М. М. Кириллов Лето рассказ

 М.М. КИРИЛЛОВ

ЛЕТО
Рассказы
    Эти события происходили летом, году, наверное,  в 1997, а, может быть, в 1998, сначала в Рязани, а позже в Саратове. Но обо всём по порядку.
     Речь пойдёт сначала о моём внуке и тёзке – Мише Кириллове. Ему тогда шёл 10-11-й год. Вообще-то,  он и тогда был,  и сейчас остаётся  жителем посёлка Архангельское в Подмосковье. Позже расскажу и о другом своём внуке - Диме Орлове (по матери, Кириллове).      
      С Мишкой, который родился у нас, в Саратове, а потом все годы жил в Подмосковье, мы стали друзьями давно, ещё с того времени, когда он стал ходить в первый класс. Нам хорошо было вместе. Бывало, баловались, сшибая лыжными палками снежные шапки с елей в парке, бывало, катались в соседнем санатории (обратно домой тащил на плече его трёхколёсный велосипед я) или съезжали с крыши госпитального овощехранилища, покрытого снегом, на обрезках досок весь вечер, до мокрых штанов и валенок (попадало же нам тогда от его  мамы Алёны!).
       Впечатлительный, порывистый, смышлёный, но переменчивый в своём настроении и иногда  упрямый, таким был мой внук Мишка. Трудный был мальчик, иногда немного вредненький. Но искренний и родной, я его любил. Я и раньше писал о нём и о других своих внуках (есть такая книга «Детки-матери», Саратов, 2015).
     Наконец, после долгих колебаний, мама–Алёна снарядила Мишку со мной в длительное путешествие: сначала в Рязань (к моему брату Володе), а потом и в Саратов (ко мне домой). Предстояли переезды по железной дороге, встречи с нашими многочисленными родственниками и всякие другие события. Спутник у меня только был немного непредсказуемый, хотя в его возрасте многие мальчишки такими и бывают.
      В Рязань с Казанского вокзала Москвы мы приехали днём. Стоял солнечный июнь. Я не позаботился, и нас не встречали. Пришлось тащить вещи (тяжёлый  рюкзак и прочее),  на горбу, самим. Надо отдать должное Мишке: видя, что мне тяжело, он  сам вызвался нести часть вещей. И нёс. Целую остановку. Его неожиданно мужское поведение  меня приятно поразило.
       Когда на автобусе из центра города мы приехали в нужный нам район Рязани Дашки-Песочные  и уже подошли к дому брата Володи, навстречу нам вышла племянница Люба и, увидев меня, по-детски радостно улыбнувшись, воскликнула: «Дядимишенька!» А позже мы поднялись в их пятикомнатную квартиру и «провалились» в кирилловское  гостеприимство.   
      У моего младшего брата Володи к тому времени было уже семеро детей и один внук (позже внуков стало 12). Их мама-Валя была в семье старшей. Её ещё в советское время наградили орденом «Материнская слава». Тогда же им, по указанию Л.И.Брежнева, была выделена такая большая квартира, причём с двумя ванными и туалетными комнатами.
      Шумная семейка оказалась  и очень дружной. Старшие дети - Люба и Наташа - были уже взрослыми девушками. Остальные пятеро были ещё школьниками (Маша, Саша, Миша, Катя и Валечка). Даже внучок Вовчик (Любин сынок) был школьником.
   Отец Володя был воспитателем соседнего детского дома. Зарабатывал мало. Жили трудно. Но у них было две дачи. На одной из них, которая была поближе и была садом без дачного домика, собирали вишню. Вишня шла на варенье. Её заготавливали банками. В сборе участвовали все. На другой даче, в посёлке мехзавода, в другом конце Рязани, был просторный дом-самострой  с теплицами (Володины друзья помогли построить). Здесь главным были овощи. Семья была большой, и урожай шёл на зимние заготовки.   Но была за тем домом и малина. Ездили на дачу и трудились на ней все и охотно. В девяностые годы это позволяло семье выживать. Мой Мишка сразу подружился с детьми дяди Володи, особенно с мальчиками. Общий порядок был принят им безоговорочно.
     Рядом с их дачным участком протекала небольшая речка Павловка, приток Оки. Запруда делала речку глубокой, и здесь, у мостика, построенного над запрудой, собиралась местная детвора со всего посёлка и купалась. Купались и мы с Мишкой. И даже ныряли с запруды. Часа через два я  еле оттащил внука от речки, таким заядлым купальщиком он оказался (хотя это можно было предвидеть). Однако, искупаться в  жару было действительно прекрасно. Дома у него, в Подмосковье, не было такой возможности.
    Обошли дачные теплицы и грядки, познакомились с хозяйством, что-то где-то поправили и полили. Всё росло, как и должно было расти в конце июня.
     А потом было семейное пиршество с шашлыками и салатами во дворе дачи. Постепенно вечерело и становилось прохладно, но все ещё долго продолжали сидеть у костра, подкладывая заготовленные полешки дров и тихо беседуя между собой. А искры от костра летели и летели вверх и исчезали в чёрном небе. Никто не хотел расходиться. Для Мишки эти вечерние радости были в новинку, и ему быть вместе со всеми было очень по душе.
     Погасив костёр, все постепенно поднялись в дом и  разошлись по дачно-спальным местам. И Мишка тоже.
     А на следующий день мы уже знакомились с Рязанью.  Я-то город более или менее знал: до этого, в 50-60-е годы, я служил здесь врачом парашютно-десантного полка.
     Наша пешая прогулка началась у городского рынка, который был размещён в большом овраге, опоясывающем город. Ничего особенного - большая барахолка. Но фрукты на прилавках уже были. На другом конце оврага был парк и большие фонтаны. Этот участок города примыкал к рязанскому Кремлю. Тот, спрятавшись над оврагом за земляными валами,  возвышался над островом и рекой Трубеж – притоком Оки.
      Миша вдоволь побегал по обширной территории Кремля (Бухвостов Собор,  колокольня, музеи, церковные здания 17 - 18-го веков, кладбище). Разнообразие и простор кремлёвских построек его воодушевлял. Периодически он выслушивал мои пояснения из истории Рязани и Кремля.
     К сожалению,  краеведческий музей, размещённый в одном из зданий во дворе, и художественный музей были закрыты, и мы в них не попали. А жаль, пришлось рассказывать о них по памяти. Когда-то в краеведческом музее работала наша бабушка-Люся.
     Отсюда, сверху, от стен Кремля, на десяток километров видны были заокские просторы, луга (знаменитый Луковский луг) и леса. Видно было, как по извилистой Оке, словно прямо по лугам, медленно плыли речные теплоходы.
      Должен сказать, что, набегавшись, Мишка постепенно становился всё более серьёзным и вдумчивым. Величие Кремля и окских просторов ему нужно было как-то пережить, и он старался.  И даже, мне показалось, погрустнел, да и устал, наверное, от нахлынувших впечатлений.
       Спустившись с земляного вала, окружавшего Кремль, мы подошли к речке Трубеж. На остров через неё  вёл широкий дощатый мост длиной метров в двадцать. На острове в невысоком лесу располагался посёлок из десятка двухэтажных обшарпанных старых деревянных домов. У места впадения речки Трубеж в Оку стоял дебаркадер. Это была пристань. Отсюда по Оке уходили корабли. Мишка всё это внимательно рассматривал с берега, но пройти по мосту наотрез отказывался: видно, испугался ненадёжного, как ему показалось, моста с большими дырами в его настиле, через которые хорошо была видна близкая тёмная вода. Трусишка.
      Прошли мы и по главной улице города. На входе в сквер стоял пустой постамент. Раньше, до 1957 года, на этом постаменте был большой гипсовый бюст  Сталина. Я видел этот памятник в годы своей службы в Рязани. Когда я рассказал об этом Мише, выяснилось, что и он, несмотря на его возраст, что-то знал о Сталине. А дальше высился большой монумент В.ИЛенину на гранитном пьедестале, выполненном в форму носа корабля, Площадь, где  стоял этот памятник, именовалась его именем.
     На следующий день я с внуком съездил в посёлок Дашки, на окраине Рязани, рядом с моей воинской частью, где когда-то я служил и жил со своей семьёй. Полк находился там и сейчас. В Дашках, как и тогда, заканчивался троллейбусный маршрут из города. Знакомить внука с Рязанью, так уж, конечно, нужно было знакомить и с этим памятным местом для нашей семьи.
    Мне пришлось послужить в десантном полку врачом медпункта целых семь лет. Как и все, я прыгал с парашютом. Жили мы в комнате-десятиметровке. Для тех времён и это было счастьем. У наших соседей по квартире было двое детей. Жили мы с соседями дружно. Вот к ним-то мы и пришли.
     Оказалось, что за прошедшие 35 лет у соседей уже появилась внучка Мишкиного возраста, Олечка, простая и дружелюбная девочка, но и старики всё ещё держались. Повидались, наговорились – за эти годы, как говорят, много воды утекло. Наша бывшая комната давно уже отошла этим соседям.
      Когда хозяйская девочка принесла мороженое (её за ним послали в магазин), Мишка почему-то насупился, от мороженого отказался и с девочкой не подружился. Это несколько удивило всех, тем более, что, когда мы только пришли, он вёл себя как обычно - приветливо.  От чего он переменился, было не понятно. Хотел показать свою независимость? Вот  такой противоречивый был мой  внук Мишка.
     Ещё через день мы с ним уехали в Саратов. Нас провожали.
      В Саратове Мишка не только родился, но и уже бывал здесь раньше со своими родителями. Так что он знакомился, по сути дела, с ему уже ранее знакомым. Здесь же, у нас дома, был и сын нашей дочери Димка, он, тоже родился в Саратове, но был на год старше.
   Мы все вместе ходили на родник, что находился недалеко от нас, за улицей Вишнёвой, у Кумысной поляны. К роднику выстраивалась длинная очередь. Даже на машинах приезжали. Брали воду и бидонами, и канистрами. Эта родниковая вода славилась. В жару она казалась особенно холодной и вкусной. Здесь же, чуть выше, на косогоре паслись  лошади из расположенного поблизости женского монастыря, находившегося в то время на реставрации.
      Мишка и Димка лазили на косогор и играли там. Иногда с ними туда поднимался и я, несмотря на свои 65 лет. Оттуда  хорошо был виден весь север города, вплоть до аэропорта, памятника «Журавлям» на Поклонной горе и даже какой-то части русла Волги у Затона. На аэродроме шла рутинная  лётная работа: взлетали и садились самолёты. Вдали, на горизонте, торчали, как редкие зубы, коробки высотных домов посреди разномастных низеньких крыш саратовского Шанхая из сотен частных домов.   Простор радовал. Детям эти походы на родник запомнились.
      Недалеко от нашего дома был детский сад «Кристаллик» с большим зелёным двором и игровыми постройками под черепичными крышами. Правда, в девяностые годы «Кристаллик» стал запущенным, хотя и работал. Зато в незакрытый двор можно было свободно проходить, что мы с ребятами охотно и делали. Лазили, где угодно, и даже играли в футбол,  благо никто не мешал. Иногда и я «стоял на воротах», как когда-то в своём детстве. Ребятам вдвоём было интереснее.
     Однажды я отвёл Мишку в соседнюю типографию. Ранее мне приходилось в ней бывать в связи с переплётными работами. Внук с интересом смотрел на печатные и резательные машины и прессы, на громадные рулоны бумаги. В тёмных цехах царила прохлада. Пахло машинным маслом. Люди ходили в спецовках. Всё это он видел впервые. Думаю, что возможностей всего этого производства он до конца не понимал, но соглашался, что это «круто» (его любимое слово).
     Жизнь требовала радости, и мы с Мишкой съездили  как-то с набережной Космонавтов на прогулочном  теплоходе по Волге. Часовая прогулка. Так получилось, что этим же теплоходом с нами ехала и американская пара средних лет с двумя усыновлёнными ими русскими мальчиками - братьями лет шести – семи, только что взятыми  из детского дома. Женщина-американка была хромая и опиралась на костыль. Отношения этих взрослых были очень тёплыми,  ребята шалили и бегали по палубе, но они на них не сердились.
      Но Мишка отчего-то боялся теплохода и большой воды, жался ко мне, сидел на скамье притихший и всё ждал, когда же теплоход  вернётся к причалу. Детей, которые должны были улететь в Америку, он почему-то жалел и не верил, что на чужбине им будет хорошо. Так что, как я не старался подарить ему радость,  у меня не получилось. Даже мороженое, купленное после возвращения у Речного вокзала, оказалось в обёртке рисунком наоборот. Мы его назвали «неправильное» мороженое, хотя само мороженое было вполне нормальным.
      Съездили мы с Мишкой и  на нашу дачу в Дальнем Затоне. Дачка–то была пролетарская, сделанная когда-то из обрезков досок, но абрикосы были замечательные. Было много вишни,  и немного крыжовника.
     А вскоре на дачу приехала целая рязанская делегация (дядя Володя, Люба и Наташа). Приехал из города и наш саратовский внук Димка. Бабушка Люся помогала взрослым гостям руководить хозяйством. Нужно было всех накормить и спать уложить. Приезжие рязанцы бывали у нас и в прежние годы и потому были очень самостоятельны.
    Купались в Волге и рядом с дачей (это было совсем недалеко, так что, несмотря на жару, ребята успевали добежать от пляжа до дачи мокрыми) и на дальнем пляже на большой Волге, к которому ходили через мост. Это тоже было большое удовольствие. Ребята купались  до посинения и дрожи. Выгнать их из реки  было невозможно. Прыгали с наших  рук и ныряли.
     По Волге плыли лодки и яхты, шумели моторки, медленно  передвигались большие многопалубные теплоходы и баржи, до верху гружёные песком и щебнем. Довершали картину суетливые белоснежные чайки.
     Однажды на моторной лодке подъехал к нашему берегу возле дачи один мой знакомый из военных, и я упросил его покатать Мишку с полчасика. Мишка трусил и отказывался, но всё же соблазнился.  Ну и не пожалел: прокатился с ветерком.
       На самой даче детям тоже было интересно. Однажды в грядках они увидели кожу, которую сбросила змея. Это было так загадочно.
     Над дверью дома было осиное гнездо. Осы залетали в небольшую щель и улетали. Это был вход в их осиный дом. Если их не трогать, они были не опасны. Они постоянно были заняты своим делом, и им было не до  людей. Это был целый другой мир. А муравьиная куча с сотнями неутомимых тружеников. И на этот мир можно было смотреть часами. Вот что такое пролетарская дача с ежедневной не надоедавшей лапшой деширак и горячим сладким чаем. Ничего не поделаешь, с такой оравой гостей приходилось экономить.
    Был и такой случай. Мишка и Димка сконструировали из мягкой ветки и верёвки лук и стрелы. И баловались, стреляли. Мишка взял да и послал стрелу прямо Димке в грудь. Вреда-то не было никакого, но извиняться Мишка не захотел. Заупрямился. Это всех возмутило. Его стыдили: согласитесь, маленькая, но всё-таки подлость. Сделал человеку больно, даже если случайно, - извинись! Но Мишка упёрся. Тогда все сказали, что не будут с ним разговаривать, пока не извинится. Больше двух часов молчаливого осуждения Мишка не выдержал, подошел к Димке и попросил прощения. И был прощён. Молодец! Что значит коллектив.
    А Димка был другой. Добрый, предсказуемый, приветливый и верный своему слову. Мог быть хорошим другом. Очень любил свою маму-Машу. Но он был постарше.
    Как-то наш знакомый - Вячеслав Михайлович (дядя Слава) – директор университетского лагеря в Заволжье, заехав к нам, предложил всем погостить в его лагере 3-4 дня. В лагере сейчас была смена заездов, и у него появилось время, чтобы нас принять. Мы с радостью согласились.
     Вскоре он заехал за нами на «Газеле». Ехали через новый автомобильный мост у села Пристанного и оказались на левом берегу Волги севернее г. Маркса. Эти места раньше входили в автономную республику Немцев Поволжья. В годы войны здешние немцы, по  известным причинам, были вывезены в Казахстан и в Сибирь. Но уже с пятидесятых годов переселенцы стали возвращаться в родные места, хотя статус республики восстановлен не был.  Названия городов Энгельс и Маркс были сохранены в советской традиции.
   Мы ехали к лагерю преимущественно по просёлочным дорогам Заволжья часа два.
      «Газель» медленно подъехала к воротам студенческого лагеря. Стояла жара. Впереди, по сторонам грунтовой дороги,  высунулся целый отряд сусликов. Любопытных, но боязливых. При приближении машины они как по команде мгновенно исчезали.
    Лагерь был расположен в лесу у берега широкой речной протоки, километрах в пяти отсюда впадающей в Волгу. Называлась протока Широкий Караман. Места были безлюдные, болотистые. Сохранилось прежнее название места впадения этой протоки в Волгу – Муттер (матушка, по-немецки). Интересно, что русскими людьми и вся Волга зовётся матушкой.
      В «Газеле» нас было 8 человек вместе с  водителем, Вячеславом Михайловичем. Команда была разновозрастная, но весёлая и дружная. Здесь были и Мишка, и Димка. Цель у всех была одна – окунуться в неведомую нам природу Заволжья и отдохнуть от шумного Саратова.
      Что мы знали об этих местах? Почти ничего.
      Выделили нам небольшой домик на три комнаты. Домик был расположен на самом берегу реки. И отдых  начался.
       Лагерь утопал в старом лесу. Конечно, были здесь и пирамидальные тополя, и вётлы, и осокари. Часть деревьев была спилена и, лишённые ветвей, лежали  они на  земле, напоминая туши громадных животных. Больших зданий было всего два: застеклённая столовая и дом для сотрудников лагеря. Несколько хаотично были расположены домики для отдыхающих преподавателей Вуза и для студентов. Сквозь заросли просматривался спортгородок. С другой стороны реки простиралось поле, заросшее низким кустарником. Людей в лагере было мало.
       Метрах в пятидесяти от домика стоял деревянный причал. Река здесь была поглубже, и с причала можно было нырять. Вот радость-то была. Ребята тут же этим воспользовались. Пригодились и взятые с собой удочки, но  что-то не клевало.
       Слава принёс ведро картошки. Людмила Сергеевна (моя супруга) и девочки (Люба и Наташа) принялись чистить её на ужин. Можно было сварить картошку на  электроплитке, а можно и на костре. 
      Вечерело уже, и организовать и поддерживать костёр прямо на берегу было здорово. Чурок и веток здесь было предостаточно. Комаров почти не было, и через час все сидели на брёвнах вокруг костра и с аппетитом ели картошку с маслом и привезенные бутерброды, запивая их чаем. В гости пришёл и начальник лагеря, дядя Слава.
       Когда высыпали звёзды и в темноте спряталась река, погасили костёр и разошлись по комнаткам дома, тем более, что к ночи стало холодать.
       Перед сном я включил  радиоприёмник,  с которым  ещё в 80-е годы ездил в командировку в Кабул, и перед моим мысленным взором поплыли наши обычные,  надоевшие новости. Я выключил приёмник и заснул.
     На второй день рано утром, позавтракав, мы на лодке поплыли на утиную охоту. Мы – это дядя Слава, я, Людмила Сергеевна и Димка  с Мишкой. Слева от лагеря по берегу реки Караман было множество проток, болот и островков. В кустарнике должны были сидеть утки. Так полагал дядя Слава. У него было охотничье ружьё и множество зарядов. Ребятам ружьё очень нравилось. В протоках мы подолгу сидели  молча, дожидаясь, когда взлетит птица.
      Прежде я только однажды, ещё мальчишкой, участвовал в охоте. Это было на реке Пра, под Москвой в 1945 году. Помню, уже вечером взрослые заметили сидевшую  на кусте большую черную птицу. Дали выстрелить мне. И я попал в неё с 10 метров. Птица упала в  траву. Я принёс её домой. Оказалось, что это грач. Когда дедушка Федя ощипал её, она стала вроде маленькой курицы. Супчик из неё с добавлением картошки и морковки был очень вкусный, хотя, в отличие от куриного супчика, немного горчил. Девочке – первокласснице, которая была со мной тогда у дедушки Феди, этот супчик тоже показался вкусным. Эта девочка, когда выросла, стала Людмилой Сергеевной и моей женой, а значит, Мишкиной и Димкиной бабушкой.  С тех пор прошло полвека. Но и сейчас мы сидели с ней в одной лодке.
      Несколько раз что-то пугало уток, и они с шумом взлетали над кустарником метрах в тридцати от нас. Стрельба опаздывала: утки успевали улететь. Только однажды птица упала, и слышно было, как она шлёпнулась в воду. Так нам показалось. Мы подплыли к этому месту, но густой кустарник не позволил нам увидеть подбитую утку. Дядя Слава излазил все кусты, но ничего не нашёл. И хотя мы вернулись ни с чем, охота получилась настоящая.
      В домике нас ждал завтрак: варёная картошка с мясными консервами. Девочки постарались.
        У домика в проволочной клетке два на два метра и высотой в метр жили хозяйские кролики. Штук шесть. Слава их кормил и поил. Приглядевшись, мы заметили следы подкопа. Кто бы  это мог быть? Собака? Вряд ли. Неужели лисица? Никто не видел, но вполне возможно. Кругом лес. Сквозь проволочное заграждение хищнику было не пробраться, но контроль был нужен.
        В обед из Саратова в лагерь на автобусе привезли группу  студентов. Покормили в столовой, разместили в домиках.  В той стороне лагеря в Караман впадал бурный глубокий проток, и на его берегу был большой насыпной пляж. Молодёжь сразу же полезла в воду. Глубина воды здесь достигала 2 метров и более. В связи с этим по середине протоки была натянута заградительная сетка. Мы тоже искупались и всё измерили сами.
     С прибытием студентов в лагере стало шумно. Заработала спортивная площадка, а вечером заиграли аккордеон, гитара. Нашему одиночеству был положен конец. Директору лагеря Вячеславу Михайловичу работы прибавилось.
      Наш вечер прошёл как обычно, у костра. До этого мы со Славой прошли  к проточному  озеру на краю лагеря и посмотрели норы и жилища бобров. Старались не мешать им, и видели их трудолюбивую земноводную жизнь в реальных условиях. Я впервые повидал бобров в свои годы.
       Третий день нашего пребывания на Карамане был посвящён рыбалке. Для этого часов в 10 утра спустили лодку, погрузили в неё спиннинги и удочки, уселись  всемером (в том числе, брат Володя, мальчишки, Люба и Людмила Сергеевна). Слава завёл мотор, и мы поплыли  к горловине реки, к месту, где она впадает в Волгу. Ехали медленно и вглядывались, где чайки крутятся над водой. Слава знал: где чайки (а было их штук двадцать), там рыба. Подъехали и, отключив  мотор, перешли на вёсла. Бесшумно въехали в воду, буквально бурлящую рыбой, и остановились. Стали забрасывать спиннинги и удочки даже без червей. И были поражены: окуни  (это были окуни!) глотали крючки при любом забросе. Такое впечатление  было, словно мы сидим над большой кастрюлей, кишащей рыбой.  Преобладали окуни средней величины – до 20 сантиметров, но попадались и большие рыбины – сантиметров по 40 и весом до килограмма. Казалось, что мы не ловили рыбу, а она сама ловилась. Была уже половина лодки завалена рыбой, а мы даже  устали снимать окуней с крючков, сидя под солнцем, а соблазн ловить ещё и ещё не покидал нас. Рыба в лодке прыгала, и мы прикрывали её брезентом.
     Слава завёл мотор, лодка развернулась, и мы повезли добычу в лагерь, к своему берегу. Я никогда не думал, что в реке, как и в море, рыба живёт стаями. Мальчишки – Дима и Миша, несмотря на то, что сгорели на солнце, были счастливы.
      Когда втащили лодку на берег, стало ясно: чтобы рыбу сохранить, да ещё в таком количестве, нужно было её поштучно просолить. Слава притащил полведра соли, разорив столовую. Мы погрузили нашу просоленную добычу в две кухонные кастрюли и втащили их в газель. Часть улова отдали в столовую. Отъезд наш был назначен на утро следующего дня.
      Эта рыбалка съела все наши силы, и мы, приехав, долго ещё отлёживались в домике.
       Вечером, когда уже стемнело, мы с Вячеславом побродили по лесу  и набрали грибов под названием вешенки прямо в подолы рубашек. Оказалось, что это такие летние грибы. Слава их умел собирать, сшибая ногами. А я и не знал о таких грибах (в Подмосковье, где я раньше жил, они, наверное, не встречались). Он их сушил.
     Поздним вечером посидели у костра в последний раз, почистили и пожарили несколько рыбин, тех, что были пожирнее. Уезжать не хотелось.
   Последний день. Утро ушло на сборы и завтрак. Над рекой с ветлы на ветлу перелетала большая тяжёлая птица. Она проделывала это каждое утро. Что за птица, я не знаю. Речная птица. Что-то похожее на  журавля. Я здесь понял, как я мало знаю  о жизни и о мире братьев наших меньших. 
     Ехали дружно и весело, придерживая руками кастрюли с рыбой. Возвращались  через город Энгельс и через красавец-мост над Волгой въехали в Саратов. Под нами с севера на юг простиралась широченная  Волга.
     Слава доставил нас до дома. Рыбой мы поделились с соседями. Вячеслав Михайлович подарил нам – москвичам, рязанцам и саратовцам - всё лучшее, что имел сам. Спасибо ему.
     Я заметил, пребывание на природе изменяло ребят, сглаживало их характеры, помогало взаимопониманию, успокаивала, усиливала наблюдательность, учила товариществу.
       Воспоминания об этой коллективной поездке я уже напечатал ранее в очерке «Заволжье. Кусочек лета» (1915). Ну, а теперь получился уже не кусочек, а почти всё лето.
      Была уже середина августа. Ребятам скоро предстояло идти в школу. Рязанские наши родные убыли поездом в Рязань. Димка вернулся в город. А ещё через недельку и внук Мишка уехал в Москву, причём самостоятельно, но по договорённости и под контролем проводников. В Москве его встретили. Сказали, что за время поездки  он заметно повзрослел и изменился.

Июль 2017 года, г.Саратов.