Возвращение домой

     «О, это час открытия на Улице Очарования,
Так что давай прекратим разговор и немного прогуляемся,
Потому что я чувствую, все угасает и теряет краски.
Я умоляю тебя пойти со мной,
Оторваться в последний раз». 
               
                The Cure



                А



            Вообще-то, в этой тетрадке,  я собирался конспектировать свои математические упражнения, но обрывочные фразы, странные сравнения и примитивные образы, которыми был непредсказуемо наполнен этот, уже Бортовой журнал, переросли для меня в нечто большее, чем просто ностальгирующие сожаление о возвращении домой.
          Видимо, я просто жажду наполнять свою обыденность бюджетной драмой.
          Вот так вот. 


                I



        В свои 22 я снова приехал в свой маленький городок на юге севера. Тёплый, открытый, запечатленный в тёмном золоте ностальгии родной город растаял прямо за воротами безмолвной памяти. Затерянные в буйной траве одинокие, забытые улицы, встретили меня - щуплую фигуру чужака с таким удивительно знакомым лицом, в полной растерянности.
  Свинцовое небо, влажная духота, холодный ветер. У обоих, похоже, амнезия.
  Тысячи маленьких листьев березы приклеились к сырому асфальту. По дорогам расплылись ямы и глубокие трещины. Мировой океан выбросил на берег тонны грязного песка, облака плесени. Под ногами вот-вот поползут жирные, написанные десятилетиями, корни тополей-вампиров и заберут обещанное господином Временем.
  Я чувствую себя виновным.
        На пути мне попадаются сплошь какие-то старики в изьеденных молью плащах или инвалиды с перекореженными лицами. Я перехожу главную площадь по диагонали, оглядываюсь: на дворе 97 год. У ДК, на разбухших от влаги плакатах, я вижу лица дешёвых отечественных артистов, которые когда-то приезжали сюда выступать. Город словно закатали в банку и подвергли консервации: когда я приезжал сюда несколько лет назад, все было... абсолютно так же? Невидимые доселе чёрные нити разрослись, и все, наконец, испортилось. Как и полагалось.
  Иду дальше. Такое чувство, что забыл что-то важное, что-то потерял. Меня встречает все та же реклама на потертых стенах, которая улыбалась мне в детстве, те же вывески. Но теперь, они выглядят зловеще: зазывают в сгоревшие павильоны, в заколоченные ларьки на дорогах, в магазины, которые уже давно с треском обанкротились. Лица женщин в дорогих шубах потускнели и больно пошли пузырями.
  Я замечаю старую декоративную ограду тротуаров, которая раньше была выше моей головы. Теперь она стоит покореженная у моих колен, зияющая ранами в несколько слоёв краски...
        Я захожу во все возможные магазины, во все отделы. Я вглядываюсь в лица - хочу встретить знакомого из моего прошлого. Все кажутся мне выросшими одноклассниками, забытыми подругами, брошенными друзьями. Я боюсь, что они узнают меня. Что если знакомый? Что я ему скажу? Может, хотя бы он объяснит, что произошло с моим городом? Почему он умирает. Почему я его бросил. Я отвожу глаза и поспешно выхожу из салона связи.
         Магнит, пятёрочка, МТС, связной... Старый добрый корпоративный стиль обхватывает мою влажную одежду, сковывает горло. Стандарт, стабильность, однообразие - душат меня. Было бы классно, если магниты были порталами между городами...
  Я покупаю торт «Прага», который мог бы купить в любой точке России, и направляюсь в гости к моей крестной маме...

                __________
 

        Сегодня я все бродил по своему городу и все искал следы той веранды, где так и не поцеловал Алину в далёком детстве. Всему свое время - старый сарай снесли.
  Я подошёл к своему дому, где когда-то жил, в детский садик своего двора, где проводил тёплые солнечные дни, прикоснулся к своей старой ракете из арматуры, к ржавой карусели. Я оглядываюсь на последний подъезд дома, за ограду сада, и вижу, как маленькая девочка Ульяна, снова выбегает в летний  солнечный двор. Мое сердце замирает. Я подбегаю к ней и говорю, какая она замечательная, и как я её люблю, и как я соскучился по её глазам, её улыбке. Спасибо за тот диск с компьютерной игрой на день рождения! Я прикасаюсь к её коротким русым волосам и говорю, что я не хочу куда-то уезжать, кем-то становится, не хочу выходить из этого садика. Все, чего я хочу, что бы она села на карусель и болтала  без умолку о чем-то очень важном, а я бы все крутил бы и крутил эту маленькую карусель...
        Она теперь заржавела, не крутится.
  Как мне жаль… я, как обычно, разговариваю с фотографиями двухтысячных.    
        Хотел бы я идти по этому несуществующему городу моей памяти и собирать всех своих друзей, всех знакомых. Я бы увез их всех с собой и спрятал, сберег где-нибудь, а потом, холодной и одинокой зимой, я бы выпустил их из своих стеклянных банок прямо через окно, в город, где теперь живу, как летних бабочек, стрекоз и пчел, а потом, случайно сталкивался бы с этими волшебными людьми на одиноких улицах серого города.
  Я иду дальше и за каждым углом ищу порталы в прошлое.

                __________


        Чувствую себя Иваном из старого фильма "Курьер". Вчера услышал, что какой-то пьяный дурак, ночью, проскочив все светофоры на красный, вылетел на главную площадь. Не справившись с управлением, он зацепил ограждение и машина, перевернувшись несколько раз в воздухе, врезалась в ствол дерева. Водитель выбил лобовое стекло и вылетел на дорогу.
  Такое ощущение, что это я сидел в этой машине. Ощущение, что все мои возможные варианты живут своей жизнью где-то совсем рядом, на параллельных улицах. Независимые хвосты ящерицы.


                II


        В тесном маленьком автобусе я проезжаю родные места, холмы, угоры, деревни, обширные загоны для рогатого скота, маленькие многочисленные лесопилки.  От деревенских мальчишек, ерзающих в своих протертых старых джинсах на соседнем сидении, пахнет моим детством. Да в милых краях вообще дышится по-другому – свободнее, смелее. Всюду здесь раздается аромат душистых сосен и горячей дорожной пыли, а после дождя всегда пахнет влажным песком.
        Возможно, когда-нибудь, я вернусь сюда навсегда.
        Наконец, доехал до села. Закупил в маленьких местных магазинчиках необходимые продукты, кроме замороженных –  не знал к чему я еду (остался ли у отца холодильник, например).
        До моей деревни было около 5 км – решил пройти их пешком, отдать дань детскому путешествию. Слышал, здесь проложили новую дорогу….но, конечно, до моей деревни она не доходила. И я почапал по песчанке, чему я, в общем-то, был рад: пыль, жара – все как полагается, все как я люблю.
        И вот, уже к обеду, я  стою у осевшего деревянного дома, где проводил все свои лета, постоянно чем-то занятой: то сенокос, то огород, то колодец, то картошка, то какое-то строительство...
        Отец встретил на пороге, обнял. Да, лет пять не виделись, наверное. Он полностью седой теперь, ни единого черного волоса. Приготовил мне вкусный суп из крапивы, щавеля и картошки.
         Все, дескать, нормально.
        Уселись мы за стол и так и просидели до поздней ночи, разговаривая обо всем на свете, как старые друзья, на равных.

                __________


        Я смотрю на двор из окна избы. Жадный лесной туман заволакивает заросшее поле за окнами. Трещит какая-то ночная птица, надрывается. Трава у дома стоит нескошенной: буйная, высокая, наконец захватившая заброшенный огород. Сколько ведер из ручья я натаскал для полива в бочки, что в зарослях крапивы! А крапива! Теперь меня не боится - забыла мой деревянный меч.

                __________


         Наутро, отец отправился в село по делам, а я решил фотографировать летнюю красоту на близлежащих холмах, но вдруг, увидел через окно какое-то движение у дома за ручьем.
         Это что, Оля? Я с трудом вспомнил имя той девочки в белом платье, спокойно  гуляющей все это время в цветочном поле моей памяти много лет назад. Она теперь должна быть около моего возраста.
         И я решил зайти поздороваться. Почему бы и нет?
         Земля была еще сырая, после ночного дождя, а я собирался бродить в высокой траве, потому и облачился соответственно: в резиновые сапоги и какую-то робу, которую выдал мне отец, что бы комары не сожрали. Наверное поэтому, в доме Оли меня и не узнали – приняли за какого-то рабочего, который пришел налаживать и без того исправную электросеть. Я посмотрел на себя и совсем растерялся: я же реально выгляжу как электрик! В общем, когда мне пришлось объяснить, кто я есть по-настоящему, меня смущенно пригласили на чай.
        Оля действительно выросла и превратилась в красивую девушку. Я предложил ей завтра прогуляться по местам детства.

        Уже вечером, я вспомнил про здешний густой туман и захотел запечатлеть его «выползание» с высокого холма. Решил зайти за Олей, позвать за компанию. Пришел к ее дому. Время было еще не позднее, но уже ближе ко сну, и, как это обычно бывает в наше время в деревнях, люди запирают двери на ночь. То ли в их доме не было нормального замка, то ли они просто не смогли нормально подпереть выход, но я, короче забыл про это все и, кажется, сломал их слабенький подпор двери – стучатся-то, надо внутри, а не на крыльце!
Но, так или иначе, Оля отказалась – вроде как уже поздно. В итоге, я, как дурак, стоял в ночном поле несколько часов в компашке стаи комаров, все ждал этого чертового тумана, а он, мудила, так и не вылез.

                __________


        На следующий день мы, все-таки пошли с Олей на холмы. Начался дождь и я придумал, укрыться под крышей одной знакомой бабули: быстро помог ей занести дрова в дом и дерзко напросился на чай. Ну а что – сработало, пускай она так и не поняла кто я вообще такой. Мне просто, вдруг, захотелось удивить Олю. Вот, они всё пьют чай и разговаривали о том о сём, бабушка сетует на жизнь, и Оля что-то ей даже отвечает, что-то советует, а я просто готов прямо сейчас накинуться на нее с поцелуями.
        Что это со мной? Я вообще не понимаю, что она сейчас мне говорит, что-то спрашивает? Не могу удержать странную улыбку.
        Наконец, дождь закончился. Попрощались, поблагодарили и пошли дальше, изрытой дорогой через лес, к дальним деревням. Оля что-то мне рассказывает по пути, а я ищу глазами какое-нибудь место, что бы прервать ее и захватить в объятья.
         Вскоре мы выходим на пустынный перекресток почти заброшенных деревенских дорог. На обочине стоят три престарелые ели с прибитыми к их стволам проржавевшими почтовыми ящиками. Я посчитал это место подходящим. Мы подошли к ним, и… я почувствовал себя как тогда, на веранде с Алиной, когда властное место требует действий, а ты не можешь решиться. Конечно, Оля не могла понять смысла стоять тут, под сенью засохших елей и разглядывать ящики, до которых осталось дела только самым древним старушкам. Пришлось выдвинуться дальше. Я виновато оглянулся, как ребенок, которого уводят от интересного события. «Прости почта, может, в следующий раз…».
         На тихой лесной дороге, я, все же, решился и взял Олю за руку, но она высвободилась – оказывается, у нее есть парень и она его любит.

                __________


         Застывшими в безмолвии и тишине зимними вечерами, отец сидит один в пустом доме, в деревне, где почти не осталось жилых домов. Когда он выпьет, то начинает разговаривать сам с собой или с кем-то из своего воображения. Спорит, ругается, оправдывается – прямо как с настоящими людьми. Готов поспорить, что он общается со своим прошлым, пытается что-то изменить.
По ночам, он часто будит меня ужасными, резкими, отчаяными криками на весь дом, которые раздаются, когда человек падает с великой высоты, или попадает в место из которого ему никак и никогда не выбраться. В беспокойных снах он убегает от кого-то, что-то его преследует.

         Вчера он позвал меня к себе на кухню, строго, прямо как в моем детстве. Выпивший, он сидел за столом, осунув плечи. Сказал сесть. Я присел, сразу вспомнив его добрый обычай – пичкать меня своими пьяными историями и нравоучениями, пока я сижу и изредка подаю знаки понимания и сочувствия.    Опять? На секунду мне снова шесть лет.
        Но он, почему-то, так пристально посмотрел мне в глаза и вдруг… заплакал. Говорит, что гордится мной. Я-то понимаю, что все, что я сделал, это отучился в технаре, отслужил в армии и пока еще не стал наркоманом или алкоголиком. По правде, не те жизненные достижения, которыми я бы хотел гордиться.

                ___________


        На следующий день, мы с Олей пошли вместе в село за продуктами. «Вдвоем, конечно, веселее».
        Посетили местное кафе (забегаловку для дальнобойщиков), съели по мороженному. В магазине, Оле, вдруг стало плохо – наверняка напекло голову солнцем. Пришлось усадить ее на тенистую лавочку и самому пойти по магазинам. Потом, я поймал проезжающую машину, и мы с комфортом поехали домой.

        Уже вечером того же дня, Оле стало лучше, и мы пошли в соседнюю деревню, куда, помню, я ходил раньше с бабушкой, звонить по стационарному телефону – он был только в одном доме (и я уже забыл в каком).
У заброшенной лавки мы встречаем старушку с кривым носом – она узнает маленьких ребятишек, которые держались за юбки своих деревенских бабуль. Теперь, им за двадцать, сидят вдвоем на лавке, молодые и в самом расцвете жизни, смеются над глупостями…
         На обратном пути, Оля захотела увидеть то место на реке, где купалась в детстве со своими друзьями и старшим братом, а я, конечно, не прочь искупаться. Кто знает, может завтра снова начнутся дожди?
         Мы спустились по берегу к темной воде. Река быстра и неумолима, особенно к самонадеянным молодым людям: задубила мои мышцы, сбила дыхание – еле выбрался обратно на илистый берег, цепляясь за скользкую подводную траву, чувствуя себя беспомощным жуком-кораедом, упавшим в глубокую бочку с дождевой водой.
         Мы присели на сухой корень нависшей над водой ивы, торчащий из крутого земляного берега, облюбованного гнездами-норами каких-то мелких птичек. Ласточек?
         Оля вдруг прикоснулась моих мокрых волос, легонько поправила челку кончиками пальцев, а я, покрытый гусиной кожей, все еще тяжело дыша, неуклюже и грубо положил свою холодную ладонь на ее коленку. Она быстро вскочила и отвернулась. Я почувствовал такую странную, неизвестную мне… Обиду? Несправедливость? Злобу? И начал отрывать куски коры со старого корня непослушными пальцами, ненавистно кидать их в реку.
         «И что потом? Зачем все это?».
         Да я бы сказал ей, что мне все равно, что все, чего я сейчас хочу, это обнять ее крепко-крепко и чувствовать вибрации в ее груди, пока она будет что-то говорить, но я держу язык за зубами и продолжаю остервенело кормить воду корой.
         «Тебе-то хорошо, а я буду виноватой, мне будет стыдно, больно».
Я не нахожу, что сказать. Но, почему-то, спустя мгновение, она разворачивается и снова садится на старый корень рядом, и мы начинаем говорить о разном, долго и откровенно, ничего не тая, пока длинные тени высокого берега не накрывают наши бледные, маленькие фигуры.
        «…Ну, что, пойдем?» - говорит она, когда уже становится поздно. И мы карабкаемся наверх.
        На последней развилке дорог нам так не хочется так расставаться, что мы идем дальше, гуляем - к старому бревенчатому сараю моего отца на обочине, скрытого густыми кустами. Примятая трава ведет к почтовым ящикам нашей деревни.
         «Пойдем, посмотрим, что пришло?»
         Я зачарованный, киваю головой.
         Мы заходим за сарай и проверяем все почтовые ящики, находим счета, какие-то газеты, а потом, Оля притягивает меня к себе и (о, господи, какие у нее огромные глаза!) быстро прикасается своими влажными губами моего рта.
        «Спасибо тебе».
        Я ничего не успел понять. Это поцелуй?

                __________


        Отец пьяный, решил пожарить котлеты на ужин. Я, конечно, со скепцицизмом отнесся к данной идее. Но вот, вроде уже зовет за стол. Ну ладно.    Макароны на гарнир получились еще куда ни шло, но вот котлеты… котлеты он пожарить забыл – так и положил в тарелку размороженными. Как заржали мы с ним в голос, что у меня все макароны из рта повываливались.
       Забыл, блин, пожарить.

                __________


        Я уже неделю здесь, у отца.
        Сижу в кровати и читаю местную газетенку: какую-то пространственную статью какой-то некрасивой девчонки с нелогичным, неподходящим тексту смыслом, вдруг влепившем меня прямо в сердце: «Найди своё и следуй за ним». 
        Опять мне страшно.
        Деньги, деньги, деньги… деньги?
        Многие в состоянии жить в «разрезе времени»: они делят свое существование на сегменты, которые «надо вынести», где в конце каждого – цель. Получить образование. Два года для опыта работы. Еще пять лет и повышение! Восемь лет кредита на машину. Три года до пенсии.
        Взгляд в будущее.
        Сейчас 20:58, и эти цифры ничтожны. Но я же здесь, я не работаю сейчас на заводе, я не коплю десять лет на свой дом, я не на своей свадьбе.
        Я 20:59, и я не хочу видеть будущее.
        Мгновения – это все.


                __________


Кто-то, вдруг, постучал в окно.
Улыбающаяся девушка?
Скрипы старого дома.

                __________


      Однажды в детстве, Оля зашла за мной в дом позвать гулять. Ее встретила моя бабушка и сказала нет, не надо…. Оля разворачивается и больше никогда не заходит в этот дом. А сколько же счастливых вечеров мы бы могли провести вместе.
      Как же много я упустил поворотов на этой дороге. Ничего – завтра новый день и новые пути. И с полным баком горючего я еду на новой машине: вперед - в это прекрасное лето!

                __________


      Наверное, я влюблен. Даже не знаю, с чем это сравнить, дорогой Бортовой журнал! Я словно почтальон Печкин, вдруг нашедший свой велосипед.
Дурацкий, конечно, пример…

      Я хочу написать историю, в которой все будет замечательно и поселиться в ней. Желание зачеркнуть бессмысленные абзацы и даже целые главы моей пустой жизни, желание запереть реальных героев в темнице и заставить отыгрывать мое действие. Переписать пьесу по-своему.
      Но, к сожалению, жизнь – это всегда печальная история. 

                __________


      По песчаной дороге мы пошли к самой дальней деревне. На пути Оля предложила спрятаться от палящего солнца в завалившейся деревянной автобусной остановке, занесенной пылью и забытой пассажирами: автобусы здесь уже давно перестали ходить. Мы присели на покосившуюся скамейку рядом друг с другом, очень близко, и стали говорить самую бессмысленную чушь на всем свете.
      Я посмотрел на Олю. Был жаркий, душный день (один из самых прекрасных в моей жизни), ее лицо было влажным и румяным. Она, вдруг, так внезапно пронзила меня своими ясными, прямо говорящими голубыми глазами, что я не нашел ничего другого, кроме как откликнуться: наклонив голову, я заглянул за парящий водопад ее светлых волос и нашел горячие губы, которые, спустя секунду… ожили взаимностью. Я живо обнял ее, но Оля неохотно оторвалась от моих губ, откинула голову и отвернула лицо.
     Ей стыдно?
     Но я взобрался поцелуями по ее шее и снова добрался до ее заветных губ. Нам стало тяжело дышать: мы забирали горячий воздух полной грудью и выдыхали прерывисто, словно боясь спугнуть друг друга…

      И все-таки, она снова отворачивается, а потом тоненьким, смущающимся голоском произносит: «Ну что…пошли?»

                __________


      Сколько поцелуев любимой я сорвал за свою жизнь?
      Недостаточно.


                __________


      Я сорвал ей бутон дикого чертополоха по пути. Бочкообразный, напитанный мягким солнцем и щедрой влагой фиолетовый пучок, на удивление, имел запал теплый и нежный, не смотря на свою отталкивающую внешность.
      Оля говорит, что сохранит его.


                __________


      В наш последний день прилетела гроза. А я уж и забыл, что на свете бывают дожди и непогода. Вот, на крыльце дома, пишу эти строки под куполом огромного громыхающего вихря. Надеюсь, он минует.


                __________


      Раннее утро.
      Оля, наверняка, еще не проснулась: лежит, свернувшись калачиком под тонкой белой простыней в своей постели и наблюдает за спокойными рыбами в далеком холодном пруду, кидает им липкие комочки мягкого теста.
      Она – лесная дриада. Избегает моих поцелуев, убегает от моих объятий, а потом оборачивается и смеется – ждет меня,  смешного человечка, пока я побегу за ней.

      Я чувствую злость и радость. Эта девушка такая противоречивая и неприступная: она не хочет предавать своего молодого человека. Я сломался в попытке понять ее.
      Мне удалось поцеловать ее на прощание, но не так романтично, как бывает в фильмах, а как-то по-детски.
      Я, почему-то смотрю на все как режиссер: хочу, что бы все было красиво, правильно, идеально, что бы наши поцелуи можно было снимать с любого ракурса. Но такое ощущение, что нам по 12 лет и мы понятия не имеем что вообще делать, потому я смеюсь и злюсь одновременно, а она, то стреляет в меня своими глазами, то снова отворачивает в смущении личико, и, я знаю, украдкой, она тихонько улыбается, пока я не вижу.
      Оля меня, конечно, не любит, я понял.
      Я - полный идиот, но не из тех, что разводят, а из тех, кто сам любит быть неутомимым придурком.
      Она говорит ну пока и так неуклюже идет дальше по песчаной дороге в своих синих шлёпанцах – маленькая девочка в одежде своего старшего брата, с удочкой наперевес, а я стою на месте, наслаждаюсь моментом и не могу удержать радостный смех. Она оборачивается и тоже успевает улыбнуться, а потом с криком запинается о камень. Я смеюсь пуще прежнего…
      Вот, ее фигурка пропала в зарослях придорожных кустов, их листья блестят влагой в мягком свете вечернего солнца, а я, поворачиваюсь своей дорогой и иду, срывая по пути высокие колосья травы, не спеша.
      Куда мне спешить?


                P.S


      Никогда в жизни столько не улыбался. Наверняка выгляжу как полнейший болван, но, к счастью, мне нет дела. Да я теперь готов в любую минуту засмеяться во весь голос на улицу или разразиться слезами без видимых причин!
      Жизнь – прекрасна.

      Я не знаю, зачем пишу все это, мой дорогой Бортовой журнал. Наверное, я взрослею таким образом. А может, я напоминаю самому себе, что я чувствую, что я живу. Не знаю, почему мне нравится все превращать в рассказ, почему я все предпочитаю видеть книжными главами.
      Я поглощаю глазами все прекрасное на моем пути, я дышу образами: бурный океан над головой, огненное пожарище за краем леса, ночной туман как ревнивый муж цветочной поляны, течение реки как соперник, бросающий мне вызов и все. Все. Все.

      Она постоянно задает эти вопросы: «Зачем это все?», «К чему это приведет?», «Чем все закончится?». А я просто хочу целовать ее где бы я не находился! Все это нужно, что бы жить свою жизнь и совершать поступки.
Да я бы вообще все бросил, никуда бы не ездил, ничего не видел, если бы она давала себя целовать. Мне вообще все равно куда идти, лишь бы с ней. Я бы мог хоть в дровеннике сидеть целыми днями напролет, если бы она сидела рядом.
      Я помню запах ее волос. Где бы я не находился, как только я вспоминаю ее скромный взгляд, меня пронзает неудержимая улыбка.
      Да, я люблю ее, хотя практически ничего о ней не знаю. Не знаю и сколько продлится эта моя любовь. Но разве мы в ответе за это? Да и важно ли это вообще? Что есть на свете вечного, если даже у времени было начало. Важно то, что я чувствую сейчас, когда пишу эти строки.

       Наверное, некоторым историям, все же лучше заканчиваться быстро и жестоко, обрываться на полуслове, оставляя нетронутый идеал на расстоянии вытянутой руки, таким желанным, и все таким же недостижимым.

                ____________________