Вмешательство
Одна только мысль, что над её сыночком будет висеть круглая лампа, будут стоять мужчины в белых халатах, с ножами и щипцами – одна только эта мысль не давала ей спать по ночам.
Мама даже вспомнила дурацкий рассказ из интернета, где был доктор, который вместо работы думал о гамбургере... «Невозможно! – писала она рецензию. – Неправда. Обман! Брехня. Чушь. Нет сюжета, идеи, смысла. Ничего нет. Где продолжение?». И после забыла его совсем, разорвала в памяти глупый текст на мелкие кусочки.
Когда же у Даниила нашлась грыжа, мама почему-то решила, что ни под какой нож её сыночек теперь не ляжет. Она взяла пятнадцать тысяч рублей и (по совету подруг) отправилась к бабке-знахарке, которая жила на китайском рынке.
Это было 18 сентября. День солнечный, тёплый. Всю дорогу Даниил улыбался и спрашивал:
– Какую игрушку купим?
Мама молчала. Она про игрушку только затем сказала, чтобы не было слез.
– Мы тебе после игрушку купим, – ответила она, а затем на дороге показалось чёрное логово. – Сначала сходим к бабушке...
Ведьма жила в тёмном уголке рынка. Рядом была только чебуречная, один ларек с обувью, один с сумками и один с «всё по 10». Сбоку стоял вишневый джип, и там, кажется, сидело человека четыре.
Дом бабки-знахарки напоминал чёрное животное, покрытое шалью. Не то барак, не то шалаш или вигвам. Окон не было. Вместо двери чёрная, плотная занавеска.
– Тук-тук... – сказала мама; они зашли внутрь.
В нос ударил сладкий запах церковного дыма, лекарств и пыли. Ни лучика солнца – всё освещали красные язычки свеч. В правом углу большие и маленькие сферы, трости, книги одна на другой, кресты и иконы. С потолка тянулись веревки с чесноком, перьями и бусами. У стены стояла деревянная кушетка, а чуть дальше, в углу, у тумбочки, над тазиком, сидело жуткое сгорбленное существо в косынке. Мать пожалела о своём "тук-тук".
– Здравствуйте... – сказала она, и тряхнула сына. – Здрасьти...
Мама достала из сумки конверт, положила его на тумбочку (так сказали сделать подруги) и отступила на два шага. Когда туловище развернулось, гости увидели дряхлое чудовище с бабушкиным лицом.
– У мальчика пупочная грыжа. Нам бы...
– Знаю, – перебила старуха и подняла сморщенную ладонь. – Оголяй дитё по пояс. Пущай ложиться на кровать.
Мама забрала у сына ветровку, майку, проводила за плечики к кушетке и положила на спину. Всё это время они держались за руку и смотрели на бабку, которая шептала что-то над тазиком с водой. Маме показалось, что Даниил сейчас заплачет.
– Сын... – прошептала она. – Сынок. Мы с тобой завтра в цирк сходим, хочешь?
– Хочу...
– А сегодня...
– Как!.. – перебила старуха. – Как звать дитё?
– Даниил, – ответила мама и уступила ей место.
Ведьма взяла маленький веничек, смочила его в тазике и обрызгала ребёнка святой водой; после она достала из рукава пять копеек, приложила монетку к пупку и заклеила его пластырем. Когда она начала водить шершавым пальцем вокруг пупка, животик мальчика вдруг задрожал, а губы вытянулись в трубочку.
– Во имя Отца и Сына...
– Ш-ш-ш-ш-ш.... – зашипел он от смеха.
Старуха одёрнула руку и тяжело посмотрела на дитё, на мать. Она хотела что-то сказать, но передумала, потому что буря уже улеглась, а больной лежал как солдатик, хмурый. Даня вспомнил, что лето закончилось и что уже вторую неделю он ходит в школу, и задают уроки.
Старуха приложила палец на живот:
– Во имя Отца и Сына, и Святого ду...
– Ш-ш-ш...
– Даня! – не вытерпела мать; даже кулак показала. – А ну! Я тебя... Вы его простите.
Бабка отняла палец, взяла веник и после священных брызг, попробовала ещё раз...
– Во имя Отца...
– Ш-ш-ш-ш-ш... ой.
Неведомая сила затрясла кушетку – задёргались бусы и сферы, запрыгали огоньки на свечах. Треск, гул, шорох. Запахло потусторонними силами. Мальчик сглотнул. Он жалобно посмотрел на бабку и понял: «ещё один смешок – и придут злющие монстры». Знахарка поднесла палец к животу...
– Во имя Отца и Сына, и Святого...
– Ш-ш-ш...
– Сын! Я тебе весь цирк...
– Тихо! – рявкнула старуха.
И закашляла – громко и сухо. «Хр-хр» – вот так. Она собрала последние силы, намочила руку, обтерла лицо, шею и вновь взглянула на бесноватого ребенка. В этот раз она пропустила Отцов и Сыновей.
– Грызь-грызица, старая царица...
– Ш-ш-ш...
– ...тут тебе не быть... Младенцевых костей не ломить...
– Ш-ш-ш... – Даня даже ногами задрыгал.
– ...я тебя вычитываю...
– Ш-ш-ш... – дрыгал-дрыгал.
– ...я тебя вымовляю...
– Ш-ш-ш... – топ-топ по кушетке.
– Я тебя...
Топ-топ-топ.
– Я тебя...
И бац! – треснул бабку по голове.
Мать кинулась вперед, но тут же увидела страшный ведьмин взгляд: «не лезь».
– … с белых костей, с желтых мощей, (Ш-ш-ш-ш… ) с синих очей, с русых волос, из пальчиков, (Ш-ш-ш-шхи-хи-хи…) из суставчиков. Грязь-грызунья, (хи-хи...) сорока-болтунья, отнеси подальше (хи-хи…) в темный лес, в глубокое-болото (хи-хих...) грызоту-маету-с-тела-бела РабаБожьегоДании-и-ила!!
Старуха одёрнула палец, точно от горячей сковородки. Глазки мальчика намокли, он улыбался.
– Пущай одевается, – сказала она и отползла в свой угол.
И когда прошла долгая, тяжелая минута, продолжила:
– Убрала порчу...
– ...
– Прогнала сущностей бесовских...
– ...
– Долго будет жить на свете белом...
– ...
– Но, нужно Вмешательство. Ежели мирским языком говорить, то – операция...
– ...
– Да.
После бабкиного «Да», стены логова опять задрожали, опять задёргались бусы и заплясали огоньки на свечах. Тряска прошла через десять секунд: к матери вернулся голос и разум.
– Спасибо, – рассыпалась она. – Спасибо вам, вы...
– Идите...
– Да как же вы... – и вспомнила. – Даня! Что сказать надо?
– М-м?
– Не «ме», а... У! Что за ребенок. Вы его простите...
– Идите.
Мать ещё трижды сказала, что надо, не «ме», и вышла наконец из логова. Светило солнышко. Пели птички. Пока шли на остановку, она сказала: «насмеялися, Даниил Андреевич!» и запретила на неделю всякие цирки. Но мальчик, от этого, даже не грустил!
Трамвай приехал через пять минут.
Свидетельство о публикации №217071601112