Солнце

У моря в ворохе водорослей лежали медузы и морские звёзды, пластиковые бутылки и  пакеты и дохлые крабы, морские коньки и всякий вообразимый мусор. Ночью прилив выбросил это всё на берег, эти кучи смердели, над ними вились разнообразные  мухи, мелкие и крупные, но мелких, конечно, было несоизмеримо больше.  Мы тихо сидели, опасаясь перешагнуть эти длинные бурые холмы вдоль кромки воды, чтобы искупаться. Возможно, мухи могли наброситься на нас и сожрать вместо дохлого краба, или мы могли заразиться тлением в прыжке, и к воде вместо нас подскочили бы только наши скелеты с болтающимися лоскутами гниющей плоти, и они бы с плеском рассыпались в воде, а мальки и креветки отшлифовали бы наши косточки до белизны, и прибой закруглил бы их до совершенных овалов. И какие то другие дети, бродя по щиколотку в воде, нагнуться и подберут их, отнесут родителям и спросят "а что это?" и те, с отвращением морщась то ли от солнца, то ли от вида своих детей, пронзительно скомандуют  "выброси эту гадость!". И мы решили не перешагивать эту магическую границу царства смерти. Но пока мы неподвижно грезили об этих опасностях, мы уподобились увязшим крабам и полуживым морским конькам, мы застыли на белом песке, неспособные вернуться в мир людей или нырнуть в море. Тление кружным путём овладело нами, и солнце теперь стало для нас погребальным костром. Мы смотрели на него сквозь веки и видели пурпурное пламя, кожа поджаривалась и пахла морской солью и песком, очень вкусно, даже захотелось укусить себя за предплечье.  Морские чудовища уже притаились на мелководье, желая полакомиться печёными детьми, и стоит только приливу лизнуть кожу, как они набросятся на то, что от нас осталось, взметнётся в воде песок, вода замутится на мгновенье. А потом осядет на дно, и не оставит никаких следов наших летних каникул, самого долгого праздника невежества.