Куклачёв

В Адлере во время выполнения ремонтных работ на взлётной полосе аэродрома обедали мы постоянно в кафешке на площади перед аэропортом. В те славные времена подаренный нам Ельциным на новый год свежий президент ещё только начинал неспешно издалека присматриваться к будущей зимней олимпийской столице страны.
 На Красную Поляну, которая была простой провинциальной горнолыжной базой, вел крутой серпантин, вырубленный в скалах пленными турками после первой мировой, не было ни одного тоннеля. Встречные машины с трудом разъезжались в уширительных карманах дороги. Над крышей каждого автобуса была натянута металлическая сетка для защиты кузова от падающих сверху камней.
В долине реки Мзымта, вдоль которой шёл тоннель, то тут, то там живописно валялись кузова машин, упавших с обрыва. На равнине перед морем рядом с аэропортом выращивались овощи, которыми мы щедро бесплатно угощались, армяне торговали на рынке дарами природы. Какие же это были прекрасные душевные люди! Как приятно было неторопливо поговорить с ними о том - о сём и одновременно запускать руку в кучу различных орехов или горы мандаринов, дегустируя товар…
С первых же дней мы обратили внимание на присутствовавший в кафе очень неприятный запашок. Спутать его с каким-то другим было совершенно невозможно. Стоял устойчивый запах кошатины. Причём подванивало очень даже основательно.
 Располагались мурзики широко и свободно в этом кошачьем раю под батареями центрального отопления на каких-то ковриках. Сердобольные поварихи приютили друзей наших меньших, благо с харчами не было проблем. И жило их там с добрый десяток. Похоже, с приходом первых холодов стекались они сюда со всех окрестных помоек, переждать в тепле и сытости неприятную для их нежных лап слякотную южную зиму.
Но деваться нам было особо некуда, альтернатива отсутствовала, это была единственная дешёвая харчевня в шаговой доступности от аэропорта.
Тактику коты применяли отточено изуверскую. Стоило тебе приняться за обед, как один из них медленно вставал, потягивался, выгнув лохматую спину, бесшумно и неторопливо подходил к тебе вплотную. Издавал звук, скорее не мяуканье, а какой-то жалобный стон и неотрывно впивался слезливым взглядом тебе в глаза.
Примерно так же должен смотреть ребёнок, который не ел неделю, на кусочек сухарика у тебя в руках. Причём они никогда не подходили к одному человеку вдвоём или втроём, только по одному.
Ребята, тихонько матерясь под нос, вылавливали мясо из супа, отламывали кусок котлеты и бросали в эти бесстыжие глаза. Выдержать эту пытку взглядом нормальному человеку было невозможно. Ловили мясо коты мгновенно и виртуозно, налету, никогда не ошибаясь. И сразу же, стремительно и жадно глотали, не прожёвывая.
         Видимо, сказывался многолетний помойный опыт – пока будешь жевать, твои блохастые собратья по помойке могут легко и непринуждённо оставить тебя без законного обеда. Собаки могли бы только позавидовать им в этом умении.
Это были далеко не гламурные диванные коты, лениво наблюдающие за щедро наполняемой хозяевами миской «Вискаса» и никогда не шагавшие самостоятельно за порог своей тёплой квартиры, а только в уютной переноске с мягким ковриком внутри для поездки на мягком сиденье хозяйского автомобиля на приём к кошачьему доктору в зоополиклинику. Это были жестокие беспощадные убийцы, выросшие в агрессивной уличной среде, не знающие ни капли сострадания, с мордами, изуродованными страшными шрамами в многочисленных мартовских драках.
Наш водитель, Жора, котов явно недолюбливал и с большим трудом терпел этот кошачий беспредел.
- Собака – друг человека, повторял он, а кот - это просто паскудство.
Каждый день он эмоционально высказывал упитанным и добродушным представительницам общепита своё недовольство по поводу царящей в их ароматном заведении антисанитарии, но те всегда отшучивались, ну пусть поживут котики, они же ведь никому не мешают…
Наш потомок Шарикова пытался внезапно исподтишка пнуть котов ногой, но те всегда держали ухо, неоднократно порванное в мартовских схватках, востро, уверенно и стремительно изворачивались от карающего Жориного сапога.
Жора ежедневно и неустанно призывал бригаду к солидарности и выдвижению общего требования от коллектива безоговорочно очистить харчевню от вонючей живности, пусть выгоняют обнаглевших кошаков, иначе не будем ходить к ним обедать!
Но ребята, в большинстве своём побывавшие во многих командировках по всей нашей необъятной стране и много на своём веку повидавшие, резонно возражали, что нам ещё кормиться из этих рук вместе с котами не один месяц и портить отношения с представителями общепита совершенно не стоит. Даже из-за таких «очаровательных созданий».
Ведь известно, что какая кухня, такая и песня. Бригада совершенно безучастно наблюдала за бесплодными пока попытками Жоры избавиться от котов со стороны, периодически только беззлобно подкалывая.
Через неделю Жора начал настойчиво интересоваться у поварих, почему на столах нет горчицы. Те вначале нехотя отнекивались, что нет спроса на жгучий продукт, хватит и перца, что стоит на каждом столе, но он не собирался сдаваться, ежедневно напоминал об этом и поварихи были вынуждены сдаться, пообещали вскоре приготовить специально для Жоры горчицу поядрёней.
Надо отдать им должное, горчичка получилась на славу, просто термоядерная, слёзы начинали обильно катиться из глаз ещё только при намазывании горчицы на хлеб. На все вопросы любознательных товарищей, зачем горчица, он только молча отмахивался, сказал – скоро всё сами увидите.
И началось великое кошачье кормление. Жору, как руководителя и основателя аттракциона, бригада уважительно пропускала вперёд без очереди. Постоянно голодные коты, потягиваясь, нетерпеливо вставали в очередь за долгожданным мясом. Жора садился в центре зала, вылавливал вилкой из тарелки самый жирный кусок гуляша, не спеша тщательно обмазывал его горчицей со всех сторон.
 Медленно поворачивался к дежурному коту, который уже смотрел ему в глаза самым жалостливым взглядом и нетерпеливо перебирал лапами на своём посту возле стола, демонстрировал ароматное мясо, начинал его обнюхивать и облизываться. Кот мгновенно вскакивал во весь рост, неотрывно впивался круглыми глазами в глаза кормящего. Затем вытягивал изо всех кошачьих сил хвост и лохматую шею и начинал умоляюще мяукать и поскуливать сквозь заполненный слюной рот.
Наш Куклачёв выдерживал длинную театральную паузу, весело спрашивал:
 - Ну что, барсик, готов?  - и прицельно с вилки метал мясо в сторону кота. Тот безошибочно налету ловил его широко открытой пастью, мгновенно заглатывал и замирал в робкой надежде в ожидании следующего щедрого куска. Вся бригада переставала энергично жевать, с шумом отодвигалась от тарелок, дружно поворачивалась к столу Жоры и наблюдала за происходящим.
Горчица начинала свою разрушительную работу в непривычном к ядерным специям кошачьем организме стремительно. Вначале лохматую спину кота всегда стремительно выгибало дугой, словно у него внутри распрямилась скрытая там до поры и скрученная стальная пружина.
 Потом небольшое помещение аэропортовской харчевни оглашал такой громкий могучий рёв, скорее похожий на львиный рык, что поварихи начинали суетливо спрашивать друг у друга:
 - Что? – где? Девочки, что там с нашим котиком?
 Кот орал пару минут громко и непрерывно, потом начинал бестолково стремительно носиться между столами по кафе из угла в угол (Жора всегда пытался в это время исподтишка хорошенько пнуть пролетающего мимо него кота ногой) и пулей летел в приоткрытую очередным посетителем дверь на улицу.
Затем наступила неделя сурка. (Или кота?) На следующий же день всё повторилось точь-в-точь, только кот был уже другой. Так же занимал своё место возле стола, жалостно смотрел в глаза своего мучителя, безошибочно ловил мясо в горчице налету, так же стремительно глотал, так же истошно орал и пулей летел на улицу.
Коты упорно шли на обед к Жоре, ежедневно меняя друг друга, как на конвейере. Кто-то из бригады высказал мысль, что после покидания помещения столовой коты стремительно несутся к морю и там топятся от невыносимого жжения в желудках.
Только через полторы недели коты начали относиться к угощению Жоры с лёгкой опаской. Они уже безоглядно не ловили мясо налету, а лапой прижимали к полу, обнюхивали и только потом, несмотря на слезящиеся от горчицы глаза и уже имеющийся печальный опыт, всё равно глотали не прожёвывая. Видимо, непреодолимый страх великого голода, испытанного неоднократно, был гораздо выше страха от жжения кошачьего желудка.
Так продолжалось все три месяца командировки, только было замечено, что коты начали подходить к лысым ребятам, каким и являлся Жора, гораздо реже, чем к имеющимся шевелюру.