286. Хуторская чертовщина. Суши вёсла

                Кузьма Ильич надвигался подобию гранитной глыбы, каждый его сделанный шаг раскачивал бричку из стороны в сторону, отчего обезумевшим чабанам становилось все страшнее и ужаснее.

              Страх сковал тела ночных выпивох, только их нижние челюсти, жалобно поскрипывая, опустились вниз, но открытые рты на максимум своих возможностей, оставались безмолвны.

                Подошедший барин, грозно смотря на этих жалких воришек, указательными пальцами своих рук, вернул челюсти в исходное положение, сделал он это резким движением, отчего чабаны непроизвольно цакнули своими зубами и намертво закрыли рты.

            Затем Кузьма Ильич невозмутимо возложил свои мощные ручищи с длинными пальцами на головы очумевших чабанов и провернул их бестолковки прямо по ходу передвижения брички, да, лицами прямо к крупам лошадей.

                Чувствуя за своими спинами холодный ужас страха и запах свежевырытой могильной земли, Иван и Анатолий сидели в полном оцепенении и ожидали своей печальной участи.

                Подобно раскатистому грому, над их головами прозвучал голос барина:
                - Ну что рабы галерные!
                -  Принимай орудия подневольного труда!

            Вилы – тройчатки легли на плечи чабанов, те самые вилы, которыми они нагружали и скидывали сено и солому, отбрасывали в стороны навоз с базов.

                - Берите, берите не стесняйтесь.
                - Дело своё вы хорошо знаете.

             Как и почему, понять с одного раза трудно, но со всех сторон к бричке стала прибывать вода, отчего и как это получается, чабаны вот так сразу сообразить не могли, как и не могли взять в толк, откуда ей здесь взяться.



                - Чего сидим, о чём мечтаем?
                -  Или без моих понуканий понять ничего не умеем?
                - Я вижу, по вашим спинам соскучился кнут!
                - Ну – ка, где он тут у нас?
                Кузьма Ильич нагибается и берёт в свои руки кнут вместе с вожжами.
                - Вот и ладненько!
                -Сейчас испробуем!

            Над головами чабанов, со свистом пролетела плеть в одну сторону, чтобы тут же  вернуться обратно, издав резкий щелчок, наподобие холостого выстрела.
                Чабаны ужались, втянули в себя шеи, в ожидании скорой расправы.

                А вода всё прибывала, вот уже и бричка качнулась на воде, ей было столько много, что она доходила лошадям до брюха.

                В другой бы обстановке и полюбоваться такой картиной происходящего пошло бы в удовольствие, когда над самой водой бескрайне стелиться туман, подобный отражённым небесным облакам.

                Но положение настолько было ужасным, что извилины в голове скручивались в единый узел, не осознавая того, что же происходит в эту ночь, в данном месте.

                - Ну и чего торчим истуканами?
                - Или вы моей команды не поняли?

               И действительно они в раз поняли, так ясно, без лишнего напоминания о вилах, что с ними необходимо проделать и как грести.

                Вот именно грести, а ничего в этом удивительного нет, для того и отбирают рабов на галеры, чтобы они без устали гребли вёслами.

                Иван даже был удивлён, столько времени ездил в бричке, а вот уключины замечает в первый раз.
                Анатолий словно проплавал на галерах всю свою сознательную жизнь, заправски вставляет держак (т.е. черенок вил) в уключину со своей стороны и делает вилами пробный гребок от себя.

                Его примеру следует и Иван, так что гребцы были готовы и ожидали дальнейших указаний.

                Грести вилами по воде, это я вам скажу самая бессмысленная работа, коэффициент полезной работы ничтожно мал, что им совершенно можно пренебречь, но вот как знак наказания, штука довольно полезная.

                Кузьма Ильич скомандовал:
                - Готовсь!
                -И раз!
                -И раз!
                - Навались!
                - Грудью навались!

              Гремя кандалами на ногах, чабаны гребли изо всех сил, старались.
                Откуда у них проявилась это рабское послушание, остаётся загадкой, видно старались загладить свою вину, а то глядишь, ещё хуже будет.

                Но ещё больше удивляли навыки владением вёсел, точнее сказать вил, откуда им было знать, что сидя лицом по направлению движения, весло нужно толкать от себя.

                -  А ну – ка сучьи выродки, шевелись!
                - И раз! И раз!
                Командовал барин,
                - вот я вам сейчас задам кнута!
                - И раз! И раз!

               Работа грести вилами оказалась не из лёгких, там, в воде,  им противодействовала какая – то не ведомая сила, отчего держак вил поскрипывал в уключине и слегка гнулся.

                Пот со лба заливал глаза, отчего изображения предметов и стоящих впереди лошадей искажались до неузнаваемости, попытка его стереть тут же пресекалась.
                Рубахи липли к потному телу, учащённого дыхания уже не хватало, удушливый хрип доносился из лёгких, сердечный ритм колотился с невероятной скоростью, пытаясь вырываться из груди наружу.

                Тут бы не большую поблажечку устроить, чуток передохнуть, ну хотя бы сбавить темп, а Кузьма Ильич только нагнетал пыл:
                - Навались!
                - Душонки ваши, вон из вас!
                - И раз! И раз!
                - Счас подсоблю, счас помогу вам, доходяги ходячие!
                И кнут прошёлся по спинам чабанов, отчего позвонок каждого изогнулся с прогибом вперёд, боль с жжением прокатилась по всему телу, проникнув в самые дальние уголки организма.

             Галерные рабы с новой энергией наваливались на вёсла.

        Ни кто не может сказать, сколько в человеке заложено сил, когда он плюнет на всё и в том числе свою жизнь, да и скажет:
                - Всё!
                - Хватит с меня!
                - Довольно издевательств!
                - Устал смертельно!
                -Что хотите,  делайте  со мной, но больше я не сделаю, ни одного движения!

              Но как показывают обстоятельства, в мышцах чабанов имелся запас сил и видимо не малый, работали ребята с полной отдачей.
                Безмолвные рабы исполняли возложенную на них работу, но Кузьме Ильичу этого было мало, измотать, измотать до полной потери сил, вот его задача, пусть знают в другой раз, как брать чужое.

                Проучить, отбить охоту навсегда зариться на чужое, пусть запомнят на всю жизнь, чужое есть чужое и у него имеется собственный хозяин.

           Где – то чабанам повезло, один был ещё молод и не обладал большой выносливостью, а другой уже в летах, не особо отличался здоровьем, так, что получалось непроизвольное равновесие сил.
                Выдыхались они в равной степени одинаково, как брага в приспособлении для выгонки  спиртов.

             Дыша как те собаки, спущенные  с цепей и обегавшие всю округу, чабаны сбавляли темп, теряя силы, битьё кнутов приносило временное ускорение.


          Приближался тот самый момент, когда окончательно сдадут нервы, а там, кто ж его знает, во что может вылиться  восстание рабов.

              Мера, во всем должна быть мера, главное не переусердствовать, не до пустить до той самой черты, когда безразличие окончательно завладеет мозгом, иначе бунта не миновать.

              А бунт на степном корабле, кажется, уже назревал, полным отсутствием строгого подчинения.

                Кузьма Ильич контролируя ситуацию, отдаёт довольно приятную команду:
                - Суши вёсла!
- Приплыли!


15 июля 2017 г.