365 столкновений. Предисловие

Сначала глаза у него были открыты. Мне даже казалось, что он не моргал. Это было к лучшему. Если бы он хотя бы на миг закрыл глаза, я бы сошла с ума. Но, может, для него самого так было бы и лучше. Взгляд его почти все время был пустым, устремленным в потолок. Я смотрела, что там, на этом потолке, но не было ничего интересного, что могло бы убедить человека смотреть на этот самый потолок столько времени подряд. Может, если на нем было бы зеркало, то он мог бы смотреть на себя.
Почему-то я подумала о том, что если воспользоваться моим тональным кремом, то мне вполне удастся скрыть порезы на его лице. Если бы не они, невозможно было бы сказать, что он на грани. Между жизнью и смертью. Даже при этом пустом взгляде можно было бы подумать, что он просто отдыхает. Порезы все портили. Было такое чувство, что кто-то взял нож и сделал их, создавая на его лице что-то в духе современного исскуства. Только почему художник выбрал именно это полотно, почему не другое?
Он дышал тяжело. Каждый вдох давался ему с трудом, это было видно. Каждый раз, когда приходила медсестра, я спрашивала, это нормально или нет. И каждый чертов раз она отвечала, что да, это, мол, нормально. Не переживайте. И прекратите спрашивать меня об этом все время. Конечно, последнее предложение она не сказала. Компетентность, как-никак. Она терпеливо отвечала, а на лице ее не отражалось раздражение. Хотя было бы лучше, если бы она ответила мне грубо, а я бы покричала на нее. Было бы гораздо легче. Я бы свалила на нее все беды. Это нечестно, конечно. Но кто-то же должен был во всем быть виноват.
Я взяла за руку лежащего. Черт, какая же она у него холодная. У меня было чувство, что я уже касаюсь трупа. Если бы я просто взяла его за руку, не смотря на него, я бы с уверенностью могла сказать, что он мертв. Только пустой взгляд выдавал... Черт, я опять о пустом взгляде. Если его глаза открыты, то он уже не пустой. Он живой. Ведь он живой.
- Боже, только выкарабкайся, - шепчу я.
Даже если бы я и не шептала, он бы вряд ли меня услышал. То есть, услышал бы, конечно. Он ведь не глухой. Но не придал бы моим словам значения. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Так зачем мне говорить громче? Это слишком личное, чтобы это мог услышать кто-то другой. Я бы вообще произнесла это только в мыслях, но лучше надеяться на то, что он прислушался ко мне, чем на то, что он умеет читать мысли.
Я, наверное, плачу. Постепенно на одеяле, над которым я склонила голову, появляются темные и маленькие пятнышки. Трогаю глаза. И правда плачу. Думаю, главное, чтобы он не заметил. А потом сама себя одергиваю. Он и не заметит. Он все так же смотрит в потолок, и мои слезы его никаким образом не интересуют. Раньше интересовали, а сейчас сомнительная белизна потолка гораздо интереснее. Так друзья и исчезают, но не в том случае, когда один из них лежит на больничной койке. Хотя именно в таком случае друг и может исчезнуть. Но уже не только из твоей жизни, но и вообще из всего мира. Куда-то далеко, где не существует ничего материального. Где только душа будет плавать по воздуху. Или на что похож рай? И верил ли вообще он в рай? Почему-то я никогда раньше не спрашивала его об этом.
Потом он снова тяжело вздыхает, и мне кажется, что он хочет что-то сказать. Я спрашиваю у него: "что?", но понимаю, что он вряд ли ответит. Скорее всего, он просто вздохнул. Но я все равно склоняюсь над его лицом в надежде, что он что-то скажет. Ухом и щекой я чувствую его дыхание, такое горячее, но что-то сказать он не пытается. Жаль. Но, в принципе, что он мог мне сказать? Да, Ло, я выкарабкаюсь. Только чаще меня об этом проси. Сам же я вряд ли хочу дальше жить. Глупость какая. Наверняка, он и сам понимает, что ему нужно бороться. Даже думать не могу о том, хочет ли он этого сам.
Я мысленно извиняюсь перед медсестрой, которую мысленно уже обвинила во всем, что произошло. Конечно же, она ни в чем не виновата. Во всем виновата только я.