Война ангелов и уродов. С. 5-10

   – Дай, – сказал Кусачий спокойно. Седой подобрал флягу и кремень, удивлённо – как в первый раз – воззрился на диковинные предметы, а затем приблизился к Кусачему. Тот сидел на полу, широко раздвинув ноги, запустив пальцы в волосы и смотря на Седого. Взяв кремень, он положил его себе в карман – туда, где была складная трубка. Седой передал флягу.
   – На, брат, – прохрипел он и отошёл к камню.
   – Ты пил из неё? – спросил Кусачий.
   – Да, – послышалось из темноты. – Немного.
   Кусачий опробовал флягу на вес, отвинтил крышку, заглянул внутрь, вытер горлышко пальцем и завинтил обратно.
   – Не пей без спросу, – мрачно сказал Кусачий. – Дам в рыло.
   Собравшись, они вышли из укрытия. Выползшая на небо жёлтая луна сочилась бледным сиянием. На исполосованной земле камни сидели скученные, как живые, со всех сторон облепленные светом небесных лучей. Всё было тихо. Тишину нарушали только шуршание щебёнки и глухой кашель Кусачего. Он оглядывался несколько раз, пока они шли до Мёртвой реки, пытаясь разглядеть во мгле стены укрытия, но ничего не видел.
   С превеликим усилием им удалось перебраться на другой берег. Седой, раскорячась, переползал от камня к камню, попутно раскидывая их в разные стороны, стараясь устроить обвал. Когда ему наконец улыбнулась удача и он, усталый, уселся на краю неподалёку от Кусачего, внезапный подзатыльник заставил его оживиться. Кровь пошла у него носом, в глазах помутилось.
   – Вставай, – сухо сказал Кусачий.
   Когда на западе показались волнистые линии насыпей, луна стала у путников над головами. Идти предстояло долго. Седой, запыхаясь, старался поспеть за Кусачим, однако тот всегда находился далеко впереди.
   Доковыляв до ворот бастиона, Седой упал на землю и, оскалясь, уставился в небо. Отдохнув, он встал на колени, закинул мешок за плечи и, поднявшись, поплёлся на полусогнутых ногах вверх по лестнице.
   – Эй, дура! – окликнули его снизу. – Иди сюда. Мешок положь.
   Седой опустил ношу на ступени и пошёл вниз. Спутник ждал его; лицо Кусачего, его шея, и руки, и вся одежда были в саже. Они обошли стену за нижней площадкой и в одной из ниш увидели несколько тел, лежавших одно на другом – вповалку, точно вцепившись друг в друга. Почерневшие лица скукожились, зубы тускло поблёскивали в лунном свете.
   – Здесь никого нет, – сказал Кусачий.
   – Знамо, брат, никого нету, – подтвердил Седой. – А этот, Вихлястый, видать, погорелый.
   Седой ткнул пальцем в мёртвого, у которого отсутствовали кисти рук; весь чёрный, он лежал, разинув рот, чуть поодаль от остальных. Кусачий, посмотрев на него, двинулся дальше. Сделав несколько шагов, он остановился и замер, размышляя о чём-то.
   – Ты иди наверх, – сказал он Седому. – Посматривай там.
   До слуха обоих донеслись стоны. Седого затрясло. Кусачий обогнул стену и через боковой проход вышел на нижнюю площадку с противоположной стороны. Под аркой, у спуска в подземные помещения, он увидел двоих; один, прислонившись к колонне, заворотил голову и тяжело дышал, другой лежал неподвижно.
   – Вон он, – услышал Кусачий писк у себя за спиной.
   – Вижу, – ответил тот шёпотом.
   Кусачий осторожно приблизился и нагнулся. Лицо умирающего, опухшее, покрытое разноцветными пятнами, представляло собой бесформенный кусок гниющего мяса; изо рта его, вместе со слабыми стонами, исходило зловоние. Кусачий посмотрел на другого, и вдруг рука несчастного взметнулась в воздух и схватила его за ногу. Умирающий крепко прицепился к Кусачему и громко застонал. Седой пронзительно завизжал и заметался.
   – Пусти, сука, пусти! – кричал Кусачий, яростно отбиваясь.
   Свободной ногой он с силой ударил стонущего в череп. Кровь брызнула ему на глаза, челюсть отвисла, и он отцепился.
   Отдышавшись, Кусачий зашёлся в кашле. Прокашлявшись, он увидел Седого, который стоял в нерешительности, переводя взгляд с Кусачего на труп и обратно.
   – Что?! – гаркнул Кусачий. Седой взвизгнул и побежал вверх по лестнице.
   Слабый ветерок надувал с востока. Ночь была на исходе. Они разожгли костёр на боковой площадке под глухой стеной. Огонь был защищён со всех сторон, при этом у Кусачего оставалась возможность осматривать окрестности из нескольких отверстий, расположенных над лестницей.
   Кусачий нервничал, смутная тревога хватала его за нутро, не давая сомкнуть глаз. Седой жался в сторонке и, подрёмывая, водил глазами за Кусачим. Обоих терзал голод. Наконец Кусачий уселся у костра, положил мешок между ног и, порывшись, вынул оттуда небольшой, туго перевязанный мешочек. Он встряхнул его, осмотрел со всех сторон и, развязав, заглянул внутрь. Седой заметно оживился. Подобрав ноги, он чуть подался вперёд, однако его тут же перекосило, он схватился за бока и, охая, лёг ничком на пол, повернув голову и заводя глаза в сторону Кусачего, который высыпал из мешочка на ладонь горстку желтоватых овальных камушков, перемешанных с такими же, но поменьше и потемнее цветом. Всякий раз, когда Кусачий видел их вблизи, у него перехватывало дыхание. Кусачий рассыпал перед собой таинственное лакомство, затем отобрал крупные камушки от мелких и сложил их в отдельные кучки. Из крупной он сразу же бросил в рот несколько, медленно разжевал и проглотил; после этого Кусачий завязал мешочек и положил его обратно.
   Седой на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их, увидел в руках у Кусачего увесистый камень. Кусачий стал бить им об пол. На месте раздробленной кучки мелких камушков появился слой белой пыли, которую он старательно собирал и пересыпал в ладонь. Поплевав на пригоршню пыли, Кусачий скатал из неё плотный мягкий комок и положил на угли, а оставшиеся камушки из соседней кучки тотчас же съел.
   – Поди вкусно, брат? – прохрипел Седой.
   Кусачий посмотрел на Седого.
   – Не то слово.
   Он вынул из бокового кармана складной нож, разложил его и кинул Седому. Седой, кряхтя, поднялся на ноги и, подобрав нож, заковылял вниз по лестнице. Через некоторое время его шлёпанье стихло. Сумеречную мглу пронзил истошный вопль и вскоре прервался. Кусачий смотрел в огонь, прищурившись. Когда Седой выступил из тени, сжимая в трясущихся руках дымящиеся красные обрезки, Кусачий высморкался на пол, залез рукой в мешок, вынул загрубевший – весь побуревший – кусок ткани и швырнул Седому. Седой положил мясо на угли, сел на колени у костра и стал ждать.
   – Такой, б..дь, недовольный, – задумчиво произнёс Кусачий, глядя сквозь огонь на Седого. – Не побоялся?
   Седой оторвал взгляд от еды, посмотрел на Кусачего и улыбнулся до ушей, показав чёрный рот с несколькими гнилыми зубами.
   Рассвело. Кусачий бродил по лестнице вниз и вверх, не находя себе места. С обзорной площадки открывался вид во все стороны. Он присматривался к западной оконечности участка с холмами каменоломен, однако движения нигде не было. С полудня до вечера он проспал. Седой разбудил его, когда с востока подул ветер.
   – Э, брат, – говорил он, тревожась и трогая его за плечо, – буря идёт.
   Кусачий проснулся, протёр глаза, отпихнул Седого и встал на ноги. Он смотрел куда-то вверх – в темнеющее небо. Вид его был мрачен. У края площадки сушилось поджаренное мясо. Несколько кусков. Он взял один, обнюхал и бросил обратно. Спускаясь с мешком, крикнул Седому, чтобы собрал всё и нёс под лестницу.
   Воздух был пропитан кислятиной. Буря налетела внезапно. За стенами загудело и затрещало. Кусачий выглянул на мгновение и тотчас же ему что-то впилось в щёку и в лоб. По серому небу летели, меняя форму, странные облака – вытянутые, с рваными краями; они появлялись и быстро исчезали, словно бы осыпаясь на лету. Кусачий вернулся под лестницу, сел в угол и приложил палец к щеке. Кровь. Буря усиливалась, завывая в проходах. На полу вперемешку с пылью и щебёнкой поблёскивали металлические продолговатые пластинки, заострённые по краям; Кусачий не стал к ним притрагиваться. Время от времени они залетали в укрытие и со звоном стукались о стены.
   – Дело дрянь, – сказал Кусачий.
   Буря утихла далеко за полночь. Жёлтая луна выпрыгнула из-за туч и побежала по пустоши на тоненьких ножках. Кусачий глядел в трубку, Седой счищал с пола тряпками камни и металл, косясь на Кусачего. Пройдясь по земле, ветер оставил наносы, загадочно мерцавшие под луной. «Здесь можно пройти», – подумал Кусачий.
   Луна скрылась и всё погрузилось во тьму. Кусачий наощупь пробирался по лестнице на верх башни. Глянув в отверстие, он заметил огоньки, растянувшиеся вереницей на холмах. Некоторое время спустя они сместились к пустоши. Двигались на восток, в Город. Шли о т т у д а. Сиплое дыхание за спиной. Седой, раскрыв рот, таращил глаза на пустошь.
   – Они прятались в каменоломнях, – рассуждал Кусачий. – А потом решили выйти. Ты понял?
   Седой кивнул.
   – О! – он вытянул указательный палец и направил его в сторону огней. Их было много, разбросанных в темноте. Передняя линия шла ровно, средняя сбивалась, задняя вихляла, разделившись на несколько частей. Одна из групп заметно оживилась, было видно, как огоньки, то угасая, то разгораясь, мечутся из стороны в сторону; какие-то перемещались из одной группы в другую. Постепенно суета стала распространяться с заднего на передние ряды. Группы огней кружило и бросало, как в пляске. В конце концов задние полностью исчезли, слившись с передними. Головная линия дрогнула, огоньки рассыпались в пространстве, и вскоре вся колонна превратилась в беспорядочно кружащуюся массу разлетающихся огней. Передние отделились, однако, переместившись вперёд на незначительное расстояние, вскоре потухли. Когда посветало, на пустоши ничего не осталось.
   У Кусачего тени пролегли под глазами. Седой подрёмывал, рассеянно почёсываясь. Холодало.
   – Днём, – сказал Кусачий, спустился, лёг на пол и уснул. Солнце припекало, когда он очнулся. Рядом вонял Седой. Поморщившись, он отодвинулся и перевернулся на спину. Небо с белыми облаками приветливо голубело над головой. То, что было ночью, казалось сном.
   Спину ломило. Он вернулся к своим наблюдениям у отверстия в стене; используя трубку, Кусачий тщательно осмотрел местность и обнаружил, что земля на обширном пространстве сплошь была усеяна неподвижными телами. Издали они смотрелись как множество чёрных точек на жёлто-серой поверхности. Кусачий поворачивал трубку и, то хмурясь, то ухмыляясь невольно, прикидывал, как ему быть.
   Резь в глазах мешала всмотреться. Было там непонятное. Кусачий мельком разглядел какое-то движение: что-то блестящее мельтешило, показываясь в разных местах. Через некоторое время блеск исчез, а движение прекратилось, и как ни старался Кусачий, ему ничего не удавалось заметить. Солнце пекло. Он припрятал мешок с костями в нишу под лестницей, из второго взял с собой флягу и мешочек с провизией, привязав их к поясу. Нож и кремень положил в боковой карман. Седой увязался за ним, неся под мышкой подсушенное мясо, завёрнутое в тряпку. Кусачий сказал ему оставить. Седой, сноровисто упрятав припасы где-то под камнями, вскоре уже подковыливал вслед за Кусачим по острой щебёнке. Кусачий торопился. На ходу он не раз вынимал трубку и смотрел вперёд себя, видя одно и то же: камни, трупы и блестящий мусор. На дорогу ушло полдня. К вечеру они были на месте.
   Кусачий суетливо осматривал тела и не мог отыскать ничего толкового. Ветхая, пропитанная сажей, одежонка, стоптанная изорванная обувь, никаких вещей. Исцарапанные лица, у большинства на месте глаз – гнойное месиво со сгустками крови, разинутые рты с почерневшими языками, посиневшие лбы. Постепенно путники смещались к передней линии колонны. Здесь они обнаружили парочку покойников в хорошо сохранившейся одежде, у одного из них была наплечная сумка, в которой Кусачий нашёл такую же складную трубку, как у себя. Там же находились предметы, назначение которых Кусачему было неизвестно. Один из таких, впрочем, уже встречался ему раньше. Его нужно было, крепко сжимая, держать в руке, продев указательный палец в сквозное отверстие на изгибе металлической ручки. Кусачий имел представление о реальной силе этой штуковины, такой безобидной на вид, поэтому опасался прикасаться к ней.
   Пройдя дальше, они наткнулись на покойника с вымазанной кровью физиономией и свороченной на бок челюстью. Неприятным было то, что мёртвое тело время от времени совершало какие-то еле заметные движения, сдвигаясь в сторону наблюдателей. Кусачий не стал задерживаться на месте, продолжая осмотр. День сулил немалые выгоды: Кусачий уже обнаружил новёхонький кремень, наплечную сумку и подходящую обувь. Кроме того, обшарив один из трупов, лежавших в направляющей части колонны, он нащупал в карманах просторного балахона, с ног до головы закрывавшего тело, коробочку с пахучими жёлтыми камушками, блестевшими на солнце. Седой оценивающе посматривал на находки Кусачего и, задумчиво переходя от мертвеца к мертвецу, ничего не мог найти для себя ценного. Седого пугали сведённые судорогой лица, однако кислый смрад, повисший в воздухе над трупами, нисколько не смущал его.
   На закате они добрались до начала колонны. Их ждала неожиданная картина: тела располагались кучно, и лишь отдельные, – на небольшом расстоянии от других. Одно из туловищ разошлось надвое, из другого торчал высокий металлический штырь, оканчивавшийся длинной острой иглой, сгибавшейся посредине. Игла размеренно подымалась и со свистом опускалась, вонзаясь в мёртвую плоть. Она выходила и впивалась, выходила и снова впивалась. Кусачий ничего не мог разобрать. Держась на расстоянии от странной находки, он пытался понять, как она устроена. Седой копошился неподалёку, залазя, где было можно, покойникам в рот, отрезая им языки тупым заржавленным ножичком, брошенным ему Кусачим, и заворачивая их в тряпочку.
   Вскоре, потеряв интерес к бессмысленным движениям загадочной штуковины, Кусачий направился к группе тел, лежавших друг возле друга. Они странно воняли. Некоторые, распухнув, сочились мутной – с жёлтой примесью – кровью; некоторые точно срослись отдельными своими частями. Приглядевшись, Кусачий увидел тонкие металлические прутья, соединявшие трупы. Ему вдруг стало не по себе. Слева от него что-то дёрнулось, он мгновенно обернулся. Мертвец – здоровяк в тёмном балахоне – пошевелил ногой и резко вздёрнул её; нога замерла в вертикальном положении, затем опустилась на землю, через некоторое время её вновь подбросило кверху. Кусачий стал медленно пятиться. Там – на расстоянии нескольких шагов – что-то поблёскивало в спутавшихся складках одежды. Горсточка драгоценного металла или камней. Он не решался приблизиться.
   – Эй, б..дь, гляди! – крикнул Кусачий Седому, указывая на происходящие изменения. – Слушай сюда!
   Седой в это время стягивал штаны с какого-то невезучего, намереваясь прихватить и обувь. Услыхав голос Кусачего, он замер, внимая.
   – Тут чё-то не так, недобро, – Кусачий заметно нервничал. – Давай иди отсюда, опосля...
   Волнение Кусачего передалось и Седому, хотя тот поначалу не понимал, в чём дело. Сняв штаны с трупа, он тут же прыгнул в них, затянув на поясе потуже. Голое тело шевельнулось, внутри что-то булькнуло, у мёртвого изо рта полилась кровь, бока пропороли штыри; выйдя наружу, они расправились в длину, после чего, изогнувшись на концах, воткнулись в землю. Восемь новых металлических ног, выпроставшись из нутра, разодрали плоть в клочья, – так, что родные ноги покойника раскачивались теперь где-то сзади, багровое месиво с торчащими рёбрами свешивалось на сторону, а кусок предплечья с болтавшейся головой трясся впереди. Голова, будто живая, вертелась и шипела, оскалившись и закатывая мутные глаза.
   Седой прирос к месту и не мог пошевелиться. Он только беспомощно озирался, прижимая к груди заветные ботинки и ища Кусачего, но того и след простыл. Восьминогое существо скакнуло на Седого, вскинуло передние конечности и, проткнув его насквозь в области живота, подняло в воздух. Разорвав страдальца пополам, оно бросилось, семеня по щебёнке, догонять Кусачего. Верхняя часть туловища Седого протрепыхалась некоторое время на земле и замерла навеки. Вытаращенные глаза несчастного глядели в сторону убегающего.
   Силы покидали Кусачего. Обернувшись, он в десяти шагах от себя увидал приближающееся чудо. Рука непроизвольно схватилась за что-то, раздался хлопок, воздух разрезала вспышка. Кусачий упал на спину и закрыл глаза. Ладонь жгло. Открыв глаза, он посмотрел перед собой. Существо неуклюже подалось вперёд, выпрямилось и завалилось набок. Кусачий вскрикнул и разжал ладони; предмет, к которому он и не думал прикасаться, дымился и выглядел угрожающе. Кусачий поразил врага наповал. Сердцевина, приоткрывшись под разорванной грудиной сидевшего на штырях трупа, зловеще светилась, искрясь и скрежеща. Существо бестолково перебирало ногами в тщетных попытках подняться. Вскоре свет погас и всё стихло.
   Кусачего довольно долго трясло, однако он смог взять себя в руки. Солнце падало за горизонт, красные лучи косо разлетались по окрестностям. Неподвижные конечности сражённого преследователя тускло мерцали в наступающих сумерках. Кусачий встал и, пятясь, начал отступать в сторону бастиона. Отойдя на значительное расстояние от места схватки, он повернулся и убыстрил шаг, оглядываясь время от времени. Сзади уже ничего не было видно, однако беспокойство не покидало Кусачего. Лунный диск задумчиво блестел на востоке. Более всего Кусачий желал побыстрее добраться до бастиона, однако смутные очертания наблюдательной башни показались ему ещё очень нескоро. Взбежав по лестнице на площадку, он сел на пол и, прижавшись спиной к стене, пробыл так до полуночи.
   Хмурясь, он разжигал костёр, а когда пламя весело заплясало в центре выложенного круга камней, на лицо его легла тень глубоких раздумий. Кусачий то морщился, то, разражаясь тоскливой зевотой, посматривал на звёзды в иссиня-чёрном небе. Искры прыгали во тьму и мгновенно исчезали. Кусачий обнюхал пальцы, сплюнул и, поднявшись на верхнюю площадку, вынул из кармана складную трубу. Седой откопал её у ворот Старого Города и, сука, долго не отдавал. Что-то вроде усмешки показалось на губах у Кусачего. Убрав волосы с глаз, он приложился к выдвинутому из трубки стержню. Лунный свет заливал пустошь. Вид открывался во все концы. Ничто не нарушало спокойствия. Ночью Кусачий не спал, лишь под утро он погрузился в какую-то смутную дрёму с предчувствиями.
   Утро провоняло кислятиной. Кусачему предстояло заняться важными делами. Нужно было разобраться с находками, прихваченными с пустоши, однако что-то мешало ему; вяло он развязал мешочек с едой, куда отправлялась добыча, и стал раскладывать перед собой найденные предметы.
   Прежде всего внимание привлекало оружие. Здесь были таинственный самострел, сразивший восьминогого, нож с лезвиями в обе стороны и металлические шары, к которым следовало притрагиваться с особенной осторожностью. В другой группе находок оказалась круглая блестящая побрякушка, привлекательная с виду, но, как заключил Кусачий, совершенно бесполезная. В ней что-то тренькало без конца; она вся была разрисована с одной стороны, в центре бегали две маленькие палочки. Забавная бессмысленная дрянь. Движущиеся палочки заворожили Кусачего. Вскоре он отвлёкся на другое: меж пальцев заструилось лёгкое, гладкое, холодное, жёлтое с отливом. Ничего подобного он никогда не видел... Но всё же – где-то, когда-то – видел и не мог вспомнить. Кусачий смотрел и думал. В нагрудном кармане, рядом с ножом и кремнем, он хранил самое ценное. Туда отправилась переливчатая радость. Тренькалку он выбросил, оружие отнёс под лестницу. Внизу, у входа, он заметил под камнями тёмно-красное жирное пятно. Нагнувшись, сощурился: обдало аппетитной вонью. Весь оставшийся день Кусачий ждал ночи.
   Он проснулся вечером и, еле поднявшись на ноги, вышел на наблюдательную площадку. С юго-востока приближалась группа неизвестных. Их было много. Группа, отделившись от толпы, взяла западное направление. Остальные двигались к бастиону. Бегая по лестнице, Кусачий проклинал всё на свете: ночь была удобна для выхода, ночью нужно было уходить. Теперь – смерть.