Лотерея

– Вышел немец из тумана, – Мишкин палец уперся мне в грудь.
– Вынул ножик из кармана, – описав почти полный круг, палец указал на Эльку.
– Буду резать, буду бить, – скороговоркой забормотал Мишка, – все равно тебе во…
На  «…дить» он круто повернулся и победно ткнул пальцем в Ирку.
– Это вы специально, да? – чуя подвох, плаксиво затянула она.
– Ну что ты, – широко улыбнулась Элька.
– Просто так выпало, – с невинным видом подтвердила я.
Ирка была врединой и вечно увиливала от дела, так что когда водить выпадало ей, мы втихаря торжествовали: «Так тебе, Ирочка, и надо!»
Накуксившись, Ирка сердито шмыгнула носом и отвернулась к стенке:
– Считаю до десяти! – объявила она, – раз, два…

Элька резво сиганула через палисадник к глинистым кучам на краю раскопанной рабочими траншеи, где каждый год хоронили новую трубу. Мишка, взметая пыль сандалиями, исчез за углом нашей пятиэтажки. А я поспешила к стоявшим в торце мусорным бакам – прямо за ними высился неприступный бастион одичалой ежевики.
– Пора-не пора, иду со двора, – донеслось издали, – кто не спрятался, я не виновата!
С обратной стороны в колючем ежевичнике имелся надежно укрытый лаз. Если спрятав лицо и голые руки от царапучих веток, залезть поглубже и взять влево, вывалишься прямо в многоэтажные прохладные лопухи. Под их вислыми серыми крышами можно пересидеть и жару, и дождь и какую хочешь Ирку. Я щедро настелила себе пышных лопуховых одеял, уселась и прислушалась, не кричит ли уже наша лентяйка свое «сдаюсь!» – тогда можно вылезти и скромно улыбаясь… Но нет, не слыхать – только ласково бормочут за стеной ежевики голуби, обсевшие помойку, из-за облаков доносится тающий гул невидимого самолета, да однообразно шелестит листва, раздуваемая ветром – будто я не на задах бывших огородов в окружении новостроек сижу, а на зеленом острове в дальней дали, где и людей-то не видали.

Оглядевшись, – чем бы заняться, – я увидела утопающий в волнах лопухов мятый газетный лист, верно заброшенный сюда ветром. Это оказался позавчерашний «Труд» с таблицей тиража денежно-вещевой лотереи. Точно такой висел на стенде против нашего дома. Два дня назад я уже изучила его со своим билетом в руках, и не то что номера – даже серии не нашла. Стоявший рядом Мишка назидательно хмыкнул, но от замечаний великодушно удержался. Он ценил свое мужское слово и произносил речи, только если надеялся удержать меня от глупостей. Нельзя сказать, чтоб он не пытался – в свое время.

– Зря ты это, – гудел он мне под руку, пока я отсчитывала киоскерше шесть полновесных звонких пятаков, – лотерея – она ж для балбесов, которые математики не знают.
– С чего ты взял? – язвительно осведомилась я. – В нее все играют!
– Все думают, что им повезет, – рассудительно объяснил Мишка, – но ты сама прикинь, сколько этих билетов… Папка говорит, это вроде налога – на дураков.
– Много он понимает твой папка! – огрызнулась я. – Вон Паша дворник каждый раз что-нибудь выигрывает.

Это была чиста правда, и Мишка обиженно засопел. Паша Качан был местная знаменитость по части неслыханного везения. Словно компенсируя дворнику тяжелую долю и почти отсутствующую получку, судьба посылала ему завидные выигрыши: чайный сервиз на шесть персон, часы с маятником, радиолу «Рекорд», а однажды, расщедрившись, даже послала ему ковер! С великим торжеством Паша на горбу приволок двухметровую скатку из «Промтоваров», и все соседи ходили в его заставленную лотерейными богатствами дворницкую квартиру, поглазеть на обнову. Паша охотно пускал всех – любил перед людьми похвалиться. Жил он на первом этаже со старенькой мамой, повредившейся умом и ногами после какого-то «удара» – кто ее ударил, чем? – не знаю. Целыми днями Качанова мамаша сидела в креслах и умиленно озирала окружавшее ее благополучие. Гостей привечала бессмысленно ласковой улыбкой, всех без разбору звала «Пашечкой» и норовила погладить по головке. Дворник мамашу всячески покоил и надеялся выиграть еще шерстяное одеяло в клеточку – больные ноги ей заворачивать.
Когда Пашу спрашивали, отчего это ему так везет, Качан пожимал плечами и отвечал невозмутимо: «Видно есть справедливость на свете».

Многие с ним соглашались, хотя непонятно было, почему справедливость есть только для Паши. С деньгами у всех было негусто. Вот хоть бы мои родители, у которых вечно что-то «выдирали» из зарплаты, так что остатков еле хватало на еду. Нам бы тоже не помешал ковер. Или новый пылесос взамен старой «Чайки», завывающей как стая голодных волков, аж на улице слышно. Но я собиралась выиграть «Волгу» или на худой конец «Москвич». Вообще-то, машина нам ни к чему. Ее и водить-то некому. Но можно, наверное взять деньгами. Сколько бы мы тогда всего накупили! Эх…
– Ты был прав, Мишка,– неохотно признала я и выкинула свой билет в урну, где уже валялось много таких – несчастливых. Настоящий друг Мишка утешительно похлопал меня по руке и ничего не сказал.

Устроившись в лопухах поудобнее, я от нечего делать снова стала просматривать таблицу. Вот здесь в третьем столбце внизу должен бы быть мой билет… Хм, тут кажется, был баян с футляром, а теперь почему-то собрание сочинений Лескова в 11 томах. Странно… А в нижней строчке точно был телевизор «Электрон» – я же помню! Так жалко было, что не выиграла хотя бы его – был бы у нас цветной! А тут стоит бритва электрическая «Нева». Как такое может быть?

Я вдруг поняла, как… И, свернув газету, чтоб не помялась, полезла вон из своего укрытия, оставляя в цепких ежевичных лапах клочья волос и выдернутые из сарафана нитки.
– Пила, пила, лети как стрела! – увидев меня, заорала Элька, которая сроду не умела хорошо спрятаться, и всегда попадалась первой. Одержимая жгучей догадкой, я промчалась мимо оторопевшей Ирки, никак не ждавшей такого фарта. Очнувшись, она кинулась назад к стене и замолотила по ней ладонью: «Эй, я тебя застукалила!»
Не обернувшись, я перелетела пустынную улицу и едва не снесла лбом сверкавшее на солнце стекло стенда. Газета за ним оказалась прошлогодней, о чем говорила неприметная дата внизу полосы.

Не зная, что делать с этим открытием, я ошеломленно таращилась на издевательски сиявший стенд, пока сзади не раздался дружный топот.
– Ты чего, – крикнул Мишка, – не играешь больше?
– Смотри… – очарованно, словно число и год могли исчезнуть, я потерла пальцем низ газетной страницы. – Она старая.
– Ну и что? – не понял Мишка. И вдруг расширил глаза: «Ого!»
– Чего? Чего у вас тут? – сунулась между нами запыхавшаяся Элька. Ирка, тяжело трюхавшая сзади, канючила на ходу: «Так не че-естно! Я ж всех застукалила…»
– Я ведь по этой таблице свой билет проверяла, – слова дались мне с трудом. – А настоящая – вот, – я показала ребятам свою находку.
– Многие тут проверяют, – заметила Ирка. – Гляньте, сколько билетов в урне.
– Так это что получается… – протянула Элька. – нарочно, что ли, подстроено?!

Мишка солидно кашлянул:
– А газету, между прочим, Качан меняет, так? Ключи от стенда только у него.
Мы переглянулись.
– И мусор из урны тоже он выгребает, – продолжал гнуть свое Мишка. По всему выходило, что наглый обман – Пашиных рук дело.
– Вот, значит, как он все выигрывает, – пораженная открывшейся истиной, пролепетала я. – Вешает старую газету, а потом забирает себе билеты, которые люди выкинули. Тут наверняка и выигрышные есть.

– Надо на этого Качана в милицию заявить, – сказала справедливая Элька. – Это же воровство! – добавила она возмущенно.
– Его тогда в тюрьму посадят, да? – предчувствуя скандал, радостно спросила Ирка. Мишка покачал головой: «Не посадят». Я удивилась: Мишка ведь сыщиком будет, когда вырастет. Как же он в милицейскую силу не верит?
– Паша отоврётся, – авторитетно объяснил тот, – скажет, сослепу, мол, газеты перепутал, ошибочка вышла. А что это не впервой – никто теперь не докажет. Билетики-то выигрышные уже тю-тю… Скажет, что сам их покупал – поди проверь.

– Да-а… – вздохнула Элька, признавая правоту рассуждений. – И что теперь делать? Нельзя же, чтоб Качан и дальше всех обманывал.
– Знаю, я знаю! – заскакала в нетерпении Ирка. – Давайте всем про это расскажем, а? Осрамим Пашу – пускай взрослые сами его проучат! – единым духом выпалила она.
– Нет-нет, – испугалась я, вообразив оплеванного и униженного дворника и внутренне уже страдая от этого зрелища. – Нельзя его срамить. Он, может, не со зла – он может, маму хотел порадовать и это… ну бывает же, оступился человек. Его не позорить а перевоспитать надо!
– Дуры вы! – сплюнул будущий сыщик. – Спорите тут, надо, не надо… А чем вы докажете, что это он?
– Кто ж еще? – фыркнула Ирка, – Ключи-то у него.
– Подумаешь, ключи! Их подделать можно, – возразил Мишка. – А без доказательств нельзя. Паша за клевету в суд подать может, – и, видя, что мы изумлены его познаниями, пояснил снисходительно. – Я в одной книжке читал.

– Но ты сам-то веришь, что это Качан? – спросила Элька. Мишка поскреб в затылке.
– Верю, – признал он.
– И что будем делать? – Элька взглянула на него с надеждой.
– Надо его припугнуть, – подумав, предложил Мишка.
– Как это? – удивилась я. Паша все-таки здоровый дядька, вряд ли нас испугается.
– А так, – глаза у Мишки заблестели – видно он придумал шкоду, – напишем ему тайное письмо, что мы все знаем и пригрозим разобоче… нет, заоблаче… фу ты, пропасть! Короче, что расскажем другим про его делишки!
– Ну ты и голова, Мишка! – восхитились мы, и он польщено заулыбался.

Мы пошли назад – к дому. Я вынесла бумагу, карандаш и вручила их Мишке.
– На, пиши.
– Печатными буквами, – подсказала Ирка, – а то по почерку могут узнать.
– Как бы написать-то… – он погрыз кончик карандаша и повернулся ко мне, ища поддержки.
– Пиши: «Паша, мы все знаем, как ты выигрываешь в лотерею». Слово «как» подчеркни, – распорядилась я.
– Ага, – довольно кивнул Мишка и продолжил сам: «Если и дальше будешь мухлю…» Как правильно: мухлЮвать или мухлИвать?
– Напиши лучше «жульничать», – выкрутилась я.
– «…то мы всем про тебя расскажем!» – продолжила мысль Ирка.
– «И в милицию сообщим», –  грозно добавила Элька.
Сложенное письмо вручили упирающейся Ирке, жившей в одном подъезде с дворником.
– Домой пойдешь, в дверь ему засунь, и беги! – инструктировал Мишка.

– Утром Элька постучалась ко мне:
– Ура, сработало! Видела, Паша газету заменил – свежую таблицу повесил! – похвасталась она.
Паша ходил по двору как ни в чем не бывало, и деловито ширкал метлой, сгребая с асфальта ошметки присохшей глины, оставленной рабочими, менявшими трубу. Потом таскал взад-вперед резиновую кишку, из которой на клумбы толчками выливалась серая  мутная водица. А сам незаметно остро поглядывал по сторонам – надеялся видно, что те, кто ему написал, себя обнаружат.

После обеда, мы, сойдясь за домом, стали держать совет.
– Это хорошо, что Паша так быстро исправился, – озабоченно говорила я. – Но теперь нам наверно придется за ним следить, пока он не перевоспитается совсем. А то вдруг опять с пути собьется?
– Ага, –  согласился Мишка, – теперь каждый номер с тиражом проверять надо.
– Да ну вас, – отмахнулась Ирка. – Вы сейчас поговорите, а после все забудете. А Паша выждет чуток, и опять за старое примется.
– И правда, как бы нам не забыть… – задумалась я.
– А давайте лотерейки покупать будем, – предложила Элька. – Тогда и мимо таблицы не пройдем.
– Ну что ж, – вздохнул Мишка, – если для дела надо, я готов.

Так мы бдели до самой зимы, и даже вошли в азарт после того, как Ирке выпала сказочная удача – целых 25 рублей! Ну и где, спрашивается, справедливость? Нам-то с Мишкой и Элькой так и не повезло ни разочка.