Ненецкая тундра

Г. Ф. ЧАПЛЫГИНА


СЕЙСМОРАЗВЕДКА  В  НЕНЕЦКОЙ  ТУНДРЕ


«История геофизики «похоронена».
Потому что о геофизиках мало писали
журналисты, а киношники почти не снимали кино».
В.Ф.Толкачев, журналист.

 
«Хмурым утром 28 октября 1991г. в приемную главы администрации Архангельской области принесли тревожную телеграмму:

— Вторичным штормом смыта оставшаяся часть береговой линии, подмываются жилые здания. Поселок Варандей полностью окружен водой. Имеются значительные повреждения ЛЭП, прекращено электро – и водоснабжение поселка. Отрезаны от питьевого озера. Настаиваем на срочном прибытии по решению вопроса существования поселка Варандей.  Председатель сельского Совета.-

Базовый поселок Варандейской экспедиции возник на берегу Баренцева моря в 1976г. Море ежегодно наступало на берег, и через 15 лет волны плясали уже в 20-ти метрах от жилых помещений. В шторм море превращало поселок геологов в остров, а водные потоки заливали улицы.

Вряд ли кто может представить все ужасы двух штормов, накатившихся, с промежутком в две недели, на берег, где примостился поселок. Транспортные суда, дрейфовавшие в море, из последних надежд дожидались выгрузки. Страшные волны обрушивались на берег. Снежная пурга с трудом позволяла передвигаться по обледенелым мосткам.

В первый шторм люди по-настоящему и испугаться не успели, хотя морская вода с тыла обошла поселок, разлившись вокруг на многие километры… Но в ночь на 28 октября все повторилось. Остановили электростанцию – нет электричества, связи – никакой, кругом подступают волны, холод…
Даже начальник сейсмической партии Николай Григорьевич Алексо, опытный зимовщик – ветеран, умевший каждого приободрить, оказать помощь, был в тревоге. Что уж говорить о женщинах, особенно тех, чьи мужья были на буровых. Они сидели в одежде, со свечками и ждали… Нет, не у моря погоды, с моря помощь была исключена. Ждали милости судьбы; некоторые и о Боге вспоминали.

Николай Алексо называл Варандей геологов «льдиной». На нее он высадился в 1976г. Год за годом океан крошил, размывал «льдину». Но Алексо не терял самообладания. Он окапывался. У него была собственная система укрепления берега: в три ряда зигзагом вмораживал в берег пустые бочки. С наступлением холодов льда становилось все больше, и он создавал приличный заслон. Это помогало. В любом случае, надеяться не на кого было, кроме как на себя. Ни один институт не взялся проектировать укрепление берега. А уходить сейсмики не собирались.

В обстановке суеты и паники, кажется, один Алексо и знал, что делать; у него был запас палаток, теплой одежды, аккумуляторных батарей и мудрости: «Перед штормом мы все равны и беззащитны».

Горожанину да и деревенскому жителю трудно представить чувства варандейцев: позабыты, позаброшены, никому до них нет дела. Ни позвонить – какие тут телефоны? Ни по рации сообщить. Надеялись на вертолеты, у колес которых тоже плескалась вода… И вдруг утром, не успев еще отойти от ночного потрясения, они увидели, как под рев своих турбин вертолеты, один за другим, покидали Варандей… Улетала последняя надежда, усиливая, обостряя у варандейцев паническое чувство беззащитности и безнадежности. И долго, наверное, икалось в небе вертолетчикам – их костерили на земле самыми непотребными словами…
Впрочем, они не могли быть «крайними»: в Варандее вообще никто не знал, что и как надо было делать в бедственной ситуации. Не было никакого плана спасения: куда бежать – в тундру, к вертолетам или лезть на крыши домов.

Следы шторма были повсюду. У самой кромки берега – рухнувший с обрыва балок сейсмиков; пришлось срочно искать жилье для двух семей. Далеко по тундре темнели точки – это пустые контейнеры весом по три тонны, их разнесло водой. Собрали, было, тракторами – второй шторм снова рассеял их по тундре. Удары волн разбили водовод – надежду варандейцев на чистую воду, пошли насмарку несколько лет неустанных  трудов…
Было бесполезно винить тех, кто в 1974г. выбирал место для поселка. Представительная комиссия (представители власти, геологи, гидрогеологи и пр.) облетели все побережье от Дресвянки до мыса Медынского. И лучше Варандея места не нашли, да и море было достаточно далеко от поселка. А теперь в поселке проживали 700 детей и 2000 взрослых; имелись школа и детский сад, столовая и клуб, баня и котельная, нефтебаза и аэродром… Но время и шторма сделали свое дело, и пришла беда…»

Эти строчки о Варандее и о начальнике сейсмической партии Коле Алексо я прочитала в недавно вышедшей книге В.Ф.Толкачева  «Дороги к нефти» (Архангельск, 2000г.) – об истории поисков, открытий и разведки нефтегазовых месторождений на севере Тимано-Печорской провинции.
И сразу нахлынули воспоминания…

Во-первых, о Коле Алексо. Я знала его давно. Когда в 1963г. я из ВНИГРИ перешла на работу в Западный Геофизический Трест, в нем уже были две больших сейсморазведочных экспедиции: № 8 (Кировская) и №7 (Нарьян-Марская). Первые пять лет я работала в 8-ой Экспедиции (1963-1967г.г.), и мои полевые работы проходили в прекрасных условиях средних широт: Кировская область, Марийская и Удмуртская АССР. Конечно, условия работы для всех сотрудников были наилегчайшими: базировались партии в деревнях, база экспедиции рядом, с продуктами никаких проблем. Я тогда, после 3-х летнего проживания в жарком Таджикистане просто упивалась красотой  наших русских полей и пряными ароматами наших луговых и лесных цветов.

Коля Алексо пришел в экспедицию несколько позже меня, он и по возрасту был моложе меня лет на десять. Вместе со своим другом  Марком Штейманом              ( тоже начальник партии ) они успешно трудились, а в свободное время – неплохо отдыхали.

 Я в то время работала уже в Опытно-методической партии (1968-1973г.г.) и занималась аналоговой обработкой сейсмических материалов, но бывала у обоих в полевых партиях – проводила предварительную приемку полевых материалов. Зимой, в камеральный период, мы работали в подвале одного и того же дома и общались как по служебным делам, так и во время праздничных «сабантуйчиков». Оба были молодые, веселые, остроумные. Коля к тому же тренькал на гитаре и гортанным голосом напевал кое-что из романсов. Вообще, он своим характером (имиджем) напоминал не то гусара, не то цыгана (к тому же фамилия не русская!).

Но к 1975-му году все изменилось. Я, окончив в 1974г. в Москве курсы при ВНИИГеофизике, перешла в Вычислительный Центр нашего же Треста (1974-1976г.г.), а экспедиция  №8 была почти ликвидирована, лишь небольшая ее часть осталась проводить работы в Калининградской области. Вот тогда и Коля Алексо, и его друг М. Штейман и перешли на работу в экспедицию №7, на Крайний Север.

Экспедиция №7 (она же Нарьян-Марская, она же Ленинградская) в 60-е годы начинала свою работу в виде речной сейсморазведки, естественно летом. Но вскоре этот вид работы себя исчерпал, и  экспедиция перешла на зимние полевые работы.
Нужно сразу сказать, что это невероятно трудно. Я убедилась в этом еще в Якутии, куда я уехала из ВЦ по договору с Амакинской экспедицией (1977-1979г.г.). Хотя лично мне на профиле работать не приходилось, я очень хорошо представляла себе условия работы сейсмобригады, когда их выгоняли на несколько дней в снежную пургу и холод (до –50 градусов) на профиль, где им предстояло не только выполнять работу, но и полностью обеспечивать себя дровами, водой из снега, хлебом и прочими продуктами. И рядом – никаких поселков.

В ненецкой тундре – не лучше, а то и труднее, из-за сильных ветров.
Я вплотную столкнулась с сейсморазведочными работами в этом регионе в 1979г., после работ в Якутии. Нет, я не выезжала на полевые работы. Мне, находясь в составе Центральной камеральной партии, снова пришлось заниматься обработкой материалов, на этот раз цифровой (ВЦ), полученных в поле именно на территории Тимано-Печорской провинции силами сейсмопартий 7-ой экспедиции.

Сама экспедиция базировалась вблизи г. Нарьян-Мар, а полевые партии – соответственно на своих участках работ. И Коля Алексо выбрал Варандей – наиболее удаленный район . Тем не менее, он умудрялся раньше всех других начальников партий подготовиться к новому сезону работ: запастись горючим, взрывчаткой, запчастями и т.д. По-моему, это был самый «благополучный» начальник, и «план» у него всегда выполнялся. В Варандее находилась база партии, а отдельные ее отряды работали в пределах  Хорейверской впадины и вала Сорокина.

С 1976-го по 1991 год, когда случилась описанная выше беда, то есть 15 лет, Коля Алексо жил на этой самой «льдине», в Варандее. Причем именно жил, а не просто выезжал в поле. Специфика зимних сейсмических работ в тундре заключается в том, что свободными  от поля  у начальника партии остаются  только 2-3 месяца: сентябрь-ноябрь на подготовку к полевому сезону, собственно полевые работы – с декабря по май, ну и еще всякие хозяйственные дела в конце сезона. Так что свою семью (жена и дочь) он почти не видел. Не удивительно, что у него появилась там вторая семья. Но – это все детали. Важно лишь то, что журналист очень точно назвал Алексо «опытным зимовщиком-ветераном».

И только прочитав эту книгу, я задумалась над тем, как  Коле Алексо, наверное, было нелегко привыкать к северным суровым условиям – с его, вероятно, «южной» родословной, с его «южно-славянским» имиджем и душой гусара! Может быть я что-то преувеличиваю, что-то нафантазировала о его душе и имидже, но мне так казалось. И тем более важно, что в условиях Крайнего Севера он оказался  «на высоте», и в будни, и в дни всеобщей беды. И еще мне подумалось, как сложно и ответственно быть начальником сейсмической партии в таких условиях.

Трагедия в Варандее закончилась тем, что прибывшая туда 30-го октября Комиссия по чрезвычайным происшествиям решила свернуть работы в Варандее (не только сейсмические) и объявить Варандей «зоной стихийного бедствия». Это давало возможность наилучшим образом обеспечить варандейцев новым жильем (в Архангельске, Новодвинске и других городах), у многих из них вообще не было ни квартир, ни домов, кроме Варандея. Объемы бурения в Варандейской экспедиции сократились до нуля к 1994 году. 
Пришлось и Коле Алексо сменить базу, хотя сейсмические работы продолжались.

В зимних условиях, конечно, работать трудно всем: и рабочим, и оператору, и взрывникам, и буровикам, и даже интерпретаторам. В первые годы зимних работ  девочки-интерпретаторы всю долгую и суровую северную зиму тоже жили в балках вместе с сейсмическим отрядом, так как надо было ежедневно делать анализ качества полученного материала. В мою бытность (1979-1985г.г.) кассеты с магнитными записями уже доставлялись на базу экспедиции под Нарьян-Маром, а затем в Ленинград в Центральную камеральную партию, где и происходила окончательная оценка материала.

Цифровая обработка сейсмических материалов осуществлялась не только в ВЦ Западного Геофизического Треста. Ввиду большого объема работ (количество партий доходило до 7-ми), приходилось заключать договора и пользоваться услугами Наро-Фоминского ВЦ (Москва, ВНИИГеофизика) и Днепропетровского ВЦ (Украина). В первые годы такие работы приходились на мою долю. Нагрузившись кассетами (порой это была целая тележка), я отвозила их в соответствующий ВЦ и проводила там 1-2 месяца, контролируя обработку. Впоследствии в экспедиции появилось несколько интерпретаторов-неленинградцев, которые жили на базе экспедиции и сами ездили в Наро-Фоминск и Днепропетровск.

Скажу несколько слов о работах экспедиции №7 в целом. Территория Тимано-Печорской провинции изучалась геофизическими, в том числе сейсморазведочными, исследованиями многими организациями. С юга шли сейсморазведчики Ухты и Воркуты, постепенно удаляясь от своих баз и обжитых районов. Но самые отдаленные и труднодоступные районы достались экспедиции №7 (Западный Геофизический Трест). Она проводила работы в северных частях Шапкинско-Юрьяхинского вала, Колвинского мегавала, Хорейверской впадины, в пределах вала Сорокина и к востоку от него.
 
Центральная камеральная партия, находящаяся в Ленинграде, осуществляла всю обработку полевых материалов, интерпретацию, построение структурных карт и сдачу структур. Всего за истекший период  подготовлено и сдано в Архангельское Геологическое Управление под разведочное бурение значительно более 50-ти структур и ловушек, с указанием точки заложения первоочередной разведочной скважины.
Кроме того, в этой партии, группой под руководством нашей однокурсницы Людмилы Писаревой, ежегодно составлялись (наращивались) сводные структурные карты по основным отражающим горизонтам.

Выделяемые на разрезах горизонты имеют следующую стратиграфическую привязку: нижняя пермь, визей и турней нижнего карбона, фамен и фран верхнего девона. Позже был выделен и стал прослеживаться сирачойский горизонт, характеризующий поверхность кровли рифогенных образований верхнего девона.
Совместно с геофизиками и геологами «Печорагеофизика» было выделено огромное рифовое поле северо-восточного простирания в пределах Хорейверской впадины (от Колвинского мегавала до вала Сорокина). Еще глубже выделен горизонт в подошве доманика, ставший в последние годы наиболее перспективным, так как известняково-кремнистые битуминозные осадки доманика, по мнению геологов,   являются нефтегенерирующей толщей.

В пределах Колвинского мегавала самый глубокий отражающий горизонт связан с силурийскими отложениями (ориентировочная глубина порядка 6 км), в Хорейверской впадине – с ордовикскими отложениями (ориентировочная глубина порядка 4 км). Отражающие горизонты глубже доманика претерпевают разрывы в корреляции, связанные с наличием в этих толщах сбросов.
В экспедиции отрабатывались региональные профили и составлялись аналогичные из ряда отдельных сейсмических профилей, которые позволяли получать наглядные представления о соотношении различных структурных планов в сложных тектонических условиях Тимано-Печорского региона.

Таким образом, заслуги сейсморазведчиков экспедиции №7 в деле освоения и разведки этой территории – немалые.

В целом сейсморазведка, как поисковый метод, оказала огромную помощь геологам-буровикам, которые шли по ее следам и задавали скважины по уже намеченным точкам. Недаром начальник Варандейской буровой экспедиции Р.В.Требс, работавший до этого в Западной Сибири, в свое время сказал:
«Что меня больше всего в Сибири мучило? Нехватка подготовленных к бурению структур. Что меня больше всего в Варандее радует? Структуры!… Готовых структур столько, что на весь мой век хватит. Спасибо геофизикам – они поработали, поработаем теперь и мы!».

Но лавры первооткрывателей, как всегда, достались буровикам, так как нефтяной пласт вскрывают именно они. Но не стоит забывать и о тех, кто выявил и оконтурил структуру и рекомендовал точку заложения первой скважины!
Я думаю так.

P.S.
В настоящее время за право доразведки и эксплуатации нефтяных месторождений  на территории Тимано-Печорской провинции, в прошлом находившейся в роли незаметной «Золушки», «дерутся» несколько отечественных фирм, а также французы, американцы и прочие зарубежные предприниматели.