Любовь через Океан. Часть3

Опера шла знакомым мне чередом. Я наизусть знал, что будет каждую минуту.                Они, то есть солисты с хором блестяще спели «Застольную», затем Альфред убегает с цветком, подаренным Виолеттой в знак будущего свидания. Конечно, в разных постановках эта сцена обыгрывается по - разному в зависимости о наличия денег на декорации и гениальности постановщика. Сегодня постановщик не был гениальным, хотя и приехал из Милана. Но я ждал другого. В антракте я подготовил Милу к моменту, когда Виолетта будет прощаться с Альфредом, пообещавшая его отцу оставить его в покое.   Как эту сцену споют здесь меня это очень волновало. Мила, любившая оперу, и знавшая многие из них, этому моему акценту очень удивилась. Наступала финальная сцена прощания. Я весь напрягся, ожидая как возьмёт Виолетта мою самую любимую верхнюю ноту. Я машинально сжал руку Милы и не отпускал. Она понимала, что я делаю акцент - сейчас: вот-вот, и она выдала «О, мой Альфредо!» и именно с той самой высотой нотой, полной слёз и драматизма в голосе, которого я ждал от неё. Я ликовал. Миле передалось моё ликование и ей стало понятным моё переживание. Она тоже оценила искусство исполнительницы.  В антракте мы горячо обсуждали этот момент. Она даже похвалила меня за хорошее знание всех важных музыкальных сольных и хоровых моментов оперы.   Что мне нравится у итальянцев – это прекрасно поставленное пение хора, и здесь, в «Травиате» таких моментов было очень много. Каждый раз я сжимал её бедную руку, когда такой момент приближался.
Печальный последний акт, и опера закончилась. Мы выходили не спеша. Оба возбуждённые и взволнованные, может быть, потому, что я вовремя сосредоточивал её внимание на этих самых лучших местах пения.                «Ты- просто музыкант» - улыбаясь, сказала она.  «Я ещё никогда с таким интересом не слушала оперу». Она вдруг подтянулась и поцеловала меня в щеку. А я поцеловал её обе руки, как бы согревая её пальцы от холода. «Спасибо тебе, Милочка» - уже совершенно владея собой, сказал я.  Она в ответ мне улыбнулась и положила свою руку на мою. Было уже поздно. Она сказала, что завтра она свободна, и мне позвонит утром. Позвонила по телефону, и машина тут же подъехала. Из окна она помахала мне рукой. Она улыбалась. Ей, наверное, было хорошо!
Освещённый Охотный ряд сверкал ещё в мелких снежинках. Они кружились вокруг фонарей, создавая подобие праздника. На душе тоже был праздник. Эта женщина входила в мою жизнь, как - будто так и должно было быть. Я немного постоял в сквере театра и пошёл назад к Думе на метро. Заранее я снял номер в гостинице, чтобы не ехать далеко домой.  Доехал до метро Тульская и прошёл в гостиницу. После улицы было тепло. Сделал чай из своего любимого набора, поел, и не, раздеваясь, лёг поверх постели. Телевизор я не слушал, он работал очень тихо, но он меня не интересовал. Я всё ещё был в опере, стоял с Милой у машины, слушал её голос, звеневший колокольчиком. Я знал, что завтра я привезу её в эту гостиницу, может быть, мы поедем в Кусково, но для этого было неподходящее время года, и оно могло быть закрыто.

Утром я купил в магазине, на мой взгляд, вкусных вещей, кофе и чай я привёз с собой. Маленький магнитофон и кассеты к нему, где были наши любимые мелодии, лежал на столе. Я рассчитывал один наушник дать ей, а другой -  себе.
Около одиннадцати часов Мила позвонила и спросила куда ей подъехать. Я назвал метро Тульская, а там я её встречу. Через некоторое время машина привезла её в назначенное место. Я её ждал и немного волновался. Это был уже не оперный театр!                Она достала паспорт, нас отметили, и вошли в номер. Забрал у неё с плеч пальто, и на минуту застыл, вдыхая запах знакомых её духов. Они были прозрачны, но уловимы. Это – большое искусство создать запах не только для себя, но и для мужчины. Можно сказать, что с запаха духов, с вида маникюра и особого запаха волос её причёски начинается Женщина!  Я не был новичком ни в духах, ни в цвете окрашенных волос, ни в маникюре. Но что-то выдавало в ней какую-то особенную ноту, которая звенела одна, отчётливо различимая мной. Она создавала особое отношение к ней и подсказывала, что эта женщина из другого круга, к которому мне не приходилось касаться.
Она была писательницей. Её романы были настолько глубоки, что в некоторых местах поражало величие нашего языка, словами которого она могла описывать идущий дождь, витрины магазинов в дожде, фары, идущих навстречу автомобилей. Характер человека она сопровождала множеством деталей, и человек раскрывался в романе, как на ладони. Это был талант.  Вот это создание, сотканное из талантливых произведений, предстало передо мной в красивом платье и туфлях, привезённых с собой.
Как всем этим было распорядиться?  Обычно мужчины, если они достаточно умны, задают тон встречи.  Но для необычных женщин сценария встречи в гостинице у меня не было и не могло быть. Такого человека в моей обыкновенной жизни ещё не было.
Она прошлась по комнате. Я предложил на выбор чай или кофе.  Но она, повернувшись ко мне, тихо сказала: «Валера, обними меня!».  Я обнял её и одной рукой прижал её голову к своей щеке, а потом, повернул потихоньку и поцеловал её в губы: нежно, очень умело и даже так, как целуется нынешняя молодёжь. Когда я оторвался от неё, то она тихо произнесла: «Ещё!». И мы снова слились в долгом поцелуе. Она была сладкой, нежной. И, казалось, что она давно ни с кем не целовалась. Ей этого хотелось и два поцелуя её не устроили, я целовал её снова и снова, но уже не только в губы, а целовал её глаза, щёки, мочки ушей вместе с серьгами, целовал её волосы, попутно вдыхая их запах. Она наслаждалась и иногда от неё исходил тихий стон, едва уловимый.  Где она была всё это время? Откуда такая жажда нежного отношения к ней. Похоже её так никто не целовал никогда. Но она была матерью троих детей, и уже много лет не жила с их отцом. Такое впечатление, что он не целовал её с такой нежностью, как это делал я. Она наслаждалась!
Я осмелел и обнял её сзади, а мои руки легли ей на обе груди. Она вдохнула глубоко и замерла, но меня не отстраняла. Я целовал её волосы, шею и снова мочки ушей с серьгами. Я потихоньку сжимал её грудь, а она издавала едва уловимый стон. Потом я повернул её к себе, и мы обняли друг друга и продолжали тихо целоваться, едва дотрагиваясь губами.  Ей точно этого не хватало! И я уже готов был поверить, что это делала она впервые, дав волю своей сдержанности за многие годы. Кроме мужа, мужчин в её жизни не было, как-то призналась мне она. Её тело тихо вздрагивало, будто чрез неё пропускали слабый ток. Не заметили, как оказались у края кровати. Она сказала: «Давай приляжем, не раздеваясь!». Я снял пиджак, и мы устроились на двух подушках поверх покрывала. Теперь уже она продолжала обнимать меня, поражая меня скрытой потребностью в ласках. Словно они были запечатаны в бутылке, как поступали с  Джинами, и брошены в море. А я случайно нашёл эту бутылку и вскрыл её. Столько нежных объятий, поцелуев и ласк обрушилось на меня. Наконец, она устала, и быстро уснула. Для меня это тоже было необычным. Раньше при встрече с женщиной это заканчивалось по - другому. Я, опьянённый её объятиями и поцелуями, тоже как-то устал, повернулся к ней лицом, и тоже уснул. А был – полный день. Сколько мы спали, я не знаю. Первым проснулся я, и укрыл её запасным пледом из шкафа. Она спала, как ребёнок, обласканный матерью. Сквозь сон она иногда улыбалась, а я сидел и смотрел на неё. Она входила в мою жизнь, не задумываясь, словно боялась куда-то опоздать. «Какой ты заботливый!» - сказала она, проснувшись. «Я так согрелась, мои губы горят от твоих поцелуев и, если честно, то я вся горю». «Валера, у нас с тобой есть ещё два дня, после этого я улетаю в Нью-Йорк. У меня там дочь с детьми и своим мужем. Они меня ждут. Через четыре года я получу их гражданство, но каждые полгода я должна проводить там. Такой у них закон! Ты будешь мне писать и осенью мы снова увидимся? А сейчас я уеду, мне нужно в посольство. Завтра я тебе позвоню, и мы вновь увидимся. Времени у нас будет достаточно. Не уезжай, пожалуйста, Валера»
Она встала, причесала волосы и вновь прижалась ко мне страстно и сильно. Снова поцеловала меня, а я начал целовать её. Мы обнимались неистово, и всё это исходило от её вырвавшейся на свободу страсти. Я помог ей одеться, и через некоторое время машина вновь увезла её.
Мне, слегка ошеломлённому, до самого вечера оставалось думать, а что это было вообще? Кто кого больше целовал и обнимал, уже было не понять. И откуда в ней столько страсти, нежности и, может быть желания. Её ждали в посольстве, и неизвестно, чем бы кончился сегодняшний день.  Мне было о чём думать. Мила и Нью-Йорк. Это же за океаном.
Это всё трудно было осмыслить. Я лёг и снова уснул, думая, что первая половина дня мне приснилась…
Но вышло не так, как она намечала. Она позвонила на следующий день и сказала: "Валерочка, если хочешь меня проводить, я заеду за тобой: я срочно вылетаю во Франкфурт к моей подруге Кате, вернусь в конце августа. Я тебе позвоню, милый!!!"
И уже в аэропорту она, прижавшись ко мне, сказала: "Я очень тебя люблю, мой дорогой!". Она улетела.


16 июля 2017 год.