Солнечная

     Отдых закончился. Я садился в самолёт. Ощущения лета и Крымского вина постепенно выветривались, как теперь модно говорить, оставляя сладкое послевкусие.  В толпе пассажиров  взгляд выделил обычную российскую семью: муж, жена и двое детей. Мальчик лет 8-ми и дочка. Трудно было определить возраст. На вид лет 16. В красном платье, великолепно скроенном и хорошо сидевшем на точёной фигурке. Тёмные чуть вьющиеся волосы ниже плеч.  Очень красивые правильные формы лица и любопытный пронзающий взгляд красивых карих глаз.  Она было очень хорошо сложена, и я невольно размечтался: вот бы мне оказаться рядом с ней в самолёте. Можно было бы, не вызывая удивления, просто рассматривать её на протяжении всего полета.  А, может быть, она даже захочет со мной поговорить, о том чтобы познакомится я и не мечтал.  Такие обычно с ранних лет знают себе цену.

     Так вот она! Сидит в кресле! Рядом свободное место. О чудо! Это место моё.  Я плюхнулся, будто боялся, что кто-то  его займёт.  О боже! Я не ошибся, вблизи она была ещё краше. Само совершенство! Я судорожно искал предлог, чтобы заговорить. Наконец придумал какую-то ерунду, выждал паузу и обратился к незнакомке. Она повернула ко мне голову, внимательно  рассматривая меня, но молчала. За неё  ответила мать. Видно, ожидавшая такого развития событий и с готовностью, как по бумажке, прочитала заготовленный текст.  Текст был довольно длинный, но был прочитан на одном дыхании, без пауз и интонаций, видно, был заучен и отточен многочисленным декларированием. Но  на первых строках от этой информации у меня пробил холодный пот, и я слегка опешил. Не берусь за точность, но смысл был такой:

— Сами мы из Омска.  Это моя дочка, ей 18. Мы ездили отдыхать в Крым, с нами ещё мой муж и младший сын.  Они сидят дальше, в хвосте самолёта.  Дочка больна, у неё задержка умственного развития…

       Образовалась пауза.  Я не знал что сказать.  Как отреагировать.  Мать заполнила эту паузу и продолжила заученный текст. 
— В школу она пошла как все, и была нормальным ребёнком.  А в третьем классе стала отставать, к пятому классу совсем потеряла интерес к учёбе, и нам пришлось забрать её из школы.
       Слушая этот рассказ, я не мог оторвать глаза от девушки.  Девушка держала в руках половинку от печенья.  Знаете,  бывают такие сдвоенные печеньки,  а в середине какой-нибудь наполнитель, что-то вроде варёной сгущёнки.  Наверняка, мама называла её имя,  но я не запомнил, а придумывать не хочется, и я буду называть её девушкой.

      Печенье имело выдавленный рисунок: просто вафельные клеточки.   Девушка держала в одной руке половинку печенья,  а ногтем другой руки выковыривала из клеточек наполнитель и совала палец себе в рот.  Я никогда не испытывал таких эмоций. Сочетания восхищения от прекрасного, неземного, сидящего рядом и одновременно оторопь, и ужас от  бесконечного неизгладимого горя, постигшего эту семью.
     Я нашёл на смартфоне простую игрушку тетрис, показал ей. Она с интересом тут же стала пальчиком водить по экрану. Но соображалки хватало просто опускать фигурки вниз,  игра заканчивалась и ей это быстро наскучило.
Я так и просидел два часа, не в силах оторвать взгляд. Со стороны это выглядело наверное не очень..., но мне было всё равно.
     Люди стали двигаться к выходу. Я встал, забрал вещи.
— Папа! — проговорила она глядя на меня. Я опешил, растерялся, потом пролепетал:
— Я не папа! —  Она задумалась.
— дядя!
— Ну вот! это уже ближе...
— а поцеловать? — Сказала она и встала протягивая ко мне руки.
Я обнял и поцеловал её. 

       Как же так, за что же такие испытания, почему такая немыслимая несправедливость?  Думал я.

     Боже!  Какая же она чистая, светлая, СОЛНЕЧНАЯ!  Слёзы подступили к глазам, но плакать было стыдно и не удобно на виду у всех.

Мы привыкли искать какой-то смысл, выгоду, понимание, зачем мы делаем то? Или это? А здесь нет никакого смысла… а может быть в этом и есть великий смысл:  растить, заботиться о солнечном человечке, не получая никакой пользы и выгоды, просто чтобы он жил, светил, и улыбался всем.