Глава 11. Конкуренты и надомники

Одновременно с модернизацией здания под Империю, заботами о коллективе и производительности труда, уже и без того самой высокой в отрасли одурачивания простаков, Чижиков думал дальше, как возможно еще более расширить свою коммерцию, чтобы идти на шаг впереди от конкурентов, адептов и эпигонов, коих наплодилось довольно с единственной целью растащить по углам рынок и пожить за его, Чижикова, лавровый счет.
Так уж в бизнесе повелось — стоит одному человеку что-нибудь путное придумать, как тут же появляются последователи, адепты, готовые своровать идею и нажить на ней денег. И нет, чтобы усовершенствовать, улучшить, преобразовать концепт, включить мозг и фантазию, наоборот, начинают тупо копировать и, как следствие, массово опошлять. Однако именно это успокаивало Чижикова, потому что в отличие от него самого, все адепты неукоснительно требовали деньги вперед за снятие стресса, в то время как нашему герою люди несли деньги сами, добровольно, отчего и был у него громоподобный успех.
В мире огромное тому примеров, как надо равильно общаться с народом. Надо ему не усложнять жизнь и решение, а упрощать путь к цели. Первые идеологи христианства отменили обрезание, и к ним повалили толпы для новобращения. Разрешили есть свинину — почти все Средиземноморье перешло в христианство, за исключением немногих фанатиков, кто до сих пор гнет свою кошерную линию и остается в оскорбительном меньшинстве.
Но все равно ухо следовало держать, как говорится, заточенным востро и принимать привентивные меры.
На следующий день, после того, как он об этом подумал, Павел Иванович сам пошел в ближайшую поликлинику, чтобы проверить, реально ли уговорить бюджетных докторов, чтобы они направляли пациентов к уполномоченным по вопросам снятия Родового стресса на местах, в каждом населенном пункте, где наряду с поликлиниками уже действовали новейшие станции, клубы, кружки пропаганды здорового образа жизни в отсутствии Родового стресса. Здесь посетитель не мог не восхититься культурой обслуживания населения и современной обстановкой, мог мгновенно оздоровиться, а при желании, выпить стакан фильтрованной воды, пару раз отжаться на зеленом коврике, совпадающем с кооперативным цветом головной конторы, или воспользоваться гантелями или гирями, причудливо разписанными по заказу Чижикова под хохлому.
Для начала Павел Иванович решил сам поговорить с первым встречным врачом в поликлинике, чтобы выработать аргументацию в разговоре с таким затейливым и экстравагантным населением, как лекаря. У него была привычка, сперва все проверять всегда самому. Но для начала, для усиления убедительности, каждому доктору за направление в приемный оздоровительный пункт Чижиков решил положить 2 доллара за полную семью пациентов и 1 доллар за одинокого бобыля.
Доктор Орест Роттенкройс нисколько не удивился Родовому стрессу, будто знал о нем младых институтских ногтей. Что сперва показалось нашему герою весьма странным и подозрительным. Сначала он усомнился в образованности и осведомленности доктора, будто тот купил диплом в переходе у Трех вокзалов, тем более, что голова у него была как у дикого льва, и руки толстые и волосатые, какие в лучшем случае бывают у генекологов, но никак не у терапевтов. Но потом все же подметил некоторую эрудицию в познаниях, и пришел к заключению, что среди лечащего персонала произошли значительные, однако весьма шокирующие перемены: если раньше доктор был заинтересован в результате лечения по мудрому социалистическому принципу «вас много, а я один, и нечего тут ходить и отправляйтесь вперед на работу во имя светлого завтра, которого из-за таких никогда не дождешься», то теперь, при сновакапитализме, его интересовал исключительно заработок и процесс плавного переход одного хронического заболевания в другое, вызванное чрезмерным употреблением таблеток от первого и побочным эффектам от их приема в пользу другого. По этой практике ишемическая болезнь сердца плавно и неукоснительно переходила в воспаление мочевого пузыря, а далее в цирроз печени или панкреатит, на выбор, в зависимости от осложнений, записанных в инструкции к пилюлям. Эти заболевания не лечатся до конца жизни и в принципе, но не скоропостижны, а затяжные и долгие, как телесериалы. Доктора стали теперь зарабатывать на выписке лекарств и получать за это поощрение от фармацевтических корпораций, и прежде всего от концерна олигарха Дренцалова, поэтому государственная зарплата их не смущала: они или не брали ее со счетов вовсе, как Пугачева свою пенсию, или копили, чтобы потратить по мелочам, детям на кино и мороженое.
А вот дополнительные заработки их интересовали не меньше, чем гонорары от фарнацевтов. Они были открыты к новым, совсем неизвестным или малоизвестным заболеваниям, способствующим распахнуть нехоженные просторы для созидания достойного личного капитала. Как говорил Роттенкройс, если не было бы лихорадки эболы, ее обязательно стоило придумать. Он знал, о чем говорил, подозревая, что 23 тысячи заболеваний, известных в цивилизованном мире против нескольких десятков в СССР свидетельствовали именно о том, что чем либеральнее, прогрессивнее и демоктаричнее страна — тем длиннее список болезней. Это как сто сортов сыра против одного, чтобы человек платил за лечение, причем за экзотическую, импортную хворь вдвойне, как за пармезан. Поэтому новшество Чижикова пришлось доктору по душе.
Более того, Орест Петрович с таким воодушевлением стал вносить свои предложения, дополнения и коррективы, что Павел Иванович даже слегка испугался — а не перехватит ли эскулап как-нибудь инициативу, не прикорманит ли себе пиратским макаром животворную идею Чижикова и не займется доходным делом на контрафактной основе. Говоря проще, не сопрет ли эскулап идею?
Впрочем, подумал наш герой, навряд ли у Роттенкройса будет время и возможность конкурировать с ним на достойном уровне. Чижиков был все равно на несколько шагов впереди, а это в любой комерции играет передовую и убедительную роль. Кроме того, он уже стал подумывать о том, как бы распространить на другие страны и континенты свой бизнес. Особенно на такие, где население огромно и относительно непросвещенно, как в Индии, или невежественно, как в Пакистане. Преимущество он отдавал народам с сознанием землепашцев, запасающимся всем подряд впрок и чтобы все было как у соседа. Там достаточно одному в деревне втюхать идею, и пойдет она стремглав к каждому дом, как огонь в засуху. И тогда конкурентам за ним будет не угнаться. Полтора миллиарда помноженные на двадцать-тридцать — это какие же гигантские деньжищи получаются, даже благородным, не то чтоб обывательским умом не сосчитать!
Да, это конечно раздражительный факт, что у Чижикова уже появились последователи, эпигоны — например, те, кто снимал Родовой стресс за деньги по телефону, но судя по всему, дела у них шли не очень успешно, поскольку в их предложении отсутствовало магическое слово бесплатно, волшебным образом располагающее людей расставаться с накопленными деньгами, неся их в финансовую пирамиду, пытаясь обыграть наперсточников или картежников в поезде Сочи-Тольятти, будто специально придуманного для обогащения шулеров. И хотя всякий и разный накрепко знает про мышеловку и бесплатный, застарелый сыр в ней, но это знание все равно не может устоять перед сладким и заманчивым словом халява.
Находясь в своем кабинете на этой липической волне, он не поленился и позвонил одной даме, назвавшейся в газетном объявлении у Зряченского экстрасенсом Серафимой.
- Але, — не представилась она Чижикову.
- Это Серафима?
- А что надо-то?
- Вы тут пишете, что снимаете Родовой стресс. Я прочел.
- Да.
- Вот мне как раз и надо.
- Зачем?
- У меня болезнь.
- Какая?
Чижиков ничего лучше не придумал и ответил:
- Медвежья. С детства осталась.
- Присылайте фотографию в конверте с деньгами.
- В конверте?
- Да.
- А если вынут.
- Это не моя забота.
- А можно как-нибудь иначе? - поинтересовался Павел Иванович.
- Можно. Привозите фотографию и деньги, — Серафима назвала адрес, куда Павел Иванович должен был явиться на прием, и хотя это был не ближний свет, любопытствующий Чижиков туда все же поехал.
Дверь в трехкомнатную квартиру открыла сама хозяйка, дама третьей молодости, когда замуж уже поздно, но можно с успехом строить из себя вдову. Она была грубо и наспех декорированная под цыганку цветастым платком, завязанном узелком на затылке.
- Вы ко мне?
- А вы кто будете?
- Серафима.
- Тогда к вам.
- Фотографию принесли?
- С собой.
Она провела Чижикова в комнату, заваленную всякой гадательной ерундой, какой пользуются для убедительности труженицы этого ремесла: круглый столик на ноге с завитушками, стекляный шар, карты таро, восковая рука ладонью вверх, поделянная на сектора и подписанная, как туша свиньи в мясной лавке, руны и немытая кофейная чашка, оставшаяся от предыдущего клиента. Зеркало, однако, было занавешено, как будто кто-то недавно помер и хозяйка справляет траур сорока дней.
- Фото давай, - сказала Серафима, оставив Чижикова стоять в метре от дверного проема.
- Нате, — протянул он детскую фотографию младенца попкой вверх. Такими снимками родители обычно с умилением дразнят своих чад в переходном возрасте или на свадьбе, и ржут.
- Разве ты это?
- А кто?
- Не ты это. Да мне все равно.
- В младенчестве все похожи на одно лицо, - сказал Павел Иванович, однако удивился проницательности хозяйки.
- Бу-бу-бу, — произнесла Серафима и провела ладонью три круга над якобы черно-белым Чижиковым во младенчестве. Это был еще один, оригинальный сподоб снятие Родового стресса, до сих пор не зафиксированный на фирме «Чижиков и К°», где вели спецучет по всей стране. Фотография была действительно не его, а совсем случайная, из огромного архива невостребованных соискателей чуда. Подозрительный и мнительный, он не хотел никаких экспериментов над собой.
- Все?
- Все, — и она назвала сумму, превышающую таксу самого Чижикова на целых 10 у.е. в пересчете на рубли.
- Это грабеж, - сказал Павел Иванович, - у конкурентов было бы дешевле. Знал бы, пошел к Чижикову.
- Чего ты там забыл? Там поток, конвейер как на фабрике, а у меня кустарный, штучный товар.
- Или как у Чижикова по цене, или никак, - Павлу Ивановичу вообще не хотелось платить за такую рукоблудную халтуру без печати и свидетельства, тем более переплачивать целую десятку.
- Грабить будете? Все господа теперь такие.
- Ну зачем же грабить? Я за порядок и справедливость, за политику единых, так сказать, цен.
- Какой-то ты подозрительный, - сказала Серафима, - комиссии антимонопольной на тебя нет. У меня ни с кем нет сговора.
- А какие гарантии, что стресс снят?
- Гарантии самые что ни есть натуральные. Перемены начнутся сразу, как за порог зайдешь.
- Ладно, - сказал Павел Иванович, - но больше двадцатки дать не могу, нету. На больше я не расчитывал и не взял. Могли бы предупредить.
В машину спустись, у водителя своего займи, если что.
Чижиков смутился. Врать, что приехал на трамвае, он не стал.
- Хорошо, давай так, раз не предупредила, - сказала Серафима, - только потом не обижайся, если что не так.
- Сдается мне, батенька, что ты пройдоха и аферист, каких свет не видовал, - сказала она на прощание.
- Да и ты, мать, не проста.
Чижиков спустился во двор. Водитель Данилыч, Перловкин шурин, крутился вокруг лимузина Чижикова, разводил руками и чертыхался. Среди бела дня, пока Данилыч отлучался на пару минут по потребности в кусты, все четыре колеса были проколоты, а по всему периметру черного лака, в том числе и по капоту, пролегла волнистая, омерзительно-белая черта. На крыше, к счастью, не тронутой, аккуратно по центру лежало старое сапожное шило с замусоленной деревянной рукояткой.
Павел Иванович, пока водитель возился с колесами, достал фотографию младенца и спросил.
- Это не ты ли?
- Вроде нет, - ответил Данилыч, глядя через плечо и не отрываясь от ремонта резины.
После посещения Серафимы, Павел Иванович призадумался непременно заняться качеством производства, повысить цену и открыть кабинеты для индивидуального приема посетителей в центре и на местах. Он уже размышлял о том, что биологически чистый, как у Серафимы, самый эффективный способ, что немецкий — самый надежный способ снятия Родового стресса из промышленных, после него идут израильский и канадский. Наш, новосибирский, где-то в серединке, на месте приблизительно 38-40-ом, рядом с Эквадором и Бангладеш. Бразильскому он бы не стал доверять на сто процентов, а украинскому не верил бы вообще из-за коррупции, сомнение к тому же вызывала и неустойчивость местной валюты гривны.
«Поэтому, если у кого появится желание снять Родовой стресс за рубежом, — думал Павел Иванович, — милости просим, — это увеличивало технологическую цепочку, почтовые расходы и дивиденды, само собой». Было очевидно, что эти нехитрые нововведения способствовали бы увеличить заработка в разы.
Чижиков уже сам верил в то, что фотографии отсылаются и будут отсылаться за рубеж и проходить таможню. Главное, чтобы для немцев работал отшельник-канадец, на поляков австралиец-абориген, а боливийцы посылали фотографии в Косово, о существовании которого они не подозревали и путали с Космосом. Обнадеживало и то обстоятельство, что в отличие от Российской почты, во всем остальном мире она работала относительно исправно и совсем не нужны уполномоченные на местах в таком безумном количестве.
Сначала Павел Иванович задумал на самом деле посылать письма за границу, из Боливии в Косово. Он полагал, что можно это делать курьерской или дипломатической почтой, но столкнулся с такими невероятными трудностями и грабительскими накладными расходами, что решил отказаться от этой затеи и все же открыл представительства по всему миру по типу посольств с гербом, флагом и охраной у входа, однако наделил канцелярии автономными полномочиями, дополнительно дав на два года послабления в отчислениях в пользу головной фирмы в рамках 10 процентов с дохода, чтобы они вошли во вкус и покрылись за это время изрядным финансовым жирком. Он даже на досуге выбирал, куда послать полпредом Крамского, в Северную Америку или Китай, подсчитывая, где тому будет выгоднее, или все же не оголять возглавляемые им губернии.
Он заказал печати и свидетельства на разных языках и строго наказал новой сотруднице коллежскому регистратору Валентине Зарубежновой, ответственной за международные отношения, не перепутать печати и предупредить на местах, чтобы отправляли свидетельства не ранее, чем через полтора месяца после получения фотографии. Он разъяснил, что действие наступает в процессе снятия Родового стресса, а не в день получения фото назад, поэтому к моменту получения позитивные перемены уже заметно ощутимы и налицо.
И все было бы хорошо, если бы Павел Иванович, глядя на проколотые колеса задумался о том, какой ящик Пандоры он приоткрыл и каких демонов в лице той же Серафимы он выпустил на свет в новый промысел. Но мысль его ушла в коммерческую сторону, в то время, как стоило бы пофилософствовать о бытие, ведь далеко не каждому в жизни удается повыпускать столько чертей собственными руками.
Тем временем, на наследие Чижикова слетались и другие заинтересованные лица, как мухи на алтарь, на котором приносилась жертва. Под мухами у древних имелись в виду языческие боги, воплотившиеся в насекомых ради того, чтобы проверить усердие, щедрость и богатство прихожан. С точки зрения ведущих мировых религий, языческие боги — те же демоны.
Злонамеренные атеисты придумали липучку над столом, чтобы переводить мух без разбора, потому что они, в отличие от древних, в них не видят способа общения с богами. Чижикову тоже стоило придумать предохранительную липучку, чтобы как-то поизощренее обезопасить себя от демонов, или, наоборот, вступить с ними в продуктивный диалог, как с языческими богами.
Или вот напрашивается такое замечание. Наверное, вы и сами заметили, что со временем мухи перестали садиться на липучку в том количестве, в каком они это проделывали лет тридцать назад при социализме. Конечно, можно утверждать, что в поведении мух за это время произошли значительные изменения, их тоже задела эволюция, и через гены они передают знание об опасности в виде липкой ленты. Однако против этой версии говорит тот факт, что далеко не все поумнели, и остались такие, которые по-прежнему тупо летят на муки и смерть. Похоже, дело обстоит в другом: скорее всего, мухи, облетающие липучку стороной, это реинкарнированные дачники, чьей добродетели не хватило на то, чтобы переселиться в тело себе подобное, но хватает ума не лезть на рожон.
Те мухи, которые по-прежнему липнут, или наследники из тех урбанистов, кто никогда за городом не бывал, или происходит прямо от мух, минуя законы реинкарнации, суть которой в унаследовании косвенных признаков, несвойственных данному виду.
К чему эта мысль? Поскольку Чижиков это реинканированный Чичиков, то он вышел по генетическому наследству в некоторой степени самонадеянный лопух и растяпа, не склонный к философии и аналитике, хотя и с явно заметными благонравными отклонениями от оригинала. И потому по наивности стремглав и бездумно летит он на развешенные липучки, даже менее пахучие и намазанные медом пожиже, не то что в те давние времена, когда даже самый заплатаный помещик проверял качество производимой крестьянами продукции сам.

Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/07/17/448