Ворошиловский полковник

       Пару раз в месяц наша рота выезжала на полковое стрельбище. Это было, наверное, самое желанное после посещения столовой мероприятие. За каждым бойцом на время службы был закреплён свой автомат, из которого и выполнялась стрельба. Автоматы наши по всей видимости были гораздо старше нас самих и даже визуально было видно, что стволы многих из них были сильно искривлены.
       Причину этого нам поведали сразу же в роте – на вышке в карауле запрещалось сидеть, да и сидеть было не на чем. Но в обход запретов можно было устроить себе лавочку, приклад автомата упирался в электрическую печку, закреплённую на стене, а ствол укладывался на ручку прожектора. Ну и под весом бойца ствол медленно, но верно значительно искривлялся.
       Командир роты, обеспокоенный низкими показателями на стрельбище, перед намечающейся проверкой поручает нескольким дедам произвести пристрелку оружия. Они стреляют весь день и к вечеру, немного очумевшие и оглохшие, возвращают автоматы в оружейную комнату.
       Я подхожу к ним в курилке и интересуюсь, какие успехи? Они разочарованно машут рукой – из семидесяти проверенных автоматов только пять стреляют отлично, а вот остальными только из-за угла стрелять. Номера хороших стволов они записали, я с их разрешения быстренько переписываю их себе.
       Из пяти автоматов только один находится у парня из нашего призыва. Пытаться договориться со старослужащими бесполезно, и я сразу же отметаю эту мысль. Владелец хорошего автомата Юра ввиду лёгкой заторможенности не ходит ни в караул, ни на КПП, только летает по нарядам.
       Я подхожу к счастливому обладателю ровного ствола и предлагаю ему бартер – он даёт мне свой автомат на время стрельбы, а я ему взамен вручаю пачку сигарет. Юра соглашается с радостью, до него не дошло, что копоти в его автомате прибавится ровно вдвое и чистить автомат после стрельбы придётся в два раза дольше.
        Наступает день общевойсковой проверки нашей меткости. Морозным зимним утром рота выезжает на стрельбище после инструктажа. В магазине, который нам выдают перед стрельбой, десять патронов. Стреляем очередями. Одиночный выстрел расценивается как грубейшая ошибка и стрелок не сдаёт норматив. В очереди, вылетающей из автомата, должно быть только две пули. Три – это край, потому что нужно положить три мишени, одна большая в полный рост и две укороченные. Стараемся нажимать на спусковой крючок нежно, как на крыло бабочки.
        Если у тебя получается положить свои три цели и остаются нерасстрелянными патроны, ты просто обязан оказать помощь товарищу, лежащему рядом и стреляешь по его мишеням. Это не только разрешается, но и приветствуется. Боевая комсомольская взаимовыручка советских солдат в действии! И нас всегда раскладывают по парам именно так – снайпер рядом с мазилой.
        Проверяющих три человека с крупными звёздами на широких плечах. Они сурово хмурят брови, у старшего из них, могучего полковника в высокой, стального цвета папахе, на шее висит солидный армейский бинокль, в который он и будет пристально наблюдать за нашими ротными Ворошиловскими стрелками.
       Я подмигиваю Юре, и мы быстро и незаметно меняемся автоматами. Я обычно стреляю неплохо, и меня ставят на огневой рубеж в самом начале стрельб. Так и есть, командир взвода приглашает меня и парня моего призыва, не отличающегося особой меткостью.
       Получаем по рожку с патронами, снимаем автоматы, аккуратно падаем на огневой рубеж, присоединяем выданный магазин, снимаем оружие с предохранителя, со щелчком передёргиваем затвор и громко дурашливо кричим:
       - Рядовой Пупкин к стрельбе готов!
       - Огонь!!!
       Мой сосед справа начинает сразу же с грохотом лупить короткими очередями. Я не спешу, задерживаю дыхание, аккуратно и нежно кладу три свои мишени, затем немного смещаю ствол автомата вправо, вижу две маленькие мишени моего менее удачного соседа по стрельбе и аккуратно укладываю их. Мы синхронно радостно орём:
      - Стрельбу закончил!
      - Оружие к осмотру!
        Командир роты, осматривая мой автомат, довольно улыбается, ласково пинает меня сапогом по коленке и говорит:
       - Молоток!
       Я очень доволен, без сомнения немногим из роты сегодня удастся повторить моё достижение, десятью патронами положить пять мишеней большая удача. Нахожу взглядом Юрика, мы перемигиваемся и всё так же незаметно меняемся автоматами.
        Меня от души поздравляют и бьют по плечу обычно скупые на похвалу деды, которые повидали многое. Я закуриваю, отхожу в сторону и начинаю беззаботно трепаться с отстрелявшимися друзьями.
       В целом рота показывает неплохой результат. Проверяющие, до этого внимательно следившие за правильностью наших действий и стрельбой, расслабились и просят капитана немного пострелять. Капитан предлагает пистолеты, но полковник требует автомат и просит привести к нему молодого рядового, который сегодня первым отличился, меня, то есть.
       Раздаётся зычный крик командира, он орёт мою фамилию. Я мгновенно понимаю, в чём дело и шарю взглядом в поисках Юрика, чтобы поменяться автоматами. Юра стоит далеко от меня и громко хохочет, не слыша ничего вокруг.
       Делать нечего, быстро подбегаю к капитану. Он приказывает отдать ему автомат, я подчиняюсь. Полковнику вручают моё приспособление для стрельбы из-за угла и полный рожок на тридцать патронов. Он собирается стрелять стоя, вставляет магазин, снимает с предохранителя и передёргивает затвор. Расставляет пошире ноги, заводит ремень от автомата за левый локоть, поднимает ствол вверх и зычно кричит:
       - Давай!!!
       Поднимаются все мишени на стрельбище. Раздаются звонкие выстрелы очередями. Полковник расстреливает тридцать боевых за пару минут. Мишени стоят как вкопанные. Рассеивается дым от выстрелов, стоит мёртвая напряжённая до предела тишина, слышно только яростное шипение на снегу раскалённых гильз.
      Полковник, весь побагровевший от внезапного позора, нависает над командиром роты и орёт:
        - Что это было!!! Я только что своими глазами видел, как он из этого автомата десятью патронами положил пять мишеней, а я из целого магазина и в одну попасть не могу! Как это понять, капитан?
       Ротный понимает, что ситуация стремительно накаляется и предлагает полкану другой автомат. Полковник недовольно отмахивается от него и даёт команду завершить стрельбы. Капитан, рыча восьмиэтажный мат и сжигая меня яростным взглядом, возвращает автомат, и мы направляемся к автобусу.
       На обратном пути со стрельбища в автобусе деды, громко хохоча и беззлобно толкая меня в бок, строят прогнозы, попаду я в дисбат на первом году службы или на втором и какую именно кость первой сломает мне наш капитан в казарме, высказывая благодарность за моё отличие в стрельбе.
       От капитана вечером при разборе полётов в роте я не стал скрывать правду, чистосердечно рассказал о замене оружия, чем немного смягчил его ярость. Ведь я руководствовался благими намерениями, старался помочь роте улучшить показатели в стрельбе, но всё равно пришлось выслушать от него в свой адрес много интересного на армейском матерном.