Жизнь удалась

    Её  уже осенило, что жизнь удалась.  Хотя она в ту пору ещё   не догадалась, что зовут её Моня. Не знала, что, подаренная малышу по случаю Дня Рождения, она у именинника вызвала бурю восторга, которую не смогли  унять ни синий матросский  костюмчик, подаренный имениннику  мамой, ни даже трёхколёсный велик, по этому случаю приобретённый дедушкой с бабушкой, ни объедение,  высокий торт Наполеон – бабушкино приложение к велику. Только папа довольно потирал руки: Моня  была его идеей.  Маленькая  пухленькая,  с тремя изюминками глаз и носа  двухмесячная такса сразу смекнула, что Мишка – лучшая в её жизни игрушка. Миша, не обращая внимания на протесты мамы и бабушки,  сам садился рядом с таксёнышем , чтобы подставить под  проворный язычок обе щёчки, угостить чем-то вкусненьким и ввести «подарок»  в курс  своих дел. На паркете им обоим было комфортно. Они могли играть в мячик. Мишка на подаче, а Моня вроде вратаря. Метнувшись за мячиком, она вызволяла его, как трофей из всех укромных уголков квартиры. Из Мишкиных восклицания «О!» и призывного «На» как-то сама собой сложилась кличка «Моня». Почему Моня? Наверное, потому, что с мамы начинается всё лучшее в твоей жизни, вот и первая буква  сама напросилась в кличку – «М».  Монин хвостик пропеллером  любую заводную игрушку оставил бы  вне конкуренции. Даже первая лужица вызвала у домочадцев скорее умиление, нежели недовольство. Моня оказалась смышлёной.  В доме всё должно напоминать о семье, радости, пиршестве.  А улица – совсем другое дело.  Улица! Сколько новых запахов. Запахи теснили друг друга, мчались наперегонки, манили попробовать их на вкус и вызывали непреодолимое  желание их облаять, чтобы они поняли, с кем имеют дело. Главное, что рядом всегда была защита, в виде Мишкиных родителей и закадычного друга Миши.  Правда, за ботинок, попробованный на зубок, с Моней провели воспитательную беседу, больно дёрнув за ухо.  Но жизнь удалась. После этого эпизода был Мишка, догонялки, запрыгивание на косолапых лапках на диван  и штурмом взятые шершавым язычком обе Мишкины щёчки. Что ни говори: «Жизнь удалась».
Суматоха  прокралась в  дом незаметно, постепенно оттесняя на задний план  игры и взаимные объяснения в любви. Миша – взрослый мальчик, он скоро должен пойти в школу, и негоже первокласснику проводить столько времени с собакой, тем более, что после каждого такого времяпрепровождения надо мыть руки. «Миша,  ты уже прибрался в своей комнате?» - доносился строгий голос Мишиной мамы. «Миша, оставь собаку, другие дети в твоём возрасте уже по слогам читают!» - вставляла своё веское слово бабушка. Только отец всё чаще задерживался на работе, пока совсем не пропал там.  Появляясь на выходных, какой-то потерянный, он старался увести Мишу из дома. А такса…  Да зачем она нужна? Ещё за ней следить, чтобы не запропастилась куда, или клумбу с цветами не помяла. «Проблем с ней не оберёшься…» Но Мишку можно было дождаться на коврике у дивана, насладившись оставленной резиновой косточкой и воспоминаниями и предвкушениями. Что ни говори, но жизнь удалась.
Чемоданы, это когда матерчатые ящики на колёсах  и без  повсюду преграждают путь к радости. Бабушка вслед за дедушкой уехали в другой город к себе домой.  Папа Миши наскоро сложил большую кожаную сумку и скрылся за дверью.  Игры, запахи травы, мяча, смеха будто выдавливал голос мамы, влажный от слёз и натянутый из-за напряжения … Моня чувствовала себя виноватой, а свой визг и перебежки из комнату в комнату вслед за Мишей неуместными.  «Моня, ты уже большая собака. Должна понимать. Мне не до тебя сейчас, » - объяснил ей Миша.  Да ещё этот невесть откуда взявшийся у Миши, как напоминание о папе смартфон, всеми силами старался отнять у Мони друга. Там всё время что-то мелькало, пестрело всеми красками и издавало ритмичную музыку – металлическую, неживую, а голоса время от времени раздававшиеся из него не имели запахов, были летучими и беспристрастными. То ли дело Моня. Она ухитрялась подставить под Мишину ладошку свою гладкую шёрстку и попробовать на вкус его щёчку, почему-то всё чаще солоноватую… Время шло. Но Моня была твёрдо убеждена: жизнь удалась.
«Моня приедет к тебе позже, ты же уже взрослый мальчик, - мамин твёрдый голос не допускал возражений. – Ну что ты ноешь. У бабушки аллергия, а здесь за ней присмотрят пока…» Мамины чемоданы были давно собраны. Что поделаешь, надо кормить семью, ехать на заработки за кордон.  А тут ещё Моня, растерянная, тычется своим мокрым носом то в её ладошку, то в Мишкину, точно спрашивая: «А я-то в чём виновата? Вы скажите - и я обязательно исправлюсь». Они долго сидели с Мишкой на паркете, вдвоём, тесно прижавшись  друг к другу.  Его солоноватая щёчка подсказала:  Мишка – не игрушка, но он есть у Мони, а, значит, жизнь удалась.
А потом  в опустевшую квартиру пришла  соседка. Она досконально осмотрела  все углы и, скользнув по Моне беглым взглядом, решила, что собаке место на улице. И что с того, что такса. В сёлах все собаки делом заняты: дом и хозяйство стерегут. А если в городе нечем заняться, то пусть  хоть дома своим воем и лаем не досаждает. У кого сейчас жизнь сладкая? Всем чего-то не хватает. Нет, Моня не перечила ей. Поначалу, под вечер она возвращалась в опустевшую квартиру, скулила под дверью, и ей открывали. Иногда даже наливали в её мисочку супа или вываливали остаток каши.  Нет, быть обузой Моня не желала. Да и кто она такая, чтобы кто-то отрывался от  вечернего сериала или готовки ужина и бежал к двери в соседнюю квартиру, чтобы впустить «незапылившуюся» Моню. Но ведь жизнь одна, не зависимо о того: удалась она или …
Удалась. Конечно же удалась. Мониным новым домом стала ниша  между асфальтом и балконом первого этажа. Кто-то заметил её, прикорнувшую на тряпье, и вынес тарелку с говяжьими косточками и в консервную баночку налил свежей воды.  Где бы Моня не скиталась, она возвращалась сюда, потому что  здесь о ней помнили. Детвора приносила ей лакомые мясные кусочки и сердобольные бабушки делились с ней припасёнными  косточками. Все знали, что она –Моня, не кто-нибудь, а своя, местная.  Только ночью ничего не могла поделать Моня с эти жалобным, словно рвущимся из тесной грудной клетки, в котором трепещет измученное сердечко, воем… Моня вспоминала Мишу , дом и две солёные щёчки. Моня вспоминала запахи наперегонки и среди них неистребимый – Мишиных ладошек. Моня вспоминала голос : «На, на, на…»
А что на, коли взять нечего. Вокруг  дома, люди, свои заботы – и она, маленькая косолапая и вислоухая такса в большом каменном городе. А время шло. И Моня убеждала себя, что жизнь удалась. А иначе, зачем жить?
Конечно, чтобы встретить Шарика. Он так радостно вилял ей и облизывал, точно все придуманные радости жизни дворняжки хотел подарить ей. А ему, дворовому псу Шарику, радостей хватит. Он привычный., он с улицей с рождения на ты, толи дело Моня. И когда Моня почувствовала в себе шесть несмышлённых, пихающих её в пузо изнутри, жизней, Моня поняла, что не ошиблась: Жизнь удалась.
Февраль не даром в старославянском звался «Лютый» Моня родила щенят прямо на снег, первый щенок  так и не выжил. Но пятеро карапузов дождались помощи в виде новой тёплой коробки с тёплой ветошью. Пятеро , увидевшие свет в лютом феврале, тёплые мамины соски с молоком знали наощупь и доброту людей, зачастивших к Моне с выводком с гостинцами не понаслышке.
«Ой, какие они хорошенькие, слааааденькие! Дай-ка и мне подержать.! Я их первая увидела, они – мои!» - наперебой раздавались детские голоса. И только ночь вырывала из груди Мони жалобный вой, цепляясь за воздух, он карабкался до верхних этажей  пятиэтажки. Жильцы не выдерживали «Да уймёте вы когда-нибудь эту собаку с её отродьем? Житья никакого не стало» - пронзали ночную тишь разъярённые возгласы. Моня только поджимала хвост и сжималась в комок, точно отгораживая от мира  и зажимая в тёплое колечко спрятавшихся под маминым животом пятерых несмышлёнышей, которые и о жизни ещё никакого представления не имели.
И всё бы ничего, если бы не непослушный Монин вой по ночам. В один майский день, когда Моня со своими непоседливыми  щенками лежала в коробке, а  вислоухие крохи  норовили  из коробки выкарабкаться и раскатиться шариками по зелёной лужайке  кто куда , Моню посетила шумная процессия. Главным в этом шествии был высокий грузный мужчина с портфелем , за ним шли женщины с мётлами в оранжевых безрукавках.  Что могла  знать Моня о сигналах, о том, что миру она со своими детёнышами – как кость в горле, что  на её хрупкую собачью  жизнь с её радостями, привязанностями и неизбывной  тоской по ночам  уже замахнулись. «Убрать, немедленно», - будто отрезал, постановил крупный мужчина.
Больно, когда все внутренности прожигает смертельный огонь. Адское пламя испепеляет жизнь, от принесённой котлетки иглами вонзилась в каждый суставчик смерть. Смерть хлынула горлом вместе с визгом и стоном: «За что?» , пугая и подымая с постели жильцов  пятиэтажки…  Как же Мони удалось дотянуть до ночи, чтобы проститься с этой собачьей жизнью. В коробке испугано жались друг к дружке щенки.  Моня собрала последние силенки, чтобы выскочить из коробки, проковылять пару метров и рухнуть подальше от детёнышей. Им рано встречать безжалостную гостью… Она будто измывалась и передразнивала Моню: «Что , всё ещё веришь, что жизнь удалась? «
И была ночь. И было утро. Дети, пришедшие кормить Моню, поначалу не заметили её, лежащую  чуть поодаль от коробки.  Кто-то из них заметил, что щенки уже пытаются лакать молочко. «А где же их мама? « «Моня, Моня!» «На! На! На!!» Но Моня не отзывалась.  Застывшее, свернувшееся в калачик тельце, уже рассталось со своими надеждами, привязанностями, радостями, и только язык, читавший по касаниям  нежность с щёк и ладошек, беспомощно вывылился набок, точно силясь что-то сказать на прощание, поник. Моня не отвечала. Она уже не узнала, что кто-то вызвал полицию. Что вызвали полицию даром. Жестокость, увы, неистребима. Что Мишке смартфон  заслонил даже воспоминание о Моне. Моня не узнала, что приют – вольеры на голом поле - окажутся спасением от неминуемой гибели её детям.  Когда их везли в такси к их пристанищу, молодой таксист, услышав писк, одного щенка, выпросил  щеню для своей дочурки. 
Вислоухий чёрный малыш с тремя изюминками глаз и носика ткнулся в детскую ладошку, а шершавый язычок напомнил: «Жизнь удалась, ведь мы вместе. Правда?» Он стоял посреди прихожей, а смешная девочка с непослушной чёлкой окликала всё, с чем недавно  рассталась его мама: преданность и любовь. А, может, с ними расстаться нельзя,  ведь жизнь даётся порой одна на всех.