его прихвостень, этот мерзкий слизняк Злогновред.

      — Эж Аду… Это кто? — Артафер удивлённо приподнял бровь.

      — А то ты не знаешь! Это наш самый главный, он тут всех строит и разгоняет, а сам такое мракобесие устраивает, что нашим бесам тошно становится.

      — Ты его не любишь?

      — Его никто не любит, его все боятся. Он, знаешь, какой страшный? От одного вида его у меня поджилки трясутся! А уж если рыкнет, то уши закладывает.

      — И как же он выглядит?

      — Огромный, в десять твоих ростов, а, может, и выше. Ног восемь, рук шестнадцать, глаза огромные, а рот зияет, как жерло вулкана. Вот только не лаву он изливает, только тьму. Как рыгнёт мглой, так эта мгла всё вокруг затмевает, ничего не видно, только нюх и слух помогают.

      — А зачем он так делает?

      — Как зачем? Чтобы боялись. Если нет страха, то как же всем этим хозяйством управлять прикажешь? У нас тут любой твой самый ужасный страх тут же и реализуется. Ты не знал этого разве?

      — Нет, — покачал головой шаман, — я не забирался далеко и не оставался надолго, поэтому со своим страхом не встретился.

      — А он у тебя есть? И у тебя?

      — Я боюсь не узнать самого страшного демона. Но теперь ничего не боюсь, ты же мне про него рассказал. Такого ни с чем не спутаешь. Пошли искать Ирис.

      — Погоди. Я слышал краем уха, что тут ещё один живой к нам забрёл.

      — Моленар?

      — А кому же ещё в голову придёт самому в пекло переть?

      — Почему в пекло? Тут вполне комфортная температура…

      — Пекло — это для умерших, а ты живой, вот и не чувствуешь. А им, бедолагам, ох как жарко.

      — А ты можешь разузнать про этого второго живого? Приведи его сюда, ладно?

      — Ох, и набегаюсь я сегодня… Ладно, всё равно ты без него только психовать будешь. Приведу, жди, — и снова убежал на поиски теперь уже горемычного мага.

      Проснулась Ирис, как ни странно, чудесно отдохнувшей, потянулась на мягкой постели. Вокруг неё была взбитая перина, и от этого делалось только теплее, не хотелось вылезать из-под одеяла. В комнате было свежо, через большое окно проходил яркий свет и заливал всю её спальню. Фее стало интересно, что же так ярко освещает это странное место, и она нашла в себе силы встать и подойти к окну, кутаясь в пушистое и тёплое одеяло. Босым ногам было прохладно, но шерстяной ковёр с очень длинным ворсом сразу же согрелся, как только Ирис остановилась и постояла буквально минуту.

      За окном, на сколько видел глаз, расстилалась снежная равнина, которую не нарушало ничего. Ни деревьев, ни гор, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Небо, да-да, здесь было именно небо, было голубым, седым, прозрачным и так же пустынным, как и земля. Свет лился со всех сторон и одновременно ниоткуда. Никакого источника света Ирис так и не увидела. Теней здесь тоже не было. То есть внутри дома она сама и вещи, её окружающие, исправно отбрасывали тени, но на улице даже те легкие неровности, которые наметала метель из снега, были одинаково освещены со всех сторон.

      Ирис решила, что надо посмотреть в окно с противоположной стороны, вероятно, светило именно там. Она скинула одеяло и проследовала в небольшую ванную комнату, где было почему-то тепло и комфортно. Приняв душ и как следует растеревшись полотенцем, она оделась в свои вещи, добавив только тёплую обувь и объёмистую шерстяную шаль, в которую закуталась, чтобы не подхватить простуду. Не хватало ещё простыть!

      В коридоре было пусто. Идти было страшновато. И Ирис постаралась ступать бесшумно, благо пол был застелен ковровой дорожкой, гасившей звуки её шагов. Перед дверью, ведущей в комнату с явно смотрящими в интересную фее сторону окнами, она встала и задумалась. А что если там спальня этого странного Эжа? А она вот так вломится и поставит себя в неоднозначное, да что там, как раз в самое однозначное положение. Значит, надо не окно искать, а выйти на улицу и обойти вокруг дома, чтобы определить, что же тут светит таким холодным белым светом.

      В невозможность сбежать из Преисподней Ирис поверила сразу, помня, как они с демоном добирались к дому Эжа Аду. Поэтому она хотела именно прогуляться вокруг домика, а заодно уж и посмотреть на оранжерею со стороны, потому что изнутри, чего уж греха таить, фее понравилось в ней абсолютно всё.

      Вернувшись в свою комнату, Ирис обнаружила обширный шкаф с разной одеждой. Выбрала она шубейку из тёплого меха неведомого ей животного, напоминающего по внешнему виду мех земного песца. О такой шубе Ирис мечтала в своём мире, но там и песцов было жалко, потому что симпатичные зверушки были совсем не большими, и на шубу требовалось загубить десяток другой звериных душ, и потому что слишком уж дорогой по деньгам оказывалась такая шубейка. В земном мире никто денег не отменял, и Ирис прекрасно помнила об этом, наслаждаясь обновкой.

      Она обошла весь дом по кругу дважды, удивляясь тому факту, что снаружи дом был таким крохотным. Как в нём помещалось столько комнат и коридоров? Где располагались верхние этажи? И где, наконец, была сама теплица? Не обнаружив стеклянного купола нигде рядом с домом, Ирис в недоумении уже возвращалась к крыльцу, когда буквально чуть не наткнулась на хозяина Преисподней. Эж Аду вышел посмотреть, куда пойдёт его гостья-пленница.

      — Ой!

      — Ах, извини меня, Ирис, я не хотел тебя напугать, — Эж сегодня был сама обходительность и доброжелательность, его слова обволокли фею и она успокоилась. — Я хотел только подсказать тебе, если у тебя возникли какие-нибудь вопросы. Например, рассказать о том, где спрятана оранжерея.

      — Да… Где она? — Ирис ещё не до конца пришла в себя, но ей вдруг стало очень приятно присутствие этого непонятного блондина, одетого, кстати, в свою обычную домашнюю одежду и даже не морщившегося от весьма холодного ветра. — Я её так и не нашла. И ещё… Откуда льётся свет, который всё тут освещает? Здесь нет ни солнца, ни лун…

      — Свет здесь из другого мира, поэтому источник не виден, но сам свет проникает легко и в достаточном количестве. А оранжерея спрятана в пространстве, так теплее и удобней. Я могу развернуть его, чтобы ты увидела её отсюда своими глазами.

      — Пожалуйста, сделай это! Мне интересно, как она выглядит с улицы.

      — Хорошо, смотри! — и Эж элегантным жестом взял Ирис под локоток, чтобы повести в нужном направлении.

      Там, куда они пришли, была такая же, как и везде стена, разделённая по вертикали торцами бревен на неравные две части, два окна слева, одно окошко справа.

      — Смотри внимательно, Ирис!

      Эж провёл руками рядом с этими торцами брёвен, и дом словно бы распался на две части, раздвинулся или распахнулся, и перед изумлённой феей открылся вид на очень аккуратную стеклянную стену и купол прозрачной крыши оранжереи.

      — Ух, ты-ы-ы! Какая красота! Какая она замечательная! Маленькая, как и весь домик, но изнутри вполне нормальных размеров, даже просторная, по моему мнению, — восторг Ирис был искренним и очень порадовал хозяина Преисподней.

      — Ты ещё не решила, когда приступишь к сотворению, и что тебе может понадобиться для этого? Я обещаю принести всё, что ты потребуешь, для изготовления моего цветка.

      — Ну, ты какой! Нет, я не решила… Нет, я решила же ничего для тебя не делать! Ты меня в неволе тут держишь, а я тебе буду цветы делать? Ну, уж нет! — ей очень хотелось уже самой заняться творчеством, особенно, когда она услышала, что ей принесут всё, что она потребует, но уступить Ирис не могла, по крайней мере, сразу уступить было бы не верно, с её точки зрения.

      — Хорошо. Гуляй, размышляй. Время терпит, времени безразличны наши промедление или спешка, — Эж Аду изобразил грусть на лице, а в голос вкрались интонации растерянности и уныния.

      — Я подумаю, Эж… Но ты меня обещал отпустить, когда я сделаю то, что ты просишь?

      — Я всегда держу своё слово, Ирис. Да, я обещал и повторяю своё обещание. Я отпущу тебя сразу же, как только твой цветок покажет свои способности. Я сам провожу тебя домой! Я так понял, что Зложик тебе не понравился.

      — Зложик однажды меня чуть не съел! С какой радости он должен теперь мне нравиться?

      — Злогновред? Чуть не съел тебя? — Эж удивился так искренне, что даже фея поверила его чувствам. — Это что же за история такая? Расскажи, прошу тебя!

      — Тебе же ведомо всё, что творится в нижних мирах. Да и Зложик тебе наверняка докладывал…

      — Про нападение на тебя он мне не рассказывал. Пожалуйста, Ирис!

      — Это было довольно давно. У меня завёлся в саду розовый куст, который никак не желал цвести. А оказалось, что это роза заколдованная. Шаман тогда спустился со мной вместе на первый уровень нижнего мира и… Вот тут-то меня чуть не сожрал твой приспешник. Ох, как же мне было страшно! Если бы не кровь велисты…

      — У шамана есть кровь велисты? — спросил Эж, и лицо его посерьёзнело.

      — Да, она ему давным-давно нацедила несколько капель, так было нужно, и такой был уговор. Теперь Артафер имеет защиту от всех бед.

      — Хорошо. Это значит, что он нигде не пропадёт, — Эж успокоился и как будто даже расслабился.

      — Ты так думаешь? — Ирис внимательно посмотрела на собеседника.

      — Я уверен.

      — А если он пойдёт меня искать сюда?

      — Сюда он пройти не сможет даже с каплей крови Иниры. Только она сама могла бы, если бы захотела.

      — Ты специально подгадал момент, когда её не будет в Бертерре?

      — Конечно! Что же я, по-твоему, полный идиот? Разве Инира может бросить тебя?

      — Правильно! Не может. Тогда ты подлый, а это омерзительное качество для любого человека!

      — Ирис… Я уже говорил тебе, что я не человек, — с грустью констатировал Эж Аду. — Я демон. Верховный демон. Противоположность Верховному богу.

      — Ладно, демон, так демон, но тогда почему ты мёрзнешь, а не придумаешь, как согреть себя и свою Преисподнюю?

      — Я придумал. Я прошу тебя создать для меня огненный цветок, чтобы он меня согрел. Я же умею только разрушать. У меня нет ни малейшей способности создавать хоть что-то. Могу, если очень сильно постараюсь, не разрушать, сохранять что-то, как есть. Но создать… Увы, не в моих силах, и не в моей власти это хоть немного изменить. Такова воля велисты. А спорить с ней у меня нет ни причин, ни желания, ни возможностей, даже если бы мне вдруг захотелось.

      — Ладно, Эж, я подумаю, — Ирис кивнула головой, и собеседники вошли в дом, встретивший их запахом свежих пирогов и ещё каких-то вкусностей. — Ой, какая же я голодная! Я же со вчерашнего дня ничего не ела!

      — Сейчас будем завтракать или, если хочешь, обедать. Здесь нет разницы, потому что нет ночи. Это такая пытка для меня… Вечный день и вечный лёд… Холод и свет… Свет и снег… Я здесь отдыхаю от демонов и мертвецов, но к ним я ухожу, чтобы согреться и отдохнуть от света, побыть в ночи.

      Ирис смотрела на несчастного Верховного демона, а видела страдающее существо, и сердце её сжалось от сочувствия. Она уже решила создать для него этот чудо-цветок, а теперь была абсолютно уверена в том, что вложит в его создание всю себя, постарается так, чтобы этот адский цветок получился на радость странному господину с белыми волосами, страдающему от яркого света дня, но отдыхающего именно здесь, в белой пустыне.


Часть 3

      По серой смурной дороге, которая вела… Куда? Он не знал, куда вела эта дорога. Он шёл. Он не помнил своего имени, не помнил, кто он, но он шёл. Он смутно чувствовал, что он должен идти. И шёл. Зачем? Куда? Кто он? Уже много-много лет он не помнил ничего об этом, но он шёл, потому что должен был идти. И он шёл. Что-то творилось вокруг, но он не различал цветов и происшествий, он просто шёл, потому что так было правильно. Он давно перестал думать, мысли не приводили его ни к чему, путались, доставляя боль и вгоняя в скорбь, но он шёл. Он шёл сквозь серую муть по смурной дороге, которая никуда не вела.

      На самом деле он спускался в нижние миры, виток за витком дорога вела его всё ниже и ниже, и от этого вокруг становилось сначала всё темнее и непонятнее, а потом словно забрезжил рассвет. Он не видел вокруг ничего особенного, ни страждущих грешников, ни измывающихся над страдальцами бесов, ни хохочущих над этим всем демонов, изрыгающих пламя. Не существовало для него и блудниц, которые охотно заманивали в свои сети грешные души бывших мужчин, ни развратных и разнузданных мачо, пристающих к порядочным женским душам, чтобы окончательно погубить их за развратные мысли, которые те лелеяли при жизни.

      Все вопросы в мире свелись для него в один, он должен был идти, чтобы успеть. Поэтому он шёл быстро, насколько хватало его усердия и сил. Он падал, обдирал колени и ладони об каменистую почву, об щебёнку, которая была втоптана в дорожную пыль множеством прошедших по ней ног. Он засыпал на ходу и укладывался спать прямо тут, у обочины, чтобы не потерять дорогу. Он знал, что он мужчина, а мужчина не может плакать от бессилия, мужчина должен идти вперёд, должен победить. Победить кого? Идти куда? Словно мотыльки вились в сознании этого человека глупые вопросы, он отгонял их, махая руками над головой, на какое-то время становилось тихо, но потом снова прилетали мотыльки-вопросы и мельтешили, назойливо жужжа перед глазами, мешая сосредоточиться на дороге, по которой он шёл.

      Поджарый и упругий пёс принюхался, его чёрный влажный и блестящий нос уловил бы и меньший след, но, видимо, тот человек, маг, друг его хозяина, зашёл уже так далеко, что оказался ближе к искавшему его чёрному демону, чем тот предполагал. Сильные лапы ритмично плюхались в серую пыль дороги, мощный хвост привычно подруливал, когда дорога поворачивала в сторону, а нос следовал за невидимой тонкой нитью, которая пахла магом по имени Моленар. Ещё один поворот, ещё развилка. Пёс безошибочно выбирал направление, его нос был безупречным навигатором, когда была ясна цель. Чёрный язык периодически свисал из пасти, и с него капала слюна, вязкая из-за пересохшего горла.

      Монотонность дороги вдруг резко нарушилась, и на человека навалилась вся действительность целиком со всем её шумом, гиканьем извозчиков, с катящимися по дороге повозками, запряжёнными по старинке только не кобылисками, как когда-то было у людей, а лохматыми демонами с восемью ногами, стремительно перебирающими своими раздвоенными копытами дорожную пыль. Человек неожиданно ловко увернулся от летящей прямо на него такой упряжки, но зато чуть не споткнулся о сидевшего на обочине беса, задумчиво жевавшего кусочек невесть откуда взявшейся тут ярко-зелёной травинки.

      Засмотревшись на беса, человек рухнул на пыльную траву обочины, поваленный броском огромного чёрного чудовища с торчащими из пасти огромными белыми клыками. Чудовище облизало человека длинным чёрным языком и ткнулось мокрым и очень холодным носом человеку в подмышку, а потом в пах. Пасть открылась ещё раз, и пёс, мотнув головой, звонко чихнул, потом посмотрел внимательно на лежащего в пыли, придавленного лапами к дороге, человека и чихнул ещё пару раз.

      — Ты Моленар, я знаю тебя, — проговорил Эхонахр. — Ты друг моего хозяина Артафера.

      Пёс убрал лапы с груди бывшего мага, чтобы тот смог встать.

      — Я не помню… — бесцветным голосом ответил человек.

      — Зато я помню. И ты тоже вспомнишь! Ты шёл за Ирис, которую украли и спрятали в самом нижнем мире. Ирис подруга твоей любимой велисты Иниры, Ирис фея цветов и возлюбленная твоего друга Артафера, шамана, частого гостя нижних миров. Вспоминай!

      — Не помню, — уже чётче ответил мужчина.

      — Ты маг, ты возглавляешь Всемирное правительство Бертерры! Вспоминай! — и пёс встал на задние лапы, поставив передние на плечи человеку, и принялся неистово вылизывать ему лицо, уши, шею, периодически отстраняясь, чтобы чихнуть из-за налипшей на мага дорожной пыли.

      Через пару минут такой страстной ласки память вернулась к магу. Он вспомнил всё, и то, что он стал обычным человеком, потерял свои магические способности, он тоже вспомнил. Вспомнил и застонал, будто его пронзили мечом насквозь.

      — Я больше не маг! Я утратил свою силу! — выл, корчась в пыли, упавший на колени Моленар. — Я больше не нужен никому! Велиста теперь не пустит меня даже на порог! Зачем я ей такой? Урод, да ещё и без таланта!

      — В каком смысле урод? — не понял Эхонахр и удивлённо навострил уши, склонив длинную морду чуть-чуть вбок, как это делают все собаки во всех мирах.

      — Лицо и тело в шрамах, душа черна от старых кошмаров, изрезана старыми ранами. Урод изнутри и снаружи…

      — Дурак. Вот это точно! — пёс вскочил на лапы и слегка куснул мага за ногу. — Вставай и пошли! Нас ждёт Артафер и Ирис!

      — А он уже спас свою Ирис?

      — Точно мозги поплавились от жары. Ты же ещё не спас её, а шаман без тебя не может! Ты же сюда потащился только затем, чтобы помочь ему. Помнишь?

      — Помню, — уже спокойным голосом ответил Моленар. — Ты покажешь путь, а то я сам, кажется, просто заблудился.

      — Покажу, я за этим тебя и искал.

      — Только помни, что я начисто лишён магии…

      — Помню я, помню. Перестань бояться!

      — И что?

      — Вернётся твоя магия.

      — Как это?

      — Вот так. Что такое бояться? Это боять себя. Бой себе устраивать. Воевать с самим собой! Ты сам решил, что боишься потерять свою магию, вот ты её и потерял. А заодно потерял было и память, и себя самого.

      — Я пока сомневаюсь в твоей правоте, но я подумаю над твоими словами, — и они пошли по дороге, которая понеслась под их ногами с удвоенной скоростью.

      Шаман сидел в глубокой задумчивости, его тело отдыхало, а разум витал в иных мирах, в основном нижних. Взглядом своей души Артафер видел, как его верный Эхонахр встретил бредущего по дороге непутёвого мага, как привёл его в чувство и повёл к нему. Он успокоился и решил проверить каждый уровень нижнего мира, где могла быть его Ирис.

      Вот место, где души умерших получают свои уроки посмертия, чтобы почувствовать свою неправоту и понять, что же потребуется исправлять в следующей жизни. Со стороны наблюдателя всё это выглядело жуткими пытками и издевательствами, но у души в посмертии нет таких ярких чувств, как у живого человека, и тем более у души нет того, что могло бы испытывать телесную боль. Пламя костров и кипящая смола котлов никак не обжигала души, но научала их, что могут быть и наказания за неверно истолкованные прижизненные ситуации, лживые мысли и речи, за предательство, обман, убийство и все остальные преступления против себя, своей чистой и прекрасной души. А пламя выжигало их грехи и очищало душу.

      На следующем уровне люди отдыхали и размышляли о будущей жизни, они представляли себе, планировали, какие уроки им требовалось пройти в обязательном порядке, чтобы изменить себя таким образом, чтобы больше уже не попадать в нижние миры. Им говорили, что для мироздания любой опыт и любая жизнь важны и значимы, но если в мире будет много тьмы, мир может погибнуть, потому что нарушится равновесие. И говорили, что парадоксально, но если в мире много света, то тьма сама найдёт для себя применение, чтобы сохранить это равновесие.

      Здесь им объясняли, что всё в мире имеет свои краски, свои частоты вибрации, свои настройки. Чтобы попасть на небеса, нужно сонастраиваться со светом, хранить и преумножать свет в душе, холить и лелеять каждый радостный момент, каждый лучик счастья нужно собирать и составлять из них букет своей жизни. Тогда вибрации и краски света заполнят людскую душу, станут переливаться через край человеческого существа, если представить его в виде кувшина. Так душа человека начинает светить сама, освещать другим мир вокруг себя. Такие души сразу попадают на небеса после смерти физического тела.

      А вот если человек в своей жизни точно так же хранил самые мрачные случаи, упивался своей печалью и горем, наслаждался болью своей и чужой, размазывал по зеркалу мира грязные краски и любовался на всё это безобразие, то ему остаётся дорога только в ад, то есть в нижние миры.

      Дальше уровни нижнего мира становились всё более светлыми. Собственно говоря, самая мгла была как раз на самом верхнем из нижних миров, самом первом, в который попадал шаман, когда произносил своё заклинание-пропуск. Чем ниже путешествовала душа Артафера, тем более светлые просторы её окружали. Были в нижних мирах и поля, и реки, леса, на опушках которых резвились невиданные животные, никогда не покидающие пределов нижних миров. Люди на этих уровнях испытывали себя, примеряли, смогут ли они теперь, уже поняв, что к чему, начать свою жизнь иначе, перейти к свету, думать о хорошем и собирать радость.

      Таких уровней было несколько, где свет и тьма играли друг с другом, свет старался победить в душах людей, а тьма старалась поддаться свету, чтобы непокорная душа не пришла к самоуничтожению. Всегда была возможность погибнуть окончательно. Ведь любая человеческая душа в своей основе имеет искру, частичку бога, изначального творца всех миров и всех вселенных, того, кто первый затеял создать всё многообразие миров.

      Именно он вдохнул в каждую душу свою часть, чтобы познавать себя через людские души, через проявления света и тьмы, через жизнь и смерть, чтобы накапливать знания о самом себе через опыт каждого отдельного человека, животное, растение, микробов, камни, стихии… Через всё сущее в мире.

      И любая душа обрастает свои опытом, копит навыки, сберегает свой свет и свою тьму. Иногда приходит такой момент, что в душе оказывается слишком много тьмы и смерти, тогда такая душа уже не может удерживать в себе свет, и он утекает по капле, пока душа не станет совсем чёрной. Искра первотворца в таких условиях попросту не может удержаться в такой душе, и она покидает чёрную душу. А без этой изначальной искры, без энергии первотворца, не может существовать никакая душа. Это смерть, полная и окончательная смерть. И если смерть тела физического под властью Лута, то смерть окончательная не подчиняется даже ему. Эта смерть в ведении Эжа Аду, главного разрушителя всего, хозяина Преисподней, самого нижнего из всех нижних миров.

      Долго витала душа шамана по уровням нижних миров, но нигде, куда смогла пробиться душа Артафера, не встретилась Ирис, любимая фея цветов…

      — Ну, что ты за дурень такой? Свалился на мою голову… Зачем ты всё-таки полез сюда? — Артафер был рад видеть друга, но был зол на него за глупость и неоправданный риск. — Ты хоть понимаешь, что со мной сделает велиста, если с тобой что-нибудь случится?

      — А что велиста? — Моленар ещё не до конца пришёл в себя. — Что она тебе сделать может?

      — Она любит тебя. А без тебя ей и весь этот мир будет не нужен! Твоё существование — это и есть залог благополучия нашего мира, всей Бертерры! Ты понимаешь это?

      — Но она создала Бертерру, когда меня совсем не знала…

      — Зато теперь знает! — шаман резко поднялся с расстеленного на камнях плаща и обнял мага за плечи. — Ты должен быть осмотрительнее, Лэн! Инира будет в горе, если с тобой случится беда.

      — Уже.

      — Что уже?

      — Беда. Беда уже случилась.

      — Что ты такое говоришь?

      — Я перестал быть магом. Я больше ничего не могу, силы не слушают меня, не подчиняются стихии, даже стихия огня меня предала!

      — Разберёмся. Ты цел, а это самое главное. Мёртвые маги точно не могут владеть силами и стихиями, а ты, слава Гарону, жив и здоров. Спасибо моему пёсику!

      — О, хозяин… — на чёрной собачьей морде растянулась хищная улыбка, — ты похвалил меня…

      — А я давно тебе благодарен, Эхонахр. Я давно считаю тебя своим другом, а не слугой, помощником, а не рабом.

      — Лестно это слышать. Ещё бы ты отпустил бы меня. Ну-у-у… Отменил бы мою клятву. А?

      — И что будет? Ты на меня нападёшь или просто унесёшься прочь?

      Пёс ненадолго задумался, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

      — Нет, — ответил Эхонахр, — уходить, тем более убегать я не стану. Служить тебе… Нет, не буду. Если я буду свободен от той клятвы, что привязывает меня к тебе рабскими цепями, я буду твоим верным другом.

      — Мне тебе верить?

      — Да.

      — Хорошо, — шаман набросил плащ на плечи и закрепил его заколкой на плече. — Я, Артафер, шаман нижних миров, шаман явного мира, родственник земной стихии, отпускаю тебя на волю, демон Эхонахр! Ты свободен от данной мне клятвы!

      После этих слов вокруг на мгновение стало светлее — это сгорели старые долги, а затем пёс устало уселся, завалив хвост и зад несколько набок, как это бывает у расслабившихся обычных собак, а его чёрно-угольный язык свесился из улыбающейся пасти. И, несмотря на напряжение, царившее во всех нижних мирах, вокруг шамана с псом-демоном и мага ненадолго разлилось что-то типа безмятежности и удовлетворения.

      — Это всё прекрасно, и я тебе очень благодарен, друг, но… — Эхонахр вскочил на лапы и упруго потянулся, — надо всё-таки найти Ирис.

      — Я думал, что ты уже знаешь…

      — Я искал мага, а теперь побегу искать фею. Не ждите меня, я найду вас на дороге.

      — Мы пойдём постепенно всё ниже и ниже. Пока я не заметил ни одного признака её присутствия.

      — Я тоже, но я кое-что слышал, что требует проверки. Я скоро вернусь! — последние слова пёс выкрикнул на бегу.

      — Лэн, пойдём, друг мой! Всё равно стоять тут без толку.

      — Пойдём. Только перестань со мной разговаривать, будто я теперь ребёнок или калека!

      — Тебе показалось, но я постараюсь…

      — Уж, пожалуйста, Фер! Мне и так очень нелегко и совсем не весело.

      Верные лапы несли чёрного демона вдоль тракта, ведущего через очередной переход всё ниже и ниже. Вокруг становилось светлее, но краски блекли. Светло-серый мир, и чёрный пёс как его яркое пятно. Дорога уходила в сторону разлапистых странных полуголых деревьев, образовавших некое подобие леска. За этим леском дорога поворачивала, чтобы расстелиться между приземистых холмов, словно она река в долине. Но после поворота Эхонахр резко затормозил.

      Среди серых стволов виднелось пламя костра, вокруг которого собралась компания разномастных демонов. Они отдыхали, пили что-то из стеклянных бутылок и горланили песни. Странным было то, что до поворота было совершенно тихо, а как только Эхонахр повернул, на него обрушилось всё это неуёмное веселье бурным потоком звуков и запахов. И, судя по запахам, на костре жарились отнюдь не грешные задницы, а вполне законный кабанчик. Пёс облизнулся, сглотнул прибывшую слюну и потрусил к компании.

      — О! Кого нелёгкая принесла! — демон в грязно-красном кафтане оттопырил уши и растянул рожу в гнусной улыбке, которая у него означала радушное приветствие.

      — И я тебе рад, Нгалдойн, — Эхонахр демонстративно принюхался. — А что это тут такое интересное и без меня?

      — Зложик раздобыл где-то пару кабаньих туш, вот мы и решили, что будет честно, если он поделится с нами. Ты будешь кусочек? Много-то никто тебе не даст, но в знак уважения…

      — Буду, конечно! Что за вопрос? Или ты думаешь, что я вас всех тут не уважаю?

      Отказаться пёс не мог, остальные демоны расценили бы отказ как оскорбление в лучших чувствах, да и не хотел он отказываться, потому что от кабаньего мяска отказываются только больные и дураки, а не порядочные демоны.

      — Плюхай сюда свой тощий зад, дружище! — демон, чем-то неуловимо похожий на фонарный столб, похлопал по земле рядом с собой тощей и очень длинной рукой, словно провод свисающей от узких плеч, над которыми накрытая широкополой шляпой торчала круглая голова с торчащими льняными патлами.

      — Гамока, а ты в настроении сегодня, как я погляжу, — прищурился чёрный пёс, усаживаясь рядом с перегнувшимся пополам «столбом».

      — А мы сегодня все как на именинах, если ты ещё не заметил.

      — И что же тут произошло, а я не знаю?

      — Тебя где-то черти носили, а Зложик не только кабанчика припёр, но и весточку снизу.

      — И что там такое внизу?

      — Ну, ты же знаешь, что только Злогновред вхож в Преисподнюю к Господину. Ну, так вот, Зложик туда совсем недавно, буквально вчера доставил небывалой красоты гостью.

      — К самому?

      — Ага. Представляешь, какие подвижки земной коры предстоят, — разулыбался Гамока, — если Эж решит жениться?

      — Эж? Жениться? — пёс зашёлся беззвучным смехом. — Эж не способен создать ничего, даже семью! Но вот поиметь… Это нормально. А что Зложик притащил живую женщину, не из этих, не из отбывающих свой срок, и даже не из наших?

      — Я же тебе и говорю! Живую! Да не просто человека, а бери выше!

      — Да, ну! Богиню?

      — Нет, не богиню, всего лишь фею.

      — Вот оно как, значит…

      — Ага. И её-то он там и…

      — Ну, Эж сам себе господин, может развлекаться, как ему угодно, — Эхонахр стиснул зубы, чтобы не выдать, какие страсти клокотали у него в сердце.

      Фею… Ирис… Его Ирис… Ну, ладно, не его лично, но его друга! Да, друга! Пёс тоже давно уже считал шамана своим лучшим другом. Не дружить же с демонами, которые просто по приколу могут тебя и продать, и предать, и убить за просто так. Нечисть, что с них возьмёшь. Бесы в плане дружеских отношений даже не рассматривались, всем было известно, что их можно только дрессировать под страхом наказания или смерти.

      Третий демон, до сих пор отрешённо медленно поворачивающий вертел с мясом, посмотрел на своих демонических собратьев и густым басом добавил:

      — Вот уж верно, что Эж развлекается, как хочет, а мы веселимся, как можем. Айда жрать! Мясо готово!

      — Ты просто благодетель какой-то, Тобот, — отозвался Нгалдойн и вытер руки об свой кафтан.

      Гороподобный Тобот раскатисто хохотнул, от чего даже у демонов пробежали по спине мурашки, и жестом указал на вертел с кабаньим боком, с копытец которого капал прозрачный сок.

      — Налетай, пока бесы не налетели!

      И все четверо дружно начали уплетать ароматную мякоть, отдирая её от косточек, кто как мог. Эхонахр разузнал вполне достаточно, чтобы расслабиться и как следует подкрепиться на халяву, когда ещё представится следующий случай, как следует поесть. Потом надо будет бежать и рыскать по всем просторам нижних миров след Злогновреда и заставлять протащить их всех в Преисподнюю, памятуя старые и многочисленные долги, которые водились за грязным слизнем в изобилии.

      В светлой и чистой оранжерее Ирис чувствовала себя странно. Удобно оборудованное место для работы, сажай-пересаживай, экспериментируй, сколько хочешь. Но всё такое чужое, даже чуждое, не то, чтобы не удобное, но непривычное, иное, не такое, как дома, в своём саду. Рукоятки инструментов создавал какой-то мастер резчик по дереву, они изображали из себя аккуратные букеты цветов, перевязанные атласными лентами. Сами рабочие детали имели очень рациональную форму и были удобными, даже удобнее, чем родные, оставшиеся разбросанными по домашнему саду. А вот работать этими инструментами фея не приспособилась ещё, и её раздражали все эти мелочи, несуразицы, отличия и несоответствия.

      Ничего не получалось. Она уже хотела всё бросить, но мысль о том, что ей придётся торчать в Преисподней до скончания времён, придавала угрюмого упрямства. Надо было сделать работу, чтобы вырваться на свободу, к любимому шаману. Да и велиста могла уже вернуться. Будет искать подругу, а той и след простыл.

      Ирис не видела, как внимательно следил за её движениями стоящий за стеклом блондин. Тонкие пальчики брали субстрат так нежно, что у Эжа Аду впервые в его очень и очень длинной жизни перехватило дыхание. Ему внезапно захотелось прижать эти пальчики к губам и нежно целовать их каждый по отдельности и все вместе. Ему нравилось в фее всё. Даже ворчание, которое, как он понимал, было вполне заслуженным, звучало для Верховного демона Преисподней чарующей музыкой.

      В принципе для Эжа женщины не представляли никакой ценности. Он мог с лёгкостью заполучить любую. Он иногда позволял себе прогуляться и по явному миру Бертерры. По какой-то парадоксальной причине Эж притягивал к себе женское внимание и вызывал понятные желания чуть ли не у всех встретившихся ему милад. Он так привык к своему неотразимому шарму, что Ирис со своим ворчанием сначала удивила его, а потом заставила присмотреться внимательнее. Фея явно не реагировала на привлекательность бледного демона.

      Тем временем у Ирис получилось сконструировать некое подобие растения. Синие листья были широкими и разлапистыми, луковица мотала чахлыми корнями, пока фея старательно трясла ею над горшком, чтобы стряхнуть лишнюю землю, а бутон испускал мрачно-алое сияние через почти чёрные чашелистики. Вдруг бутон с треском раскрылся, и пламя пыхнуло по рукам феи.

      — А-ай! Да что же это такое?! Что ты себе позволяешь? Негодный цветочек, ты ожог мне руки!

      Стоящий за стеклом Эж рванулся было в теплицу, но тут же понял, что беды не произошло, кожа цела, а боль была мгновенной и уже прошла. Всё-таки фея волшебница, а не обычный человек.

      Ирис разобрала своё творение на части и разложила в разные места. Корень требовал доращивания, стебель укрепления, а цветок, ради которого и затеялась вся эта история, изменения и доработки. Цветок грел, то есть, не грел, а пытался сжечь своим пламенем всё вокруг. А должен был только согревать. Ирис перебрала несколько раз в голове, что же можно тут предпринять и остановилась на варианте с охлаждающим пестиком, но греющими тычинками.

      Всё правильно, женская часть со своей влажной и текучей силой должна охлаждать, а мужская часть цветка пылать страстью и гореть любовью. Решила — сделала. Алые лепестки адский цветок позаимствовал у какого-то родственника тюльпанов или петунии. Если представить себе, что лепестки тюльпана срослись в основании, то это и будет адский цветок. Тюльпан плюс петуния, Ирис усмехнулась, получилась тюлиппетуния, название смешное, а цветок серьёзный.

      Если бы можно было призвать на помощь Таги-Тагайю… Она всегда умеет подсказать правильное решение. Да и кто в мире может лучше помочь в сотворении растений, как не богиня земли и плодородия? Но сюда Таги-Тагайю не вызвать. Эж сказал, что к нему даже Гарон Трисвятый не заходит. Не то чтобы не может, но не имеет ни желания, ни причин заглядывать в Преисподнюю, усиливая чувство одиночество и заброшенности Верховного демона.

      Наконец Ирис собрала цветок в бутон, прирастила его к новому более крепкому стеблю и подрощенной луковицей с уже заметно опушившимся корнем и запустила процесс превращения всего этого великолепия в семя.

      Наблюдающий с любопытством и вниманием за священнодействиями феи Эж не понял, зачем вот это прекрасное растение сворачивается и скукоживается, растёт в обратную сторону, то есть, наоборот, уменьшается и… Ну, вот, уже превратилось в крупную семечку с коричневой крепкой гладкой и блестящей кожицей. И что дальше? Она так и выдаст ему это семя? И как сказать теперь фее, что он всё видел? Эж впервые почувствовал себя неудобно перед другим существом, словно внутри него бешеная рыба лупила хвостом по сердцу, и холодные звонкие шлепки отдавались эхом в пустой черепной коробке, а мозг при этом дезертировал в мягкое место ниже спины.

      Но Ирис отложила семя в сторону и выходить из оранжереи пока что не собиралась. Она взяла довольно объёмный горшок, даже скорее маленькую кадку, и начала смешивать грунт с песком и удобрениями, беря из мешочков прямо горстями и засыпая внутрь. Руки её стали ещё привлекательнее, с них струилась любовь и нежность. Фея улыбалась, но этого Эж не видел, потому что она стояла к нему почти спиной, зато чувствовал эту улыбку и эту любовь.

      Никогда до этого момента Эж Аду не задумывался о чувствах вообще, ни о чужих, ни о своих. Рациональный рассудок демона диктовал ему причины и следствия, все рассуждения Эжа сводились к выгоде или проигрышу. Что получится в результате определённого действия? То, что и было заложено, потому что Эж следовал прямой логике, исключающей любое постороннее влияние.

      А тут он почувствовал своё сердце… Оно билось, оно трепетало, оно окутывалось и пропитывалось восторгом! Этого не может быть! Такого просто не бывает! Он Верховный демон Преисподней, а не человеческий юнец, пылко влюблённый в прекрасную неземную красотку! Влюблённый?! Не-е-ет! Этого не может быть! Так вообще не бывает! Он Эж Аду, он Нораг Аду, он противоположность Верховному богу, а не мальчишка, чтобы любить! И тут же Эж опустил плечи и даже весь как-то ссутулился — он влюбился, и он понял это, и это его чуть не убило.

      Позволить себе влюбиться в чужую миладу… До какой глупости могут довести бесконтрольные чувства! Ирис уже отдала своё сердце шаману по имени Артафер. Эж прекрасно знал Артафера, даже уважал его за правильные и вполне логичные действия, разумный подход к колдовству и тщательное выполнение всех нюансов заклинательных практик. Враждовать с шаманом Эжу не хотелось совсем. Обижать его… Гарон Трисвятый! Эж Аду беспокоится о чувствах какого-то шамана?! В своём ли уме этот Эж?! Что же такое творится-то? Уж не колдовство ли феи так подействовало на Верховного демона? Или это уже сказывается воздействие её цветка?

      Воистину адский цветочек, если его пламя способно растопить лёд сердца Верховного демона Преисподней! Или не в цветке дело? Но тогда в чём? Эж решил не досматривать процедуру посадки семени в землю, развернулся на низких каблуках своих сапог и ушёл гулять на улицу, чтобы остыть и подумать о произошедшем.

      Но дело было сделано, цветок, точнее его семя, уже пришло в мир из своего небытия, и пусть мир Преисподней не был явной реальностью, но в определённом смысле мир Бертерры уже стал немного иным, чем был раньше. И в теперешнем мире у хозяина Преисподней сердце больше не было соткано изо льда. Оно билось, терзалось, чувствовало, болело, прыгало от радости, замирало от нежности… Оно стало живым.

      Гарон Трисвятый… Что теперь будет? Эж никак не мог представить себе, как он теперь будет разрушать то, что ему нравится, что наполняет сего сердце чувствами. Как? Но он должен! Это его работа, его функция! Он создан, чтобы разрушать! Кроме него больше некому … Как жесток этот мир! Мир, в котором разрушитель теперь будет чувствовать всю боль того, что он разрушит.

      Надо будет поговорить с Лутом. Интересно, смерть приносит ему боль или наслаждение? Как он сам, Лут, бог смерти, чувствует то, что он делает? И как он переносит вопли ужаса тех, у кого забирает жизнь?

      Пока Эж Аду терзался чувствами и сомнениями, Ирис разровняла землю в горшке и обильно увлажнила почву. Ничего больше не произошло, росток не проклюнулся в мгновение ока, цветок не расцвёл. Природе требовалось время, потому что всему свой срок.

      Увидев, что фея сворачивает работу и убирает инструменты на место, вернувшийся было к оранжерее, Эж развернулся и быстрым шагом удалился в свои покои, откуда не показывался до самого ужина. Так что фее пришлось обедать в одиночестве.


Часть 4

      — Лэн… — шаман в который раз окликнул грустного мага, но тот был углублён в себя, в раздумья о своей несчастной судьбе. — Лэн! Очнись уже! Хватит горевать по ушедшей от тебя магии! Учись жить простым человеком, вдруг пригодится когда-нибудь.

      — Тебе просто рассуждать, ты же ничего не потерял, — в голосе Моленара уже не было отчаяния. — А я потерял всё. Всё, что имел! Всё! Как ты думаешь, кому я теперь буду нужен? А? Никому!!!

      — Ты нужен мне. И, поверь мне, это уже не мало!

      — Ты мой друг… А что я теперь буду делать? Слоняться с протянутой рукой и петь песенки? Как тагридский ченето? Стать нищим попрошайкой? Больше не смочь ничего сотворить? Это жизнь? А Инира… Что скажет моя велиста? Зачем ей маг без единой магической способности? Чем мне теперь заниматься?

      — Тем же, чем и раньше, — пробурчал Артафер, который уже устал от нытья своего несчастного друга. Главное теперь было не упоминать, что он просил мага не соваться в нижние миры, предупреждал, что нижние миры для светлого мага наверняка таят опасности. — И велиста тебя любит. Не бросит тебя Инира, тем более в беде. Будет думать, как вернуть тебе твою потерю. И придумает! Просто верь!

      — Трудно верить, когда всё пропало. Когда надежды все утрачены.

      — Но есть ещё любовь! Инира любит тебя, а не твою магию!

      — Это так было, пока была магия! А теперь…

      — А теперь она в своём мире, и про тебя пока ничего не знает! И хватит об этом! Вон несётся Эхонахр с какой-то хренью в зубах…

      Запыхавшийся пёс, не выпуская из зубов тушу Злогновреда, попытался что-то сказать, но членораздельного ничего не вышло, и Артафер перехватил тушу слизня магической удавкой, из которой никакой демон вырваться не мог.

      — Скажи спокойно, отдышись, Эхонахр.

      Демон последовал совету, но через пару мгновений уже тараторил.

      — Фер, Лэн! Нам надо забраться внутрь Зложика. Нам всем! Всем троим! Тогда он сможет нас перенести в Преисподнюю. Ирис точно там! Зложик сам её туда пронёс! Он мой должник, он всё сделает и для нас! Только надо дать ему нас проглотить!

      — Что?!!! — в один голос воскликнули маг и шаман.

      — Никогда этому не бывать! — Артафер упёр кулаки в бока и выставил ногу вперёд, показывая всем своим видом, где он видал такие решения вопросов. — Чтобы какой-то плотоядный слизень нижнего мира меня сожрал? А я бы ещё и помогал ему в этом нелёгком деле? Никогда!

      — Фер, ты не понял! Не сожрал! А принял внутрь, это совсем иное. Так он переносит вещи и существ в самую нижнюю часть нижних миров, куда может пройти только сам хозяин Преисподней. Ну, и вот этот проходимец, простите за каламбур, тоже может проходить туда, причём проносить туда с собой всё, что угодно.

      — А я согласен, — неожиданно кивнул головой Моленар, — мне больше терять уже нечего, а жизнь моя и вообще ничего не стоит. И если надо рискнуть жизнью, то я согласен. Ради благого дела-то…

      — Ладно, — проворчал шаман, боясь показаться малодушным и трусливым на фоне внезапно осмелевшего друга. — Глотай нас, Злогновред, и неси нас всех троих в Преисподнюю к этому вашему главнюку, Эжу Аду, или как там его…

      — Эж Аду — это правильное имя хозяина Преисподней, — подал елейный голосок Злогновред, молчавший до сих пор, и с любопытством наблюдавший яростные сомнения и нерешительность шамана. — Возьмитесь за руки… Ну, и ты, лохматый, встань между людьми что ли… И не брыкайтесь мне! Ясно?

      Маг и шаман обняли чёрного пса и, взявшись за руки, погрузились внутрь увеличившегося в размере слизня. Точнее Злогновред с неожиданной для такого аморфного существа прытью встал вертикально и поглотил всех троих так, что никого не стало видно.

      Внутри демона было темно, но сквозь его тело было видно проступающие силуэты окружающего мира. Дышать было нечем, но и потребности в дыхании отчего-то не было. Зато было мягко и тепло, можно сказать, даже по-своему уютно. Злогновред перемещался плавно, скользя, поэтому тряска отсутствовала как таковая.

      Моленар расслабился и чуть не задремал. Терять было уже совсем нечего. Да-а-а… До такого маг ещё не доходил! Очутиться внутри одного из самых мерзких созданий тьмы, демона-слизняка, да ещё и в виде простого человека без единой магической способности. Более плачевного положения маг не мог себе представить, даже на сложившуюся уже картину у него не хватило бы никакой фантазии.

      Шаман был спокоен и сосредоточен, его цель была близка, и надо было собрать все свои силы для последнего рывка — освободить Ирис, вырвать её из лап этого мерзавца! Подумаешь, хозяин Преисподней! И что? Он теперь непобедим что ли? И не таких побеждали, вон на Фэлуре, который теперь Флора, каких только демонов они не уговорили жить по-людски! Да, было нелегко, но справились же! И теперь справятся! Артафер копил свой боевой заряд, чтобы к решающему моменту быть во всеоружии.

      Эхонахр ехал так, словно всегда ездил внутри необъятных слизняков. Чёрный язык свесился из клыкастой улыбающейся пасти, пёс всё время пытался лизнуть своего шамана в нос, но одновременно он внимательно следил за направлением движения. Демоны, что с них взять, они же и обманут — не дорого возьмут.

      Сколько продолжалось это путешествие, отследить не удалось. Внутри монстра время вообще отсутствовало, только расстояние, только пространство, и то в таком виде, что… Понять для себя всё это маг ещё мог, но вот разъяснить самому себе словами, как привык делать с любым непонятным явлением, уже не сумел. Мозг встал на дыбы и чуть не вскипел от натуги. Спасло то обстоятельство, что их всех троих внезапно выплюнуло наружу.

      Белый свет резанул по глазам, и Моленар зажмурился. То же самое сделал и шаман, а вот чёрный пёс Эхонахр тут же понёсся резвиться в снегу. Ну, какой же собаке не захочется поваляться в куче свежего и очень чистого снега?! Лучше, конечно, не очень чистого… Да что там говорить, лучше совсем нечистого снега! Но за неимением грязи и вони сойдёт и белый, но вполне мокрый свежий снег.

      — Вам туда, дорогие мои, — вежливо указал на стоящий поодаль домик Злогновред, уже просачиваясь сквозь снег на предыдущий уровень нижнего мира, явно желая утечь от наказания своего хозяина.

      — Хорошо, — ответил шаман, не пытаясь задержать Злогновреда.

      — Ладно, Зложик! Так и быть, один должок ты отработал, — рыкнул Эхонахр, укусив слизняка за бок, чем затормозил побег. — А ты подумал, что мог бы отработать ещё парочку, если бы нас отсюда вытащил?

      — Отпусти меня, злобный демон! Я не смогу вас вытащить, да и некого мне будет вытаскивать — Эж вас убьёт! Вы так бодро пришли сюда, чтобы найти тут свою погибель, что мне бы хотелось посмотреть на то, как именно он вас уничтожит, но мне некогда. Дела… Дела не ждут! Прощайте, мои враги! Мы уже никогда не встретимся!

      — Я бы на твоём месте не был так уверен в этом! — Артафер дал знак своему псу отпустить Злогновреда. — Неисповедимы пути наших жизней, а уж пути посмертия и демонам не ведомы.

      — Мне бы не хотелось больше встречать тебя, шаман, на моём пути… — слова слизня были последними, что он сказал до своего окончательного исчезновения.

      То ли утро было на самом деле добрым, то ли Эж встал в хорошем настроении, но за завтраком было, можно сказать, даже как-то уютно, что ли… Ирис нравились крошечные, словно испечённые для колибри, булочки с маком и ароматный чай с лепестками васильков и липовым цветом. Интересно, откуда у Эжа здесь, в Преисподней, лепестки цветов? Сладкий мёд в нектарнице как драгоценный янтарь золотился сквозь прозрачную хрустальную крышечку.

      — Милая Ирис, подай мне, пожалуйста, мёд, — хозяин нижних миров был сегодня благодушен, если там можно было сказать про верховного демона, и улыбчив.

      — Да, пожалуйста, Эж, — фея цветов поддерживала утреннее волшебство, не желая портить себе настроение разными глупостями.

      Мир словно чего-то ждал, какого-то поворота в событиях. Эж и Ирис, не сговариваясь, думали об одном и том же — скоро расцветёт цветок, скоро расставание. На душе у феи было воздушно и радужно, а на сердце у демона была торжественная предрассветная мгла.

      Но не цветок поразил их обоих в следующий момент, когда в дверь домика ввалились трое оголтелых преступников: маг, который стал человеком, шаман и его верный пёс-демон, поправшие все законы нижних миров.

      — Где ты прячешь мою фею, окаянный?! — взревел с порога Артафер. — Отдавай мне её немедленно! Иначе…

      — Иначе что? — спокойно и даже несколько лениво спросил блондинчик, вальяжно двигаясь навстречу незваным гостям по длинному коридору. — Ты договаривай, мастер Артафер, договаривай, а то я подумаю, что ты струсил, едва переступил мой порог.

      — Ты мне не страшен! Я никого и ничего не боюсь!

      — Ты же сам знаешь, что ты врёшь, Фер, — голос Эжа был всё так же обволакивающе мягок, как и его движения, — ты боишься самого страшного демона всех времён и нардов Эжа Аду.

      — Но это же не ты! — засомневался шаман.

      — А что, если это как раз я? Что ты будешь делать? Спрашивать у своего пса совета? Или сразу сдашься на мою милость?

      — А ты точно самый страшный демон? Эхонахр сказал, что самый страшный демон ужасен внешне, а ты вполне симпатичный человек… э-э-э… ну, с виду, по крайней мере.

      Пока Артафер пререкался с хозяином всех нижних миров, Моленар, пользуясь моментом, что на него никто даже не посмотрел, решил изучить жилище странного существа. Нет, не человека, маг чувствовал, что блондин отличается от людей, но отличался он и от демонов, встреченных раньше.

      Коридор был прямым с открывающимися в него дверями и заканчивался уходящей вверх лестницей. Длина коридора никак не соответствовала величине небольшого домика, каким он казался снаружи. Значит, умозаключил маг, здесь тоже применяется заклинание расширения малых пространств. Как только он понял это, он увидел держащие заклинание магические нити, переплетённые в изумительно красивый, даже совершенный рисунок. Он потрогал одну из нитей, она послушно потянулась к пальцам, но Моленар решил не нарушать гармонии пространства.

      — Мастер Моленар, я бы попросил… — Эж Аду уже некоторое время пристально рассматривал рыжего мага.

      — Ох, я и не собирался, — ответил тот, — тут так красиво, что трогать, значит, испортить красоту.

      — Люблю ценителей прекрасного, — удовлетворённо усмехнулся Эж. — Проходите к столу, дорогие гости! Мы с Ирис как раз завтракали, когда вы вломились в дверь.

      Слегка пристыженные, но не растерявшие боевого запала, шаман и маг вошли в столовую. Ирис, не слышавшая никаких звуков из коридора, о чём позаботился хозяин дома, с удивлением и восторгом кинулась на встречу своему любимому шаману.

      — Фер! О, мой милый! Мне так тебя не хватало! — и влюблённые слились в нежном поцелуе.

      Руки феи гладили чёрные волосы Артафера, а он нежно сжимал её талию, прижимая к себе всё крепче. Если бы не тактичное покашливание Моленара, то неизвестно, до каких глубин зашло бы их страстное объятие.

      — Эж! Отпусти меня немедленно! — Ирис не отпустила шамана, и он не разжал рук. — Твой цветок уже готов, ему только расцвести осталось!

      — Вот расцветёт, тогда и отпущу, — спокойно и почти безразлично ответил демон, поглаживая голову чёрного пса.

      — Ирис, а можно и мне взглянуть на твоё творение? — Моленар мог и сам создать растение, животное или даже человека. Впрочем, вот человека создать может почти любой мужчина, если рядом есть подходящая женщина.

      — И я бы глянул, — присоединился к просьбе Артафер.

      — Пойдёмте в оранжерею, — предложил Эж Аду.

      Семя цветка не только проклюнулось, но и выдало вполне радостный побег, на котором зеленели тёмно-изумрудные, а не синие, листья. Почувствовав, что на него обращено внимание всех присутствовавших, включая Эхонахра, крутившегося под ногами, растение поднатужилось и выпустило из пазухи листа бутон на длинной мясистой ножке. Растение блаженствовало, купаясь в лучах радости и восхищения, да и предчувствие материнства было несравнимым ни с чем удовольствием.

      — Смотрите! Уже есть бутон! — Ирис протянула руки, оглаживая контуры растения, словно боясь прикоснуться пальцами, чтобы не прогнать прекрасную, как сон, явь. — Ой, он растёт! Ой, он сейчас раскроется!

      Восторг феи передался всем присутствующим, включая обычно холодного и сдержанного Эжа. Бутон лопнул, и лепестки стали расправляться, наливаясь жизненным соком, обретая всё более насыщенный цвет — алый, как кровь, сок клюквы или клубничная мякоть. По оранжерее разлился приятный аромат, слегка дурманящий голову.

      — А почему он не греет? — Эж был не разочарован, а скорее озадачен.

      — Не торопи события, цветок только ещё распускается, — Ирис не могла оторваться от зрелища. Сколько уже она вырастила цветов, а раскрытие нового цветка завораживало её каждый раз, будто она видела это волшебство впервые.

      Прошло пару минут, и в оранжерее стало заметно теплее.

      — Уже хочется расстегнуть верхнюю пуговицу… — сообщил задумчиво шаман и произвёл означенное действие.

      — Да, теплеет, но почему от цветка не исходит жара? Я не понимаю.

      — Эж, всё просто. Цветок действует сразу на всю оранжерею, а не только на то место, где расцвёл бутон.

      — Ты всё правильно понял, Лэн, — Ирис прикоснулась к лепесткам, — если бы жар исходил из цветка, то он сам мог бы сгореть, а так он согревает всё вокруг, а сам остаётся слегка тёпловатым.

      — Ты великая мастерица, Ирис! — восторг, искренний восторг, который переполнял сердце Эжа Аду, прорвался наружу серебристой слезой, которая скатилась по его щеке и ртутным шариком юркнула в почву.

      А цветок тем временем закудрявил лепестки так, что его чёрные тычинки прикоснулись к ярко-жёлтому пестику и оставили на нём след пыльцы. Пестик, гордый своей миссией, стал раздуваться на глазах, следя, как внутри него созревают семена новых растений, образуя плод — стручок с усиком-завитушкой на самом конце. Стручок удлинился, раздался вширь так, что по бокам проступили выпуклости лежащих внутри горошин, а потом усик дрогнул, и что-то тихонько щёлкнуло — стручок приоткрыл створки.

      — Ну, вот и всё. Теперь совсем всё, Эж. Вот твой цветок, вот его семена. Посей их в горшочки, расставь их вокруг дома, а дальше они сами рассеют себя во всей Преисподней, когда снег растает, и откроется почва. Если станет очень жарко, хотя цветы вполне разумны и не допустят хм-м… адской жары, — фея улыбнулась своей шутке, — но если вдруг станет очень уж жарко, ты просто скажи растениям закрыть свои цветы на некоторое время. А потом научи их поддерживать комфортную для тебя погоду. Да! Поливать их не надо, они сами найдут воду в почве, когда доберутся до свободы. А пока они будут в горшках, достаточно одного полива при посадке, но уж постарайся промочить почву в горшочке как следует!

      — Я не смогу посадить… — начал было Эж Аду.

      — А куда ты денешься? Сможешь, я уверена! В тебе тоже что-то изменилось, я же вижу! У тебя в сердце весна… Ты научился чувствовать. Учти, что чувство боли — тоже чувство. Но и оно необходимо всему живому — боль ограждает нас от преждевременного разрушения. Больно? Остановись! Страшно? Проанализируй! Найди причину страха и разберись с ней!

      — А ты хороший учитель, фея цветов! Благодарю тебя за всё, что ты сделала!

      — А как бы нам домой… — Артафер уже устал от велеречивых излияний своей феи и её похитителя.

      — Ну, если хотите домой, то я вас провожу, — и Эж показал на выход.

      Одного цветка не хватило, чтобы снег вокруг домика стал таять, но воздух уже заметно потеплел. Одевать тёплые вещи не пришлось, даже зимняя обувь уже не требовалась. Маг, шаман и фея в сопровождении Верховного демона Преисподней и чёрного пса шли по белой целине куда-то в сторону. Картина была однообразной во все стороны, поэтому для ориентира годился только сам домик. От дома они явно отдалялись.

      Оглянувшись, Артафер увидел его совсем маленьким или очень далеко, а когда посмотрел вперёд, то заметил низенький заборчик в снегу с такой же невысокой калиткой посредине. Забор едва доходил до середины голени взрослому мужчине, а калитка своей изогнутой частью возвышалась до колена, но была открыта настежь.

      — Что это? — хором спросили маг и шаман.

      — Это преграда, — ответил Эж Аду.

      — Между чем и чем? С чем граничит твоя Преисподняя? — Артафер всегда считал, что раз Преисподняя самый-самый нижний мир, то у него может быть только одна граница — с чуть более высоким уровнем нижнего мира, предпоследним. А тут…

      — Между Преисподней и Седьмым Небом, — спокойно и буднично ответил верховный демон и шагнул в калитку.

      С ним ничего не случилось. Эж продолжал идти вперёд по такому же слою снега, как и до границы. С демона не отваливались куски кожи, не лилась серебряная кровь, он не превратился в чудовище. Тот же самый Эж Аду просто шёл дальше. Вслед за одним демоном в калитку прошмыгнул другой — Эхонахру надоело переминаться с лапы на лапу, и он рискнул. И тоже ничего не произошло. Пёс бежал и весело подкидывал лапы, прыгая в снегу.

      — Ничего не понимаю, — потряс головой Моленар. — Пойдёмте, что ли и мы! А то он так уйдёт вообще куда-нибудь!

      — И я не понимаю ничего, но ты прав, надо идти за ним. Эж определённо знает, куда идёт.

      Уже все вместе они увидели спешащего им навстречу Гарона Трисвятого.

      — Привет, Эж, мальчик мой! — Гарон был явно рад видеть хозяина Преисподней.

      — И тебе привет, Гарон!

      Верховный демон и Верховный бог обнялись и радостно похлопали друг друга по спине, словно старые и давно не видевшиеся друзья.

      — Давненько ты не забегал ко мне, Эж, — Гарон отпустил блондина, и они пошли рядом. — Приветствую и вас, друзья мои! Рад встрече, будьте как дома. Сейчас придём, и я буду кормить вас изумительным печеньем, которое мне помогали творить мои ангелы. Ручаюсь, что вы такое кушанье не пробовали ещё никогда.

      Моленар, Артафер и Ирис шли молча, не в силах от удивления вымолвить ни слова, только Эхонахр радостно вилял пушистым хвостом, как будто хотел таким манером создать ветер.

      Дом Гарона был чем-то похож на домишко Эжа Аду, но стоял не в заснеженной пустыне, а в перламутровых облаках. Было тепло и солнечно. Моленар догадался, что свет солнца проходит и в Преисподнюю. Свет, но не тепло. Именно поэтому понадобилось создавать согревающий цветок.

      В столовой, куда Гарон провёл гостей, стол уже был накрыт на пять персон и одну собаку — для Эхонахра миску с едой поставили на невысокую табуретку, но все правила приличия были соблюдены. Миска была из тончайшего фарфора, а под ней расстилалась белоснежная кружевная салфетка, такая же, как и под тарелками на обеденном столе.

      — Прошу к столу, ибо нет ничего хуже, чем томить гостей разговорами до обеда, — Гарон первым уселся на своё место, а маг и шаман, желая подвинуть единственной миладе стул, стукнулись лбами и сверкнули друг на друга яростными взглядами.

      — Благодарю тебя, Гарон Трисв… — начала было Ирис, но Верховный бог её прервал.

      — Ирис! Умоляю! Трисвятый я только для присказки, чтобы люди могли поминать моё имя среди своей суеты. Просто Гарон! Пожалуйста!

      — Благодарю тебя, Гарон, — улыбнулась фея цветов, — за столь радушный приём. Это так приятно! И, хотя Эж и я совсем недавно позавтракали, я не откажусь попробовать ангельское печенье.

      — Моленар, Артафер! Оживите уже, друзья мои! — Гарону очень хотелось потрясти мужчин за плечи, чтобы те расслабились и стали сами собой. — Вы же в гостях, а не в плену!

      — А что надо сделать, чтобы попасть домой? — выдавил из себя маг.

      — Спуститься с небес на землю. Вам прямо сейчас? Или вы всё-таки отобедаете со мной? — Гарон хитренько прищурил один глаз и лукаво посмотрел на мага.

      Шустрокрылые ангелы принесли яства и уставили ими стол. Одни помогали гостям наполнить тарелки, другие подливали в тончайшие фужеры нектар райских цветов и фруктов. Мало-помалу напряжение спало, и Моленар пригляделся к этой странной парочке, Гарону и Эжу Аду.

      Одного роста и комплекции, схожи манерами и жестами, если бы не цвет волос и глаз, то их можно было бы назвать братьями, пусть не близнецами, но определённо родными. У Эжа волосы были снежно-белые, прямые и шелковистые, а радужка глаз бледно-голубая, а Гарон любил тряхнуть своей русой гривой и почёсывать коротенькую пегую бороду, даже не бороду, а некоторую опрятную небритость, сверкая карими глазами на гладко выбритого Эжа Аду.

      — Гарон Трис… э-э-э… Гарон, объясни мне, пожалуйста, что тут происходит? Я никак не могу взять в толк. Ты Верховный бог Света, а Эж Аду Верховный демон нижних миров и Преисподней… Мало того, что самый нижний мир непосредственно граничит с самым верхним Седьмым небом, так и вы друг с другом, как бы это сказать… похожи, как родные братья. Что всё это значит?

      — Друг мой, Молнеар, ты абсолютно прав, когда говоришь, что мы похожи. Эж, точнее Нораг, и есть мой кровный и единоутробный родной брат. Роднее Эжа у меня нет никого, Но мы противоположны во всём. А миры наши соприкасаются… Ну, так, как же ещё жить родным братьям, как не по соседству?

      — Ничего не понимаю…

      — Лэн, успокойся, всё ты понимаешь, просто оно с непривычки не укладывается в твоей голове, — Гарон поднял свой бокал, — Давайте выпьем за нашу всеобщую мать! За ту, кто создал всё сущее во всех вселенных и во всех мирах, за непроявленную Тьму!

      После такого тоста полагалось встать и пить стоя, но маг только ошалело осматривался по сторонам, пытаясь понять, тот ли это Гарон или какой-то другой. Но он уже бывал на Седьмом небе, да и Гарона Трисвятого знал лично, а не понаслышке. Получалось, что Верховный бог Света чествует Тьму своей матерью? Он недоумённо пожал плечами, но выпил нектар, столь призывно благоухающий из бокала, что губы сами тянулись к хрустальному краешку.

      По телу мага потекло тепло, растворяя сомнения и заботы, стало хорошо и спокойно. Рядом сидел точно такой же шаман и так же удовлетворённо расслаблялся, употребляя нектар и ведя неспешную беседу с Ирис. Фея рассказывала своему любимому о времени, проведённом в доме на снежной равнине.

      — Ну, вот и хорошо, — продолжил Гарон через некоторое время. — Эж, ты сам расскажешь нашим гостям историю рождения миров?

      — Рони, давай, лучше ты! У тебя лучше это получается, а я то запнусь в ответственный момент, то…

      — Ладно. Тогда слушайте люди! Слушайте маги и шаманы! Внимайте феи и ангелы! Эж — Нораг, и я — Гарон, мы оба рождены Великой Матерью. Я расскажу вам о происхождении Света и Тени.

      В начале ничего не было. Была только непроявленная Тьма. Она копировала сама себя, пока не запуталась. Тьматьматьматьмать… Мать. Тогда она исторгла из себя Свет, который звали Ра. И стали они вместе творить МиР, то есть, Мать и Ра. И родился Мир из Света и Тьмы. И был он чёрный и белый. Свет проходил через Мир не полностью, Мир отбрасывал Тень. Так появились нижние миры — миры тени и теней. А Свет расщепился на много-много себя, и стал в этом мире Цвет. Цвета были разные, цветов было много, цветам хотелось цвести. Так появились цветы, так Мир расцвёл к-Ра-сками. К-Ра-ски раскрасили всё вокруг, чтобы всё вокруг стремилось к Ра-Небесному к Ра-Дуге, к Дуге Света. И так появилась фея цветов Ирис. Ведь все же знают, что Ирис и Ра-дуга — это одно и то же!

      Ирис попала в белую и холодную пустыню, а теперь там цветут цветы и греют сердце Эжа Аду и самую нижнюю тень Мира, нижний уровень, Преисподнюю. А вы сейчас, перешагнув границу между нижними мирами, оказались в самом верхнем мире — на Седьмом небе.

      Нет добра, нет зла. Это всё придумали люди. Это люди оценивают, что хорошо для них, что греет их самолюбие, удовлетворяет прихоти и потребности, что приносит пользу такую или иную, то и называют добром. И, наоборот, всё, что мешает, что доставляет боль и слёзы, что лишает людей покоя и комфорта, удовольствий и тому подобное, это всё называют злом, говоря, что зло — это плохо.

      Люди слушали, затаив дыхание. Но прозвучали последние слова объяснения, и Гарон с чувством выполненной миссии поднял полный бокал нектара.

      — Так выпьем же во славу нашей матери!

      — Выпьем, брат!

      — Выпьем, друзья! — присоединились к богам маг, шаман и фея, поднимая свои бокалы.

      — Гарон, Эж! Ваше общество нам приятно и поучительные истории полезны, но… Мы так давно уже не были дома…

      — Моленар, Артафер, нет ничего проще! — и Гарон просто звонко щёлкнул пальцами.

      В тот же миг троица вместе с Эхонахром, молчавшим во время визита на Седьмое небо из вежливости (когда говорят боги, демону лучше помалкивать), попали прямо в сад феи цветов.

      — Ой, как тут всё неряшливо! — воскликнула Ирис и тут же принялась наводить хоть какое-то подобие порядка.

      Артафер и Моленар помогли фее, перетаскав мешки с удобрением и сложив их под навес, а пёс снова резвился. Счастливые существа — собаки, будь они демоны или обычные дворняги, из равновесия их могут вывести только кошки. Поэтому Дымный Кот молча наблюдал из своего непроявленного состояния, зная, что сейчас его глазами за этим миром наблюдает велиста.

      Эхонахр, резвившийся на клумбах, чуть не раздраконил приготовленные когда-то для пересадки розовые кусты, и Артаферу пришлось умерить пыл своего любимца. А потом все вместе пили чай, уютно устроившись на веранде, выходившей к морю.

      Услышав чьи-то лёгкие шаги, Моленар напрягся, а Эхонахр попытался было зарычать и даже приподнял верхнюю губу, показывая крупные белые клыки, но тут на веранду вошла сама Инира.

      — Вот так, вся честная компания в полном сборе, — радостно приветствовала собравшихся велиста. — Всем привет! Я вернулась.

      — Нира!.. — Моленар вскочил и кинулся к своей любимой, чтобы обнять её, но спохватился, всплеснул руками и уселся на своё место, горестно понурив голову.

      — Что случилось? Лэн? Что вы тут натворили, пока меня не было?

      — Да, тут такое дело. Нира, понимаешь… — начал рассказ Артафер.

      Ему, как старшему из присутствующих, было проще рассказать о приключениях. Шаман поведал изумлённой Инире про похищение феи, про Эжа Аду и его брата Гарона Трисвятого, про Свет и Тьму, про Адский цветок, который теперь согревает Преисподнюю и её хозяина, про возвращение и про розы.

      Инира слушала молча, но в конце рассказа, когда Артафер признался, что маг в результате своего похода в нижние миры потерял свой магический талант, велиста побледнела, охнула и упала в обморок. Моленар первым успел подхватить бесчувственное тело своей любимой и удержал её от падения на каменный пол веранды. А Артафер стал было производить магические пассы над лицом велисты, но она приоткрыла один глаз и сделала знак шаману, чтобы он не мешал магу справляться самому.

      Моленар испугано оглянулся на отошедшего от них друга. Тот покачал головой, дескать, ничего поделать не смогу, потому что положение безвыходное. Ирис с застывшим в глазах ужасом неподвижно смотрела на подругу, прижав пальцы к губам. Сделав над собой усилие, Моленар потянулся к силе. Нити вероятностей и нити силы переплелись и требовали бережного распутывания, на которое сейчас не было ни одного мгновения, и маг рванул их все одним движением, перерубая всё лишнее. Вязь событий распалась мелкими фрагментами, смерть больше не маячила в поле любимой, а само поле выровнялось и светилось теплотой и нежностью.

      Инира открыла глаза и прижалась к магу, зарываясь головой у него на груди и нежно прикусывая кожу на шее.

      — Нира… Как ты меня напугала!

      — А ты меня, Лэн. Это же надо быть таким безответственным! Фер тебя предупредил, а ты, как мальчишка, полез в неизведанное и непонятное по зову своей гордыни! Потерял магию…

      — А вот и нет! — улыбка Моленара осветила не только его лицо, но и, казалось, всю веранду. — Магию я вернул! Я же тебя привёл в чувство с помощью своей магии! Значит, силы снова меня слушаются, а стихии внимают моей воле!

      — Ах, как же хорошо, что ты снова маг! Правда, ты и не переставал им быть. Только на время сам себе внушил, что магия потеряна…

      — А как же тогда факт, что заклинания в нижних мирах не срабатывали?

      — А ты тогда поддался страху потерять магию, вот заклинания и не слушались тебя! Сомнения — самый страшный враг мага! — Инира выбралась из объятий любимого мага и посмотрела на шамана. — А ты, Фер? Ты узнал своего самого страшного демона?

      — Какого? Не-е-ет… — смутился шаман.

      — Самый страшный демон, тебе про него говорил Эхонахр! Ну?

      — Не понял? А кто это?

      — Эж, Эж Аду, Нораг, противоположность Гарона! Он и есть самый страшный демон мира Бертерры, страшнее него только я сама! — и велиста улыбнулась так, что по коже шамана побежал холодок. — Только я могу уничтожить мир, который я создала! Что может быть страшнее?

      — Ух… А я и не думал… Уж про тебя, Нира, я бы подумал в самую последнюю очередь. Ну, какая ты страшная? А на Фэлуре, когда ты была беспомощнее котёнка?

      — Там чужой мир, выстроенный другим, чуждым мне существом. Но на самом деле самый страшный демон всегда с тобой — это ты сам! Только ты сам можешь себя изменить или уничтожить. И только ты сам можешь уничтожить свой мир или возродить его к жизни.

      — Друзья мои! — это Ирис окончательно пришла в себя и подала голос. — А давайте просто пить чай! Нира, смотри, какие замечательные плюшки, изысканный шоколад, нуга, мармеладные сердечки… И чай у нас с лепестками васильков и с липовым цветом… Такой мне заваривал Эж Аду… Мне понравилось!

      Вечер коснулся нежными красками облаков и те стыдливо зарумянились, медленно проплывая над морской далью. Ветерок ласковыми ладошками гладил щёки феи, поправляя выпавшую из причёски льняную кудряшку. На песке резвился неутомимый чёрный пёс, демон нижнего мира, с ним играл её любимый мужчина. Мужчина, который не испугался самого страшного демона Бертерры, который спустился за своей Ирис в саму Преисподнюю. А впереди фею ждала незабываемая ночь страстных объятий и нежных поцелуев. Ирис купалась в своей любви и предвкушениях. Солнце коснулось воды, и, растворяясь в ней жидким золотом, тонуло, пропуская на небосвод две луны, маленькую и побольше.

      Где-то на набережной Алых зорь велиста и маг вели неспешные разговоры в ожидании темноты. Пёс Эхонахр, наигравшись, убежал по своим делам. Артафер спешил к своей фее, чтобы увлечь её в мир истомы и неги.

      Ночь вступала в свои права.