Отражения

Люди думают, что близнецы должны быть похожи во всём: не только внешне, но и характером. Чаще всего так и бывает, у меня у самой есть сестра близняшка, и, хотя мы не живём вместе, совпадаем во вкусах и взглядах.

Но бывает и по-другому. Недавно в мой дом въехала семья: мама с дочерью лет двадцати. С новыми соседями я, как водится, познакомилась в лифте. Пока мы ехали до моего 17го, приветливая и словоохотливая мама, словно сошедшая с обложки американского журнала 50-х годов, успела представить и себя, и свою дочь Веру. Ещё несколько этажей я украдкой поглядывала на Веру и думала, насколько же они не похожи: глаза занавешены не очень свежими волосами, согбённые плечи, пальцы нервно натягивают рукава толстовки, в которую, кажется, девушке хочется спрятаться целиком — от меня, от мамы, от этого самого лифта. Ей вроде как было неуютно в своём теле, как порой бывает подросткам, и я решила бы, что ей лет 14, не успей мама упомянуть, как три года назад та оканчивала 11й класс.
Следующим утром, зайдя в лифт, я снова увидела Веру и поразилась перемене: сегодня она была вылитая мама — выражение лица, мимика, даже спадающие на плечи лёгкой волной волосы казались светлее. "Виктория," — представилась она, и так я узнала, что в этой семье тоже близняшки.

Мы легко сошлись с Викой, часто вместе ходили до метро по утрам и даже пару раз выбирались посидеть вечерком в кафе. Веру же я видела гораздо реже и почти всегда с мамой, было похоже, что та боится её отпускать одну, и не могу сказать, что меня это удивляло. Если, бывало, я случайно встречалась глазами с Верой, меня как холодной водой окатывало: её взгляд то ли молил о помощи, то ли утягивал куда-то. В бездну её безумия, как однажды заметила моя, приехавшая на пару недель в гости, сестра. Вика как-то говорила, что Вера испытывает некоторые проблемы с социализацией, но я не стала заострять внимание на этом — несмотря на то, с какой простотой она сказала о проблемах сестры, вряд ли эта тема была для ней приятной.

Мы много общались до лета, но потом у неё начались экзамены, приехала в гости моя сестра, затем я сама уехала в отпуск, и до осени мы с Викой почти не виделись. Зато с наступлением сентябрьских холодов я снова привыкла видеть её открытое улыбающееся лицо каждый день, а вот Вера и их мама почти совсем пропали из моего поля зрения. Я встретила их впервые уже ближе к октябрю и изумилась тому, как изменилась мать. Стройная раньше, сейчас она похудела килограммов на десять, щёки запали, а плотный слой косметики не скрывал тёмных теней под красноватыми глазами. Улыбалась и щебетала она, впрочем, так же, как и раньше, только сейчас в её голосе мне слышалась сильная нервозность. Вдруг я почувствовала, как мою ладонь обхватывают ледяные пальцы и обернулась на Веру. Я бы меньше удивилась, если бы увидела, что меня схватило за руку привидение, но это она держала меня за руку и заглядывала в глаза. "Лен," — тихо проговорила она, и я как-то глупо подумала: странно, что она вообще моё имя помнит. "Вера!" — непривычно резко одёрнула её мать. Двери лифта открылись, и едва попрощавшись, мы разошлись.
Ещё через пару дней я услышала заразительный викин смех из подъезжающего сверху лифта. Через пару секунд я увидела смеющуюся Вику в компании двух мужчин. Всё бы ничего, если бы замаранные чем-то бурым руки моей соседки не были связаны ремнями, а мужчины не были в форме медбратьев. Пол в лифте, босые викины ноги и ботинки мужчин тоже были грязными, в нос ударил тошнотворный запах мясной лавки.
— Ленка, привет! — весело крикнула мне Вика, и один из мужчин раздражённо нажал на кнопку закрытия дверей.

Вечером я поднялась на этаж выше и увидела женщину с усталым лицом, отмывающую от крови порог квартиры. Она представилась родственницей и не казалась слишком удивлённой. Я предложила помощь и осторожно поинтересовалась, что будет с Верой.
— Ну что-что. Констатируют невменяемость и посадят сумасшедший дом на принудительное пожизненное лечение, я давно Маринке говорила её сдать — послушай меня, сейчас жива была бы.
— Ну да... Погодите, почему... Это же Вика сделала?
Женщина отвела локтём прядь волос со лба и посмотрела на меня долгим взглядом.
— Вика... Давайте к вам на чай зайдём, а? Тут обстановочка... особо чаи не погоняешь, а я устала, как собака. Заодно и расскажу.

Так я узнала, что в семье этой была одна дочь, Вера. Большую часть времени она была очень тихой, даже забитой, но иногда становилась резвой хохотушкой, чем родственников очень радовала. Только со временем стали замечать, что в этом приподнятом настроении она могла то камнем кинуть, то толкнуть другого ребёнка со всей силы. Годам к десяти она вовсю колотила мать, которая единственная не могла дать ей сдачи, однажды выдрала ей клок волос, не переставая при этом улыбаться. В эти периоды она себя называла Викой, а о нормальном своём состоянии говорила в третьем лице.
И чем яростнее проявляла себя Вика, тем тише становилась Вера.
— Любила Маринка её сильно. Ни разу руку на неё не подняла, а лечить отказывалась — боялась, что заберут, в психушку посадят. Да и сама Вера чем дальше, тем больше к матери привязывалась: плакала и прощения просила, несколько раз пыталась свести счёты с жизнью, боялась матери вред нанести, ну Маринка её и пасла каждую минуту, и Вера за ней тенью ходила. Под конец уже совсем не разлеплялись, как одно целое были, а вот оно чем закончилось...

Я долго не могла отойти от этой жуткой трагедии, её подробности то и дело всплывали в моей памяти, и сегодня, пока ехала к родителям, я вдруг вспомнила нюанс, делающий историю ещё более странной. Анька, моя сестра, когда у меня гостила, упомянула раз, что видела их вместе — Вику с Верой. Размышляя над этим, я зашла в квартиру, где мама накрывала на стол в гостиной. Пока мы болтали, я заметила лежащий на столике мамин паспорт и зачем-то открыла его. Пролистала до страницы "ДЕТИ"

Увидела своё имя, написанное размашисто, на три строки: Соколовская Елена Владимировна. 13.05.1998. Подпись. Малиновая печать. И больше ничего.

— Мам, почему у тебя в паспорте я записана, а Анька — нет?
— Какая Анька? — спросила мама, продолжая расставлять чашки по блюдцам.