Бесы

Юра шёл по улице в приподнятом настроении. Вершина тёплого лета, море золотых лучей, день клонился к вечеру. Камни возвращали полуденный жар, лёгкий ветерок шёл верхами, задевая кроны высоких деревьев, трамваи медленно ползли вдоль улицы, позвякивали, постукивали, все окна в них были открыты настежь. Юре нравилась и эта погода и это время, когда каменный город превращался в одну большую жаровню, под которой уже загасили огонь, и теперь она медленно остывала до глубокого вечера, пока сквозь проявившиеся звёзды не прорвётся иной ветер, несущий в себе прохладу и отдых телу.
- Подожди, - донеслось сзади.
Юра притормозил и оглянулся. Его догонял известный ему человек. Этот тип работал за два квартала отсюда грузчиком в магазине. Человек как человек ничем не примечательный, примерно того же возраста, что и Юра. Лицо только в этот раз у него было каким-то странным. Растревоженным что ли.
- Скажи, - выпалил тот сходу, - ты татарин?
Юра не ожидал такого поворота. Не хватает на опохмел – это больше подходило к случаю. Но с такой постановкой вопроса он был очень хорошо знаком, и имел к этому резко-отрицательное отношение. У Юры была не совсем славянская внешность – восточные черты преобладали в его лице. И, где бы он ни учился, а, затем, где бы ни работал – везде возникал перегретый интерес к его национальности. И не всегда этот интерес был безобидным. Началось это с раннего детства, которое Юра хорошо помнил, и не прекращается до сих пор. Юра никогда не делил людей ни по национальности, ни по цвету кожи, ни по вероисповеданию. Он вообще считал постыдным делом выяснение таких вопросов, мерзким делом, поскольку регулярно приходят времена, когда твоя национальность и вера могут стоить тебе не только гонений, но и жизни. Если человек желает сообщить о своей этнической принадлежности и вере, то он сделает это сам. Прошли советские времена, когда тотально докапывались до твоей национальности, до отношения к церкви, о родственниках за рубежом, о родственниках, попавших в оккупацию, вывезенных на работу в Германию…, а ещё были враги народа, лишённые в правах, дети врагов народа, дети лишенцев. Как вы думаете, сын лишенца мог получить высшее образование в СССР? А в более поздние времена человек, у которого в паспорте в графе национальность было написано «еврей» мог легко и просто поступить в ВУЗ с военной кафедрой - а где этих кафедр только не было. Хорошо, что минуло, плохо, что черносотенный зверь остался в душах людей. «Все мы граждане Земли, и я гражданин мира русской культуры», - считал Юра. Это его убеждение со временем переросло в твёрдую веру, поскольку с детства сталкивался с обратным. Люди могут очень существенно отличаться от тебя и внешним видом, и ментально, и стереотипами поведения, и вообще просто не нравится тебе – ну и что? Кто тебе сказал, что ты лучше других, что ты избранный, что только ты единственно правильный человек на Земле, а все остальные ущербны. И кто тебе сказал, что об «ущербных» можно вытирать ноги и плевать им в душу? Если ты видишь перед собой действительно в чём-то побитого судьбой человека – инвалида, больного, слабоумного… то это повод сострадать ему, проявить свои лучшие человеческие качества, попытаться оказать помощь, хоть в малом, в посильном. К сожалению, черносотенное мировоззрение не прощает отличий, а страны, заражённые черносотенным вирусом, скатываются к фашизму, гражданской распре, созданию тоталитарных обществ и кончают неизбежно плохо.
Вот почему Юра ничего не ответил, внимательно посмотрел на остановившего его мужичка и пошёл дальше.
- Так, ты татарин или нет? – снова раздалось сзади.
Краски дня погасли. По коже прошёл озноб.
- Я тебя не звал, отстань! - сказал в сердцах Юра.
Но грузчик не унимался: «Вот я татарин, - сказал он скороговоркой, - а вот ты, ты, ведь, тоже татарин, ну, скажи!»
Юра прибавил шаг, но грузчик не отставал и продолжал заунывно: «Ну, скажи, ну, скажи я татарин и ты татарин. Ведь, ты татарин, ну, ну…».
Стало понятным, что грузчик привязался не сам по себе, но, что его послали. Юра не так давно начал работать в этом районе и, вот, как всегда у кого-то проявился дурной интерес. Где-то, совсем рядом, обитала мрачная компания, невидимая, как тень из преисподней.
Юра резко обернулся, оказавшись лицом к лицу с грузчиком: «А ты кто в первую очередь – человек или татарин»?
Помятый гражданин хмыкнул и выпалил: «Татарин, татарин».
- Так вот, послушай меня внимательно, – больше ко мне не подходи, очень серьёзно тебе говорю.
Так и не сказал ни «да», ни «нет».
Настроение улетучилось окончательно. Грузчик болтался сзади, и за Юрой не шёл и назад не возвращался.
Противно, резко заскрежетал трамвай.
Наспех добравшись до работы, Юра заварил себе чай покрепче, выгреб из стола, что было сладкого, и немного расслабился. Происшедшее он уже не переживал. Сказывалась привычка к контактам подобного рода...
Юрку очень доставало шипение за спиной. Он идёт, а вслед бросают:
«Вон татарский мальчик пошёл». Или грузинский, или еврейский. Иногда люмпены строили конструкции не по их мозгам:
«Вон идёт грузинский еврей». Или еврейский татарин, или чёрт знает кто, важно было не отвечать, а это трудно. Ответишь - и по «дворам» ходить будет невозможно. Для пояснения: дворы – это самоорганизующиеся территории за пределами Садового кольца, находящиеся в состоянии либо войны, либо вооружённого нейтралитета с окружающими дворами.
Конечно, тотального прессинга не было. Были отдельные вспышки черносотенной ненависти ко всем кто иной. Но, оттого, что они были всегда почти неожиданны, вызывали бурю эмоций. И не раз в непогоду и ночной мрак, проходя тёмными дворами, Юрка нащупывал в рукаве и твёрдо удерживал крепкими пальцами аккуратную заточку. Можно сколь угодно долго рассуждать о приятных материях, но в короткой и безжалостной уличной схватке компромиссы не предусмотрены...
Юрка не собирался служить в армии. У него была голова на плечах и достаточно знаний для того, чтобы без проблем поступить в институт. Но институт должен был быть с военной кафедрой, чтобы по окончании его стать офицером и навсегда избавиться от любой возможности проявления дедовщины. И вот здесь, как всегда нежданно-негаданно проявилось неожиданное обстоятельство: понадобилась так называемая форма № 286 – медицинская справка, удостоверяющая состояние здоровья абитуриента. У Юрки справка была как у космонавта – так ему даже участковый терапевт сказала, выдавая эту бумагу, а в военкомате его уже ждали «с распростёртыми объятиями» в случае фиаско на экзаменах.
Юрка подал документы в оборонный институт. На следующий день факультетская медицинская комиссия. Зашёл к «врачихе». Вот справка. Вот паспорт. Русский. Аттестат хороший. Хочу учиться. Глаза врачихи сжались в щёлочки как у шизофреника. По документам всё чисто, а «рожа» не русская! (Кого Вы хотите обмануть - Вы еврей!) А у неё негласное указание: инородцев не брать. Мусолила, мусолила документы. Сидели друг напротив друга, посторонних не было.
- А с чего Вы решили, что будете учиться в этом институте? - Отчётливо прошипела «врачиха». Каждое слово по отдельности. Пристально глядя Юрке в глаза.
Юра сразу всё понял. Но он был уже не мальчик, и на испуг его было не взять:
- Если  экзамены сдам успешно, то учиться буду! – твёрдо и спокойно, так же глаза в глаза, сохраняя хладнокровие сказал он.
Крыть нечем. «Рожу» к делу не пришьёшь.
Пришлось бесу втянуться назад в занимаемую им «оболочку»…

Не люблю, и никогда не любил «черносотенного беса». Всегда выделял его среди прочих «нежитей»…

       Февраль 2007