Глава 10

 Закончив фразу, Альберт выжидающе смотрел на Серену, следя за ее реакцией. К его удивлению, девушка не засмеялась и не сочла его, как другие, безумным - она просто ожидала продолжения рассказа, не выразив ни малейшего сомнения в правдивости бывшего принца.
 - Скажите, вы правда мне верите? В то, что я встречался со своей матерью, умершей, когда мне было пять лет от роду? - наконец спросил мужчина, с трудом скрывая растерянность.
 - Да, я всецело в это верю, - ответила Серена, - вы бы никогда не стали лгать в подобных вещах из вашей жизни.
 Мужчина вздохнул. На его лице по-прежнему сохранялось выражение некоторого удивления, но уже без оттенка недоверия. Он продолжил говорить, глядя вновь куда-то в сторону.
 - Как бы там ни было, вы должны знать... Поскольку в пять лет я еще был слишком маленьким, чтобы понимать, что такое смерть, мне просто сказали, что мама уехала по важным государственным делам в далекое королевство и вернется очень не скоро, а пока государственными делами будет заниматься дядя, с которым я не был особо близок, но и не конфликтовал. Я воспринял это довольно спокойно, но затем... Несмотря на свой нежный тогдашний возраст, я не был глуп. Совсем. И я быстро стал понимать, что окружающие мне люди лгут насчет матери. Шли дни, недели, но она так и не возвращалась, только в саду возле "живого лабиринта", где мы с ней так прежде любили играть, установили мраморного ангела, имевшего ее черты. Постепенно я начал приходить туда и молча сидеть возле этой странной и непонятной скульптуры, тоскуя по маме. Что-то внутри меня говорило, что она уже никогда не сможет ко мне вернуться, но... Я отказывался в это полностью поверить. Всем своим детским существом я звал ее, умоляя вернуться. Я часами не отходил от того кенотафа, глядя на него и вдаль. И вот, как-то раз, когда я уже и не надеялся ни а что, я услышал за своей спиной шаги, а затем до меня донесся тихий шепот. И я узнал голос матери. Обернувшись, я вскоре увидел ее силуэт. Да, как бы безумно это ни звучало, это действительно была моя мама. Невозможно описать то чувство безграничного и всеобъемлющего счастья, которое охватило меня в миг, когда наши взгляды встретились, и она раскрыла мне объятия. Я смеялся и плакал, тянул к ней ручки, гладил волосы и целовал, в то время как она кружила меня, прижимая к груди. И это отнюдь не было холодное и безжизненное привидение, не имеющее четкой формы и яркости, она была в точности как живая, даже еще лучше. Мы снова начали играть вместе, я каждый день приходил туда, часто сбегая от нянь, учителей и воспитателей, знавших лабиринт намного хуже меня. Теперь я знал: возле мраморного памятника меня всегда ждет мама - нужно было только прикоснуться к нему и позвать ее, попросить прийти. Так продолжалось довольно долго, однако один мой наставник, учивший в те годы меня писать, читать и считать, в конце концов решил провести со мной серьезную беседу, в ходе которой сказал совершенно металлическим и беспощадным голосом:
  "Принц Альберт, да будет вам известно, что ваша почтенная матушка умерла больше полугода назад. Вы это понимаете?"
 Боже, как мне хотелось тогда рассмеяться ему в лицо и заявить, что я каждый день с ней разговариваю на нашем любимом месте в саду, но, увидев холодные глаза учителя, передумал и промолчал, лишь покорно кивнув головой. Мы с матерью редко говорили на тему, почему она теперь не может быть со мной всегда и появляется лишь в одном определенном месте: обычно она отвечала, что так нужно и, несмотря ни на что, она все равно никогда меня не бросит. В любом случае, уже тогда понятие "смерть" не значило для меня ничего ужасного, поскольку я для себя уже понял, что на самом деле как таковой смерти нет, есть лишь переход в нечто иное... Так иногда мне говорила и мать, что теперь она живет в другом королевстве, еще более красивом, нежели Арген, но в нем так одиноко без меня, и она так там тосковала...

 Запнувшись, Альберт вновь стиснул зубы, медленно проведя длинными ногтями по подлокотнику кресла, оставив там неглубокие следы. Похоже, этот не слишком приятный звук помог ему справить с приливом сентиментальных воспоминаний, поскольку продолжил он рассказ более твердо:
 - Как бы там ни было, я точно знал: мать никогда не оставит меня, и никто уже не смог бы убедить меня в обратном. Мне было все равно, что обо мне думают в замке, когда я все свободное от учебы и надлежащих принцу обязанностей время проводил возле кенотафа, не стесняясь при этом вслух разговаривать и жестикулировать. Мама предупредила, что никто больше не сможет ее увидеть, поэтому я знал, что меня не поймут, и не пытался больше никому рассказать о наших встречах с ней. Да, можно решить, что я окончательно замкнулся и полностью ушел в свой внутренний мир, но это не так. Я очень прилежно учился, обожал читать книги, особенно исторические и  приключенческие, а в отрочестве и юности чрезвычайно увлекся сентиментальными идеями. Для меня идеалом стала жизнь на природе, в романтической сельской идиллии, где не властны ни законы, ни порядки, ни вообще разум, а есть место лишь чувствам и любви. Помимо общения с матерью я часто мог просто лежать на траве возле кустов роз и гортензий, глядя в небо, особенно во время сумерек, когда там начинали зажигаться звезды, и всходила луна. Я любил смотреть на ее отражение в воде, осторожно к нему прикасаясь, чтобы по поверхности пошли ровные круги. Именно таким я был вплоть до самых последних дней моей безмятежной жизни принца, до тех пор, пока не пришло время готовить мою коронацию и подыскивать мне подходящую супругу...

 Выждав небольшую паузу, Серена вновь пристально, но с сочувствием посмотрела на Альберта:
 - Я тоже немного знаю о ней из рассказов вашего двоюродного дяди. И... конечно, я не могу назвать ее поведение достойным, однако... Мне кажется, вы обошлись с ней особенно жестоко, причинив такую боль и сделав калекой на всю жизнь. Могу я узнать, почему так случилось?
 Прежде немного смягчившиеся, черты лица мужчины вновь заострились, словно у мертвеца, а глаза сощурились настолько, что стали походить на узкие щели.
 - Жестоко? Это я поступил с ней жестоко по-вашему? О, не говорите так, я не сделал с ней и половины того, что она со мной! Я дал ей лишь то, что она заслуживала в самой меньшей мере. Разумеется, Катберт рассказал вам лишь то, что видел сам со стороны, он тоже много не знает и не знал никогда. Хотя сам нас и свел почти одиннадцать лет назад, хотя сводничество всегда являлось исключительно женским делом...
 Проведя рукой по краю своих волос, Альберт продолжил:
 - Когда мы только познакомились, мне не было еще шестнадцати лет, а ей скоро должно было исполниться семнадцать. Как вы понимаете, Деметра была очень хороша собой, достаточно умна и образованна, а главное, являлась принцессой и единственной дочерью весьма богатого и влиятельного правителя из дальних земель, что делало наш союз особенно ценным. Но сам я в те годы и не думал о каких-либо политических расчетах: я самозабвенно влюбился в эту девушку. Да, я действительно тогда любил ее, превознося, как самую прекрасную розу, называя "тихим кротким ангелом" и "голубой феей" из-за любви Деметры к этому цвету. Если раньше я все время почти проводил в общении с матерью, то теперь по вечерам я делился в беседке сада со своей невестой различными сентиментальными суждениями, рассказывал о своих планах после вступления на престол, даже сочинял для нее стихи, пускай и небрежные по форме. Более того, я почти позабыл о наших свиданиях с мамой, вплоть до самого дня, когда отправился на охоту в Темный лес...