баба слава

баба слава вышла из подъезда. в одной руке у неё была клетка, в котором сидел старый кот по кличке «кот», в другой – горшок, в котором сидел алоэ, по имени стефан. остальное, важное, но неодушевлённое, было завёрнуто в полиэтиленовый пакет и упрятано в сумочку, которая теперь висела на плече.

- слава, ты куда это собралась в таком виде? – спросила её соседка баба таня, которая с утра уже оккупировала лавочку у подъезда в обществе с бабой валей. обе вопросительно глядели на неё, кота, стефана. в такой компании они видели свою соседку, за пределами квартиры, впервые.

- переезжаем, - ответил за мать игорь, мужчина лет пятидесяти. он вышел из подъезда вслед за бабой славой. в руках у него была сумка с вещами. немного набралось вещей у неё. баба слава хотела прихватить и постельное и мебель, но сын настоял на покупке нового. мать, нехотя, согласилась.

квартиру он купил матери в новом доме, недалеко от себя. к нему мать переезжать категорически отказалась. причин не объясняла, но этого и не требовалось. не ладила она с невесткой. как ни старался сын, но дальше вежливых, сквозь зубы, улыбок на редких семейных торжествах по поводу дней рождений, новых годов и прочих родственных встреч, дело у него не пошло.

«золотая» тёща, по чистосердечным признаниям всех своих восьми зятьёв от трёх дочерей, свекровью оказалась классической: на пустом месте придирчивой, ворчливой и бескомпромиссной. любые попытки к сближению пресекались ею ледяным молчанием. она и сама не смогла бы точно сформулировать, чем ей не угодила невестка. но – не угодила, и всё тут.

а дом, в котором жила баба слава, был её ровесником. и таким же ветхим. двухэтажный деревянный барак с удобствами на улице и без водопровода. поэтому, как только у игоря появились не рубли, но деньги – он купил маме квартиру в новом доме, сделал ремонт, какой мама хотела, купил мебель, на какую мама указала, и сегодня перевозил её туда.

- прощайте, девочки! – сказала она обалдевшим товаркам, которые услышали о переезде её только сейчас, и забралась, кряхтя, но ничего не выпуская из рук, в сыновий внедорожник.

«девочки» были удивлены и обижены. они считали её своею подругой. а она, мало того, что молчала, как зоя космодемьянская, про надвигающееся на неё будущее, так и ушла бы «по-английски», если бы они не заболтались, а как и собирались, минут десять назад ушли бы в магазин.

это, сухое: «прощайте, девочки!» - и всё? ни слезинки, ни обнимашек, хотя бы – кто ж так прощается с подругами,  кто так поступает? бабуси сидели насупившись, на удивление молча, единогласно вычеркнув бабу славу из списка своих подружаек. а та и знать про то не знала, и уж точно не переживала по этому поводу.

это они её подружкой считали. потому что она была, по общему признанию дворовых сторожих, хорошей собеседницей. а почему? а потому, что она никогда ни с кем не спорила, со всеми была согласная, и собеседницей была постольку, поскольку слушательница, редко когда вставлявшая: «да, да», согласный вздох, покачивание головой, жим плечами – предоставляя другим право выражаться, оставляя своё – себе.

даже приглашая их в гости, она уступала роль хозяйки-тамады кому-нибудь другой. сама же выступала в роли «принеси, подай, сядь, послушай, согласись». поэтому, она знала всё обо всех, всем была подругой, а они ей были лишь соседками, ничего про неё, практически, не знающими. осознание такого факта было мощнейшим ударом ко коллективной совести дворсовета.

вот это было расстройство, вот это была печаль! но и не меньше, чем на десятилетие вперёд, тема для обличительных разговоров на сей счёт.

а бабе славе было наплевать на то, что думают те, кого в её жизни уже нет. она обживалась в новом доме и заводила новые знакомства. дом был новый, молодой, но большой. мельком во двор глянуть, так всё молодёжь, да мамочки с малыми детишками. но у бабы славы было время, чтобы не мельком глянуть, а присмотреться хорошо. и оказалось, что скучать в одиночестве ей на новом месте не придётся.

как ни самодостаточна она себе была, но совсем уж одиночество - не любила.

одну во дворе встретила, поболтала, с другой в магазине языками зацепилась; сходила в гости, пригласила в гости; опять-таки, внуки стали почаще наведываться. три дома пройти, это тебе не в пригород ехать – и жизнь, в общем-то наладилась.

однако, были и минусы. новостройка – это новостройка, люди только налаживали свой быт. повсюду шёл ремонт. то там сверлят, то тут стучат. к вечеру массовая активность стихала, но не так, чтобы совсем. не каждому было по средствам нанять бригаду. и эти «не каждые» делали ремонт сами, после работы.

у бабы славы было ощущение, что это её мозг сверлят, что её душу к кресту прибивают. поначалу, она ходила даже поругаться на шум. её молча выслушивали, соглашались с ней, но просили понять и их. она понимала, но принять не могла. особенно, когда враз взялись за ремонт сосед сверху, снизу и сбоку. эти работали днём. а вечером, когда рабочие уходили, приходил сосед с другого боку и принимал у них вахту.

- сил моих больше нет! – жаловалась она сыну. – ад на земле, да и только.
- я как-то не подумал про это. может, на время к нам? – предложил игорь.
- из огня, да в полымя? чтоб твоя мне нервы опять мотала?
- почему опять, мам? когда она тебе хоть слово поперёк сказала?
- не сказала, так скажет. а смотрит как? тут и слов не надо.
- слушай, а может тебе к тёте фае съездить в крым? она тебя сколько уже зовёт? отдохнёшь, в море покупаешься.

а вот это был выход. фая была её старой подругой, ещё с завода. но выйдя на пенсию, уехала к сыну. и с тех пор они виделись всего два раза. один раз фая приезжала, другой раз она к ней ездила. а больше как-то не случилось. у фаи здоровье расклеилось, долгие поездки стали не по ней. баба слава же собиралась всё, собиралась съездить, да каждый раз откладывала. теперь, кажется, самое время пришло.

она взяла у сына деньги, созвонилась с фаей по скайпу, и села на поезд. это «вживую» они виделись два раз всего, но переписывались регулярно, а с приходом в их жизнь – спасибо детям-внукам – интернета, то сначала общались от случая к случаю, да по поводу, а потом взяли за правило выходить на рандеву в сети по понедельникам.

понедельник был выбран случайно. последний несистемный разговор был как раз в понедельник, и баба слава предложила созвониться через неделю. созвонились, поболтали часок, договорились на следующий понедельник. так и пошло.

баба слава собиралась погостить ненадолго, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. вернулась она только к своему дню рождения, в конце октября. отдохнувшая, даже немного помолодевшая, насколько это было возможно в её возрасте, и прямо на перроне заказала сыну, который встречал её, подарить ей на день рождения дрель.

- зачем тебе дрель, мама? – удивился игорь.
- надо, - отрезала она, и больше не слова в этом направлении не сказала.
- если что прикрутить надо или просверлить, ты скажи. я приеду, всё сделаю. или никиту пришлю. - никита был его сыном, бабы славы внуком, учился на третьем курсе политеха, парень как красивый вырос, так и смышленый. «симпатичный в маму, а уж умом в меня», - говаривал игорь. «хорошо, что не наоборот, - отвечала баба слава, с сарказмом добавляя: - а то совсем бы дурак был, хоть и не урод».
- не надо. просто купи мне дрель, - забила она последний гвоздь в крышку гроба этого разговора.

не добившись от матери никаких вразумительных комментариев, игорь купил ей то, что она просила. показал как пользоваться и снова попытался расспросить мать, зачем ей это надо. и снова не получил ответа.

зато соседи, скоро, всё поняли. они к тому времени уже закончили свои ремонты и собирались счастливо зажить, собираясь по вечерам у телевизора. но ровно в семь вечера кто-то начинал сверлить стену. монотонно. минуту сверлят, пять отдыхают. и так два часа в день, семь дней в неделю, три месяца кряду.

они давно уже выяснили источник этого безобразия, но каждый раз пытаясь поговорить с бабой славой, натыкались на вежливый, но удивлённый и не понимающий, в чём, собственно, дело, взгляд добрых подслеповатых глаз.

пытали поговорить и с игорем. тот обследовал квартиру, поговорил с матерью, но ничего не нашёл, а в ответ получил всё тот же взгляд, что и соседи. участкового она на порог не пустила. мягким словом, но с твёрдой волей дала от ворот поворот. и тот, не найдя в её действиях нарушений законодательства – «даже если и она сверлит, то до девяти никто не запрещает» - взяв под козырёк, тихо ретировался.

через полгода сосед сверху съехал, а пытки остальных продолжились.

- мама, прекращай! это уже не смешно, - пытался урезонить её сын. – даже если они и доставали тебя, то это было, по времени, гораздо меньше. наказание должно быть равноценно проступку. иначе, это не справедливость, а месть.

- а кто говорит о справедливости? проступок, говоришь? я так не думаю. да, пусть это будет месть! и мстя моя будет страшна. всё, уйди, иуда! – и топнув ногой, баба слава указала ему на дверь. конечно, с сыном она не рассорилась вконец. так, вспышка была. яркая, но короткая. а вот мстя продолжилась.

и неизвестно чем бы всё закончилось, если бы к детям соседа слева не приехал дед. василий афанасьевич был мужчиной видным, умным, весёлым. к старости «видность» его сдала свои позиции по всем фронтам, но уступила своё место не сморщенному вопросительному знаку, а благородной седине. во дворе его прозвали «графом».

и баба слава, схоронившая своего любителя выпить ещё в прошлом веке, вдруг потребовала у сына денег на новый гардероб, а к осени объявила о том, что выходит замуж. соседи вздохнули свободно, а дети с внуками выпали в осадок.

- бабушка, куда тебе замуж? ты же еле ходишь! - смеялась лида, младшая сестрёнка никиты, пятнадцати лет от роду. бабушка подхватила анекдот: - но полежать-то я за себя ещё могу.

василий афанасьевич переехал к ней. в октябре отметили её семидесятипятилетие, а к новому году сыграли свадьбу. без белого платья и брачной ночи, а в остальном мало чем, от других свадеб того дня, отличавшуюся. возрастом новобрачных если только.

и машины с лентами были, и голуби, и ресторан с кучей гостей, и фотосессия на фоне различных достопримечательностей – так захотела сама баба слава. и никто не стал спорить. а старый полковник, василий афанасьевич, – откуда силы взял? – подхватил её у лестницы загса и, под восхищенные аплодисменты собравшихся, донёс невесту до машины. благо, там с пяток шагов было.

- что смеётеся? – сказал он, улыбаясь, когда еле разогнулся после этого подвига своего, - вы до меня доживите, повторите, а потом уже и смейтесь, если сможете!

букет невесты поймала фая. она соскребла в себе все имеющиеся у неё силы и приехала, наперекор всем уговорам родни. она не собиралась ничего ловить. даже не вставала со стула. но баба слава верно рассчитала траекторию, и букет упал прямо фае на коленки. то-то смеху было.

за окном уже вовсю играла радугой красок весенняя капель, когда баба слава тихо, во сне, умерла. в то утро не проснулся и василий афанасьевич. они жили не долго, но счастливо, и умерли в один день. заказывали? - получите.

в день похорон, игорь достал из почтового ящика матери конверт. распечатал, прочитал. у него отвисла челюсть и выпала из-под руки барсетка. изо рта молча вылетел ошалевший от прочитанного мат: тетя фая выходила замуж.
17:25
18.07.17