Что значит быть богатым? Рассказ

Что значит быть богатым? Легко ли это? Такие вопросы начали приходить в мою голову довольно-таки поздно. Ранние детство и юность прошли в нищете, то есть среди некрашеных полов, голых стен, окон, заваленных зимой толщей льда, осенённого бело-серой бахромой, жёстких дощатых кроватей, лоскутных одеял, домотканых половиков. Если мне приходилось читать в книжках: «придворные были разодеты в пух и прах», то этот «пух и прах» представлялся мне в виде белых и пушистых свитеров, и только. Когда мне приходилось видеть в кино роскошные комнаты, залы, где обитали капиталисты и помещики,  я думала о том, кто же там убирает всё: моет полы, окна, двери. Сколько же надо было иметь слуг, чтобы содержать такое помещение в порядке. Как правило, слуг в кино показывали не часто, и то лишь затем, чтобы они говорили своим хозяевам: «Кушать подано».
В нашей жизни всё было не так. Наше жилище – это маленькая комнатка в коммунальной квартире. Кухня, ванная, туалет и коридор в этой квартире обслуживали несколько семей. Но зато какие у нас водились мухи, клопы, вши и тараканы, упитанные, довольные своим существованием, не стремящиеся ни к каким вершинам. Господи! Чего мы только не предпринимали, чтобы избавиться от них. Морили дустом, поливали кипятком, давили руками…   Особенно приятно было давить вшей. Бывало, расстелешь газетку на столе и начинаешь над нею вычёсывать голову частым гребешком, а они, проклятые, так тяжело и звучно падают на газету. Тут их и давишь ногтём. Хитин лопается с треском. Красота, да и только! Не приходи в ужас, читатель. В нашей коммуналке жили опрятные люди, а вот в квартире моей школьной подруги, Гальки Филипповой, жильцы принципиально не следили за чистотой. Никто ничего не хотел делать для других. Там мухи тучами носились над головами жильцов. О местах общего пользования я умалчиваю. Скажу лишь только, что, когда меня Галькина мать приглашала отобедать у них, я убегала домой. Помню, в этой квартире проживала в крохотной комнатке одинокая молодая женщина. Не знаю, как она устраивалась, но на кухне я её никогда не видела.
Однако годы шли. И трудности мы преодолевали с честью. Насекомые исчезали из нашей жизни. От вшей я избавилась окончательно в отроческом возрасте, и то благодаря нашей классной руководительнице. Она посоветовала мне купить на базаре стакан клюквы, размять её и вымазать голову клюквенным соком. Я так и сделала: купила, размяла, намазала, завязала голову платком и в таком виде проходила по квартире несколько часов. Соседка увидела меня и спросила: «Ира, ты волосы покрасила?». Я кивнула головой. Она посмотрела на меня так уважительно, будто меня причислили к лику святых.
Последнего таракана я увидела у себя в квартире (у меня уже была отдельная двухкомнатная квартира) значительно позже. Это случилось тогда, когда мой сын сделал в квартире ремонт. Пол заменили, потолки тоже, поменяли окна, батареи, сантехнику. Всё было новое, из пластика. Стены на кухне и ванной покрыли кафелем. От прежнего бытия с извёсткой и масляной краской ничего не осталось. Забрёл к нам после ремонта таракан (очевидно, разведчик), посмотрел, подумал, ушёл и больше не появлялся. А клопы и мухи сами собой куда-то убрались ещё задолго до ремонта. После всего пережитого я пришла к выводу: клопы любят больных, вши – голодных, тараканы и мухи обожают всякие лазейки, трещины, щели. То есть все они – порождение нищеты. Однако, моя соседка по даче, Лиля, утверждает другое. Экология – вот в чём причина. Насекомые исчезли, а вслед за ними уйдём и мы. Жутко, не правда ли?! Стоит ли радоваться процветанию, если за него придётся так дорого платить? А, может быть, не надо думать об этом? Зачем? Ведь этак можно прийти к мысли о том, что войны, репрессии, мракобесие – не такая уж плохая штука. Типун мне на язык! Чур меня, чур! Прости меня, Господи, и все, живущие в этом мире.
И всё-таки, что значит быть богатым? Наша семья всегда, ещё до моего рождения, имела небольшой участок земли. Там росли овощи: картошка, морковь, свёкла и т.д. А иначе никак нельзя было пережить всё то,  что выпало на нашу долю. Так было в моём родном Ачинске. В Красноярске, куда нас закинула судьба в 1950-м году, мой старший брат взял участок земли, 6 соток, за городом. О! Если бы вы знали, что это была за земля! Серая,  пыльная, твёрдая, как камень. Редкие сорняки  с трудом пробивались сквозь её толщу и чувствовали себя глубоко несчастными. И вот мы с мамой взялись выхаживать эту заброшенную неудобь. Рядом с нашим участком проходила проезжая дорога. А за дорогой тянулась древняя балка. По её дну протекал ручей, защищённый от внешнего мира пышными, обильными кустами. На склонах балки росла сочная трава, кое-где виднелись тоненькие берёзки. Там частенько паслись коровы и лошади. Мы с мамой ходили туда с мешками, собирать коровьи лепёхи и конские яблоки. Коровы спокойно взирали на нас, не видя в наших действиях ничего предосудительного, зато лошади недоумевали. Они озадаченно смотрели на нас и, конечно, думали: «О, боже, до чего люди могут дойти!».
Короче, за четыре года, за четыре дачных сезона мы реанимировали наш участок, и он стал выдавать в таком количестве и такого качества, что я загордилась. Я начала хвастаться перед подружками нашими достижениями  в области сельского хозяйства. Однажды я услышала в ответ: «О, да вас уже пора раскулачивать!». Я тотчас же прикусила язык. Я поняла: нельзя обнаруживать свою радость, своё благополучие, свою любовь к труду, ко всему живому. Это может иметь плохие последствия.
И всё-таки мы богатели. На свою первую зарплату я купила оранжевую кофточку, чёрную юбку и туфли на высоких каблуках зелёного цвета. Когда я впервые показалась во дворе нашего дома в своих обновках, соседский мальчишка закричал, указывая на меня пальцем: «Стиляга! Стиляга идёт!». Я показала ему кулак, а в душе ликовала. Мне казалось, что я поднялась на высшую ступень своего материального совершенства.
Всё это очень хорошо. Но странно, что я не помню чувства голода, которое я должна бы была испытывать в послевоенные годы. Помню, что жевали мы, ребятишки, всякую дрянь: вар, соль, зеленые калачики. (Я думаю, что это были семенные коробочки молочной спелости какой-то травяной растительности). Что такое – голод, я поняла потом, когда с питанием стало получше. Я, пожалуй, до сих пор не могу привыкнуть к тому, что с питанием стало получше. Помню, однажды наша невестка, жена моего старшего брата, Лида принесла домой пучок зелёного лука, нарезала его, съела, а потом каталась по кровати в приступе жестокой боли. Был, я думаю, 1952 год. Невестка наша – женщина изумительно красивая. Марлен Дитрих – томная красавица с выщипанными бровями – не могла сравниться с нею по красоте. А вот судьба у Лидии Ивановны была другая, совсем другая. Она старалась всеми силами улучшить свою жизнь, украсить её: она училась, работала, хорошо рисовала, но, увы, – ни меховых манто, ни знаменитых друзей, ни славы, ни известности она не имела. Уже пятнадцать лет её нет на свете.
Почему же я всё-таки не помню чувства голода? Может быть, потому, что всё постигается в сравнении: и горе, и радость. Я с рождения была голодна. Я не знала, что значит быть сытой. А раз не знала, то и не страдала от голода. Запихну себе что-нибудь в рот: вар, соль, кусок глины, съедобную травку – и порядок, дело нехитрое. И отделалась я от этого сравнительно легко: всего лишь гастритом, частыми обмороками и плохой успеваемостью в школе. Лишь в хрущовский период,  когда магазины наполнились продуктами, я избавилась от этих неприятностей, и, наконец, поняла, что значит быть голодной.
А годы, как вы понимаете, всё шли и шли. Подумать только, только в 36 лет я перебралась из коммуналки в отдельную двухкомнатную квартиру. Получила я её, благодаря счастливому стечению обстоятельств. Обстоятельства, конечно, были несчастливыми, но не для меня. Мне просто тогда очень повезло. Дальше – больше. Мой взрослый сын взял да и купил четырёхкомнатную квартиру в новом доме. Четыре комнаты, огромная кухня, лоджия во всю длину квартиры, коридор – для меня это было слишком. Однако вскоре моя невестка (жена сына) начала сетовать на то, что уборка, мытьё полов отнимают у неё уйму времени. «Раньше в двухкомнатной квартире я мыла пол за полчаса, а теперь мне нужно два часа», – говорила она. Потом появилась машина по имени «Пикап». Дорогущая, зараза! Зато какая мощная! Она может передвигаться в воде на глубине в один метр, карабкаться по крутому склону, как клоп по стене, а уж какая красавица, когда её помоют: ослепительно белая – глаз не отведёшь. И что же? Опять недовольство. Радости от всей этой недвижимости мало. Сперва точно – восторг, как в медовый месяц. А потом в голову лезут другие мысли. А, чтоб ты провалилась! Надо же, дважды в год менять шины, возить её на техосмотр, содержать в порядке, мыть. А сколько она солярки жрёт – не напасёшься.  Одним словом, забот хватает. Дачу ещё купили сверх той, что была уже у нас с доперестроечных времён. Места уж больно там красивые – астафьевские. Рядом речка Мана, мужской монастырь, скалистый берег Маны, поросший хвойным лесом (за что он там зацепился, ведь скалы же…), белый крест, нарисованный на обнажившемся кусочке скалы, спокойное течение труженицы Маны, благостная тишина, тихий плеск воды, переливы солнечного света на верхушках сосен, и облака серые с ослепительно белым подбоем, плывущие по голубому небу.
Всё это очень хорошо, но вернусь к даче. Траву косить надо, ухаживать за огородом надо, чего-то ремонтировать надо, чего-то строить… – крутишься целыми днями, крутишься, и некогда подумать о том, счастлива я или нет. Помню, когда уже перестроечный бум пошёл на убыль, и началось отрезвление, мой сын сказал мне с грустью в голосе: «Мама, если бы я родился лет на десять раньше, я сейчас был бы очень богатым человеком». Я ответила ему на это: «Милый мой, тебя бы убили. Неужели ты думаешь, что все эти господа подпустили бы тебя к перестроечному корыту? И не надо, не надо никаких миллионов, которыми морочат головы доверчивым простакам новоявленные пророки. У нас есть то, о чём я и мечтать не смела, и не могла в силу своей неподготовленности: квартиры, дачи, машина. Достаточно. Самое ценное – это земля, и то, что на ней растёт. Мы в любом случае, если будем живы, не пропадём. Дорогой мой сын, хочешь быть богатым – не будь жадным, хочешь быть счастливым – не будь эгоистом. Конечно, есть повод задуматься, есть, от чего загрустить. Мне иной раз кажется, когда я смотрю на окружающий меня мир, что ядерная катастрофа, о которой пишут фантасты, уже совершилась. До чего некоторые люди, казалось бы, умные, образованные, забравшиеся на вершины культуры, науки, власти, вдруг начали глупеть на глазах, деморализовываться. Так и в самом деле беды не избежать. Какие ещё нужны опыты и потрясения, чтобы они угомонились? Сын мой, чти заповеди Бога, не поддавайся соблазнам лукавого, все будет хорошо».