Однажды летом xviii

На этот раз безработица обещала быть более долговременой, потому что экономика страны заметно клювала носом.
К моменту моего увольнения, например, предыдущая компания, для которой я работал, разорилась полностью, и все мои бывшие сотрудники уже давненько не работали и не могли устроиться, но делали вид в телефонных разговорах друг с другом, что еще вполне могут «давать кровь».
К тому времени моя жена уже сдала все необходимые экзамены и уверенно чувствовала себя незаменимой по службе до той поры, пока сама она того захочет. Моя потеря работы напрягала ее с той точки зрения, что если бы не она, то больше некому.
Поиски работы были чисто формальными.
Очереди за пособием по безработице становились такими длинными, что к трем часам дня кто-нибудь из служащих офиса распускал конец очереди до завтра, потому что в этот день всех желающих все равно принять не смогут.
Интересно было наблюдать знакомства людей в процессе ожидания.
Расговор часто начинался с того, что один из очереди видел, как другой парковал свою машину, модель которой ему нравилась так сильно, что он и сам планировал купить такую, да вот – потерял работу, и теперь придется подождать.
Для меня это выглядело довольно странным: человек находится в состоянии потери своего жизненного баланса, но по инерции все еще проявляет интерес к предметам более недоступным на долгое время.
Иногда знакомцы встречали друг друга, стоящих в параллельных очередях.
Не беря особенно во внимание, что они находятся в государственном учреждении, они перекрикивались о здоровьи в семьях или создавали планы – остановиться на кружку пива после очереди, если время позволит, или пойти в четверг семьями вместе на пиццу или на суши.
Такое отношение к обстоятельствам жизни лично мне показывало, что простой американский народ просто не умеет правильно бедствовать. Казалось бы, работа потеряна, достаток в семье уменьшился на половину, а они, американцы, вместо того, чтобы подтянуть ремни и замедлить метаболизм, делают планы на вечер.
Один мой знакомый объяснил это явление словами «старые деньги».
Понятие «старые деньги» и действительно существует, но в реальной жизни оно заужино до слоя населения, чьи очень дальние родственники пиратствовали или занимались сухопутными грабежами, но награбленных денег не пускали на ветер, а берегли для потомков.
Однажды мы отдыхали в В&В в одном маленьком приморском городке штата Род Айланд. Нашей хозяйкой была учительница музыки среднего возраста.
По утрам она выставляла в гостиной завтраки для постояльцев, и как хорошая хозяйка, подходила поинтересоваться, как нам нравятся ее блины с кленовым сиропом или печенье с мармеладовой помадкой. В один из дней нашего постоя была дождливая погода, и я стал распрашивать ее, как она единоручно командует такой империей – несколько коттеджей по несколько комнат в каждом.
Она мне просто ответила .... видишь на стенах мушкеты и алебарды? Это все настоящее, а не интерьерный прикид. Наша семья живет здесь с середины 18 века. Первые поселенцы считались рыбаками, но на самом деле они владели 50 милями побережья и собирали обломки от кораблекрушений...
Вот это и есть «старые деньги».
«Старых денег» не может быть у людей, которые стоят за пособием по безработице по нескольким причинам, главная из которых – они едва ли третье поколенье населения Америки.