Черное зеркало Глава 3

Глава 3
Разговоры за завтраком

За завтраком Ирена застала только своих сестер. Гизела кивнула, жуя, как будто говоря: „Доброе утро“. Хелла весело прокричала: „Привет-привет!“

В ту же минуту фрау Хартвиг просунула голову в дверь.
 
 - Кофе или чаю, фрейлейн Ирена? - спросила она.

То, что Ирена два года была замужем, она не приняла во внимание, - ведь Ирена никогда не привозила своего мужа в Замок. Поэтому для фрау Хартвиг его словно не существовало.

 - Кофе, Розинхен, - ответила Ирена и добавила: - Пожалуйста. Но, может быть, здесь еще есть немного.

 - Вряд ли, - сказала Гизела. - Я выпила три чашки. - Она подняла крышку кофейника и заглянула туда. - Как раз одна осталась. Неполная. 

 - Ты пока выпей ее, фрейлейн Ирена. Я сейчас принесу свежий.

С этими словами она исчезла.

 - Она никак не откажется от этой привычки - постоянно варить свежий кофе, - осуждающе сказала Хелла. - Почему нельзя сразу поставить большой чайник?

 - Она всегда так делала.

 - По крайней мере, теперь она не варит яйца для каждого отдельно. Вот они, завернутые. Еще довольно теплые. -  Ирена, поколебавшись, протянула руку за яйцом. На самом деле ей ничего не хотелось. С тех пор как Ирена стала жить одна, завтракала она весьма скудно: чашка кофе и ржаной хлебец. Ровно в полдевятого она уже была на работе.

 - А где же мужчины? И куда подевалась хозяйка дома?

 - Она, конечно, еще спит. Наверное, было хорошо слышно, как она ночью скандалила со своими „мальчиками“, - сказала Гизела. - Кроме того, она обычно завтракает наверху.

 - Йохен уехал спозаранку, - сообщила Хелла. - Он хотел быть на фабрике вовремя. Сегодня пятница, и они работают только до полудня. Ты же его знаешь.

 - Сколько ответственности в этом человеке.

 - Вот именно, - сказала Хелла со злостью. - Он так доработается до смерти. И ради чего? Только ради того, чтобы эта дрянь получала еще больше денег.

 - В конце концов, мы тоже имеем с этого кое-что, - заметила Гизела.

 - А Берт? Он тоже уже уехал?

 - Неет. Он же наш художник. Он пошел гулять, потому что лучшие идеи приходят к нему во время прогулки. Сказал: „Сегодня чудесное весеннее утро“ и удалился. Он мысленно набрасывает эскиз новой кухни: цвета бургундского вина и светло-розовую. Как вы это находите?

 - Ну, а почему бы и нет? - равнодушно сказала Ирена, очищая яйцо от скорлупы. - Я думаю, все цвета должны быть использованы. Нет, спасибо, я не буду тост, лучше съем кусок черного хлеба.

Хелла мечтательно смотрела на горшочек с повидлом. Наконец она подвинула к себе вишневое варенье и налила еше чаю, в который положила четыре ложки сахара.

 - Брр! - вырвалось у Ирены. – Это, наверное, ужасно сладко. Вчера вечером ты сказала, что хочешь похудеть.

 - От ложечки сахара ни один человек не станет толстым. Мне это нужно, чтобы успокоить нервы.

Обе ее сестры от души расхохотались.

 - Будь у нас такие нервы, как у тебя, - сказала Гизела, - мы бы тут же отправились в экспедицию к Южному полюсу.

 - Что за чепуха! Кто это хочет идти к Южному полюсу?

Гизела и Ирена улыбнулись друг другу. Этот план возник у них после того, как мама рассказала им про экспедиции знаменитых исследователей и, разумеется, по своему обыкновению добавила выдуманную, в высшей степени драматическую историю из жизни участников экспедиции.

Но взять с собой Хеллу им, когда они были детьми, не приходило в голову.

 - Думаю, я бы продержалась на Южном полюсе дольше, чем вы, именно потому, что у меня на ребрах есть немножко мяса и мои нервы успокоены сахаром. Но мне совсем не хочется на Южный полюс.

 - Мы так и подумали, - сказала Ирена, - и решили отказаться от этой затеи.

Роза Хартвиг принесла свежий кофе и налила Ирене. Это была маленькая полная женщина с темнокаштановыми волосами и большими темными глазами на круглом лице. Когда она в 1946 году пришла в Гроттенбрунн, то была полумертвой от голода и бесконечно несчастной. Девушка-беженка, одна на целом свете. Ее отец и братья погибли на войне, а мать умерла.

Это была задача как раз для Доротеи Равински - такой же беженки, тоже одинокой и потерянной, но наделенной смелостью, уверенностью в своих силах и невероятной любовью к людям. Она сразу стала заботиться о девушке и нарекла ее Розиной, потому что ей казалось, что у малютки глаза как изюмины.

Через несколько лет она выдала Розину замуж за Пауля Хартвига, солдата, освобожденного из плена, тоже уроженца Силезии, которого лесничий поймал на браконьерстве.

 - Но вы не будете заявлять в полицию, - сказала Доротея. – Стрелять - это единственное, чему этих парней учили. Приведите его сюда, я присмотрю за ним.

Брак получился счастливым, и они оба остались в Гроттенбрунне, потому что, так же как и Доротея Равински, нашли здесь новую родину.

Розина с довольным видом наблюдала, как Ирена положила на хлеб, который перед этим густо намазала маслом, толстый кусок ветчины.

 - Ешь как следует, фрейлейн Ирена. Ты слишком тощая.

Услышав это изречение из уст Розины, все рассмеялись.

 - Она не слишком тощая, - возразила Гизела. – Она, конечно, задавака, но фигура у нее безукоризненная. Хелла слишком толстая, а я… ну, я, собственно, всегда была такой, высокой и крепкой. Я – единственная, кто унаследовал фигуру отца. Я вешу 64 килограмма с двадцати пяти лет. Без изменений.

Хелла склонила голову на плечо и оценивающе посмотрела на сестру.

 - Ну, я не знаю. Я бы сказала, в последнее время ты немного прибавила в весе.

Гизела миролюбиво улыбнулась:

- Рост метр семьдесят, 64 килограмма. Я езжу верхом, играю в гольф, катаюсь на лыжах. И пью кофе без сахара.

 - Отстань со своим дурацким сахаром!

Они были достаточно тактичны, чтобы не спрашивать Хеллу, сколько она весит. Она была намного ниже Гизелы, давно забросила верховую езду и не любила кататься на лыжах. А с игрой в теннис у нее с самого начала не заладилось.

 - Может, я и вправду немножко поправилась. Но эти постоянные неприятности с детьми так нервируют меня, и я, бывает, съедаю лишнее, потому что…

Гизела подняла руку, словно защищаясь.
 
 - Ради Бога, Хелла, не начинай опять. Ты и так вчера вечером слишком много говорила о своих детях, хотя в присутствии Коры это было совершенно некстати. И я знаю всю эту песню  наизусть, я слышу ее ежедневно. А Ирене это нисколько не интересно.

 - Нет? - Хелла изумленно посмотрела на Ирену. - Тебе на самом деле неинтересно, как я управляюсь с тремя балбесами?

Ирена в это время рассматривала горшочек с повидлом. Если уж она в кои-то веки решила как следует позавтракать, почему бы ей не съесть второй кусок хлеба?

 - Это все домашнее, - совершенно некстати заметила Розина, - ведь они и так это знали.

Ирена улыбнулась:

 - Я знаю, Розинхен. Поэтому я  буду есть сейчас хлеб с вареньем.

 - Попробуй смородиновое. Все из нашего сада.

Ирена густо намазала масло на хлеб, сверху положила щедрую порцию варенья. Розина налила ей еще кофе.

 - Если бы я мазала столько масла на булочки, то давно бы лопнула, - с завистью сказала Хелла. Она зажгла сигарету и взглянула на сестер со скорбной миной. - Ты не знаешь, что значит дети в этом возрасте.

 - Понимаешь, Хелла, у меня нет детей, - дружелюбно объяснила Ирена. Откусив кусок хлеба с вареньем, она закатила глаза, кивнула Розине и простонала: „м-м-м“. Затем продолжила: - У меня нет детей, потому что я их не хотела. И это было разумно с моей стороны.

 - Я тоже так думаю, - вставила Гизела.

 - Допустим, ты была права. И отец тоже. Вы были против моего брака, а я, тем не менее, вышла замуж за Сашу. Как любовник он был великолепен. Только вот с деньгами обращаться не умел.

 - С какими деньгами? - сухо спросила Гизела. - У него же не было денег и он ничего не зарабатывал.

 - С моими деньгами. Давайте еще раз поговорим об этом. Я развелась, что не составило никакого труда, потому что Саша, благодаря уже упомянутому таланту, быстро откопал где-то гораздо более выгодный объект, чем я. Я получила некую душевную травму, но, в любом случае, намного поумнела после этого брака и, к счастью, не обзавелась детьми. Сейчас мне тридцать пять и я могу обойтись без них.

 - В этом возрасте еще не поздно родить детей.

 - Конечно, нет. Если этого хотеть. А я не хочу.

 - И мужа она тоже могла бы иметь, - озабоченно вставила Розина.

Ирена кивнула с серьезным лицом: - Безусловно.

 - Во всяком случае, она избавляет себя от многих проблем, не имея детей, - сказала Хелла. - Хотела бы я быть такой же умной.

 - Или ты могла бы лучше воспитывать своих детей, - произнесла Гизела.

 - Тебе бы это не помешало с твоей собственной дочкой, - раздраженно крикнула Хелла. - Почему ты не родила еще детей, если так хорошо знаешь, как их правильно воспитывать?

 - Потому что не хотела. Точно так же, как Ирена. Одного ребенка вполне достаточно, и Берт, слава Богу, того же мнения.

 - Прекратите вы, наконец, разговоры о детях, - сказала Ирена скучающим тоном. - Мне было бы намного интересней узнать, что с нами будет дальше. А где, собственно, Феликс со своей дурой?

Она поймала укоризненный взгляд Розины. У Розины не было детей, но она любила детей Доротеи Равински так, как будто они были ее собственные. И больше всех – Феликса.

 - Я поставила завтрак для герра Феликса и его жены под дверь, на чайном столике. Ему так удобнее.

 - Ага. А те двое парней?

 - Они еще спят. Если им что-то понадобится, они должны будут спуститься вниз.

 - А госпожа?

 - Тоже еще спит.

 - Йохен уехал, а Берт пошел гулять без завтрака, я полагаю.

 - Меня тоже удивляет, что он до сих пор не вернулся, - сказала Гизела. - Завтрак для него - святое.

- А потом вы поедете домой?

 - Да. А ты вернешься в Мюнхен. Или сначала заедешь к нам? Мы будем рады, - сказала Гизела.

 - Я тоже, - добавила Хелла. - Мы так редко видимся.

Ирена встала и потянулась.

 - Спасибо, - сказала она. - Но я хочу провести выходные здесь.

 - Чудесно, - обрадовалась Розина. - Тогда я приготовлю на обед что-нибудь особенно вкусное. Сегодня, завтра и послезавтра.

 -Ты хочешь остаться на выходные? - удивилась Гизела. – У нее?

 - Что значит: у нее? Я выросла в этом доме. Я люблю его. И потом, сейчас весна и прекрасная погода, как заметил твой муж. Я тоже могу пойти гулять. Или покататься верхом. Объясни мне, почему я не могу остаться здесь на выходные? - Ее голос звучал раздраженно. - Разве Я больше не имею права здесь находиться? Только эта женщина? Я уже столько лет не проводила выходных за городом. Я сижу в Мюнхене и вкалываю как сумасшедшая. 

 - Ладно, ладно, - Гизела успокаивающим жестом подняла обе руки. - Не кипятись. Если хочешь, оставайся здесь. Кора, несомненно, обрадуется. И эти двое красавцев тоже еще не уехали.

 - Ты можешь так надолго оставлять магазин без присмотра? - спросила Хелла.

 - У меня есть очень толковая помощница в лице моей подруги Линды. Она прекрасно обслужит полтора клиента, которые придут сегодня и завтра.

 - Дела идут так плохо? - спросила Гизела.

 - Это магазин для узкого круга. Я живу за счет заказов, а не за счет того, что приносит магазин. Недавно я получила заказ на оформление очень красивого старого деревенского дома в Кимгау. Он будет оформлен вполне современно, без фальшивой крестьянской романтики, но так, чтобы подходило к местности и к дому. Понимаете? Это доставляет мне удовольствие. Например, об этом я могу подумать во время прогулки. Точно также, как Берт.

 - Если у тебя есть такие хорошие заказы, я не понимаю, зачем тебе нужен еще и магазин. Это же лишние хлопоты.

 - С одной стороны – да. Но с другой - это тоже доставляет мне удовольствие. И у меня есть особенные, можно даже сказать, изысканные клиенты. Они знают толк в красоте.   

 - Я считаю, что у тебя шикарный магазин, - сказала Хелла. - Я была в полном восторге, когда в первый раз его увидела. Во всем Франкфурте нет ничего подобного. Тогда, может, ты придешь в воскресенье к нам на обед? Не будешь же ты все время сидеть с Розиной!

 - Спасибо, Хелла. Возможно. Я еще не знаю. Я собираюсь не только гулять. Я хочу поговорить с Феликсом. По-моему, он ужасно выглядит. Он все еще не покончил с  этим… с этой гадостью?

 - А разве с ней можно покончить? - спросила Гизела. - После второго курса лечения мы надеялись, что он уже не вернется к этому. Мы отправили его в самый дорогой санаторий, какой только сумели найти. Но то, как он выглядит… ты совершенно права.

 - Да еще эта девка рядом с ним, - вставила Хелла.

Розина переводила испуганный взгляд с одной на другую.

 - Нет, нет, - заклинала она сестер. - Наш Феликс не болен. Этого не может быть.

 - Что значит „болен“! - раздраженно сказала Гизела. - Не прикидывайся глупее, чем ты есть, Розина. Ты же прекрасно знаешь, о чем идет речь. И он в самом деле выглядит отвратительно. И его женушка безобразна. Тебе еще есть что сказать?

Розина бросила на нее сердитый взгляд и умолкла.

 - Ты хочешь с ним поговорить, - продолжала Гизела, повернувшись к Ирене. – Ну, хорошо. Чего ты ждешь от этого разговора? Мы уже достаточно с ним говорили. Каждый из нас. И это ничего не дало.

 - Я давно не видела Феликса, - сказала Ирена. - И его вид меня очень расстроил. Во что он превратился?

Все трое замолчали.

 - Но если он останется здесь, со мной… - начала Розина. Заметив взгляд Гизелы, она притихла.

 - Мы к этому еще вернемся, - сказала Ирена. - С Корой я тоже хочу поговорить. И обязательно наедине. Она заявила, что собирается все продать. И вы это терпите?

 - А что нам остается делать? - сказала Гизела со злостью. –Она может все продать, если захочет. Здесь же все принадлежит ей.

В этот момент вошел Берт. Это был высокий симпатичный мужчина лет сорока с небольшим. Утренняя прогулка, очевидно, пошла ему на пользу -  он выглядел свежим и веселым.

 - Ну что, три красавицы? Все уже позавтракали?

 Он поцеловал свою жену в губы, а своячениц в щеки. - Я голоден как зверь.

  - Сейчас, сейчас, - воодушевилась Розина. – Кофе, не правда ли? Сейчас будет готов. Яйца еще не остыли? - Она засунула руку в корзину с запеленутыми яйцами. – Или, может, вы хотите омлет? Или яичницу с ветчиной?

  - Яичницу с ветчиной было бы неплохо.

 - Сейчас, сейчас. Через пять минут я все принесу. Пейте пока сок, герр Келлер.

И она исчезла.

Берт опустился на стул со вздохом удовлетворения и, улыбаясь, посмотрел на дам.

 - Чудесный день. Эта молодая зелень… И тишина в лесу. А какой воздух! Погода - просто прелесть. Я мог бы гулять часами.

 - Главное, тебе от этого хорошо, - сказала Гизела и налила в стакан апельсиновый сок.

 - Я хотел взять с собой собаку, но не смог ее найти. А где же Йохен?

 - Он ни свет ни заря уехал на фабрику. Вы ведь возьмете меня с собой? Вы же наверняка уедете сразу после того, как ты позавтракаешь, - сказала Хелла.

 - Не так быстро.

 - А в чем дело? - спросила его жена.

 - Ну, я хочу побеседовать с фрау Равински. Похоже, ей кажется, что она была замужем за Рокфеллером. Ее потребности просто астрономические. Теперь она еще содержит этих странных типов. Всему есть предел, не так ли? Наши дела идут неплохо, но все же времена изменились.

Хелла рассмеялась:

 - Еще один серьезный разговор.

 - Что это значит?

 - Ирена тоже хочет остаться, чтобы поговорить с ней. И с Феликсом. - Затем она строго посмотрела на свояка. - А почему ты? Разве это не дело Йохена? В конце концов, он - управляющий фабрикой.

 - Я вчера обсуждал это с ним. Он считает, что я лучше сумею договориться с Корой. Он же ее не выносит, правда?

 - И это вполне заслуженно, - ядовито сказала Хелла. - Мы все ее терпеть не можем, разве нет?

 - Тем не менее, ваш отец был женат на ней. Он назначил ее основной наследницей. Вы получили обязательную долю. Феликсу она уже была выплачена, Ирене, можно сказать, тоже. Практически фирма принадлежит Коре. Мы тогда единодушно решили, что не должны оспаривать завещание и, скорее всего, это и невозможно. Ваш отец был полностью в здравом уме, когда его составлял.

 - Он не мог быть в здравом уме, - перебила мужа Гизела, но он уверенно продолжал:

 - Йохен управляет делами фирмы, я делаю эскизы. И я повторяю: мы ничего не можем изменить. Я мог бы найти такую же хорошую работу в другом месте. Но у вас не хватало смелости начать все с чистого листа. Мы  должны сохранить фабрику. Для нас, для детей и вообще… Дело всей жизни отца, и так далее, и тому подобное. - Он взглянул на Ирену. - Ты этого не говорила.

 - Нет, - Ирена улыбнулась. - Я сказала, что я бы поняла, если бы вы не захотели остаться в качестве служащих Коры. И дело всей жизни отца… Боже мой, это все сентименты. Если бы вы уволились, Кора продала бы фабрику. Ну и что?

 - Как это - ну и что? - разгорячилась Хелла. - Тогда мой муж был бы служащим чужой фирмы. А наш дом? А Гизела и Берт? Им бы тоже пришлось уехать. И мы бы потеряли все, что имеем.

 - Когда отец умер, вы были еще не такие старые, чтобы не могли начать что-то другое, - сказала Ирена. - И если бы вы продали дома, которые принадлежат вам, то могли бы купить жилье в другом месте. Извините, но я не считаю эту проблему неразрешимой.

  - Йохену в прошлом году исполнилось пятьдесят.

 - Да, я знаю; сегодня все сильно изменилось. Отец умер три года назад. Если бы вы решились на это сразу…

 - Просто взять и уехать? - запротестовала Хелла. – Но это было невозможно. А мои дети? Они были тогда меньше, они привыкли к своему дому.

- Ах, перестань, - перебила ее Ирена. - Как будто люди никогда не переезжали с  малолетними детьми. Кроме того, вы могли  остаться в Ханау или во Франкфурте. Здесь достаточно всяких фирм. Ну ладно, хватит об этом. Все уже в прошлом и, наверное, действительно слишком поздно. Положение фабрики более или менее стабильно, как мы вчера слышали. Кора должна будет немного ограничить свои запросы. О чем я хочу с ней поговорить, я могу вам сказать. Меня волнует не фабрика. Меня волнует этот дом. Этот старый Замок посреди леса. Я здесь родилась. Мы все здесь родились.

 - Я – нет, - строптиво сказала Хелла.

 - Нет, ты – нет. Тебе было три месяца, когда мама пришла сюда с тобой на руках. Это все равно, что здесь родиться. И когда я вчера увидела черное зеркало…

 - Что ты увидела?

 - Черное зеркало. Вы его не помните? Раньше оно висело в большом зале. Мама особенно любила его.

- Конечно, помню, - сказала Гизела. – „Зеркало, говорящее правду“, - так она его называла. Оно еще здесь?

 - Оно висит возле лестницы, которая ведет вниз, к комнатам для прислуги, как раньше говорили. Теперь у нас есть наверху большая прекрасная кухня. В этих комнатах, наверное, никто не живет.

 - Безусловно. Там находятся кладовые и морозильники, и винный погреб тоже внизу. И зеркало там висит? Странно, я его никогда не замечала.

 - Я была… Оно как-то странно меня растрогало, когда я его увидела. Вы сказали, что мы не можем отказаться от фабрики.

 - В конце концов, мы все живем за счет фабрики, - сказала Хелла.

 - Кроме меня.

 - Кроме тебя, - согласилась Гизела. - Тем не менее, отец выдал тебе приличную сумму, чтобы ты могла вложить ее в собственное дело. И когда твой муж все промотал и ты обанкротилась…

 - Хватит, Гиза, прекрати. Что вспоминать эти старые байки? А, вот, наконец и мой завтрак, - Берт нетерпеливо взглянул на Розину, которая вошла с большим подносом в руках.

 - Что значит „старые байки“? - Гизела не давала сбить себя с толку. - На самом деле все это было не так уж давно. Потом Ирене снова понадобились деньги, в первый раз - чтобы заплатить долги, а во второй раз - чтобы открыть свой теперешний магазин. Таким образом ей была выплачена причитающаяся часть наследства.

 - Не полностью, - возразила Ирена. - БОльшая часть, согласна. Но, между тем, часть денег я вернула, и они были вложены в фирму. Тебе это должно быть известно.

 - Ну вот видишь, - сказала Хелла. - А что бы ты получила, если бы фабрика была продана?

 - Ах, не будь ребенком. Сейчас это уже не имеет никакого значения. И никто не собирается ее продавать. Вы же все живете за счет „КАРА-кухонь“, и Кора забирает себе бОльшую часть, причем не работая. По мне - ради Бога, пусть. Но она сказала, что хочет продать Замок. Она же только вчера это сказала. Или, может, мне послышалось?

 - Она это говорит уже не в первый раз, - невозмутимо ответил Берт и принялся за яичницу. - Никто из нас ничего не имеет против. Эта старая развалина здесь, в Шпессарте, - знаешь ли ты, сколько мы за последние годы истратили денег, чтобы она была пригодна для жилья? Йохен был рад, когда ему удалось уговорить Кору не строить бассейн. А в другой раз ей непременно понадобился швейцар. Она же не так часто здесь бывает. У нее есть еще квартира во Франкфурте, и иногда она путешествует.

 - Но она каждый раз возвращается сюда, - неожиданно вмешалась Розина, что никого не удивило: она ведь была членом семьи с незапамятных времен. - Она говорит: из-за лошадей. И кроме того, она охотно приглашает гостей.

 - Гостей! - фыркнула Гизела. - Кого ты называешь гостями? Этих двух чокнутых гомиков, которые тут вроде нахлебников?

Розина растерянно замолчала. Внезапно на ее глазах выступили слезы:

 - Феликсу тоже здесь нравится. Но вчера он рассказал нам, что она хочет все продать.

 - Что он кому рассказал? - резко спросил Берт.

 - Мне и Паулю, вчера вечером на кухне. Что она хочет продать Замок.

 - Кто же захочет купить это старое гнездо? Если только какой-нибудь сумасшедший, - сказала Гизела.

 - Не забывай про землю, находящуюся вокруг, - сказал Берт. - Про лес и прежде всего - про охотничьи угодья. Охотничьи угодья - вот настоящая ценность, а не замок.

 - И угодья вы тоже хотите продать?

 - Вообще-то нет, - сказал Берт, продолжая поглощать яичницу. - Но без них Замок не продается. Мы не можем оторвать одно от другого.

 - Даже думать об этом – варварство, - гневно крикнула Ирена.

 - Успокойся, все остается как было. Дом является архитектурным памятником и находится под защитой. Но это слишком дорогой памятник. Мы постоянно вбухивали в него деньги – техобслуживание, отопление, изоляция, да мало ли что еще. Кору не интересует охота, но она знает, что угодья ценятся высоко. Кроме того, ей принадлежит все. Смирись уже наконец: она может распоряжаться этим так, как захочет.

 - Наконец, - повторила Ирена, и ее лицо исказила гримаса. - Какое ужасное слово! Позволь, я скажу тебе кое-что: я хочу, чтобы этот дом принадлежал нам.

 - Но он вам уже не принадлежит.

 - А  м ы не можем его купить? У нее?

Берт схватился за голову:

- По-моему, у тебя не все дома. Где мы возьмем на это деньги? Кроме того, я не понимаю, почему эти древние стены так много значат для тебя? Ты ведь живешь в Мюнхене.

 - Да, конечно. Я не могла бы в лесу работать по профессии или открыть магазин, это понятно. Но я родилась и выросла в этом доме. Ты, вернувшись с прогулки, сам сказал, как здесь хорошо. Этот покой, эта тишина - когда я состарюсь, то буду с удовольствием снова здесь жить.

Хелла рассмеялась, а Гизела спросила:

 - Какая муха тебя укусила? Может, ты хочешь открыть здесь дом для престарелых?

Розина взглянула на Ирену с благодарностью. Она тоже не хотела уходить отсюда и Пауль не хотел. Конечно, приходилось терпеть Кору, но Розина с ней прекрасно ладила, потому что та не была злой или слишком требовательной. Зиму она обычно проводила во Франкфурте.

Люди, которых Кора иногда привозила с собой, были Розине не совсем по вкусу, но они быстро исчезали. А раньше - напротив…

 - Вы еще помните наших гостей-охотников? - горячо вмешалась она в разговор. - Когда приезжало столько народу… Что за изысканное общество здесь собиралось!

 - Розина тоскует по светской жизни во время охотничьего сезона, смотрите-ка. Но они все равно больше не приезжают с тех пор, как отец женился на Коре.

 - Я здесь родилась и выросла, - упрямо повторила Ирена. - Мама всегда говорила: что бы из нас всех вышло, если бы не этот дом и…

 - Уймись! - перебила Гизела. - Мы хорошо знаем, что говорила мама. Но между тем прошло сорок лет, и мы все живем в разных местах, причем неплохо. Мы построили себе два дома рядом с фабрикой, у нас даже есть общий бассейн, правда, Хелла? Нам там очень уютно. Йохен и Берт работают близко от дома, до Шпессарта от нас рукой подать и до Франкфурта тоже всего тридцать километров.

 - Правильно, - подтвердил Берт. - Йохен и я ходим на работу пешком. Где еще такое возможно? В получасе езды от нас аэропорт „Рейн-Майн“. И я могу гулять в Шпессарте так часто, как хочу, и не заботиться о расходах. Замок - это предмет роскоши, Ирена. И на охоту мы ездим редко. В крайнем случае мы могли бы договориться с новым владельцем (если, конечно, кто-то захочет купить Замок), чтобы он иногда приглашал нас охотиться. И ты, Ирена, уже сколько лет не вспоминала про охоту.

 - Ах, я не это имела в виду. Я никогда не была заядлой охотницей. Согласна, я не могу назвать рациональную причину, почему Замок должен оставаться собственностью семьи. У меня же нет детей, для которых я хотела бы все это сохранить.

 - Мы уже поняли, - сказала Гизела. - Ты хочешь провести здесь свою старость. Нет, это самое странное, что я когда-либо слышала.

 - Поскольку ты состаришься еще нескоро, - добавил Берт, - никто не знает, что здесь будет к тому времени. Возможно, лес уже вымрет, местность еще больше избороздят автодороги, туристы будут бродить толпами. Если мир будет так же развиваться, от здешней идиллии ничего не останется.

 - А может, и нет, - упрямо сказала Ирена. – Похоже, что человечество постепенно опомнилось и начало устранять вред и несправедливость, причиненные природе.

 - Ты серьезно так думаешь?

 - И что касается детей, - вступила в разговор Хелла, - плевать они хотели на Замок. А на лес им наплевать вдвойне. Николь вечно околачивается во Франкфурте, у нас ей слишком скучно, в таком жалком городишке она существовать не может, говорит моя барышня-дочка. Ты думаешь, я имею хотя бы малейшее представление, чем она занимается во Франкфурте? Нет. Михаэль учится в Гейдельберге. И все свободное время он проводит во Франции. Во-первых, у него там подружка, а во-вторых, в нашей местности ему все кажется отстоем. И самым отстойным он считает Гроттенбрунн. Он называет его Домом с привидениями. А Лютц? Я даже боюсь заглядывать вперед - что с ним будет дальше? Это предел всему. Такой наглой морды ты еще не видела. Мы недавно записали его в школу-интернат.

 - Ты это уже говорила вчера вечером.

 - Иначе нам с ним не справиться. Он уже два раза оставался на второй год. Мы с Йохеном вечно ссоримся из-за этого оболтуса. Я согласна с тобой: радуйся, что у тебя нет детей.

 - Ладно, хорошо, мы это уже поняли. Мне тебя очень жаль. Что поделаешь, мы живем в такое время, и, возможно, здесь есть немного и вашей вины. Мы, во всяком случае, уважали нашего отца и любили маму. Я полагала, что и сегодня так должно быть. Но, повидимому, я ошибаюсь. Берт, я спрашиваю тебя абсолютно серьезно: мы действительно ничего не можем сделать, чтобы помешать ей продать Замок?   

- Нет. И мы не будем ничего делать. Твой отец дал нам денег, когда обе наши семьи строили дома. Не дал взаймы, а просто подарил деньги Хелле и Гизеле. По справедливости это тоже можно причислить к доле наследства, как ты считаешь? Мы еще тогда решили, что для нас будет лучше жить в новых современных домах, недалеко от фабрики. Никто из нас не хотел постоянно жить в Гроттенбрунне.   

 - Меня отец не спросил,- сказала Ирена с горечью.

 - Нет. Ты же с самого начала пошла своей дорогой. И ни одному человеку, который тебя знает, не пришло бы и в голову, что ты так дорожишь Гроттенбрунном. Должен признаться, что для меня это открытие. Кстати, тебе отец тоже дал денег на открытие бизнеса. Но он, как известно, прогорел. И в твоем горячо любимом Замке ты вообще не появлялась.

  - Ты знаешь, почему.

  - Мы все знаем, почему, - вмешалась Гизела. – Во-первых, тебе было неловко из-за неудачного замужества и из-за того, что с бизнесом тоже ничего не получилось, правда? Ты всегда была чересчур гордой, моя дорогая. Против этого трудно что-нибудь возразить. И во-вторых, ты больше не приезжала сюда, потому что сразу возненавидела Кору.

  - „Возненавидела“, - устало повторила Ирена. – Ненависть! Это слишком сильное слово.

   - Называй это как хочешь. Ты ее терпеть не могла, ты ее не признавала. И однажды ты ясно сказала: „Пока эта женщина здесь живет, ноги моей не будет в Замке“. Это правда или нет? Может, спросим у зеркала?

 - Тебе не нужно спрашивать у зеркала. Это правда, я именно так и сказала.

 - Что еще за зеркало? - растерянно спросил Берт.

Ирена встала и подошла к окну.

 - Я всегда восхищалась нашим отцом. И, как я уже говорила, уважала его. Уважала его как личность, уважала его характер, а также…  как это назвать? -  его отношение к матери. Их брак. И я любила его, несмотря на расхождения во взглядах. Моя связь с Сашей, мое замужество, - ну, вы все это знаете. Но потом, когда он привел сюда эту особу, тогда… да, я стала сомневаться в нем. Очевидно, я ничего не понимаю в жизни.

 - Тем более удивительно, что ты вдруг решила провести здесь выходные, - сказала Гизела. - Ты еще больше разозлишься на нее.

  - Вам все равно не понять.

  - Нет, отчего же? Ты совершаешь что-то вроде ностальгического путешествия в детство. В этом виновато черное зеркало.

 - Наверное, ты права, - пробормотала Ирена. – Скажи, Берт, мы вправду не можем выкупить у нее Замок?

 - Ты сошла с ума, - ответ Берта был краток и ясен.

Ирена порывисто отвернулась от окна и взглянула прямо в глаза своему брату. Феликс стоял, прислонившись к двери.

„Интересно, он давно вошел? Что он слышал из нашего разговора? - подумала Ирена. - И как плохо он выглядит.“

Розина подошла к нему и убрала прядь темных волос со лба.

 - Ты позавтракал, герр Феликс?

 - Да, Розинхен. Спасибо.

 - Как следует позавтракал?

Он положил руку на ее плечо.

 -  Я очень хорошо позавтракал, Розина, клянусь тебе.

 - Иди сюда, посиди с нами, - сказала Ирена. - Съешь еще что-нибудь. Тебе это нужно.

На его щеках выступили два красных пятна.

 - По-твоему, я так жутко выгляжу?

 - Если ты наберешь пару фунтов, это тебе не повредит, - осторожно ответила Ирена.

Могла ли она спросить, зависит ли он до сих пор от этой отравы? Не здесь и не при всех. Но она спросит его, когда они будут вдвоем. Это еще одна причина, почему она хочет остаться на выходные.

Феликс уставился в пространство и сказал, как будто никого не видя:

 - Я тоже не хочу, чтобы мамин Замок был продан.

 - Проклятие! - крикнул Берт. Затем он швырнул на стол салфетку и встал. - Вы что, все рехнулись? Это вовсе не Замок вашей матери. Она пришла сюда в 1945 году, будучи беженкой. Я не ошибаюсь? Вместе с многими другими беженцами. Старуха Кепплер приняла ее, и ваша мать ухаживала за ней до самой ее кончины. И ваш отец купил у нее Замок за бесценок. Ваша мама хотела этот Замок, а отец хотел охотничьи угодья, верно? А у старухи Кепплер уже не все было в порядке с головой. Во всяком случае, так мне рассказывала Гизела. 

 - Да, - сказала Гизела. - Все верно. Она боготворила нашу маму. Она была старой и больной и абсолютно одинокой. И мама постепенно взяла на себя все заботы по хозяйству, как и заботы о других беженцах. Хоть нас при этом не было, но…

 - Зато я, - торжествующе закричала Розина, - я была при этом. Ваша мама заботилась обо всем и обо всех в самые тяжелые времена. Я ведь тоже нашла здесь пристанище, а позже и Пауль. Баронесса Кепплер была и вправду немного не в своем уме. Когда мы сюда пришли, Замок был похож на берлогу диких зверей. И даже нацисты не заняли его - до того все было запущено. Это ваша мама сделала так, чтобы здесь стало можно жить по-человечески. Да, она это сделала. Я знаю. И Пауль тоже знает. И ваш отец это знал. И то, что баронесса так дешево продала ему дом, - у нее были на это причины. Беженцы исчезали один за другим, здесь бы они ничего не добились и ничего не заработали. И баронесса все время говорила вашей маме: ты ведь не бросишь меня, Доротея, правда? Доротея, не оставляй меня одну. Так все и было.

 - Прекрасно. Мы все это знаем, - нетерпеливо сказал Берт.

Но Розину невозможно было остановить:

 - Вы не знаете. А я знаю, я все это видела. И ваша мама не хотела уходить отсюда. Ей здесь нравилось. И детям было здесь хорошо. Или вам было плохо?

 -Что ты, Розина, - тепло сказала Гизела. – Конечно, хорошо. У нас было чудесное детство. Ирена в чем-то права.

 - Бог мой, теперь и ты туда же, - раздраженно крикнул Берт.
 
 - И мы тоже не хотим уходить, Пауль и я. И если нас теперь выгонят на улицу… - она начала плакать.

 - Пожалуй, с меня хватит, - сказал Берт. - Я еду на работу. Этот проклятый Замок еще не продан. Мы, в любом случае, его не купим. Кора сначала должна найти покупателя, а там видно будет. И по-моему, никто не сказал, Розина, что вас и вашего мужа выгонят на улицу.

 - А куда же мы пойдем?

Гизела встала.

 - Довольно разыгрывать трагедию, Розина, будь благоразумной. Мы - две семьи, нам принадлежат два дома и вполне солидная фабрика. И для вас найдется пристанище, а для твоего мужа - и работа.

 - Конечно, - сказала Хелла. - Кроме того, вы уже в том возрасте, когда уходят на покой.

При этих словах по щекам Розины полились крупные слезы.

 - Но мы не хотим уходить на покой, - всхлипывала она. - Мы еще не такие старые. Нет, не такие…

 - Хелла, ты бестактное животное, - сказала Гизела сестре и подошла к плачущей. Но Феликс уже обнял Розину, и она плакала у него на груди, примерно на уровне сердца.

 - Замок не будет продан, - твердо сказал он.

 - Ладно, желаю всем доброго утра, - сказал Берт. - Я поехал. На следующей неделе я побеседую с Корой. Кто хочет ехать со мной, пожалуйста, пусть подходит к машине.

Возле двери он остановился и посмотрел на Ирену. Она встретила его взгляд холодно и не пошевелилась.

 - У тебя же своя машина, - сказал он, пытаясь на прощание быть дружелюбным.

 - Совершенно верно.

 - И ты действительно хочешь здесь остаться?

 - Да. Феликс тоже остается, насколько я вижу. Я бы хотела провести с ним пару дней. И еще я собираюсь, если возможно, кое-что обсудить с моей… ммм… мачехой.

 - Тебе это не удастся, - сказал Феликс. - Она уехала.

Розина подняла голову.

 - Уехала? - повторила она.

 - Пауль так сказал. Порше нет на месте. И обоих типов тоже.

 - Ах так? - Ирена сунула руки в карманы брюк. – Правда, уехала? Это же здорово. Тогда выходные принадлежат нам. Разве плохо?

Внезапно лицо Розины просияло.

 - Ее нет? Тогда я должна… Мне нужно поговорить с Паулем. И я приготовлю вам что-нибудь вкусное.

С этими словами она выбежала из комнаты.

 - С Паулем сейчас тоже нельзя поговорить. Он ищет лошадей.

 - Что он ищет? – переспросил Берт с глупым выражением лица.

 - Лошади исчезли. И собака тоже.

 - Сегодня, видимо,  все здесь посходили с ума? Не могла же она увезти собаку и лошадей в своем Порше.

 - Постепенно все это начинает казаться странным, - сказала Гизела. – Наверное, нам надо осмотреть дом? Сегодня ночью они подняли такой шум. А что, если где-то валяется пара трупов?

 - У тебя нервы не в порядке, - сердито сказал Берт.

Труп действительно валялся. Но не в Замке, а за лесом, возле верхнего выгона.
 
Это известие принес Пауль, который как раз в эту минуту ворвался в комнату.

 - Госпожа, - он с трудом переводил дыхание, - госпожа…

 - Да? - резко спросила Гизела. - Что с ней?

Пауль остановился как вкопанный. Он оглядел всех по очереди. Его губы дрожали.

 - Она умерла. Она лежит там - возле лошадей…

 - Что вы говорите? - спросил Берт. – Слушайте, возьмите себя в руки. Кто умер?

 - Фрау Равински. Она увела лошадей из конюшни. Похоже, что так и было. И привела их на выгон. На верхний выгон. Там, наверху… - Он показал трясущейся рукой в направлении, где должен находиться верхний выгон. - И там она лежит. И она мертва. Да, мертва.

Гизела спокойно сказала:

   - Пауль, расскажи толком. Что значит: „она мертва“? Как ты можешь это утверждать?
 
   - Ее застрелили. И пес был с ней. Он лежал возле нее. Я забрал его с собой. И лошади, да, лошади пасутся там, как будто ничего не случилось.


Конец третьей главы.