Полет в неизвестноcть. Часть 7

Жизнь нашего небольшого белоснежного городка  на берегу океана текла неспешно.
Иногда какое-то событие ненадолго выбивало из  привычного ритма,  но через день происшествие забывалось. 
Все возвращалось на круги своя. 

И снова утро.  Раннее утро.  Время молитвы прошло.  Тишину нарушает лишь грохот агрегатов-охладителей в домах.  Кондиционеры работают в полную мощь.  Вода тонкой струйкой стекает по наружной стене  дома.  Земля  под стоком не высыхает никогда.  В лужице постоянно копошатся птички.  Меня  как будто не замечают.  Видимо  знают,  что ничего им не сделаю.  Кошек нет.  Иногда  в городок заходят собаки.  Возможно собаки из рыбацкой деревни,  которая расположилась в  дальней бухточке километрах в пяти от нашего белого городка.   А может быть просто бродячие.  Тощие,  сонные.  Мы все их подкармливали.  Но собаки,  поев,  не оставались у нас.  Не давали себя погладить.  Молча уходили по дороге.  Казалось,  вечная печаль поселилась в собачьих глазах.  И они уносили ее с собой в пустыню.  Никогда ни одна собака не вошла ни в один  внутренний двор.  Хотя ворота с улицы во двор днем  всегда  были открыты.  Но когда в городке появлялись аборигены,   собаки просто зверели.  Дикий лай,  вой и демонстрация клыков.  Причины такого поведения никто не понимал. 
Ни мы,  ни йеменцы. 

7.00 утра.  Полуживой "Bedford"  без окон и дверей медленно объезжает городок,  забирая наших мужчин.   
Мужья уезжают на работу.   

8.00 утра.   По кругу едет наш советский "RAF"-Рафик,  собирая школьников.  Дети уезжают за 40 миль в школу.
  В Аден.   

Практически сразу  появляется  машина Ахмеда со свежим хлебом. 

-  Булька!  Булька приехал!

Ахмед объезжает по кругу  городок,  останавливаясь у каждого дома.  И, если на пороге не стоит хозяйка в ожидании,  сигналит до тех пор,  пока кто-то не появится на крыльце.  Его  корзины опустошались  очень быстро.   Воздушный  белый хлеб с английским джемом,   а может австралийским,  а может...   Жестяными банками со всего мира были завалены   лавки,  торгующие едой.  Остатки роскоши прежних времен.   

Изобразив клаксоном на прощание что-то похожее на "Yellow  Submarine",  Ахмед   на своей старенькой,   видавшей виды "Toyota",  покидал  городок.  Для хлеботорговца  возраст машины не играл особой роли.  Бегает и хорошо.   А те, кому он доставлял хлеб,  рады,  что каждый день привозят свежий  пышный белый  хлеб.  Хотя  многие женщины могли бы сами прекрасно печь,  особенно хохлушки.  Да и одесситки,  которые все пересчитывали на количество золотых украшений,   не погнушались бы.  Но при такой жаре ни одна женщина  не хотела  стоять у жаркой печи.

Дамы,  высыпавшие на улицу за хлебом,  не спешили возвращаться в свои дома.  Солнце еще не успело нагреть  стены домов,  не раскалило песок на волейбольной площадке.  И дети,  малышня-дошколята, которых было всего 5 человек,  скакали по площадке.   Как молодые застоявшиеся лошадки.  И вдруг  заорала Светка-Пипетка, которую так прозвали из-за прически,  что пыталась соорудить  ее мамуля  из трех волосин,  безнадежно  собирая  их в жиденький хвостик на темени.  Украшением служил белый пропеллер -  бант,  который никак не хотел держаться  на голове.  А еще Светку называли Курица.  Почему так?  Никто толком не знал. Но, присмотревшись к  походке  девочки 5 лет ,  многие  находили  сходство именно с курицей.  Ни с цыпленком,  ни с петухом,  а  курицей.  За куриное мясо она была готова на все. 
Курица-Пипетка уронила бант.  А кто-то из мальчишек  поддал его ногой вверх.  Вместе с бантом в воздух взлетела вьетнамка  мальчишки,  которой он только что растер козью какашку.  Курица заорала как резаная.  Неожиданно упала на дорогу и задрыгала ногами...   Все  онемели.   Подлетела мамаша,  подхватила  свое чадо на руки и запричитала:

- Доню,  доню, не плачь,  я тебе курку приготовлю...

Но маленькая капризуля  и не думала прекращать.  Она извивалась в руках матери и...  Выскользнув из рук,  снова плюхнулась на дорогу.  Истерика.  Жена советника  начальника Колледжа мадам Т. сориентировалась быстро:

-  Сейчас же прекратите это безобразие!  Или первым же самолетом домой...  Домой!

О,  чудо...  Девица тут же замолчала.  Как будто кто-то засунул ей в рот кляп.  Растерянность на лицах женщин сменилась сначала улыбками,  а потом  разразился многоголосый  хохот.  Вот вам и лекарство.  Мать поспешно увела Пипетку в дом.
Женщины не особо долго  болтали на улице.   Пора было готовить обед.   Почти в каждом доме  варился постный  борщ,  который успевал  охладиться до возвращения мужей с работы.   Душ,  борщ,  компот  или арбуз.  И все погружалось  в  сон.  Сиеста.

Наступала вольница для местных жителей, которые пригоняли на выпас своих коз и баранов. 
Вокруг безводная пустыня,  а у вилл  роскошная свежая зелень.  Разноцветная бугенвиллия,  усыпанная цветами  без запаха, среди которых листьев не видно,  обвивала дома.   Но козы  не ели  ни цветы,   ни листья.  Ответ местных,  сопровождаемый  очень понятной жестикуляцией,  озадачил.  Это было что-то вроде нашего:

-  Грибков  поел...

Как ни странно,  козы и бараны   что-то находили  среди  кустов  с колючками, которыми можно было порезать руку ничуть не хуже ножа.   И  даже коварные кактусы с заячьими ушами и  длинными иглами по всей поверхности  были пищей. 
Однажды старый козел стал наступать на меня.  Видимо объелся чего-то не того и принял меня ...  Не знаю,  за кого.   Я пятилась,  пятилась и ... 
Пришлось ехать в Аден в госпиталь,  где работали наши врачи.  Пинцетом из меня вытаскивали эти иголки.  Не смеялись надо мной, гоготали как гуси.  А мне было не до смеха.  Долго не могла нормально сидеть.  Как-то все бочком,  бочком.

Зелени у домов  было много.  Пресная вода для нас была безлимитной, в водопроводную систему дома поступала из общего накопителя,  башня которого стояла на окраине городка. 
Городок потихоньку оживал  после 17,  когда солнце уже не пекло,  а приятно ласкало щеки.   И  появившаяся тень от деревьев  защищала от лучей вечернего,  уже не  палящего солнца.   Жара постепенно спадала.
Народ  выползал из полумрака прохладных домов,  щурился на все еще яркое,  но уже не жгучее солнце.

А дома...  Это  фантазия из камня,  очень похожего на известняк.  Снаружи дома были серого цвета.  Натурального цвета известняка.  А внутри все  стены окрашены белой краской,  которая не давала камню крошиться.  Небольшая прихожая,  из которой один дверной проем  -  вход в холл,   рядом  лестница на второй этаж,  где расположились три спальни  примерно одного размера,  душ и  отдельная ванная комната с огромной ванной,  умывальником,  биде и унитазом.   В одной из спален за традиционной деревянной дверью с сеткой в стекле  расположился небольшой открытый балкон.   Скромные солдатские кровати,   белоснежное х/б постельное белье невероятных размеров,  которое легко стиралось и гладилось,  серые солдатские одеяла.  На каких кроватях спали представители высшего английского командования...   История умалчивает.  Но постельное белье досталось нам точно от прежних владельцев.   А нашей семье повезло так повезло - арабы привезли "для мадам" деревянные односпальные кровати.  Новенькие  кровати,  которые  чудом сохранились где-то в  складских ангарах. 
Под лестницей на первом этаже туалет с красивой раковиной.   Входная дверь деревянная со вставкой из спецстекла с сеточкой внутри.   Такая же дверь вела из холла во внутренний дворик.  Еще одна дверь вела из холла на улицу,  но в целях безопасности она была наглухо заделана.  В холле  постоянный полумрак.  Но это не удручало,  так как белый цвет стен  излучал мягкое свечение.  Гладкий пол из светлого камня  в жару  приятно холодил босые ступни.  Огромная кухня, полностью  оснащенная всем необходимым,   также была белого цвета.  Газовая плита,   баллонный газ для которой нам привозили из Бурейки,  где находился один из национализированных нефтеперегонных заводов ВР(British Petroleum).  Неугасающий факел пылал днем  и ночью.   Днем его было почти не видно из-за яркого  слепящего солнца.  Зато  в ночной пустыне  он был виден  издалека,  за много миль  от селения,  и служил символическим маяком. 

Когда-то  весь особняк охлаждался одной установкой, работающей на газе.  Кажется на фреоне.  Но  теперь система не работала.  Местные механики повторяли:

-  Sayidati,  edm wujud alghaz.  Hasna,  la ghaz.

Что переводилось просто и ясно - газа нет.  Что его не будет,  было  понятно без слов.  В каждой комнате стоял бакинский шумный агрегат.   На первом этаже  в холле грохотал свой аппарат,  который не выключался практически никогда.  Тарахтели  агрегаты  как трактора в поле  ...   Но это было нашим  единственным спасением  от жары.  Мы молились на эти тарахтелки.   
А ломались они  очень часто. 
Во дворе,  отдельно от дома,  располагалось  глинобитное строение -  жилое помещение для слуг,  которых у нас не было.   
Но  английский  alsaahib  не мог жить без слуг.  Один  убирал дом,  другой  перестилал постели,  стирал  белье,  гладил,  третий двор мел,  цветы поливал.  Четвертый  готовил еду.  Слуги  только мужского пола.  Получали  за свою работу гроши,  но эта работа кормила не одну семью. 
Советские  спецы не нанимали слуг.  Жена во всех лицах.   Неженатые переводчики  жили в гостинице неподалеку от Колледжа,  где обслуживающий персонал  состоял только  из мужчин.
После ухода англичан домик для слуг не разрушили,  оставили.  Маленькая комнатка,  душевая и туалет.  Все.  Войти в этот домик  можно было через ворота,  невидимые ни из одного окна большого дома.   Войти  невидимкой и выйти.  Исчезнуть в пустыне... 
Продолжение следует.