Моя осень

«Вечер дышал покоем – и Она дышала им. Небо было чистым, с нежной позолотой солнца, лежащей на пушистых облаках – и Она была такой. Звенели на своей умиротворенной частоте травы под тяжестью крупных капель росы – и Её голос звенел так же. Стрекотали цикады где-то в траве, рождая на свет странную симфонию, пророчащую что-то неизбежное – и Она пришла с этим, "чем-то неизбежным".

Ворвалась ко мне рыжая, нагая в дом, смахнув с комнатных растений броские шапки цветов. Раскидала тёмные вещи, а яркие осторожно сложила в шкаф, распределив по полочкам. Металась дикой ланью по комнатам и срывала блеклые выгоревшие занавески с окон, покрывала со старых диванов, взамен  предлагая мне что-то пёстрое, красное или рыжее, непонятное, но весьма милое. Я молча внимал ее многословному молчанию, принимал из рук яркое одеяние, облачаясь в него. Смотрел, как она примеряла тот же странный гармоничный наряд вслед за мной, и думал о том, кто приходил до нее в мою обитель.

То был ребенок, маленький мальчишка. Хрупкий с виду и вполне себе спокойный. Поливал мои цветы и за пару день оживил их, сделав пахучими, крикливыми, сытыми. Я не возражал против перемен, привык к подобным гостям. Они шли один за другим, но этот был юн, в отличие от более взрослых моих посетителей. Все плотные ткани в доме новый "постоялец" сменил на легкие; молча снял со стен оставленные прошлой гостьей  картины с весенним пейзажем, что украшали каждую из моих комнат на протяжении трёх прошедших месяцев, повесив вместо них засушенных бабочек в стеклянных рамках и скелеты цветов, дышащие какой-то своей странной силой жизни на дощечках цвета Аполлона под хрупким стеклом.

Отчего-то не мог заставить себя не вздрагивать каждый раз при виде них. Эти детали отталкивали. Та смерть, что крылась в оставленных подарках, никак не вязалась с образом невинного ребенка. Я не мог понять, зачем он принес их мне. Почему именно он? И все же дом отчего-то ожил. Наполнился детским счастьем улыбки. И я улыбался. Но что-то было не так. Все сияло тем счастьем, что привыкли играть  люди в  театре. Я понимал, что ждал его так долго и потому так разочарован его приходом.  Принял тот факт, что это не то, что я хотел бы видеть. Но прогнать ребёнка, отдав его вещи назад, не мог. Попросту знал, что он не уйдет, да и не в силах моих выпроваживать столь важных гостей, к тому же гордость и честь не позволили бы мне оставить на улице малыша.

Но в той, что пришла после него, я не был  разочарован, хотя и  обескуражен. Не ждал подобного соседства и все же не был против. Пусть легкий шелест босых ног и ветер, что несли за собой ее вьющиеся, собранные в короткие хвостики волосы, порой заставляли меня содрогаться так же, как и "мертвые картины", оставленные "дворовым" мальчишкой, я был счастлив. Она то заливисто смеялась, кружась по комнате и вскидывая руки, то также заливисто плакала, сжавшись маленьким комочком у меня на груди.

И я понимал – вот она. Она – это то, что я так долго искал.
Рыжее чудо с ямочками на щеках, маленький дикий котёнок в теплом доме, хрупкий журавлик, сложенный из плотной бумаги. Она была моим отражением, была той частью меня, которая никогда не показывалась другим. Она была моей слабостью - потому что она была моим отражением души. Смех и слёзы. Молчание, скрытность, но желание сказать, раскрыться. Осознавая это – я дышал. Мои мысли больше не казались сумбурными, они были сплоченными. Я знал, что у меня есть свобода, и я ей пользовался. Был окрылен и вдохновлен. Работал больше, чем обычно. Испытывал счастье.

Ко мне заходили друзья, знакомые, родственники и всегда заставали меня веселым. Я больше не боялся их вопросов и не пытался придумать уклончивые ответы, чтобы никого не обеспокоить. Я был предельно честен, даже как-то непомерно откровенен и... Чист душой. Спустя долгое время я был собой! Не боялся, что меня не так поймут, не боялся стать для своего окружения тем, кто им бы не понравился! Одним словом, я был настоящим.

Я не боялся, потому что знал, что это не имеет смысла: все мои прошлые переживания и нынешние мысли парили в том ветре, что несли ее густые локоны. Лгать было бесполезно, ведь она не терпела лжи. Она раскрывала меня для других, в то же время раскрывая и для самого себя. Она стала моей свободой. Она была единственной, кто смог так просто, без препятствий открыть потаенные двери моей души. Она была прекрасна…»

Перо с тихим стуком легло на стол. Молодой писатель встал и подошел к окну.

– Осень открывает двери, да? – проговорил он с задумчивой улыбкой на губах и распахнул ставни, впуская в душную комнату прохладный сентябрьский ветер вместе с духом золотой лисы, что ворвался в его сердце с первым пожелтевшим кленовым листом, сорвавшим замки с вечно закрытых дверей чувств.