Бунт в кукольном театре

               
   "А не рискует ли оживший Буратино, открыв с помощью золотого ключика собственный театр, стать Карабасом?" Люк Яхве
   

..."Ребенок должен многому научиться, прежде чем он сможет притворяться" Л.Витгенштейна, -- можно переиначить -- взрослый долго должен притворяться, чтобы научиться быть ребёнком.
   Как хочется верить доброму, мудрому Андерсену, когда уже сам сказочник, притворяющийся Хичкоком.
   А и правда, может мы надумали проблему существования, чтобы трагически заламывать руки в глухонемом кино "несчастного сознания"?
   Может мир не расколдован и мы просто отказываемся замечать сказку?
   Может лёгкость бытия выносима?
   Нет, сказка никуда не ушла, просто она стала страшшшным ужастиком.
   Как говаривал старик Монтень:" Человек страдает ровно настолько насколько позволяют себе страдать".
   У каждого свой ад в раю.
   Калейдоскоп иллюзий по прежнему пёстр и разнообразен, но мы замучили его рефлексивным встряхиванием.
   "Ужас тавтологии -- ад вечного повторения.
   Прикованный к калейдоскопу чахнет без озарения..."
   Когда долго живёшь, закономерность происходящего утомляет тавтологией, привычкой на неё реагировать в той же дурной последовательности и хочется невозможного -- чистого бессюжетного блаженства.
   Нам банально хочется чуда посреди чуда.
   Бог не знает как нам угодить.
   Но не будь амбарного замка закона мы бы не знали азарта подобрать к нему отмычки.
   Игра в нарушение стала нашим тайным блаженством.
   Блаженством тайны -- а что будет если?
   А будет опыт подопытного.
   Блудный сын просто обязан вернутся к отцу с дарами самостоятельности.
   Мы должны повзрослеть, не теряя детской непосредственности, умения играть в игры без правил, познав спонтанность интуиции.
   И тогда сюжеты будем творить мы.
   Вначале наивные, потом страшные до наивности.
   Потому что, когда боишься, то уже не скучно от сказки "Вечного повторения".
   "Без бабая не бывает детства.
    К старости же ветхий, сонный дом
    Прячет, скрипнув тихо дверцей,
    Чудище Альцгеймера с хвостом."
   Ветхий бог -- Альцгеймер нашего детства.
   "Мы здесь для того, чтобы стать воспоминаниями наших детей. Родители становятся призраками будущего своих детей", -- говорит герой фильма "Интерстеллар".
   Мёртвое хватает живое.
   А живое паразитирует на мёртвом.
   Пульсирующий клубок смерто-жизни катится в никуда, разматывая нить речи.
   Вот ничего и не остается как интерпретировать -- экспериментировать с языком.
   Языка взяли, теперь будем пытать, скажет даже то, чего не знал.
   Опять Шехризада в бесконечность плюс одну ночь.
   Я-зычу -- пока повествую, живу.
   Язычник не знает времени, он обитает в циклах, кружении забытого известного.
   Есть подозрение,  мертвые языки просто запытали до смерти.
   Но... посмотрим как наш язык до Майдана доведёт.
...Здесь возможен иной поворот мысли в ином обороте речи.
   Надо понимать, что большинство в выборе обусловлены.
   Механизм мотивов таинственен.
   Наши желания во многом предрешены.
   Традиционализм настаивает на "вечном возвращении" без приращения.
   Блудный сын у них вечный неудачник, Божественный ребёнок, которому не стать Старцем.
   Сад, а не одиссея индивидуации, его идеальное место.
   Мол, чё смыкаться, когда и так всё ладно Кто-то устроил.
   Лучшее ад хорошего, синица в руке, что журавль на вертеле, и прочая пошлость.
   Но так всё опять пойдёт по библейскому кругу. 
   История Блудного сына очевидное продолжение истории о Каине и Авеле.
   Прими Блудный сын наследство, к гадалке не ходи, брат, оставшийся возделывать землю с отцом, непременно его грохнет.
   И тогда уже странствовать придётся ему с дальнейшей эпитафией на могиле "Мир ловил меня по отпечаткам пальцев, но не поймал".
   (У меня вообще есть идея пройтись по всем евангельским притчам с капитальной ревизией. Да что-то не пускает. Может "страх божий", засевший в генах?)
   Кто способен разорвать этот ПРОЧНЫЙ, от слова прок, круг?
   Философ.
   Да и то косвенным, метафизическим образом.
   В отличии от многих только он способен проследить нити, ведущие к незримой руке.
   Именно ему кукловод, усмехаясь, говорит:"Ну и что из того, что ты догадался? Что ты будешь делать дальше?".
   Что?
   Догадываться и дальше, резать нити лезвием рефлексии.
   Цена догадки бесценна.
   Кукла, догадавшаяся о своей кукольности, уже не кукла.
   Она ожила и обрела терзаемую обстоятельствами душу.
   Её уже так просто не бросишь в пыльный чулан за ненадобностью.
   Она, драмой преображения, ломает игру всесильного кукловода, расчитывавшего на рабскую наивность персонажей, следующих согласно сценарию "лишь там, где проложен путь".
    "Куклы не умирают, в них просто перестают играть" (В.Пелевин), -- уже не работает.
    Догадавшийся ведёт отныне свою игру без правил. 
    С этим, кстати, связана идея Радикального субъекта.
    Некоего трансцендентного трикстера, этакого Остапа Бендера, пронизывающего скепсисом онтологию как нейтрино.
    Это и Нео и мистер Смит и Пифия в одной антитезе к Великому Архитектору Матрицы.
    Это принципиально иной вид экстатического разума -- Трансцендентальный Странник.
    Он следует из театра в театр не только как Актёр, но и как сам Дух театра.
    Он становится чистым содержанием всех иллюзорных форм.
    А вот здесь уже начало буддизма с его сакральной Пустотой.
    Но это совершенно иной дискурс, требующий более сухого понятийного изъяснения, а не сочных метафор.
    Понятия же не более чем засушенные бабочки метафор, приколотые иглой разума к траурному бархату непостижимого.