Образ вампира в зарубежной художественной литерату

Образ вампира из народных сказаний перешел в «большую литературу» примерно в конце XVIII – начале XIX века. Для этого было несколько причин:

; в этот период начинает формироваться фольклористика как наука о народных сказаниях. В связи с этим у писателей-аристократов появляется возможность узнать о них, обратившись к новому источнику сюжетов для своих произведений;

; в этот период литература окончательно высвобождается от влияния церкви. Если раньше нежить воспринималась как «невозможное нарушение естественного порядка», то теперь это представляется вполне возможным;

; образ вампира связан с возникновением романтизма, для которого характерен личностный взгляд на вещи, отчасти свободный от общих штампов, и первая попытка создать врага не столько инфернального  и лишенного положительных черт, сколько романтизированного, с человеческим лицом, врага, которого можно понять и воспринять не как лубочное зло, а как по-своему трагическую фигуру.

В данном параграфе будет рассмотрен ряд произведений, который мы условно разделили на три группы: готический роман (готическая литература), роман ужасов (литература ужасов) и «темное» фэнтези. Для сравнения образа вампира во всех трех группах будет использован хронологический принцип.

Итак, начнем наш анализ с готического романа , или готической литературы , который возник в XVIII веке. Собственно, именно в это время и появился интерес к вампирам в художественной литературе.

Первым рассматриваемым нами произведением станет баллада «Коринфская невеста» Гете 1797 года. В этот период мы не можем выделить особых черт вампира как такового. По сути, произведение представляет собой стандартное для XVIII века описание событий, среди которых нет ничего необычного: молодой человек приезжает из Афин в Коринф, чтобы жениться на девушке, с которой он обручен с детства. Единственное «вампирическое», что можно увидеть в балладе, - бледность девушки, ее холодная кожа и фраза «и его я высосала кровь».

Обратим внимание, что в то время восставший из могилы мертвец воспринимался в первую очередь как призрак, видение. Так происходило до тех пор, пока мертвец не стал приносить в дом живых людей несчастье. Именно тогда люди стали связывать все плохие события с вампиризмом, так как верили, что «оживший труп» не сулит ничего хорошего и в дом скоро должна прийти смерть. В «Коринфской невесте» отрицательный мотив показан с помощью проклятья, которое наслала мертвая девушка на своего живого жениха: «Милый гость, вдали родного края Осужден ты чахнуть и завять, Цепь мою тебе передала я, Но волос твоих беру я прядь. Ты их видишь цвет? Завтра будешь сед, Русым там лишь явишься опять».

«И все же подлинный дебют вампира как литературного героя состоялся не в поэзии, а в художественной прозе. Он связан с рождением жанра готического или «черного» романа, который утвердился в европейской словесности рубежа XVIII-XIX веков как дискурс о загадочном, непостижимом, сверхъестественном и ужасном,  тревожащих сознание человека Нового времени, как сенсационная форма сублимации коллективных и индивидуальных страхов», - писал С. А. Антонов в статье «Тонкая красная линия. Заметки о вампирической парадигме в западной литературе и культуре».

В начале XIX века интерес к вампирам возрастает. И уже тогда появляются попытки создать канонический образ. Первую такую попытку сделал Джон Полидори в своем рассказе «Вампир» в 1819 году. Для нас это произведение примечательно тем, что лорд Ратвен (вампир) далек от вампира в современном понимании. Он абсолютно нормально чувствует себя при солнечном свете, и его ночной образ жизни вызван исключительно вредными привычками. Он не пьет кровь постоянно. По крайней мере, в рассказе мы не видим, чтобы на этот делался хотя бы малейший акцент. Но именно с помощью этого произведения в мифологии и литературе была проведена грань между европейским вампиром и славянским упырем.

Вспомним, что славянский упырь всегда уродлив и в большинстве случаев наделен зооморфными чертами. Как правило, он отчасти разложился, что не позволяет нам спутать его с живым человеком. Лорд Ратвен же, наоборот, красив и изыскан.
Кроме того, упырем могут стать только крестьяне или люди, находящиеся как бы на периферии общества. Ратвен же предстает перед нами в качестве аристократа. И после этого вампира стал четко соотноситься с правящими классами. В современной литературе уже практически не встречаются вампиры, вышедшие из низшего слоя населения.

Таким образом, можно сделать вывод, что Полидори как бы наложил образ встающего из могилы мертвеца на уже бытовавший образ демонического соблазнителя, обладающего сверхъестественными способностями продлевать себе жизнь и красоту за счет соблазненных и покинутых жертв.

Также одним из интересных произведений, относящихся к готической литературе, является рассказ Эдгара По «Лигейя», изданный в 1845 году. В данном случае мы имеем дело с мистическими событиями, описываемыми в рассказе. Например, резко оживший труп, вздохи и шорохи в комнате покойника, капли крови, сами по себе падающие в бокал с вином. Это можно увидеть в следующих отрывках: «<…>я совершенно ясно расслышал легкие шаги по ковру возле ее [Ровены – В. М.] ложа, а мгновение спустя, когда Ровена готовилась отпить вино, я увидел – или мне пригрезилось, что я увидел, - как в бокал, словно из невидимого, сокрытого в воздухе источника, упали три-четыре большие блестящие капли рубинового цвета» и «Я ощутил, как мимо, коснувшись меня, скользнуло нечто невидимое, но материальное, и заметил на золотом ковре в самом центре яркого сияющего круга, отбрасываемого курильницей, некую тень – прозрачное, туманное ангельское подобие: тень, какую могло бы отбросить призрачное видение».

Уже в тексте Эдгара По мы видим подробное описание образа вампира, которым является леди Лигейя. Ее образ полон изящества и красоты. Пусть не в классическом варианте, но красоты. Главный герой рассказа говорит о том, что все в ней было превосходно, но при этом он ощущал в ней какую-то загадку, заключенную во взгляде. Это, в свою очередь, говорит о том, что уже в ранних произведениях о вампирах взгляд этих кровососущих существ играет важную роль.

Нельзя не рассмотреть произведение Джозефа Шеридана Ле Фаню «Кармилла» (1871-1872), в котором, собственно, есть все задатки для создания современного нам образа вампира. Скажем сразу, что Фаню исследовал сексуальные элементы легенды, что было весьма откровенно для его времени. Внимание Кармиллы к рассказчице истории содержит много романтичного, а описание вампиризма содержит наиболее сжатый вариант современного вампира.

Итак, Кармилла выглядела на 19 лет, но была штирийской графиней, умершей 150 лет назад. «Она была стройна и удивительно грациозна. За исключением вялости – крайней вялости – движений, ничто в ее облике не указывало на болезненность. Прекрасный цвет лица; черты мелкие и изящные; глаза большие, темные и блестящие; волосы совершенно удивительные. Ни у кого мне не случалось видеть таких густых и длинных волос, как у нее. <…> Они были изысканно красивы: мягкие, глубокого темно-каштанового цвета, с золотым отливом».

Также привлекает внимание и то, что уже Ле Фаню наделяет вампира свойством притягивать к себе своих жертв: «По правде говоря, я испытывала странное чувство по отношению к прекрасной незнакомке. Я чувствовала, говоря ее словами, «притяжение» к ней, но и отталкивание тоже. И все же притяжение резко преобладало. Она интересовала меня и покоряла: она была так красива и так необыкновенно обаятельна». Как мы видим, уже на этом этапе «жертвы» начинают чувствовать опасность, исходящую от вампира, но при этом, как видно из цитаты, притяжение к нему преобладает, не давая тем самым «жертве» избежать своей участи.
Кроме того, Ле Фаню вводит и такой обязательный атрибут вампира, как гроб, в котором он должен обязательно находиться ночью. При этом Кармилла может перемещаться свободно в дневное время суток, что сказалось, скорее, на современной интерпретации образа вампира, чем на классическом Дракуле.
И не менее важным для нас моментом является смерть вампира. Именно Ле Фаню впервые использует в вампирической литературе возможность эксгумации . И именно это произведение положило начало таким средствам убийства вампира, как протыкание, сожжение и развеяние пепла по ветру.

Теперь обратим внимание на рассказ Элизы Линн Линтон «Убийство мадам Кабанель» 1880 года. Казалось бы, ничего особенного в этом произведении нет. Но в самом тексте можно увидеть тонкую грань между обычным художественным произведением о сверхъестественном (или о том, что принимали за сверхъестественное) и вампиризмом как таковым.
Рассмотрим более подробно образ самой девушки (мадам Кабанель): «Мадам Кабанель была иностранка – англичанка, юная, хорошенькая и белокурая, как ангел». Сразу оговоримся, что действия рассказа разворачиваются во Франции, а значит нужно вспомнить, что французы не приемлют ничего английского. Далее мы видим следующее описание: «Смуглые, худые и низкорослые [жители французской деревни], они не могли оценить округлых форм, высокого роста и свежего лица англичанки. Они никогда не видели ничего подобного, и поэтому в ее красоте для них было больше зла, нежели добра. Чувство, которое появилось при первом взгляде на мадам, только усилилось, когда все заметили, что хоть она и пришла на мессу вовремя, а это достойно похвалы, но не знала текстов служебника и крестилась неправильно. Поистине дьявольская красота!». Здесь нужно отметить, во-первых, неописуемую красоту девушки, которой отличаются все современные вампиры, а значит, уже на рассматриваемом нами этапе начинают появляться задатки к изменению образа кровососущего существа в отличие от фольклорных образов. Во-вторых, все, что связано с церковью и ее реликвиями, вампиры, согласно современной литературе, не приемлют. Именно это мы и видим из отрывка.

«Тьфу! – сказал Мартин Бриоли, старый могильщик на небольшом кладбище. – С ее красными губами, розовыми щеками и пухлыми плечами она похожа на вампира, как будто всю жизнь попивала кровь». Если посмотреть контекст, то становится понятно, что это всего лишь предположение, которое, по сути, не имеет под собой никакой почвы. Но именно это предположение заставляет людей сторониться молодую девушку. «Они объявили, что симпатичная мадам Кабанель, обыкновенная, ни в чем не повинная молодая женщина с привлекательной наружностью, данной ей природой, и превосходным здоровьем, сосет кровь ребенка и живет среди могил, чтобы сделать своей добычей тех, кого недавно похоронили». «Если она хотела дотронуться до умирающего ребенка, мать, дрожа, торопливо брала его на руки; если она говорила с больным, его тусклые глаза смотрели на нее со странным ужасом, и он слабым голосом бормотал на местном наречии слова, которых она не понимала. Но одно и то же слово звучало всегда: «Бруколак!»». Об этимологии слова «бруколак» мы говорили в предыдущей главе, поэтому сейчас обратимся к моменту с кладбищем. Вампиры действительно предпочитают кладбищенскую землю, но нет оснований считать девушку существом, пьющим кровь, только из-за того, что она посещает кладбище. Хотя, как правило, вампиров притягивают кладбища, и они ничего не могут с этим поделать. Из этого ясно следует, что эта деталь, которая в современной литературе и у Деружинского имеет особое значение, здесь еще не до конца проработана.

И обратим внимание на момент, когда девушка умирает от недостатка кислорода. Сегодня всем известно, что вампира так убить нельзя: нужны серебряные пули, осиновый кол или обезглавливание и сожжение. Если провести сравнительный анализ с современными произведениями, то в «Убийстве мадам Кабанель» после смерти девушки еще остается недосказанность. В связи с этим не совсем понятно, действительно ли она умерла или же все-таки людей ждет не очень приятный сюрприз, когда она снова «оживет».

Но почему это произведение о вампире? Ссылаясь на «Книгу вампиров» В. Деружинского, которую нам предстоит рассмотреть в этой же главе, мы можем выделить один момент: в XIX веке вампиром считали всех, кто, так или иначе, был связан с кровью (убийцы, врачи, люди, которым делают переливание крови), был вероотступником или иностранцем, чьи манеры и поведения в определенной стране никоим образом не принимались.  Из выше перечисленного можно сделать вывод, что мадам Кабанель – это вампир, только в представлении французского народа.
В произведении Мэри Чолмондели «Освободи!» 1890 года мы уже можем видеть, что вампир может управлять человеком не только с помощью своего взгляда, притягивая его, но и вселяться в какого-то человека или какое-то животное: «Я сел в кровати и позвал собаку, но она не обратила на меня ни малейшего внимания. Вдруг я увидел, что Брайан [собака – В. М.] резко остановился в лунном свете, оскалился и припал на передние лапы, наблюдая за чем-то в воздухе. Я с ужасом смотрел на него. Он сошел с ума? Глаза от злобы налились кровью, головой он водил из стороны в сторону, словно следил за быстрыми перемещениями врага. Внезапно он превратился в разъяренный клубок, подпрыгнул и большими прыжками помчался ко мне через комнату, натыкаясь на мебель. Глаза его бешено вращались, зубы клацали, пытаясь ухватить что-то в воздухе. Он взбесился. Я вскочил с постели и бросился к собаке, хватая ее за горло. Луна скрылась за облаком, но в темноте я чувствовал, что Брайан пробует дотянуться до меня, клыки почти доставали до моего горла. Меня душили. Собрав все силы, я схватил его за горло и потащил по комнате, чтобы разбить ему голову о железную ножку кровати. Это был мой единственный шанс. Я чувствовал, как по шее у меня течет кровь. Я задыхался. Через несколько секунд отчаянной борьбы я ударил пса головой о ножку кровати и услышал хруст черепа. Я ощутил, как он содрогнулся и застонал, и тут же лишился чувств».

Не менее интересным для нас представляется и рассказ Хьюма Нисбета «Старинный портрет», написанный в 1890 году. В данном произведении мы уже видим современное нам описание вампира: «На фоне богатой обстановки, погруженной во тьму, я увидел голову и грудь молодой женщины неопределенного возраста… <…> Лицо и шея были столь бледны, что казались совершенно бесцветными. <…> Я заметил, что бледный рот был чуть приоткрыт, слегка обнажая верхние передние зубы и добавляя решимости всему облику. Верхняя губа была приподнята, а нижняя выглядела полной и чувственной – вернее, могла бы так выглядеть, если бы имела цвет».

Далее мы видим не менее важное свойство вампира – притяжение, с помощью которого он гипнотизирует человека, имея возможность выпивать его кровь: «На меня были устремлены бездонно глубокие и гипнотически завораживающие глаза. Они были совершенно темными, но, казалось, вбирали в себя мою душу, а с ними жизнь и силу; беззащитный перед их взглядом, я был не в силах сдвинуться с места, и, в конце концов, меня одолел сон». Из этого можно сделать вывод, что ближе к появлению на свет «Дракулы» Стокера притяжение становится неотъемлемой чертой вампира. В этом мы убедились на выше рассмотренных произведениях.

Примерно в это же время появляется еще один момент, который часто используют современные литераторы, - пьянящее наслаждение от укуса, или эйфория: «Я видел только ее голову и плечи в темном одеянии, на которые ниспадала пышная россыпь черных волос. Женщина прильнула ко мне, ее бледное лицо коснулось моего лица, холодные бескровные губы прижались к моим губам, а ее шелковистые волосы окутали меня, словно облаком, и вызвали восхитительный трепет, который, несмотря на возросшую слабость, доставил мне пьянящее наслаждение».

И в «Старинном портрете» мы также видим, как главный герой рассказа убивает вампира: «В приступе отвращения я схватил свой скребковый нож и изрезал им портрет вампира, а затем, выдрав из рамы изуродованные куски холста, запихнул их в печь и с варварским наслаждением стал наблюдать за тем, как они извиваются, обращаясь в прах». Из этого следует, что острый предмет и огонь – лучшие союзники в борьбе с вампиром. Но на данном этапе острым предметом еще может быть что угодно – нож, кол, шпага. Осиновый кол, который является одним из главных орудий убийства вампира на современном этапе, в XIX веке до Стокера встречается только у Ле Фаню в «Кармилле».

«Дракула» Стокера является как бы переходным произведением от готической литературы к литературе ужасов, поэтому о нем мы говорим отдельно и не будем относить ни к одной из групп, которые мы определили в начале параграфа. В данном романе мы видим существенные изменения в образе вампира. Начнем с того, что здесь вампир – это существо, обладающее телом и мыслями, чего не было в выше рассмотренных произведениях. Конечно, мы видели описания образов, но чаще всего они представляли собой портреты или являлись «мнимыми» вампирами. Также все современные вампиры боятся солнечного света. И именно это свойство пришло к ним от Дракулы. Кроме того, после Дракулы практически все вампиры могут превращаться в какое-либо животное: волк, летучая мышь, крыса, ворон, орел. Еще одним свойством, которое переняли многие создатели образов вампиров после Дракулы, является невозможность отражаться в зеркале. На современном этапе этот момент нередко опускается, но об этом мы поговорим позже. И именно Стокер берет за правило убивать вампира с помощью деревянного кола, святых вещей и солнечного света. До «Дракулы» этот момент был еще не совсем проработан. Не менее важно, что одним из ключевых моментов нового образа вампира, введенного Стокером, был «переезд вампира [из отдаленного замка на краю цивилизованного мира в Лондон – В. М.], который как бы окончательно подчеркнул его переход от хтонических монстров в «современную мифологию»» и именно Стокер был первым, «кто заставил жертву пить кровь вампира», чтобы она могла стать таким же, кровососущим существом.

Далее перейдем ко второй группе произведений о вампирах – литературе ужасов . Отметим, что «Кармиллу» Ле Фаню и «Дракулу» Стокера некоторые литературоведы относят именно к этой категории, чего мы в этой работе не делаем.

Итак, одним из первых произведений стоить рассмотреть рассказ Франца Хартманна «Подлинная история вампира», изданный в 1909 году. В данном случае нас интересуют два момента – образ вампира и его смерть.

«<…> в одном из залов на стене висела написанная маслом картина – портрет дамы в широкополой шляпе и шубке. Мы невольно замерли, не в силах отвести от картины глаз; нас поразила не столько красота дамы, сколько ее пронзительный взгляд». Мы видим, что притяжение с помощью взгляда продолжает быть основным моментом в произведениях о вампирах, впоследствии тесно граничившее с гипнозом.

После «Дракулы» Стокера появляется новый метод убийства вампира – церковные символы и молитвы. Именно после этого произведения Библия и Церковь являются неотъемлемыми союзниками в борьбе с вампирами: «Я приказал слугам принести Библию и начал читать первую главу от Иоанна. Вскоре господин Э., медиум, и еще один человек сообщили, что видят, как лицо на портрете исказилось». Из этого следует, что даже самая простая молитва может уберечь человека от вампирского воздействия.
Особый интерес для нас в этой группе представляет произведение Виктора Романа «Четыре деревянных кола» 1925 года. В данном случае мы имеем деле уже не с притягательным взглядом вампира, а с притяжением самого места, рядом с которым обитает вампир: «А что до твоего предложения уехать… не могу. Пойми меня: я сам ненавижу это место, но я не в состоянии его покинуть. У меня какая-то странная привязанность к нему, возможно, болезненная, но она меня не отпускает». Из этого следует, что способности вампиров начинают развиваться все больше, и радиус воздействия на человека тоже увеличивается.

Еще одним важным моментом здесь является то, что вампир, как и у Стокера, не может попасть в закрытый дом. И самый удобный способ – превратиться в летучую мышь и влететь в окно, что мы и наблюдаем не только в «Дракуле», но и в данном произведении: «Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и тогда возле одного из окон я заметил слабое красноватое свечение. Казалось, оно шло из ниоткуда. На фоне освещенного пятна плясали и кружились сотни мельчайших пылинок. Пока я наблюдал за из причудливым танцем, мне показалось, что из пылинок составились очертания человеческого лица. Насколько я мог судить, мужского. Об этом же свидетельствовала прическа. Затем таинственное свечение исчезло. <…> Наблюдение длилось считанные секунды, после чего голова исчезла из моего поля зрения. Зато теперь я увидел крепкую летучую мышь».

Далее в рассказе Карла Якоби «Откровения в черном», впервые изданном в 1933 году, мы должны обратить внимание на боязнь вампиров вспышки фотоаппарата: «Отступив к фонтану, я схватил ручку вспышки, приподнял ее над головой, а другой нащупал затвор фотоаппарата. Женщина на скамейке не шевелилась, очевидно, удивленная моими движениями. Вид был великолепным. Раздался щелчок, и ослепительный свет на мгновение залил все вокруг. <…> Я увидел на фото старый сад – все было предельно ясно, вплоть до мельчайших веточек, - статую молящегося ребенка, фонтан и стену на заднем плане; но скамейка – та самая каменная скамейка – была пуста. На ней не оказалось ни женщины, ни даже малейшего намека на нее». Теперь в произведениях о вампирах появляется одна очень важная деталь – вампиры не отражаются в зеркалах, а значит, при фотографировании их изображения на фотографиях также не будет. До конца XX века этому правилу будут следовать все писатели, а в XXI веке это станет личным делом каждого. Впервые отойдет от вампирических канонов Лиза Джейн Смит в «Дневниках вампира».

Далее в рассказе Джозефа Пейна Бреннана «Ужас замка Чилтон», опубликованном в 1963 году, мы можем увидеть, что идея, заключенная в том, что вампиры боятся распятий и Библии, продолжает развиваться в дальнейших литературных произведениях и к 60-м годам прошлого столетия становится одной из ключевых в образе вампира: «Внезапно Коуэт [управляющий замком – В. М.] сунул руку в карман и вытащил оттуда что-то блестящее. Это было серебряное распятие. Шагнув вперед, он ткнул им в искаженное лицо чудовища, некогда бывшего прекрасной леди Сьюзан Гланвиль. Монстр отскочил назад, издав пронзительный вопль, заглушивший даже крики графа Чилтонского. Затем забрался на скамью, скрючился и застыл».

Более современный вариант вампиризма (с медицинской точки зрения) мы можем наблюдать в рассказе Эллисон Харлан «Одинокие женщины – вместилища времени» 1976 года. Здесь описан, если быть точнее, энергетический вампиризм, который предусматривает вытягивание энергии из человека, а не крови как таковой: «Когда он проснулся, она стояла у противоположной стены, глядя на него. Глаза ее больше не сияли восхитительной синевой. Они потемнели, словно наполнившись дымом. Он чувствовал себя… Он чувствовал себя… отвратительно. Ему стало не по себе от смутного страха и безграничного отчаяния. Он чувствовал себя… одиноким». 

И, как мы уже говорили в предыдущей главе, постепенно вампир начинает подвергаться процессу «очеловечивания», который начинается в 80-х годах XX века. В качестве примера можно привести произведение Энн Райс «Хозяин Рэмплинг-гейта», опубликованное в 1984 году. Изначально мы видим вампира, наводящего ужас: «Красавец с пышными темными волосами, он смотрел на отца черными глазами, и взгляд его был исполнен глубочайшей печали. Под его взглядом отец отшатнулся, прошептав: «О ужас, о невыразимый ужас!», а мы с братцем так напугались, что не могли проронить ни звука». Но постепенно это впечатление меняется, особенно у молодой девушки, в сердце которой начинает зарождаться любовь к кровососущему существу: «О, как алы были его губы на бледном лице – точно цветок на снегу, и как нежны даже на вид, словно никогда не видали поцелуев». Как мы видим, постепенно образ вампира в литературе претерпевает серьезные изменения: если раньше вампир вызывал только ужас и страх, то теперь его можно еще понять и полюбить.

Но не будем забывать, что в каждом правиле есть свои исключения. Так, процессу «очеловечивания» подвергаются не все вампиры в этот период развития жанра. Например, в произведении «Дневная кровь» Роджера Желязны, изданном в 1985 году, мы видим полную противоположность описываемого выше образа: «Бедный старина Бродски все еще живет в своем средневековье и ведет себя так же, как во времена расцвета вампиров. Очевидно, ему никогда не приходило в голову рассмотреть это математически. Он пьет кровь у некоторых людей, которые его чем-то привлекают, и они становятся вампирами». Из этого можно сделать вывод, что чем старше описывается вампир, тем тупее он выглядит. Хотя, может быть, «тупее» - не совсем подходящее слово. Здесь, скорее, предусмотрена приверженность традициям.
«Переходным» произведением от литературы ужасов к «темному» фэнтези  является серия книг Лизы Джейн Смит «Дневники вампира» (1991-2014). Что мы видим на данном этапе, когда образ вампира уже, можно сказать, полностью сформирован?

Начнем с того, что современная литература показывает нам, как вампиры превращаются в других животных. Например, Стефан Сальваторе может превращаться в сокола, Дэймон Сальваторе – в ворона или волка, а Катерина фон Шварцшильд часто принимает облик котенка, реже – совы и тигра.

Также, если раньше мы видели исключительно тех вампиров, которые могут приковывать внимание людей, то сейчас мы имеем дело с вампирами-гипнотизерами, которые с помощью взгляда могут заставить людей выполнять их указания. Кроме того, такой гипноз позволяет им стирать воспоминания людей.

В этой же серии книг мы можем видеть, что кровь вампира не только способна обращать людей в кровососущих существ, но и исцелять их.

Еще одним новшеством, которое приходит в образ вампира на рубеже XX-XXI веков, является то, что вампиры все же могут отражаться в зеркале, а чеснок и различные религиозные атрибуты на них не действуют. Вместо чеснока боязнь вызывает вербена, которая защищает людей от внушения и может нанести ущерб самому вампира. Слабых вампиров эта трава может уничтожить, а у более опытных после долгих тренировок вырабатывается иммунитет.

И уже здесь мы видим деление вампиров на несколько классов: древние, или первородные, сильные вампиры, слабые вампиры и новорожденные.  Ранее такого деления не было. При этом всех вампиров можно убить деревянным колом в сердце, а для убийства древних должен использоваться кол из белого дуба или ясеня.
Но стоит отметить, что страх перед солнечным светом у вампиров все-таки остался. И если раньше вампиры днем спали, не вылезая из гроба, боясь превратиться в пепел, то теперь современные писатели нашли для них выход из этого положения – кольца с лазуритом, защищающие их кожу от ожогов. При этом они могут гулять днем, не спят в гробах, выпивают алкогольные напитки и даже едят человеческую пищу.
Еще одним важным моментом является то, что после «Дракулы» Стокера вампиры не могут отбрасывать тень и не имеют отражения. В «Дневниках…» Смит мы видим совершенно противоположную идею: тень вампира неотделима от него, он отражается в зеркале и отлично получается на фотографиях.

Теперь вернемся к вопросу «очеловечивания» вампира, который мы затрагивали ранее. Не будем приводить в качестве примера «Дневника вампира», так как процесс очеловечивания в этом произведении мы рассматривали во 2 главе.

Обратим внимание на другую серию книг, также относящуюся к «темному» фэнтези, - «Наследники ночи» немецкой писательницы Ульрике Швайкерт. В начале серии мы видим, что шесть вампирских кланов вели беспорядочную жизнь: кусали людей, мучили и убивали их, обращали в вампиров. И все это сказалось на их дальнейшей истории, так как из-за того, что они часто обращали людей, в их кланах не осталось «свежей» вампирской крови. И чтобы продолжить свой род, они должны дать возможность оставшимся юным наследникам научиться у других кланов чему-то новому, а, по возможности, дать жизнь новому клану. Достичь этого можно только с помощью подписания соглашения о том, что все кланы признают необходимость не убивать людей, а брать их кровь ровно в том количестве, которое необходимо им, чтобы выжить, а также о создании школы для юных наследников.

Отметим, что не все вампиры относятся к людям враждебно: кто-то умеет с ними прекрасно сосуществовать, а кто-то видит в них лишь «пищу». И как раз этот момент для нас будет являться ключевым, так как на протяжении всей серии, то есть пока существует школа, каждый наследник меняет свое отношение к людям, видя в них уже не только источник крови, но и друга, и свою любовь. Если изначально вампир не имел никаких чувств, кроме жажды крови, то теперь все меняется: они учатся дружить, любить, сочувствовать, сострадать, помогать и заботиться друг о друге. А это как раз те качества, которые присущи человеку.

И последнее, что мы рассмотрим в этом параграфе, - это серия книг Райчел Мид «Академия вампиров» (2007-2010). Речь пойдет о том же процессе «очеловечивания». Как мы уже неоднократно говорили, все вампиры разные. В этой серии так же, как и в любой другой, встречаются и хорошие, и плохие существа. В данном случае мы не будем говорить об антигероях книги – стригоях. Нас будут интересовать морои – вампиры, которые используют минимальное количество крови человека для своего существования, но исключительно с их согласия. Так, мороя можно представить как обычного человека: он ведет тот же образ жизни, ест ту же пищу, влюбляется, строит отношения, создает семьи и так далее. То есть перед нами открывается стандартная картина американского подростка, за исключением того, что иногда в книге происходят сражения со стригоями.

Таким образом, можно сделать вывод, что образ вампира, злой, бессердечный, кровожадный, постепенно стал добрым, чувствительным, любящим, человечным. Отрицательные черты вампира на современном этапе развития литературы уходят на второй план.