Путь в Вальхаллу

     Я Ингвар, викинг. И первое  моё воспоминание – это резкий слепящий свет и очень сильный шлепок. Я, конечно, не растерялся и тут же двинул ногой в глаз той противной старухе, что шлёпнула меня. Все почему-то тут же радостно закричали и громко загоготали: «Ура, мальчик». Лично я ничего весёлого в этом не увидел и громко заплакал от возмущения и обиды, хоть мужчины и не плачут. Тут же началась возня, крики, меня помыли и вынесли к какому-то бородатому мужику со словами: « Сигурд, смотри, это мальчик. И уже дерётся во всю – сразу видно – твой сын!» Мне по-прежнему было непонятно, почему они  так радуются моим слезам.
Вот так, сам того не желая, я  появился на свет,  а потом ещё и получил не пойми за что. Бородатый оказался моим отцом, а красивая, измученная женщина с нежным взглядом – матерью. И вопреки всем утверждениям, я помнил, как началась моя жизнь.

     Когда мне исполнилось 2 года, отец выстрогал для меня деревянный меч, который я не выпускал из рук, позабыв прочие игрушки.
Когда мне исполнилось 5 лет, кузнец выковал для меня маленькие копии настоящего оружия: саксы, лук, стрелы, топоры и копья. Я был в восторге – у меня теперь было оружие, как и всех настоящих мужчин –воинов! Отец стал тренировать меня. Я учился очень прилежно, желая во всём походить на отца, и делал успехи. Периодически, чтобы их отметить, отец закатывал пирушки, где неизменно присутствовала вся деревня. Все много ели, пили, смеялись, издавали какие-то странные рычащие звуки, напоминавшие диких кабанов, после которых всегда смеялись ещё громче. Я не понимал, зачем им это, но и не спрашивал, не желая выглядеть в глазах отца и остальных воинов несмышлёнышем.
Тренировки с отцом занимали всё время, и уже к 10-ти годам я обращался  невероятно ловко и быстро с луком и стрелами, а в метании копья и саксов мне не было равных во всей деревне.
 
     Тогда отец на правах конунга, принимающего подобные решения, отвёл меня на опушку леса и сказал: « Ингвар, сынок, завтра тебе предстоит показать всем, на что ты способен – с рассветом мы отправляемся на охоту, и ты идёшь с нами! Твоя первая охота! Ты, главное, не поддавайся страху и помни всему, чему я тебя учил! Покажи всем, кто сын конунга, кто будущий вождь! Я в тебя верю, дружок!» Он ушёл, а меня бросило в жар: « Первая охота! Не тренировка, а испытание настоящего воина! Я должен быть достойным сыном своего отца!»

     Чтобы хоть как-то успокоиться, я достал саксы и принялся их метать в дерево, выбрав целью небольшое дупло. 8 из 10-ти. Я был недоволен – поначалу руки дрожали, и 2 раза я промазал. Я подошёл к стволу, чтобы вынуть саксы и повторить броски до те пор, пока рука не станет твёрдой, и все 10 не окажутся в цели.  И тут  услышал какой-то шорох, обернулся – и в кустах позади увидел её – русую косу до пояса. Тильда –самая красивая девочка во всей деревне, смотрела на меня ясными глазами, взглянув в которые, можно тут же утонуть. Я очень смутился и покраснел (хорошо, что уже начало темнеть, и она не видела этого), буркнул что-то невнятное вроде: « Тебе здесь не место, спать давно пора!»  Она улыбнулась и звонко бросила: « Хорошей охоты завтра!» и убежала.

     Я был сам не свой от чувств, охвативших меня, но в тот момент я поклялся себе, что настанет день и я непременно женюсь на ней во что бы то ни стало.
На следующий день с рассветом мы отправились охотиться на дикого вепря. Из новичков был только я – отец настоял, чтобы у меня была личная минута славы. Псы долго гнали кабана по лесу, со всех сторон в него летели копья, но толстая шкура отталкивала их, словно невидимая кольчуга. Мы уже выдохлись, гоняясь за ним. Несколько раз  я упал, поранившись. Но тут неожиданно для зверя из кустов выскочила 2-я часть нашего отряда и окружила его, загнав в яму-ловушку с верёвками и силками. Дело оставалось за малым, отец протянул мне копьё со словами: « Действуй, твой час настал!» Я схватил его и,  невзирая  на измотанное и саднящее тело, с размаху всадил между глаз обезумевшего зверя. Кровь хлынула во все стороны горячим потоком, но кабан продолжал метаться. Тогда я выхватил сакс из ножен и полоснул по горлу, прекращая муки обречённого. Поверженный зверь рухнул, а отец снял шлем, наполнил кровью и протянул мне со словами: « Это по праву твоё,  горжусь тобой, сын!» Я дрожащими руками взял чашу, сделал глоток горячей жидкости с резким металлическим привкусом и запахом, но меня тут же стошнило. В голове мелькнуло: « О, нет,  всё же подвёл отца!» Но он ободряюще похлопал меня по плечу: « Ничего, ничего! Эти земли ещё не видывали того, с кем бы это не произошло. Съешь немного мха, желудок успокоится и сможешь допить.»  Я зажевал протянутым мхом, позывы поутихли, мне снова протянули шлем, и, зажмурившись, я залпом осушил его. Меня снова замутило, и выпитое грозилось вырваться наружу, но кто-то буквально засунул мох мне в рот, и спазмы прекратились. Обессиленный, я рухнул в траву и провалился в сон. Очнулся я уже в деревне, где мен тут же отправили мыться и приводить себя в надлежащий вид перед вечерним праздником. Мама кинулась обнимать мен со слезами на глазах: « Ингвар, сынок, я так волновалась! Но я всегда знала, что ты сможешь, ведь не зря ты сын отважного Сигурда!»

     К вечеру из кабана приготовили огромный котёл первоклассного жаркого. Вся деревня собралась на пирушку – ещё бы, сын Конунга впервые успешно поохотился!
Сигурд наполнил кубок тёмным пенящимся элем, высоко поднял  и произнёс: «За первый успех моего сына, за Ингвара!» Вождь залпом осушил бокал, смачно отрыгнул под одобрительные возгласы и снова сел.

     Отец повернулся ко мне и воскликнул: « Сынок, а ты что же не похвалишь Магнуса за первоклассное жаркое? Не обижай повара!» Под всеобщими взглядами мне стало очень неловко, но отступать было нельзя. Я выпил хмельного напитка и, открыв рот, издал звук, похожий не то на мяуканье, не то на вой. Все так и покатились со смеху, а я пунцовый, как рак, плюхнулся на место, желая провалиться сквозь землю. Отец добродушно хлопнул меня по плечу и ободрил: «Ничего, ещё научишься – у тебя всё впереди!». Я немного успокоился, да и хмель ударил мне в голову, широко улыбнулся, вернувшись к жаркому. Но тут  увидел её – с дальнего края Тильда смотрела прямо на меня и улыбалась. « О нет, она видела мой позор! Это конец!», - пронеслось в голове и, поперхнувшись, я вылетел из-за стола, сгорая от стыда. Добежав до опушки, я начал было метать ножи в дерево, но руки тряслись,  и осознание собственного позора не давало сосредоточиться на процессе. Окончательно расстроившись и разозлившись,  я рухнул на траву и стал смотреть в небо, желая успокоиться. Я даже не заметил, как отец пришёл и сел рядом: « Сынок, что с тобой? Неужели ты не рад своей победе? Ты показал себя прекрасным охотником и воином я, уже в который раз повторюсь, как сильно  горжусь тобой!» «Рад, конечно, пап, но…дело не в этом» «А в чём же тогда, что стряслось, то ты покинул свой пир?» Я покраснел и, опустив глаза, сказал: «Пап, я хочу с тобой поговорить о девушках. Я знаю наш обычай, но что если вдруг ты её дотащил до своего дома, а она с тобой жить не хочет? Что тогда делать?»

     - Эх, сынок, не бывает такого – коли не хочет, так отобьётся. Они ведь тоже нас выбирают, уж поверь.
     - Как это они выбирают? А почему у нас тогда обычай такой, что мы их за волосы тащим к себе домой?
     - Это потому что жена от мужа на людях должна власть чувствовать, а дома – ласку.
     - Не понимаю  всё же! Отец, мой вопрос ты мне так и не прояснил. Что, если она отбиться не смогла, а жить с тобой не хочет?
     - Кто, Тильда? Да она сама на тебя поглядывает.

     Я залился краской пуще прежнего и, гадая, откуда он узнал, пробормотал: «Да причём здесь она, я вообще спрашиваю»

     - Я сейчас расскажу тебе свою историю, и ты всё поймёшь, мой мальчик. Твою маму я впервые увидел после своего первого похода. Я гулял по лесу, как раз дума над тем, кого бы выбрать себе в жёны, вдруг слышу стуки и досадливые возгласы, выхожу на опушку, а там Эльза саксы метает, да только неправильно – они у неё все отскакивают.  Я, не знаю уж, что на меня нашло, взял да и показал ей, как надо правильно. А потом буркнул, конечно, мол не её это дело, и ушёл. А она у меня из головы не идёт – красивая такая, тонкая, нежная, да одна беда – молодая слишком, ей тогда всего 12 годков было. Мы, конечно, можем себе невесту наперёд выбрать, и никто уже не имеет права к ней свататься, но молодая, горячая кровь  не велит ждать – всё в тот же миг подавай! Походил я два дня, подумал, да и выбрал себе другую невесту. Ах, как она отбивалась: и кусалась, и брыкалась, но где ей со мной тягаться. Так и поженились, а через год она должна была родить, да постигло несчастье. Я сидел на крыльце, вышла повитуха с лицом чернее ночи и молвит: «Оба померли, мальчик был, смотреть-то пойдёшь?» Не поверив услышанному, я пошёл. Ох, лучше бы не заходил туда, а то как увидел её, красивую, да его, махонького такого, бездыханными, так и всё, не сдержался – во всю мочь заревел. Похоронили со всеми почестями, и конунг мне говорит: «Сигурд, великое горе постигло тебя, побудь пока дома, не ходи в походы, приди в себя.» На что я очень резко возразил: «Конунг, видит Один, что я ни разу тебе не перечил и выполнял всё, что ты велел. Но сейчас ни за то не останусь – сердце у меня кровью обливается, как вижу люльку, да и остальную утварь в доме. Больно мне и горестно видеть всё это, не могу тут оставаться, с рассветом уйду, не гневайся. Отдам судьбу свою Богам. Если будут милостивы – вернусь, но только прошу, чтобы всё из дома выбросили,  а нет -  так честным воином отправлюсь в Вальхаллу». Конунг лишь отметил: «Не стану тебя держать, познал ты горе, а теперь иди и познай боевую славу, а дом твой вычистим завтра же. Да пребудет с тобой Один – Отец наш и остальные Боги».

     На рассвете с небольшим отрядом я покинул деревню. Долго я бродил, почти 2 года, Боги оказались благосклонны ко мне, и я вернулся живой, но, как видишь, с одной рукой, отрубили мне её в бою. Раны мои, как душевные, так и телесные, зажили за это время, и  твёрдо решил начать новую жизнь. Вся деревня во главе с Конунгом вышла меня встречать с почестями, среди них я лишь мельком успел заметить и Эльзу, ставшую совсем красавицей. Дом мой вычистили, как и обещали, а все семьи, где были дочери на выданье, шире раскрыли двери, ожидая моего выбора. Своей женой я видел только её, и те две недели, что оставались до её совершеннолетия я праздно шатался по деревне, делая вид, что выбираю среди невест. Настала последняя ночь, я не мог заснуть, готовясь наведаться к ней ещё затемно, с первыми петухами. Но только вся деревня погрузилась в сон, как раздался крик. Я вскочил, побежал на него и увидел, как тот, что нечестно победил врага ударом в спину, тащит её, мою Эльзу, к себе. Нечеловеческая злость охватила меня, но закон есть закон – право первого. Дрожа от негодования, я всё-таки решил посмотреть, чем закончится. Эльза сопротивлялась изо всех сил, и у самого порога, когда похититель уже расслабился, ей всё-таки удалось вырваться. Сначала я обрадовался, что она не досталась этому подлецу, но тут же боль сдавила грудь – ведь теперь мне её точно не видать: вокруг столько достойных претендентов, так где уж мне, калеке, на что-то надеться. Я покинул деревню в тот же миг, не желая видеть, кого она изберёт себе в мужья. До заката следующего дня я бесцельно бродил по лесу, пока меня не догнал запыхавшийся Магнус со словами: «Эй, Сигурд, я тебя обыскался, немедленно возвращайся, сам Конунг велел тебя привезти!» Ничего не поделаешь – приказ, пришлось идти вместе с ним. На мои вопросы Магнус не отвечал, поэтому в деревню вернулся я в полном неведении. Не успел я войти в ворота, как кто-то кинулся меня обнимать. Я оторопело смотрел и недоумевал– Эльза, улыбаясь, жалась ко мне. Это было, как во сне – из всех она выбрала именно меня! Мы поженились, родился ты. А спустя год славный Конунг отправился в Вальхаллу, и, к моему удивлению, большинство проголосовало за меня. 
Я улыбнулся, мне стало легче и спокойней от рассказа отца, появилось даже некое подобие надежды. А он добавил: « Но главный совет, который я тебе дам сейчас – не думать об этом. Совершенствоваться, обучаться, развиваться и становиться мужчиной – вот твои задачи. Всему своё время, и выбор придёт сам, когда настанет час. И совершается он сердцем, а не головой. Боги направляют нас, хотя и кажется, что выбираем мы сами.»

     Его слова ободрили меня, и мы вернулись на пир. Конунгом не каждый может стать, так что мудрости отцу не занимать.  В дальнейшем мне действительно удалось последовать совету и направить все свои силы на дальнейшее обучение и развитие.

     Последующие годы проходили в постоянном обучении и тренировках – я готовился стать мужчиной. Приближался день моего совершеннолетия, и я с гордостью демонстрировал отцу редкую растительность на лице. Накануне знаменательного дня отец пришёл ко мне и сказал: « Ингвар, завтра тебя ждёт знаменательное событие, самое важное в жизни любого юноши - первый поход, который сделает тебя мужчиной. Помни всё, чему я тебя учил. Я горжусь тобой, сын и твёрдо верю, что ты – достойный и отважный воин, а не трус или подлец! А теперь пора спать, с рассветом отправляемся на великие дела!»

     Я лёг, глаза устремились в темноту, дрожь, волнение – какой уж тут сон! Я встал и решил немного подышать свежим воздухом. На улице я встретил улыбающуюся Тильду (боги, стала такой красавицей, что глаз не оторвать!), и внезапно для самого себя выдал: « Я вернусь и женюсь на тебе!» Когда до меня дошло, что я только что сказал, краска бросилась в лицо, и я пустился бежать, а вслед услышал нежное: «Я буду ждать тебя!» Мне не показалось? Папа был прав – и они тоже нас выбирают. Волна радости захлестнула меня. Я вернулся домой, снова лёг, мысли о предстоящем походе отошли на задний план, а сердце бешено выстукивало её слова: « Я буду ждать тебя!»

     На рассвете мы отправились, отец, как и во все важные мгновения, был со мной. Мне почему-то совсем не было страшно, её слова по-прежнему звучали в голове и придавали сил. Осознание того, что любимая ждёт меня, стало важнее этого похода. Я даже помню происходящее смутно, как сквозь туман. Мы добрались до наших давних врагов – соседней деревни, помню, как едва увернулся от топора, пролетевшего в сантиметре от уха. И пока неприятель тянулся за другим оружием, я успел запустить в него 3 сакса. Поверженный враг закачался и  рухнул на землю, истекая кровью. Что я почувствовал в тот момент? Только бешеный стук в ушах. Моё сердце продолжало биться, а его - навеки остановилось, отправив  своего побеждённого  владельца в Вальхаллу. Он мёртв, я жив. Осознание пришло не сразу, ведь топор мог достичь цели, но Боги решили по-другому. Эта бесформенная масса в луже крови совсем не похожа на человека, стоящего напротив меня секунду назад. С последним вздохом он перестал существовать. Что именно делает нас людьми: сердцебиение, дыхание или что-то неведомое нам?

     Я окунул дрожащие пальцы в кровь убитого и облизал, как того требовала традиция. Меня снова замутило, но я с радостью подумал о том, что это в последний раз. От этой мысли тошнота отступила. Я уже всё доказал, впереди меня, конечно, ещё ждёт множество походов, но кровь больше пить не придётся.

     Мы отняли у неприятелей оружие и драгоценности для пущего устрашения. И наш отряд победителей бодро отправился домой. По прибытии закатили пир невиданных масштабов: ещё бы, не каждый день сын Конунга становится мужчиной!
 
     Отец поднимал кубок, то и дело повторяя, как гордится мной. Все выпили, отблагодарили повара звучной отрыжкой. Я, конечно, в том числе, и уже больше не мяукал, как в тот раз, я же мужчина!
 
     Мужчины о чём-то переговаривались, усмехаясь, затем Магнус подозвал меня к себе и сказал: « Ингвар, тебе осталось последнее испытание, но уже не столь опасное – тебе нужно изведать женщину, тогда ты полностью станешь взрослым и сможешь выбрать себе жену». Все снова подняли кубки, а он указал куда-то в сторону: « Иди в тот дом холме, Фригга ждёт тебя!» Мы ещё выпили, и я бодро направился в указанном направлении, радуясь своей победе и тому, что от любимой Тильды меня отделяла лишь эта мелочь, скорее всего, весьма приятная. Отец тоже встал, решив немного проводить меня, по пути давая последние напутствия: « Сынок, а ты понимаешь, зачем это нужно?» Я замялся и пробормотал, что так принято.
- Да, но это не исчерпывает вопрос. Не ломай голову в поисках ответа. В силу возраста и отсутствия опыта он пока за гранью твоего понимания. Но как твой отец я всегда готов помочь тебе и словом, и делом. Ни для кого не секрет, что мальчик, достигший своей   168-й луны или 14-ти лет, становится мужчиной,  лишь убив врага. Мы, как храбрые воины, конечно же, за честный бой, но в законе сказано: любой ценой. И только после этого новоиспечённый воитель может выбрать себе жену. А у нас принято, что этот выбор на всю жизнь – пока Боги не заберут кого-то. Жена для нас одна, коли ты не в походе, а она не хворая или не на сносях. Я тебе уже говорил однажды, что женщинам на людях нужно власть показывать, а дома – любовь да ласку. А это нужно уметь правильно делать, чтобы они довольны были. Именно для этого и нужно ходить к таким, как Фригга – они научат всем премудростям и тонкостям любовного искусства. Старшие, конечно, могут поучить молодых, но тут дело тонкое – пока сам не испробуешь, не поймёшь. Так что ступай, сынок, и возвращайся мужчиной. Тут я тебя покину – дальше справишься без меня.
Внезапно он крепко обнял меня здоровой рукой и прошептал: « Ты -  лучший сын и ученик, каких можно только пожелать! А теперь ты совсем вырос, достойно доказав своей доблестью и отвагой, что ты настоящий мужчина и воин! Я так  люблю тебя и горжусь тобой!»
 
     Могучая фигура в мгновении ока исчезла во тьме, а я приблизился к слабоосвещённому домику. Признаться честно – волновался я намного больше, чем перед охотой или походом, ведь там я постоянно тренировался и хотя бы примерно знал, чего  можно ожидать, а тут полная неизвестность. Сделав вдох, выдох, я вытер вспотевшие ладони об одежду и тихонько постучал. Из-за дверей раздался хриплый голос: « А, Ингвар, входи, сладкий, я тебя уже заждалась!»
Я вошёл и обомлел от ужаса – моим глазам предстала огромная, необъятная старуха в прозрачной рубахе. Лицо было покрыто морщинами, а редкие седые волосы небрежно разбросаны по плечам. Крик едва не вырвался из моей груди – до того отвратительным было зрелище. И вспомнив Тильду,  её стройный стан, изящную, тонкую  шею, прекрасное, свежее  лицо с искрящимися глазами цвета предрассветного неба, русыми волосами, всегда по-разному заплетёнными и непослушными завитками выбившихся прядок,  еле слышно застонал. Ни страх позора, ни сила, ни Один, ни другие Боги, ни вечность в унылом Хельхейм, ни внезапный Рагнарёк – ничто не могло бы меня заставить прикоснуться к этой омерзительной старухе. И, глядя на это сморщенное безобразное лицо, я был готов отказаться от всего: будущего, Тильды, боевой славы, титула Конунга, что пророчил мне отец, племени, и бежать без оглядки подальше в леса, туда, где ни одна живая душа не узнает об этом позоре…

     Фригга, конечно же, без труда прочитала все чувства и мысли по моему лицу, но, спокойно и хладнокровно сказала: « Погоди, сядь! (Я продолжал стоять, всё ещё помышляя о побеге) Ты думаешь, я не знаю, насколько стара и отвратительна? Или что ты первый такой, кто готов сбежать хоть на край света, лишь бы не видеть и уж тем более не прикасаться ко мне? С каждым годом находится всё меньше тех, кто находит в себе силы остаться и получить урок любви в полном смысле, но даже эти смельчаки, как правило, напиваются до беспамятства. И я их не осуждаю – я давным-давно противна сама себе. За последние 10 лет никто из молодых, кто вернулся с победой из похода, не спал со мной, но, как ты можешь видеть –  все продолжают жить в племени, никуда не сбежав».

     Я опешил: « Они что, обманули Конунга, совет старейшин и всё племя?!»
     - В общем-то, нет, ведь они приходят сюда научиться любить женщин, и, пусть не в традиционной форме, но юные воины получают этот урок. Поэтому, налей-ка нам выпить, дружок, и садись слушать старушку Фриггу.
 
     Она подробно рассказала мне об особенностях женского тела, о циклах и беременности, о том, как появляются дети, какие ласки нравятся женщинам и много другое, неизвестное мне доселе. Я пил мёд, но ни капли не пьянел – до того увлекательными и познавательными были её речи, открывавшие дорогу в новый мир. Уже забрезжил рассвет, и я спохватился – пора было возвращаться.
 
     -Тётушка Фригга, а могу задать тебе вопрос?
     - Я понимаю твой юный пыл и любопытство, но на словах больше не объяснить. Если ты вдруг передумал, то можешь возлечь со мной и понять на деле.

     Я отмахнулся, нахмурившись: «Да нет, я не о том»
     Старуха удивилась: « А о чём же тогда?»
     - Почему ты здесь и занимаешься этим?
     - Ах, милый, так Боги покарали меня и моих родителей.
     - За что?
     - А вот этого не ведает никто, кроме самих Богов, да разве же они ответят…

     Слеза скатилась по щеке, и, смахнув её, Фригга продолжила повествование: « В юности я была первой красавицей деревни, и все юноши, испытавшие поход, с нетерпением ждали моей 168-й Луны. Мы с матерью тоже отчаянно ждали до последнего дня, но к великой печали, накануне этого дня нам окончательно стало ясно, что чрево моё пусто и навеки останется пустым, словно бочка после пирушки. Мы сообщили отцу, и он, как того требовал закон, собрав всех соплеменников, со скорбью, болью и стыдом поведал о постигшем нас несчастье. За сокрытие подобного следовало очень суровое и жестокое наказание всем членам проклятой, «дырявой» семьи, поэтому об этом не могло быть и речи. По закону такая девушка больше не имела права жить в деревне. Выбор дальнейшей судьбы крайне невелик: быть изгнанной и до рассвета  навсегда покинуть племя или стать любовной жрицей, но жить поодаль. А в случае неисполнения – казнь. Из всех вариантов я выбрала этот – единственный, гарантирующий жизнь. Отныне мне было запрещено переступать порог любого дома в деревне, поэтому родители вынесли мои пожитки и, обливаясь слезами, на рассвете проводили мен на этот холм. Дрожащими руками отец кое-как сколотил навес из старой парусины. Рыдания, прощальное объятие, и вот родители уже возвращаются домой, чтобы навсегда забыть о моём существовании. Первое время мать тайком бегала ко мне по ночам, чтобы повидаться, но в конце концов я заставила её прекратить эти вылазки, чтобы не подвергаться опасности. До самой смерти она приносила на тропинку  еду и подарки для меня, но на это старейшины закрывали глаза, ведь передачи из рук в руки не было. Меня спасли мои обожатели – те, кто были посмелее, собрались вместе и построили для меня этот дом. Но этим они фактически ничего не нарушали – мужчинам разрешалось находиться у меня сколько и когда угодно. Пока я была молода, ко мне, бывало, даже очереди выстраивались. И все с подарками, кто-то от жалости, кто-то от любви, меня хоть и нельзя любить, но сердцу-то ведь не прикажешь. В то время для «пустой» девушки я жила очень даже неплохо: тёплый дом, гостинцы, подарки. А сейчас очень редко ко мне кто-то из прежних почитателей заходит – либо уже отправились в Вальхаллу, либо не хотят меня видеть такой уродливой. Я уже так устала от этого, что каждый миг прошу, чтобы Боги смилостивились надо мной и забрали меня, прекратив эту муку. Но Великий Один лишь гневается пуще прежнего, посылая громы и молнии. А по закону, раз я не из пленных, а из своих, то меня нельзя заменить, пока я жива, в какую рухлядь я бы ни превратилась.

     Эта история тронула меня до глубины души, каждая клетка моего тела прониклась жалостью к несчастной старухе. Я не знал, что сказать, как утешить или помочь. В порыве чувств я взял её за руку, поблагодарил за всё и клятвенно пообещал приносить ей всё, что нужно до конца её или своих дней. И я сдержал слово. После этого я не раз приходил,  рассказывал о жизни в племени, а она, в свою очередь, щедро делилась со мной байками, услышанными когда-то от других.
По возвращении память и природная или же наследственная харизма меня не подвели – мне удалось от назойливых расспросов и сальных шуточек старших, сохранив секрет. С молодыми мы лишь обменивались понимающими взглядами и молчали. Слова тут излишне – общая тайна роднила и объединяла нас.
 
     Лето было в самом разгаре, балуя нас яркими красками и тёплыми деньками. Я уже мог выбрать себе жену, и все шушукались, гадая, кто же станет избранницей сына самого Конунга. Все были в ожидании: соседи – моего выбора, а я – заветного дня совершеннолетия своей дорогой Тильды. В те две недели мы подолгу гуляли вместе в лесу, стараясь держаться подальше от деревни, чтобы не давать повода лишним слухам. Накануне знаменательного дня мы снова встретились с моей возлюбленной. Она сразу заметила, что со мной что-то не так. Я не смог ничего утаить и выпалил: « Завтра тебе будет 14, и я наконец-то приду, чтобы взять тебя в жёны, я очень жду этого, но всё же боюсь».

     - Чего же ты боишься? , – волнение хмурой стрелкой пробежало по прекрасному лицу.
     - Я очень боюсь сделать тебе больно.
     - И всего-то? Так я же не буду вырываться, глупенький, больно и не будет.

     Она звонко рассмеялась, озорные искорки заблестели в глазах. И тут моя красавица, встав на цыпочки, впервые легонько поцеловала меня, и, крикнув напоследок, что ждёт меня завтра, грациозно убежала. И я остался один на поляне, чувствуя себя пьяным, но не от хмеля, а от любви.
 
     Ночью мне не спалось – в каждой клетке моего тела иголками вспыхивало радостно-трепетное возбуждение: всего несколько часов отделяло от заветного счастья! Когда оно достигло пика, я понял, что не в силах больше ждать и под покровом темноты, задолго до первых петухов, отправился к знакомому дому навстречу своей любви. Окно было открыто, и я бесшумно проник в комнату. В лунном свете Тильда выглядела какой-то неземной:  роскошные волосы серебряным водопадом раскинулись на подушке, обрамляя прекрасное лицо. Я мог бесконечно любоваться этой волшебной красотой и нежностью. Я погладил её по щеке, едва касаясь бархата кожи. Она открыла глаза и, ничуть не удивляясь моему присутствию, улыбнулась и обняла меня. Я слегка поцеловал её в уголок рта и прошептал: «Ну что, пора кричать – тебя сватать пришли». Тильда выскользнула из-под одеяла, расправила волосы и нежно вложила их мне в руку. Я лишь легонько придерживал любимые локоны, но она пронзительно закричала, перебудив весь дом. Я медленно потащил её в сторону своего нового дома, который отец построил мне в подарок на совершеннолетие, отчаянно молясь всем Богам, чтобы не причинить боли. Моя любимая продолжала кричать и даже начала отбиваться, чтобы все проснувшиеся жители могли воочию убедиться, что всё происходит по-настоящему и как положено. Её родители выбежали следом за нами. Мать смахнула слезу и с нежностью взглянула на мужа, вероятно, вспомнив свою молодость и памятный день. Тильда настолько вошла в роль, что укусила меня за палец, от неожиданности я чуть не выпустил её, но, поклявшись, что в первый и последний раз причиняю ей боль, покрепче схватил за волосы. И вот мы с женой взошли на крыльцо нашего будущего дома, где впервые поцеловались под свист и аплодисменты.
 
     Утро принесло интересную весть – опоздавшего жениха, которого встретила пустая комната. Как же своевременно я наведался!

     Неделю шла подготовка к свадьбе: шились наряды, готовились изысканные блюда и напитки. Вся деревня гуляла до глубокой ночи, и вот наконец-то нам удалось улизнуть и остаться наедине. Мы жадно набросились друг на друга, срывая одежду с поистине животной страстью. Но тут я решил сознаться, что на самом деле у меня ещё не было женщины. Я ожидал чего угодно, но не того, что моя прелестная жена закроет мне рот поцелуем и скажет: «Ничего, научимся вместе». И мы научились. До самого рассвета мы любили друг друга с той пылкостью, свойственной лишь юным влюблённым, пока не заснули, обессиленные. После этой у нас было ещё много волшебных ночей, но все они казались лишь бледной тенью, отражением, словом, как-то меркли.

     Жизнь шла своим чередом, мы были счастливы, я уходил в походы, но всегда возвращался к любимой. Спустя год Тильда родила сына с такими же небесными глазами, как у неё. Нарекли мы его Сигурдом, в честь деда. Я не чаял души в них обоих, и как только сын немного подрос, стал также учить его всем премудростям, что знал сам.
 
     В пять лет Сигурд уже резво бегал со своими сверстниками, размахивая мечом, что я для него сделал. А Тильда, с годами ставшая лишь красивее, выходила на крыльцо и с улыбкой наблюдала за ним.
 
     В тот пасмурный день  нежно поцеловал свою красавицу, потрепал сына по плечу и отправился в свой последний поход. Враги встретили нас во всеоружии, и в какой-то миг я, не заметив подлеца, подкравшегося сзади, почувствовал удар металла в затылок, с удивлением увидел кровь на руке и рухнул наземь.
 
     В себя я пришёл уже в темноте, не понимая, где я. Я приподнялся и с удивлением обнаружил, что не чувствую боли. Оглядевшись, я увидел Драккар и тело молодого светловолосого воина, когда-то бывшего мной. С берега доносились торжественные речи и песнопения, после чего в мою плывущую усыпальницу полетели огненные стрелы. Первая, самая яркая, была пущена Тильдой. За ней градом полетели остальные. Лодка загорелась, но я не чувствовал жара. На мгновение мне стало немного грустно, но за свою семью  не переживал – жениться на вдове павшего соплеменника было честью для любого воина, сын тоже в надёжных руках. Я отбросил мысли о родных, мне очень хотелось узнать, что же теперь ждёт меня и я произнёс: « Один всесильный, великие Боги, я предстал перед вами воином, павшим в бою и готов отправиться в Вальхаллу».

     Начался дождь, и раздались раскаты грома, похожие на смех: «Глупец! Вы все глупцы!»

     Я обомлел от ужаса: «Один, отец, Владыка небесный, неужели мне ждать Рагнарёк в унылом Хельхайме? За что?»
 
     И снова раскаты грома, только ближе, а за ними голос: « Вы – самое глупое племя и упёртое племя людей на всей Земле. Вы прикрываетесь моим именем, убиваете, грабите, насилуете невинных и хотите после своей никчёмной жизни получить что-то хорошее? Воистину, больших безумцев не сыскать! Из вас шансы есть лишь у тех, кого вы считаете второсортными: женщин, стариков, больных и калек, которые никогда не участвовали в набегах. А вам, воинственным бестолочам, никогда не узнать моего царства!»

     Я ещё слышал отголоски раскатистого смеха, как внезапно всё пропало, и я очутился в какой-то влажной, тесной темноте…

     - Один, что…

     Взошла луна, тишину ночи разорвал душераздирающий вой, и самка шакала разродилась тремя щенками. У одного из них на лбу была белая отметина.

18.03.2017
P.S.Никакой историчности, всё на уровне "я художник, я так вижу".