Звенья цепи Глава 10

          Утренняя свежесть быстро сменилась удушливой жарой. Раскаленный воздух струился изнуряющим зноем. Солнце стояло высоко и неподвижно, выжигая лесные прогалины острыми колкими лучами. В синем небе резвились быстрокрылые стрижи, а над ними, зорко вглядываясь в земное изобилие, медленно и горделиво парили громадные беркуты. Кувшинки в пруду распустили сочные листья, среди которых зацветали нежно-белые лепестки. На самой середине, там, где вода переливалась золотистым сиянием, вдруг всплыл и с треском лопнул воздушный пузырь. Этот звук подобно выстрелу эхом раскатился по округе. Светлана, уже проснувшаяся и сидевшая свесив ноги с кровати, вздрогнула от неожиданности.
         – Что это, бабушка? – обратилась к Власьевне, с раннего утра копошащейся в чулане.
         – То полудницы проказничают, путника к воде подманить хотят. Знать, ходит кто-то рядом, – она выглянула в окно. По дальнему берегу, огибая пруд, удалялась высокая черная фигура. – Ну да, вон монашек твой знакомый в деревню пошел.
         – А чего он туда ходит?
         – Видно, Паисий послал. Инок ведь на послушании, волю своего духовника исполняет. Где-то старушкам одиноким помочь или в магазин, на почту зайти. Сам батюшка редко дальше храма выходит, немощь у него нутряная, застарелая. Я знаю, как помочь, да не принимает он участия от меня, грех, говорит, снадобья волшебные потреблять. А где тут грех настои из трав лечебных пить? Таблетки не грех для него…
         – А правда, в чем тут разница?
         – Из рук нечестивых принимать не хочет. Только пост и молитва.
         – А почему он так к вам относится? Вы же добра хотите.
         – И-и, девонька! Вопросы сложные задаешь. Какой же священник от кудесницы дары примет? Да и обида у него на меня давняя. Тот герой-орденоносец, инженер с маслозавода, он и есть! Бросил жену свою после пожара и пропал. Дети уже взрослые были, разбежались кто куда. А он, оказалось, в семинарию поступил, в столицу уехал. И это при Советской-то власти. Через двадцать пять лет снова здесь объявился.
         – У вас как в романе, бабушка! И интрига и страсть.
         – Я когда к нему в храм пришла, он аж с лица сошел. Не знал, что Власьевна это я и есть. Духу, сказал, чтобы твоего здесь не было! А сам, вижу, смущенный весь, взволнованный. Говорили много с ним, прошлое поминали. Он признался: кроме тех ночей безумных, да подвигов фронтовых и вспомнить нечего. Ладно, голубица, наговорила многое тебе. Язык за зубами держи, никто знать не должен.
         – Я никому не скажу, не беспокойтесь.
         – Вот и ладно. Иди, умывайся, зерно перебирать будем. Снедать нельзя, только воду пить. К окнам не подходи, – бабка наглухо задернула занавески.
         В душной избушке весь день перебирали яровое зерно-белотурку. Колосья пшеницы шелушили руками, просеивали от трухи и сортировали семена по размеру. Власьевна давала строгий наказ, как вести себя в ночном лесу. Светлана слушала, жадно запоминая наставления, и со всей серьезностью внимая поучениям старой ведуньи. Та будто помолодела, держалась весело и непринужденно. Улыбалась и шутила, вселяя в девушку уверенность в своих силах.
         – Ох, девонька! Цветок сорвать – полдела. Дальше что будет? Устоишь ли? Чую, страшное начнется.
         – Ничего, мне главное Вадима спасти.
         – Муж твой лишь звено в цепи. Ты хоть крещена?
         – Да, нас в детстве с младшим братом здесь, в эту церковь бабушка крестить водила втайне от родителей. Наверно Паисий и крестил нас.
         – Он, больше некому. А крестик твой где?
         – Не знаю, – расстроилась Светлана. – Есть золотой, но он не освященный.
         – Чего же ты так? – укорила Власьевна. – Крест всегда с тобой быть должен, – она что-то разыскала в окованном железными полосами сундуке. – Иди сюда.
         Светлана подошла, присела рядом, склонила голову. Бабка надела ей на шею небольшое сияющее распятие на серебряной цепочке.
         – Вот, от мамы моей осталось наследство. Береги его.
         – Спасибо, бабушка! – она благодарно обняла старушку, прослезилась. – Только бы все получилось!
         А за окном уже сгущались тучи. Солнце клонилось к закату, и низкие темные облака медленно выползали из-за горизонта, заволакивая небо сплошной клубящейся пеленой. Разреженный воздух сплошным струящимся маревом висел над землей. Шелестящие листья деревьев колыхались в потоке земных испарений.
         Вернулся с пастбища Василий, разогнав скотину по домам. Сел за стол, вытащил алюминиевую ложку. Власьевна спустилась в погреб, достала сметану, творог, молоко. Выложила полкаравая ржаного хлеба и туесок меда. Поставила вскипевший чайник.
         – Ешь, Васька! Набирайся сил.
         Тот с аппетитом заработал ложкой, отламывая хлеб малыми кусками. Ведунья сидела рядом и вполголоса что-то объясняла ему. Он согласно качал головой, временами кивая в направлении леса.
         Стемнело окончательно, и Власьевна запалила керосиновую лампу. Огонек беспокойно прыгал за стеклом. По стенам и потолку метались пляшущие тени, обретая сложные хитросплетенные образы. Громыхнул первый далекий гром, плавно удаляясь затухающим эхом. Василий достал из ящика стола отточенный нож-свинокол, сунул за голенище сапога.
         Светлана пугливо вздрогнула, глядя, как он вешает на пояс небольшой острый топорик, только сейчас глубоко понимая всю сложность и опасность этой безумной затеи. Яркой фиолетовой вспышкой полоснула в небесах молния, и оглушающий взрыв потряс землю. Избушка содрогнулась стенами, ухнула печной трубой, зазвенела черепицей. В наступившей тишине раздался ободряющий голос:
         – Пора, соколики! – Власьевна сдвинула заскрипевший засов. – В путь добрый, – напутствовала на прощанье. – Гляди за ней, Васька! – крикнула вслед, хлопая дверью.
         Искрящаяся, раскроившая небо ломаная линия отразилась в глазах слепящим сполохом. Над головой будто лопнул черный небосвод, и тяжелые капли гулко забарабанили по земле, постепенно усиливаясь холодными струями дождя.
         Василий подобрал себе короткий посох-клюку и взмахом руки поманил девушку за собой. Вошли в ревущий от ветра и громовых ударов сказочный ночной лес. Медленно пробирались едва различимой тропой, теряющейся в высоких густых травах. Частые вспышки мертвенным синим светом озаряли путь, деревья качались в вышине дрожащими кронами, изливая вниз потоки журчащей влаги. Громовые раскаты гремели над головой, сотрясая сгустившийся воздух. Нагретая за день земля парила колдовскими туманами, иссушенные зноем соцветия раскрывались навстречу живительному ливню.
         Светлана промокла, грубая холщовая исподница плотно облегала тело, волосы путались и прилипали к лицу. Но отсыревшие лапотки несли легко и свободно, словно приподнимали ее над выступающими корневищами вековых сосен. Реликтовые хвощи скрипели под ногами, а низко растущие ветки хлестали по лицу жесткими листьями. Ветер завывал меж замшелых стволов, вода проливалась за воротник, лиловые сполохи создавали жуткие тени, уши закладывало от оглушительных гулких разрывов. Было невыносимо, тяжело и страшно. Душа оцепенела, застыла в неподвижности. Объятое страхом сердце сотрясалось ударами грома, и, то колотилось в бешеном ритме, а то и вовсе замирало в слабом мерцательном биении.
         Непогода рвала низкие тучи, ярилась и выла в вышине. Между тем все же шли, пробирались к заветному цветку. Папоротники вокруг источали едва различимое свечение, но, ни один из них не цвел, не имел волшебного бутона. Широкие листья укрывали почву сплошным зеленым покровом. Стебли колыхались в струях дождя, казалось, будто внизу шевелится странное и опасное существо, внимательно следящее за незваными гостями.
         Василий шагал, прихрамывая, помогая себе клюкой и часто оглядываясь на отстающую Светлану. Она с широко открытыми глазами едва поспевала за ним, боясь отстать и навсегда потеряться, сгинуть в этом мрачном неприветливом лесу. Чудилось, что идут они целую вечность, идут в никуда. И не закончится гроза, не пройдет дождь, а завывания ветра, скрип деревьев, липкий туман и рокот разъяренных небес станут для них последней погребальной мистерией.
         Вышли к низкой заболоченной лощине. Покрытая тягучей тиной поверхность вытянулась долгими краями. Но недалеко впереди рублеными уступами возвышалась твердая почва, плавно поднимаясь наверх. Где-то рядом был брод и Василий, нимало не сомневаясь, смело шагнул в липкую грязь. Протянул клюку Светлане, и они стали осторожно двигаться по утопленной гати. Лапти скользили по опущенным в ил тонким бревнам, настил раскачивался и хлюпал, погружаясь вниз. Неустойчивое равновесие, шаткое положение, уходящее из-под ног дно, выбивали из сил. Вой ветра, проливной дождь и яркие вспышки создавали ощущение ирреальности, сонного наваждения, жуткого безумного абсурда. Редкие кривоствольные березы, кусты ивы и багульника, вылезающие из кочек побеги низкорослой ольхи, запахи грибов и тлена внушали панический трепет. Удушливые туманы плыли разрозненными облачками, болотные огни переливались скачущим отблеском.
         Неожиданно впереди раздался прерывистый треск и среди мокрых деревьев загорелся небольшой искрящийся шар. Он будто плыл над лощиной, вращаясь и плавно спускаясь вниз, являясь источником ослепительного свечения. Лес озарился голубоватым сиянием, стали видны мельчайшие лепестки, завязи ягод в зарослях клюквы и вереска. Шаровая молния приближалась к путникам и они, зачарованные смертоносным видением, замерли в неподвижности. Огненная странница, будто в раздумье зависла над ними, одиноко стоящими среди гнилостных топей. Сдвинулась немного и решительно направилась вниз. Василий и Светлана, стоя по колено в болотной жиже с ужасом наблюдали, как приближается крутящийся плазменный сгусток. Над самой головой шар оглушительно лопнул, разорвавшись на тысячи пылающих осколков.
         Светлана вскрикнула, выпустила палку, лапти скользнули по заиленным бревнам и она, не удержавшись, съехала с настила, погрузившись по пояс в вязкую холодную трясину. Вода вокруг закипела пузырями, на волю вырвался болотный газ и ноги провалились еще ниже. Василий бросился к ней, протянул клюку. Она вцепилась, всеми силами пытаясь выбраться из засасывающего плена. Суетливо толкалась ногами стараясь нащупать дно, извивалась всем телом, сопротивляясь затягивающей силе, с мольбой и страданием глядя на спутника. Помнила строгий наказ ведуньи: ни в коем случае не произносить ни слова и терпеть, во что бы то, ни стало. Василий выпустил посох, показав скрещенными на груди руками, что нужно успокоиться и замереть. Склонился к ней, вложил клюку в обе ее руки, жестами приказав держать крепко, и стал медленно, равномерно и сильно тянуть. Она великим усилием воли заставила себя расслабить дрожащее тело, чувствуя, как трудно и тяжело трясина отпускает ее. Василий хрипел, напрягаясь вздувшимися жилами, мотал головой в запредельном натужном старании. Тянул самоотверженно, позабыв обо всем.
         Превозмогая себя, вытащил ее на гать, откинул голову назад и что-то радостно замычал в небеса. Светлана в грязной испачканной рубахе, с тиной на лице и в волосах, обессилено плакала, не веря в свое спасение. Множество мыслей сменяли друг друга, предчувствие гибели уступило место упоению счастливого избавления. Но сознание настойчиво возвращалось к реальности, память отзывалась пониманием намеченной цели. Она с трудом поднялась на ноги, хлопнула по плечу, поблагодарив Василия. Тот протянул клюку, и они продолжили путь.
         Выбрались на твердый берег, поднялись на взгорок. Опустились на поваленный ствол, сели передохнуть. Разгулявшаяся гроза начала стихать, громовые раскаты доносились все реже, удаляясь звучным грохотанием. Сильный ливень переходил в моросящий дождь. Ветер успокоился, замерев в кронах деревьев, и стало непривычно тихо. Взошла полная луна, осветила лес мерцающим светом. Капли воды блестели на ветвях, срывались с листьев, мягко опускаясь в усыпанную облетевшей хвоей землю. Серые туманы плыли над мокрыми травами, расстилались косматыми гривами, пропадая в ночном сумраке. Остро пахло сыростью и грибами.
         Путники шли дальше. Вскоре послышались странные барабанящие звуки. С каждой минутой они усиливались, сливались с другими, более необычными. Звенели струны, неизвестно откуда доносились визгливые тонкие голоса. Шум шел, будто из-под земли, прямо из преисподней, нарастая с каждым мгновением. Впереди отблесками загорелись деревья, и в просвете между стволов стали видны пляшущие языки пламени. Огромный жаркий костер пылал на опушке, густой дым и светящиеся искры поднимались кверху, бурелом трещал в огне, брызгая горячими угольями.
         Вокруг прыгало и веселилось, выкрикивало странные словосочетания бесчисленное хмельное гульбище. Голые и полуголые мужчины и женщины плясали вокруг костра, взявшись за руки и высоко подскакивая в такт бьющим бубнам. Дудки, сопелки издавали пронзительные мотивы, на огромных не то гуслях, не то домрах играли приземистые бородатые лесовики, размашисто ударяя по серебряным струнам. Колокольчики звенели заливистой трелью, а свирели и жалейки выводили тонкие замысловатые рулады.
         Они остановились, припали к земле, наблюдая за развернувшейся бесовской феерией. Праздник Купала был в самом разгаре, собрав с округи всех деревенских ведьм и нетопырей.
         Чуть в стороне у края поляны расположилась лесная и болотная нечисть. Низкорослые дикие мужики, что блуждают по чащобам, аукаются страшными криками и нападают на людей, коих щекочут до потери сознания, распивали вино, обнимая за плечи трепетных озерных дев. Те громко хохотали, таскали ухажеров за кудрявые чубы и вязали узлы из длинных, будто хвосты, бород.
         Миниатюрные духи мхов и лишайников, скрытно живущие среди растений и грибниц, напоминающие веселых ежиков, прыгали рядом с сидящими на пеньках разбитными полудницами. Заползали под юбки, гладили лягушачьими лапками налитые млечные груди, путали волосы и срывали чепцы. Те лениво отбивались от назойливых моховиков, давали подзатыльники, душили, мучили особо настойчивых, перебрасывая их друг другу, словно небольшие теннисные мячи.
         Жуткого обличья лешие и болотники в виде седых стариков с желтыми лицами пьяной озорной компанией жгли хворост, вокруг которого водили хоровод безобидные лесные кикиморы. Ступая куриными лапами, повязав пернатые птичьи головы расписными платками, одетые в длинные просторные сарафаны они напоминали добрых покладистых бабушек, которые сидят невидимо за печью, а по ночам проказят с веретеном и прялкой, бьют посуду и мешают спать.
         Держась за руки, унылые старушки с вожделением и блеском в глазах поглядывали в сторону ритуального кострища, где танцы и пляски переходили в общий свальный грех. Громкие стоны чередовались страстными раздирающими криками. Обнаженные переплетенные тела бились на влажной траве, вздрагивали яростно и бурно. Женщин было много больше, они метались среди слившихся пар, оттаскивали соперниц за волосы, царапали лица, отстаивая свои законные права, доводили партнеров до полного и обессиленного исступления. Откуда-то сбоку из пущи выскочили молодые похотливые черти. Вмиг расхватали свободных девиц, вскинули на плечи и, грохоча копытами, скрылись в непролазных дебрях. Лишь одна оголенная фигура с цветком в волосах, стремительно и беспокойно металась среди жаркого сплетения тел. Ей никак не удавалось отбить для себя кавалера, все были заняты и не обращали внимания на распаленную, в отчаянии заламывающую руки распутницу.
         Светлане она казалась смутно знакомой, ее образ напоминал кого-то близкого, почти родного. Вдруг женщина обернулась, закрыла лицо руками, пала на колени и Светлана с удивлением узнала в ней саму себя. Она смотрела со стороны, поражаясь достоверности происходящего в тридцати метрах от нее. Боялась поверить в реальность, испытывая острый невыносимый стыд. Казалось, будто все внимание хмельной нечисти перенесено на ее распаленное сладострастным влечением тело.
         Блудница поднялась во весь рост, потянулась к небесам, выкрикнула злое заклятье. Закружилась на месте и на глазах превратилась в одетую в цветную юбку и вылинявшую кофту Власьевну. И тут же все обнаженные тела вокруг, все стонущее и кричащее срамное сообщество оказались трясущимися стариками. Прикрывая дряблые отвратительные фигуры, отчаянно завизжали на весь лес и, сверкая голыми задами, разбежались врассыпную кто куда.
         Лешаки и болотники весело смеялись, кикиморы утробным птичьим клекотом выражали восторг, полудницы и моховики катались от смеха по траве, а шальные бородатые лесовики с удвоенной силой били по струнам и колотили в бубны. Обманутые нетопыри и перепуганные черти с воплями выбегали из непроходимых дебрей, скрываясь от вмиг постаревших подруг. Те с бесстыдно горящими глазами на одутловатых морщинистых лицах, не обращая внимания на свои повисшие животы и одряхлевшие варикозные ноги, суматошливо хватались за мохнатые хвосты, пытаясь вернуть и образумить напуганных любовников.
         Неожиданно раздался страшный оглушительный рев. Все замерли, повернувшись к дрожащим деревьям. Музыка стихла, воцарилась гнетущая тишина. На поляне появилась жуткая особь, напоминающая медведя с головою быка и лапами тигра. Выпуская пар из раздутых ноздрей, раскрывая клыкастую пасть, этот бешеный мутант сжимал в объятиях маленькую кричащую девочку, направляясь к одиноко стоящему, когда-то сраженному молнией стволу дерева. Вся нечисть кинулась вязать ребенка к расщепленной осине.
         Лесовики грянули на своих бандурах леденящий душу реквием, давая начало жуткой сатанинской мессе. Власьевна в черном до пят одеянии читала магические заклятья. Преклонивший колена бесенок держал перед ней позолоченные скрижали с колдовскими текстами. Шерстяными когтистыми лапками в нужное время переворачивал страницы. Остальная нежить склонилась в глубоком поклоне и чутко внимала зловещим ведовским речениям. Медведь-овцебык грозно рычал, сидя поодаль на пеньке. Связанная девочка жалобно скулила, оглядывая дьявольское сборище полными ужаса глазами. Крутила головой всматриваясь в мрачный лес, бледными губами беззвучно звала маму.
         «Даша! Это ведь моя Даша!» – пронеслось в мыслях Светланы, и режущий удар потряс сердце. В мозгу что-то будто разорвалось, тело обессилено обмякло. Разум отказывался верить происходившему у нее на глазах убийству собственной дочери. Она чувствовала, как теряет сознание, как погружается в мутный глубокий обморок, лишенная возможности помочь своему несчастному ребенку. Перед глазами все качалось и плыло, деревья кружились, яркие круглые луны скакали в небесах, приближаясь и раздваиваясь. Она успела заметить, как скособоченный Василий, сжимая в руке нож-свинокол, хищной прыгающей походкой приближается к закланной жертве, целя острием в беззащитную шею. Такое жестокое вероломство придало сил. Кровь яростно загуляла по венам, мышцы напряглись, переполняясь злым исступлением. Позабыв обо всем, Светлана вскочила, порываясь тотчас выбежать из укрытия и с криками отчаяния броситься на спасение Даши.
         Но была тут же, повергнута наземь. С зажатыми грязной ладонью губами барахталась в мокрой прошлогодней листве, сражаясь с кем-то безжалостным и сильным. Извивалась, пытаясь вырваться из железной хватки, кусала зубами жесткие мозолистые пальцы, отбивалась руками и ногами. Существо что-то утробно рычало прямо в ухо, и быстро оттаскивало ее прочь от страшной поляны. Оттуда послышался душераздирающий детский крик и ликующий бесовский гомон. Она забилась обреченно и, впадая в беспамятство, увидела прямо перед собой мычащее лицо Василия.
         «А картинам увиденным, не верь! – вспомнился наказ Власьевны. «Картины увиденные», – билось в мозгу. Это всего лишь видения,– догадалась Светлана и ощутила, как погружается в спасительный обморок.
         Вскоре очнулась, чувствуя, как Василий трет ей щеки. Приложил палец к губам, умоляя молчать. Помог подняться, отряхнул рубаху и, схватив за руку, потянул за собой. Шли мокрой неведомой тропой в полной темноте. Лишь с высоты рассеянно струился лунный свет, озаряя верхушки спящих деревьев. Позади, быстро удаляясь, доносились голоса, и вскоре все окончательно стихло.
         Пробирались сквозь густые еловые заросли. Шарики репейника запутались в волосах, руки обожженные крапивой саднили волдырями, а исхлестанное листьями лицо горело докучливой болью. Но усталости не было. Странный душевный подъем, прилив жизненных сил ощущался остро и сладостно. Хотелось идти еще и еще, найти, наконец, прячущийся цветок.
         Перед глазами вдруг возник лежащий в коме Вадим, его бледное лицо, исхудавшие руки. С мольбой и немым укором Наталья Леонидовна смотрела на нее, сидя у изголовья больничной кровати. «Спаси его! У меня совсем никого не осталось. Спаси…» – шептала потерявшая надежду мать. Казалось, ее голос через сотни километров доносится тихим шорохом листвы. Внизу живота легонько кольнуло, по телу разбежалась дрожащая судорога. Крохотная зарождающаяся жизнь напоминала о себе теплыми пульсирующими волнами.
         Светлана постаралась отбросить эмоции и собрать нервы в тугой прочный узел. Чувствовала, как напряжение сил достигло крайнего предела. Зрение и слух обострились, тело слушалось безупречно, она не шла, а будто неслась над извилистой тропинкой, легко обходя травяные иссохшие кочки, выступающие из-под земли коренья и внезапно возникающие колдобины, наполненные мутной водой. Лес притих, и в этой неясной тишине осязаемо витал дух опасности. Почва едва слышно шуршала под ногами, а на кустах зеленоватыми бусинами зажглись скользящие гроздья светлячков. Туман слегка рассеялся, воздух посвежел, деревья поредели, блеск звезд и лунное сияние освещали путь. Стали попадаться заросли шиповника и жимолости. Калина и можжевельник прятались под столетними пихтами, в переплетениях стланика вызревали россыпи лесных ягод.
         Шли торопливо, не оглядываясь назад. В том месте, где едва различимая тропинка обрывалась, Василий остановился и припал ухом к земле. Напряженно вслушался в звенящую тишину. Наконец поднялся, улыбнулся и повлек за собой в чащу. Раздвинув густые ветви, Светлана увидела волшебный струящийся свет.
         Одиноко распустившийся бутон горел алым огнем. Целая колония папоротников расстилалась перед ним, освещенная ровным чудесным свечением. Меж широких резных листьев сияли трепетные лепестки, раскрываясь пылающим соцветием. Ночной лес молчаливо окружал кроваво-красный цветок. Она зачарованными глазами видела, как тянется вверх стебелек, а идущий изнутри свет усиливается, пронзая тьму ярким пламенным ореолом. Все колдовские силы, тайные магические знания, богатство и ясновидение воплощались в этом сказочном чуде. Решительно, без лишних раздумий шагнула в заросли папоротников, опустилась перед ним на колени, и уже протянула руку…
         – Не надо, Света! – раздался позади скорбный плачущий голос. – Все кончено, Вадим умер, – рыдания, и горькие причитания Натальи Леонидовны звучали за спиной. – Забирай Дашеньку, приезжайте скорее.
         Ее словно обожгло ледяным ветром, сердце дрогнуло и остановилось. Страшная весть, будто каменная глыба, обрушилась на плечи. Не помня себя, взялась пальцами за стебель, ощутив легкий искрящийся укол.
         – Света, беги скорей! Не бери грех на душу, пожалей дочку и меня, – голос матери срывался от волнения. – Бог тебя не простит...
         – Все, девонька, уже ничто не поможет, – произнесла рядом Власьевна. – Опоздала, голубушка!
         «Не может быть! – билось в мозгу. – Как же так, ведь я все сделала, дошла!» – тяжкое разочарование жгло, разрывало сердце на части. И такая злость на немилосердную судьбу вдруг всплыла из глубины, такой ожесточенный гнев поднялся изнутри, что пальцы судорожно сомкнулись вокруг стебля и напряженная рука, не выдержав, изо всех сил рванула окаянный дьявольский цветок.
         Василий подскочил к ней, приподнял, потянул за собой. Громким мычанием напоминал, что нужно уходить. Светлана видела: ни мамы Вадима, ни Власьевны нигде не было. «Не слушай никого, не верь и не оборачивайся. Рви цветок и беги!» – отчетливо вспомнилось строгое напутствие ведуньи. Прижала светящийся бутон к груди и помчалась со всех ног, легко обгоняя хромающего Василия.
         Вокруг творилось что-то невообразимое. Земля дрожала, разбуженный лес наполнялся огнями, ветви раскачивались, не пускали, рвали грубую холстину. Душераздирающие крики неслись отовсюду, разъяренные злые птицы летели вслед, догоняли, с размаху били крылами, вцепляясь когтями в распущенные волосы. Она бежала, превозмогая себя и пряча в ладонях цветок. Светящаяся лесная тропинка указывала путь, лыковые лапотки подобно сказочным сапогам-скороходам легко несли ее вперед. Вот показалось жуткое бесовское капище с пустой расщепленной осиной и недавно потухшим кострищем. На поляне никого не было, поднявшийся ветерок уносил дымки остывающего пепла.
         Оставив позади страшную поляну, Светлана оказалась у края заболоченной лощины. Тропинка обрывалась и на том берегу уходила наверх узким сверкающим пунктиром. Нежить неслась за ней, преследуя, но почему-то не приближаясь. Она с разбега бросилась в болото, ощутила под ногами шаткую гать и широкими прыжками в один миг проскочила опасный участок. Поднялась на взгорок, запнулась о корягу и, не удержавшись, скатилась вниз. Больно ударилась о высокий трухлявый пень, с радостью сознавая, что не выпустила, не потеряла цветок. Поднялась, тяжело дыша, и с ужасом услышала над собой жуткий рев дикого существа. Медведь-овцебык с горящими глазами бешено ревел, огромной тушей надвигаясь на нее. Светлана рухнула на подкошенных ногах и, прячась, уползала за пенек. Мутант, оттолкнувшись задними лапами, прыгнул стремительно и мощно…

Продолжение Глава 11 http://www.proza.ru/2017/07/18/1255