Так, можем повторить?

Более 240 лет Русь страдала под игом Золотой Орды...

Об  этой трагедии русского народа писал Александр Иванович Герцен: "Татары пронеслись над Россией подобно туче саранчи, подобно урагану, сокрушавшему все, что встречалось на его пути. Они разоряли города, жгли деревни, грабили друг друга...
Монгольское иго нанесло стране ужасный удар: материальный ущерб после неоднократных опустошений привел к полному истощению народа - он согнулся под тяжким гнетом нищеты...
Именно в это злосчастное время...Россия и дала обогнать себя Европе".

Было ли в те века утро, когда русский человек встречал восход солнца без тревоги?

Ханы Золотой Орды коршунами вились над разоренной Русью, зорко следя, чтобы не зажили ее раны, не набралась бы силы какая-нибудь из ее земель. Они хитро и коварно разжигали рознь и междоусобицы князей и для этого особенно часто использовали право выдавать золотой ярлык (ханскую грамоту) на Владимирское великое княжение - ибо князь Владимирский считался старшим на Руси и получал право собирать дань в пользу Орды.

В 1281 году городецкий князь Андрей Александрович, подстрекаемый недругами своего старшего брата Дмитрия Александровича переяславского, решил отнять у него золотой ярлык на великое княжение Владимирское. Сын славного Александра Невского затеял бесславную вражду...

Обобрав свою городецкую вотчину, Андрей явился в Орду, щедро одарил хана, его жен и вельмож и, как говорится в летописи, испросил себе княжение великое. Хан задумал поддержать в этой борьбе слабого и с его помощью свалить опасно усилившегося Дмитрия Александровича, поэтому он отправил Андрея домой в сопровождении своих послов - Кавгадыя и Алчадея, а с ними значительное войско.

Дойдя до Мурома, ордынцы рассыпались по русским землям, разорили Ростово-Суздальский край и "около Твери пусто сотвориша по самый Торжок". Ордынцы угнали множество пленных мужчин, женщин и детей, опустошили города и волости, села и погосты, разграбили монастыри и церкви. Население разбегалось, кто куда, и многие погибали, замерзая в лютые морозы  в лесах...

Андрей сел на великое княжение. Дмитрий поначалу решил бежать в Прибалтику, но потом возвратился в Переяславль и стал укрепляться. Андрей прогнал брата, и тогда Дмитрий бежал к Черному морю и нашел поддержку у повелителя ногайской орды - Ногая, который помог Дмитрию занять Владимир.

В 1283 году Андрей в третий раз призвал на Русь монголов. Он снова вернулся из Орды с ярлыком на великое княжение и, конечно же, с ордынским войском. Такое предательство Андрей вызвало горячую ненависть среди народа и других князей. Против него с переяславским князем Дмитрием Александровичем объединились его младший брат - московский князь Даниил Александрович и двоюродный брат - князь Михаил Ярославич. Совместными усилиями они прогнали Андрея.

В начале 90-х годов в Орде в очередной раз произошла смена власти, и Андрей срочно отправился туда - налаживать контакты с новым ханом. Новая поездка, богатые дары, щедрая милость хана и...очередная карательная экспедиция на Русь.

Хан Тохта послал с Андреем войско под начальством своего брата Дюденя. Дюдень разрушил 14 городов и "всю землю пусту сотвориша". Уцелела лишь решительно сопротивлявшаяся Тверь да откупившийся Новгород.

Пока шла борьба между переяславскими и городецкими князьями, крепли Московское и Тверское княжества. После смерти враждовавших братьев Михаил Александрович Тверской и Юрий Данилович Московский поехали в Орду - оспаривать права на золотой ярлык. Князья новые,а тяжбы старые!

Как только претенденты появились в Орде, их сразу стали натравливать друг  на друга и сказали: "Кто из вас больше выходу  даст, тот и получит ярлык". Михаил оказался более щедрым, и он сел на великое княжение во Владимире. С этого момента на многие годы затянулась борьба Московского и Тверского княжества за главенство. В сущности, решались исторические судьбы Москвы и Твери...

До 1313 года Тверь явно выигрывала соперничество с Москвой. Но в этом же году умершего хана Тохту сменил его молодой племянник - Узбек. Михаил спешно отправился в Орду, задарил хана и получил ярлык, однако, Узбек на два года задержал Михаила при себе и тем самым как бы развязал руки соперникам тверского князя.

И действительно, новгородцы, которыми исстари управлял великий князь владимирский, свергли Михаила и пригласили к себе Юрия Даниловича. Замысел Узбека удался! Теперь Михаил вынужден был просить у него помощи против Юрия, и хан охотно ее дал.

Так, у золотоордынцев появился очередной повод для вторжения на Русь. Явившись с Михаилом, они помогли ему одержать победу над новгородцами, а сами принялись грабить и разорять земли.

Ослабив с помощью Михаила Юрия и новгородцев, Узбек нашел, что все это слишком усилило самого Михаила. Теперь он пригласил в Орду Юрия, ласково принял его и в конце концов женил на своей сестре Кончаке.

Таким образом, в 1317 году Юрий вернулся из Орды родственником самого хана и великим князем. Его сопровождало множество ордынцев  во главе с уже известным Кавгадыем. Михаил вел переговоры с Кавгадыем и наконец уступил Юрию великое княжение, а сам вернулся в Тверь и стал спешно укреплять ее.

Тем временем Кавгадый с Юрием уже успели договориться с новгородцами и начали готовить новый удар на Тверь. Однако новгородцы действовали вяло, мешкали и Кавгадый с Юрием. Воспользовавшись их нерешительностью, Михаил решил разбить их по отдельности. Первый его удар пришелся по новгородцам. Запросив мира, новгородцы обязались сохранять нейтралитет в споре Твери с Москвой.

Пять недель враг простоял около Твери. Кавгадый с лестью направлял к Михаилу послов, но мира не заключил. 22 декабря 1317 года Михаил вышел из Твери и наголову разбил воинство Юрия и Кавгадыя. В числе многих пленных оказались брат и жена Юрия Кончака. Сам Юрий укрылся в Новгороде.

Положение Кавгадыя, не сумевшего посадить на великокняжеский стол родственника хана, Юрия, становилось критическим. Но случай спас его. Неожиданно умерла еще не освобожденная из плена Кончака. И сразу вся обстановка перевернулась! До того посрамленный поражением Юрий вдруг оказался в выгодном положении. Присланный Михаилом к нему для переговоров по этому случаю посол был убит.  Все готовились, что хан жестоко будет мстить за смерть сестры.

Перепуганные ожиданием ханской мести, на сторону Юрия стали поспешно переходить князья и бояре других земель. При этом московский князь настолько расправил крылья, что почувствовал себя господином положения и грозно повелевал тому или другому из них ехать с ним в Орду.

Юрия и его многочисленную свиту сопровождал "начальник всего зла, беззаконный, треклятый" Кавгадый, как именует его летописец. Предусмотрительный Кавгадый сумел собрать у  русских князей много лжесвидетельств против Михаила.  И свита Юрия наперебой продолжала наговаривать на Михаила всякие небылицы.

В августе 1318 года Михаил собрался в Орду. Встревоженные сыновья и бояре начали отговаривать его, но он решительно отвечал: "Царь хочет не кого-либо другого, а именно меня - если я не поеду, то вотчина моя в полону будет  и множество христиан убито, придется же когда-нибудь умирать... Не лучше ли теперь положить свою душу за многие души".

Михаил понимал - теперь все против него. В обстановке, которая требовала или подвига или унижения, Михаил принял решение пожертвовать собой "за многие души" соотечественников и тем самым предотвратить нашествие врага.

Отпустив сыновей в Тверь, он "написал грамоту, разделив им отчину", а сам поскакал к хану. Путь от Владимира до устьев Дона он преодолел более чем за месяц. И в начале сентября Михаил уже раздавал подарки в ханском стане.

Узбек не спешил судить русских князей. Он дал Михаилу охрану и только через полтора месяца повелел начать суд. Главную роль в нем играл конечно же Кавгадый - он был обвинителем и судьей. Ответчик один - тверской князь Михаил Ярославич.

Его обвиняли за утайку дани Орде, гордость и непокорство хану, сопротивление послам, бои с войсками хана, убийство многих ордынцев, намерение бежать к немцам, а также - за отравление сестры хана Кончаки.

Кавгадый объявил Михаила виновным во всех этих преступлениях и достойным смерти. То же вслед за ним подтвердили и все другие. Хан утвердил приговор.

На следующий день Михаила связали, заковали руки, а на шею надели тяжелую деревянную колоду.  Безжалостный враг с удовольствием издевался над беззащитной жертвой и хотел растянуть приятные минуты, но вдруг хана отвлекла вражда с правителем Ирана, и он отправился с большим войском в Иран. И взял Михаила с собой.

Будучи в Иране, однажды Кавгадый приказал вывести русского князя на торг и в присутствии множества людей подвергнуть унизительной процедуре: наговорив "много злого" на Михаила, Кавгадый заставил поставить князя перед собой на колени и произнес такую речь:

"Гнев ханский на виновных и наказание с милостью всегда пребывает;  но этот достоин смерти; известно и достоверно слово хана и суд его праведен. Хан нашел, что князь Михаил милости недостоин и заслужил смерть своими злыми делами, и вот он теперь в тягости и нужде и скоро смерть примет; но по ханской милости и по его величеству подобает его почтити, потому что он уже при смерти".

Закончив речь, он велел расковать князя, омыть и облачить его в другую одежду. Потом принесли ему еду и питье, но он к ним не притронулся. Тогда Кавгадый приказал одеть князя по-прежнему и снова заковать.

Картину такого унижения известного и сильного русского князя наблюдали не только местные жители, пришедшие на торг, но и многие иноземцы - греки, немцы, литовцы. Разыгранная Кавгадыем сцена позора Михаила имела целью показать всему миру могущество Орды.

Прошел месяц. Хан с войском стоял около Дербента. Здесь 22 ноября 1318 года и решилась участь князя Михаила Ярославича.

В тот день враги решили покончить с ним. Но у него оставались сторонники в Орде и среди них - третья жена хана, дочь византийского императора - Боялунь. Она обещала князю в критический для него момент свою поддержку.

Михаил призвал к себе младшего сына Константина, посланного в Орду заложником после смерти Кончаки, и дал ему последнее наставление... Вскоре к Михаилу прибежал слуга и сообщил о приближении Кавгадыя, Юрия и разъяренной толпы.

Понимая, что его час пробил, Михаил велел Константину торопиться, - он все еще надеялся, что Боялунь сможет помочь ему!...

Не доехав до шатра Михаила "на расстояние полета камня", Кавгадый и Юрий спешились и стали ожидать конца задуманной ими расправы. Ворвавшись в шатер, стервятники Кавгадыя начали свое кровавое дело - зверски убили князя.

Теперь Юрий ликовал - ибо он стал единоличным обладателем ярлыка на великое княжение...

Летом 1319 года он вернулся домой, приведя за собой в качестве пленников Константина, бояр и слуг Михаила. Однако, став великим князем, он покоя не обрел. На первых порах ему удавалось собирать с нового тверского князя Дмитрия Михайловича дань Орде и заставил его отказаться от притязаний на великокняжеский стол. Но это длилось недолго. Дмитрий, прозванный за свой крутой нрав "Грозные очи", не собирался вечно терпеть над собой власть убийцы отца.

Вскоре представился случай. Юрий, получив от него 2.000 рублей дани, не сразу поехал в Орду, а решил завернуть в Новгород. Дмитрий без промедления помчался в Орду, чтобы сообщить об утайки дани, и в знак признательности, получил золотой ярлык.

Итак, хан снова изменил свою милость. Желая дальнейшего ослабления Твери, он замыслил расправиться с Дмитрием уже не с помощью Юрия, а его брата - Ивана, прозванного потом Калитой.

К своей цели хан шел окольными путями. Сначала он пригласил в Орду Ивана Даниловича и держал при себе два года. Когда в Ростове вспыхнуло народное восстание против поработителей, он послал Ивана с ордынским отрядом для подавления ростовчан. Пришедшие ордынцы, как сообщает летописец, "много людей посекли и пленили, а Ярославль почти весь сожгли", "много зла учинили" они и другим городам.

Тем временем Юрия вызвали на суд в Орду. Хотя тверичи сами хотели расправиться с ним. И по дороге устроили засаду, отбили казну, но самому Юрию все же удалось бежать. Он укрылся в Пскове, а оттуда метнулся в Новгород.

В 1324 году через северные новгородские владения ему удалось пробраться в Орду. Однако, охваченный жаждой мщения, Дмитрий, не дожидаясь ханского суда, убил Юрия.
За это целый год Узбек держал при себе Дмитрия, а затем велел казнить его. И теперь всем казалось, что золотой ярлык должен достаться Ивану, однако коварный хан решил продолжить интригу с русскими князьями и предложил ярлык брату казненного им Дмитрия - Александру Михайловичу, князю тверскому.

В 1327 году послом Орды в Тверь был назначен двоюродный брат хана и сын уже известного нам Дюденя - Шевкал (Шелкан, Чол-Хан - в былинах). Прибыл он в Тверь с войском, которое по обыкновению грабило, убивало тверичей, чинило над ними всяческие насилия. Шевкал даже прогнал князя из его терема и сам расположился в нем.

В народной песне о Шевкале Дюдентьевиче так рассказывается о его "подвигах" в Твери:

И в те поры млад Шелкан
Он судьею насел
В Тверь ту старую,
В Тверь богатую.
И немного он судьею сидел:
А вдовы-то бесчестити,
Красны девицы позорити,
Над всеми надругатися,
Над домами насмехатися.

Народ  взмолился и воззвал к Александру Михайловичу, прося помощи и защиты. Но князь был бессилен. Обстановка крайне осложнялась, и любой неосторожный шаг мог вызвать народное восстание...

Произошло это 15 августа, когда в церковный праздник один тверской дьякон шел к берегу реки напоить свою лошадь. Тут на него набросились монголы и стали отбирать лошадь. Дьякон завопил, созывая народ: "Тверяне, не выдайте!" Народ со всех сторон бросился ему на выручку. Ордынцы пустили в ход оружие, что разозлило народ еще больше. И люди перебили всех монголов. Убит был и Шевкал.

Недобрую весть принесли в Орду пастухи, пасшие коней в поле и ускользнувшие от расправы. Разъяренный хан Узбек срочно вызвал в Орду Ивана Калиту и поручил ему самым жестоким образом расправиться с тверичами.

Собрав большой карательный отряд, Иван пошел на Русь. И, как сообщает летописец, отличился перед ханом - "взяша Тверь и Кашин, а прочая грады и волости пусты сотвориша, а люди иссекоша, а иных во плен поведоша".

Новгород откупился за 2.000 рублей серебра и множеством других даров. Иные же русские земли были начисто разорены. И вскоре поднимается "звезда" Ивана Калиты. С 1328 года он назначается великим князем! Несколько раз им разоренная Тверь так ослабла, что похоронила мечту о соперничестве с Москвой...

Со времен Ивана Калиты Русь стала оживать, набирать силы, в то время, как в Золотой Орде с конце 50-х годов 14 века начались феодальные усобицы. Московские князья ловко использовали распри в стане поработителей, стремясь завладеть титулом Владимирского великого князя. И постепенно утверждалось главенство Москвы на Руси.

И в ответственный момент, в 1359 году на московском престоле оказался девятилетний мальчик - Дмитрий (внук Ивана Калиты). В тот год умер его отец - Иван Иванович Красный, а через три года юный князь потерял и мать. Однако, он оказался под опекой мудрого митрополита Алексия.

Дмитрий был не по годам серьезным. Летописец засвидетельствовал, что "он разумом же и бодростью всех старее сый", "пустошных бесед не творяше и срамных глагол (разговоров) не любяше, и злонравных человек отвращашеся..."

В первое время малолетством московского князя пытался воспользоваться суздальский князь Дмитрий Константинович. Ему даже удалось заполучить в Орде ярлык на великое княжение и сесть во Владимире, но вскоре Дмитрий Иванович вернул этот титул; "собра силу многу", пошли с войском к Суздалю и "пусто сотвори" вокруг города.

В результате Дмитрий Константинович не только отказался от великого княжения, но и признал над собой "волю" московского князя. В через четыре года (в 1366 году) выдал за него дочь свою.

"Воле" московского князя тогда же покорился ростовский князь, а галицкого и стародубского князей прогнали с их столов.

Удачное начало правления молодого князя было прервано с внешней стороны, когда активизировались иноземные враги.

В 1363 году литовский князь Ольгерд Гедиминович "повоева" русские владения, а через два года произошло разорительное нашествие Орды на Рязанскую землю.

К тому же два года подряд (1364 и 1365) Русь переживала страшные бедствия от чумы и пожаров. В 1364 году великий мор выкашивал людей, как колосья - и не успевали хоронить мертвых: "И бысть скорбь велика по всей земли, и пусте земля вся, и порасте лесом, и бысть пустыни всюду непроходимыя, а полагаху в едину могилу по семи и до десяти, и по двадцати человек... Того же лета бысть сухмень велиа по всей земле и въздух куряшеся и земля поряше..."

Как видим, страшный мор совпал с не менее истребляющей засухой. На следующий год засуха повторилась: "И зной и жары бяху велицы, лесы и болота и земля горяше, и реки презсохша... и бысть страх и ужас на всех человецех и скорбь велиа".

В такую "сухмень" запылала и Москва. Поднялась "буря с вихрем силна зело и размета огнь повсюду, и много людии поби и пожже и вся погоре и безвести бысть".

Тогда сгорел весь московский посад, Заречье и сам Кремль. Летописец назвал сей пожал великим.

В годы активизации внешних врагов Дмитрий Иванович начал укреплять свою столицу. Дмитрий со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем "замыслиша ставити Москву, город камен", и уже зимой 1366 года "камень повезоша", а летом следующего года строительство шло вовсю, и поднимались стены каменного Кремля. Так, Дмитрий "заложа град Москву камен и начаша делать безпрестанни".

Князья, не желавшие повиноваться Москве, с неудовольствием наблюдали за этим строительством. А Дмитрий Иванович только продолжал усиливать на них свое давление: "И всех князей русских привожаше под свою волю, а которыа не повиновахуся воле его, а на тех нача посегати".

Так, в 1368 году он вызвал в Москву тверского князя - Михаила Александровича и судил его за связь со своим зятем - литовским князем Ольгердом. Тогда Михаил вновь бежал в Литву и скоро привел Ольгерда на Русь. Войско союзников произвело опустошение великое, но Москва устояла. С пленными и стадами скота они вернулись в Литву.

Опасность со стороны Литвы возрастала, и в ней немалую роль сыграл тверской князь. В 1370 году ему снова пришлось бежать в Литву. Дмитрий Иванович послал на Тверь большую рать, которая пожгла и порушила его владения.

В следующем году Дмитрий Иванович сам пошел на Тверь. Борьба обострилась. Тогда тверской князь подался из Литвы в Орду, получил там ярлык на великое княжение и явился в сопровождении ордынского посла Сарыхожа.

Дмитрий Иванович "негодова о сем и розсла на все пути заставы, хотя изымати его, и много гонявше по нем и не обретоша его". Тверскому князю вновь удалось ускользнуть и укрыться в Литве.

В ноябре 1370 года Ольгерд совершил новое опустошительное нападение на Русь. Однако, узнав, что пронский князь - Владимир Андреевич и рязанский князь - Олег Иванович "ополчились" против него, Ольгерд запросил мира.

Заключив перемирие, Ольгерд уходил от Москвы, все время озираясь, опасаясь погони. Но тверской князь не желал довольствоваться миром и снова отправился в Орду за ярлыком. Как и в первый раз, получив желаемое, в сопровождении того же посла вновь объявился на Руси.

Но последующие события уже серьезно говорили о возросшем влиянии Москвы на общерусские дела.

Дмитрий Иванович срочно разослал своих бояр во все города русские, чтобы "привести людей к целованию не даватися великому князю Михаилу Александровичу Тверскому " и в землю его на великое княжение Владимирское не пускать. Сам же с братом своим Владимиром Алдександровичем "ратью спеша на Переславли". И как только Михаил Александрович попытался сесть на великокняжеский стол во Владимире, местные жители не пустили его! А на призыв посла Орды  идти Дмитрию к ярлыку на княжение Владимирское, московский князь гордо отвечал: "К ярлыку не еду, а в землю на княжение Володимерское не пущу, а тебе, послу, путь чист".

Теперь ордынцы стали нападать на Русь все чаще.

Как только в Орде происходила смена власти, немедленно следовало новое требование дани. Заинтересованные в ослаблении Москвы, ордынцы  оказали новую поддержку тверскому князю и в 1375 году выдала ему ярлык на Владимирское княжение.

Этим шагом Орда вызвала гнев всех русских князей И когда в лагерь у Волока к Дмитрию Ивановичу  пришли князья из Суздаля, Городца, Смоленска, Ярославля, Белоозера, Кашина, Стародуба, Брянска, Оболенска, Таруссы , "и инии князи со всеми силами своими",- тогда совершалось торжество единения русских земель!

Решимость сбросить ненавистное ордынское иго выразил летописец: "Вси бо вознегодоваша на великого князя Михаила Александровича тверскаго, глаголяще: "колико сей приводил ратью зятя своего, великаго князя литовьскаго Олгерда Гедимановича, и много зла христианом сътвори, а ныне сложися с Мамаем и со царем его, и со всею Ордою Мамаевою; а Мамай яростию дышет на всех нас и аще ему попустим, сложився с ними, имать победити всех нас".

Во имя "всех нас" они вышли с московским князем на Тверь. Четыре недели общерусские силы стояли под Тверью. Узнав об этом, выступили и новгородцы.

Михаил Александрович осуществлял вылазки из города, но не сдавался, ожидая условленной помощи от Литвы и Орды. Вскоре со своим войском под Тверью оказался Ольгерд, но увидев, какая бесчисленная рать пришла с князем московским, "убояшася, побегоше назад".

Теперь тверскому князю пришлось просить мира у московского. Не желая разорения города и нового кровопролития, Дмитрий Иванович "взя с ним мир на всей своей воле". Практически это означало признание всеми князьями главенства Москвы. Но Русь не могла стать единой, не освободившись от ордынского ига.

В тот же год отряды Мамая разорили Нижегородские земли, а Ольгерд - Смоленские за то, что они ходили "воевати князя Михаила тверского".

В 1377 году нижегородские войска потерпели на реке Пьяне полное поражение от царевича Арапши. После этого Арапша "изгоном" ворвался в Нижний Новгород, два дня грабил, разорял, жег, а потом подверг опустошению волости и села "и со множеством бесчисленным полоном отъидоша во свояси".

Еще раз Арапша вторгался в том же году на русские земли и снова "пограби... огнем пожже и отъиде с полоном". В следующем году Арапша захватил русских купцов, всех их перебил и  богатства себе забрал; затем он совершил разорительный набег на Рязанские земли.

Другие отряды Мамая вновь опустошили нижегородские земли. Наконец, Мамай послал рать Бегича против самого московского князя. Дмитрий Иванович, "собрав силу и поиде противу их в Рязанскую землю на реку Оку", разгромил их в 1378 году на реке Воже и преследовал, "вслед их гоняюще, биюще, секуще и наполы разсецающе, и убиша их множество, а инии в реце истопиша".

В 1379 году русская рать во главе с Владимиром Андреевичем нанесла удар по Литовским землям. События вступали в решающую фазу. Приближался памятный 1380 год...

Мамай не мог простить поражения Бегича и своих войск от воинства московского князя. Главное - он не мог смириться с утратой русской дани. Играя фактически главную роль в распадавшейся Орде, он решил восстановить власть Орды над Русью. Но теперь даже объединенных сил Орды было недостаточно. Он мобилизовал ордынские владения, собрал, привлек к себе обещаниями легкой наживы некоторые племена Северного Кавказа, купил за деньги генуэзцев из Кафы (Феодосии).

Собрав таким образом "воинства много и поиде на великого князя Дмитрия Ивановича, яко лев ревый и яко медведь пыхаа и аки демон гордяся".

При этом Мамай распорядился не пахать и не сеять, обещая своей Орде осенью русский хлеб. Он не сомневался в своей силе и победе!

План Мамая был таков: "Прииму землю Русскую и разорю церкви христианскиа, а веру их на свою веру преложу, и велю кланятися своему Бахметю; иде же церкви были, ту ропаты (мечети) поставлю, и баскакы посажаю по всем градам Русским, а князей Русских изобью".

Он мечтал не только о лаврах Батыя, но и о славе самого Александра Македонского. Хвастаясь, Мамай говорил, что ему недостойно победити своего улусника московского князя, а подобает "победить...некоего великаго и силнаго и славного царя; якоже царь Александро Македоньский победи Дария царя перскаго и Пора царя Индийскаго; такова победа моему царскому имени достоит и величество мое славится по всем землям".

И когда Олег Рязанский и ягфйло, сын умершего Ольгерда, предложили ему свою поддержку против московского князя, он гордо отверг ее: "Мне убо ваше пособие не нужно". Однако позволил им, где они успеют, "части ради величества" его, присоединиться к нему.

Олег, как бы играя на болезненном честолюбии Мамая, писал ему, что московский князь, "егда услышит има ярости твоея, отбежит в дальние места: или в Великий Новгород, или на Двину и тогда богатство Мсковськое все во твое руце будет". Олег Иванович явно усыплял бдительность Мамая.

В послании Ягайло рязанский князь проводил ту же идею. Он предлагал Ягайло, как только московский князь, услыша о приближении Мамая, побежит из своих земель, занять их. Тогда Ягайло сядет в Москве и прилегающих к Вильно землях, а он, Олег, во Владимире, Муроме и Коломне. Когда же Мамай пойдет, они выйдут к нему навстречу с большими дарами и уговорят его возвратиться в Орду, не разоряя русских земель.

Мамаю, согласно летописи, понравился план Олега, навсегда устранявшего сильного князя на Руси, и надеяться на возрождение былой власти Орды над русскими землями. Олег же и Ягайло, как думал он, будут связаны данной ему присягой.

Так, самоуверенный Мамай снарядил в Москву своих послов с требованием "выхода", то есть дани, как бывало при прежних ханах Орды.

Дмитрий Иванович, стремясь выиграть время, навязал послам Мамая длительные переговоры о размере дани. Но им так ничего не удалось добиться от него.  С тем они и вернулись к Мамаю.

Однако в Москве все же решили послать им дань, для чего в стан Мамая отправляется с двумя толмачами, знающими татарский язык, Захарий Тютчев. С ним повезли много золота и серебра. Однако Мамай, жаждавший полного повиновения Руси, не желал довольствоваться малым. Он готовил новое вторжение на русские земли...


Весть о приближении Мамая заставила Дмитрия Ивановича спешно собирать войско.  "Слышев же...похвалу Мамаеву, князь велики Дмитреи Иванович и посла грамоты по въсем градом своего княжения, ко въсем князем и бояром, и воеводам, и детям боярским и повеле въскоре братиь на Москву",- говорится в летописи.

Первым на помощь пришел тверской князь, затем брат Владимир Адреевич. Один за другим приходили в Москву на зов Дмитрия Ивановича русские князья со своими дружинами.

Они держали совет, и было решено послать в поле сильный сторожевой отряд, куда назначили "крепких оружников": Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика и других таких же воинов. Им было велено остановиться на "Быстрой или на Тихой Сосне" и зорко следить за передвижением врага, одновременно вести разведку, чтобы добыть "языка" и узнать истинные намерения Мамая.

Прежде чем выступать в поход, князь Дмитрий "поиде в церковь соборную ко пречистои Богоматери...прося помощи на поганова Мамая. И благослови его Киприан митрополит". Затем отправился "к преподобному Сергию игумену, и тот благословил его итьти на Мамая и дал ему братов чернцов на помощь: Пересвета ла Ослябя".

А Ягайло? Подойдя к Одоеву, он узнал, "яко Олег, князь рязаньский устрашися и возрепета зело, и нача и той скорбети и тужити, глаголя: всякую прелстился от друга своего Олга рязаньского! почто вверихся ему? никогдаже убо бываше Литва от Рязани учима; ныне же почто аз безумие впадах? И токо ожидати, что сотворится Мамаю  с Московьским".

Если Олег Иванович хотел предотвратить соединение Ягайло с Мамаем, то это ему удалось сделать...

Когда же русские войска были уже у Дона, Дмитрий Иванович собрал большой совет и спросил: "Что сътворим? как битву устроим противу безбожных сил татар, на сей ли стороне Дона или на ону сторону Дона перевеземся?

Долго шел совет, мнения разделились. Одни говорили: "Не ходи, занеже умножишася врази наши, нетокмо Татарове, но и Литва, и Рязанци".

Андрей и Дмитрий, литовские князья, братья Ягайло говорили иное: "Аще пребудем зде, слабо будет воинство сие Русское, аще ли на ону страну Дона перевеземся, крепко и мужественно будет: вси бо живота отчаются, с часу на час смерти ожидающе; да аще одолеем Татаром, да будет слава тебе и всем; аще ли избьени будем от них, то общею смертию вси купно умрем".

Переход за Дон отрезал всякую возможность отступления, настраивал войско на решительный и беспощадный бой. Эту же мысль выразил сам Дмитрий Иванович: "Братия, лутчи есть честна смерть злаго живота; лутчи было не ити противу безбожных сил, неже пришел и ничтоже сотворив, возвратитися вспять; преидем убо ныне в сий день за Дон вси и тамо положим главы своя".

Место, избранное Дмитрием Ивановичем для боя с Мамаем, называлось Куликовым полем. Это было холмистое пространство в 10-13 верст, расположенное между Доном и его правым притоком Непрядвой. Оно перерезалось несколькими мелкими речками, из которых важное значение в ходе боя имели Смолка, впадающая в Дон, и Нижний Дубяк - правый приток Непрядвы.

Худшего места боя для ордынцев, ударной силой которых была конница, выбрать было трудно. По холмам, оврагам и речушкам нет простора для разворота и маневра коннице; зато все эти препятствия отлично защищали фланги русских полков. Русские хорошо знали тактику врага наносить решающие удары  именно по флангам, в обход основных сил. Теперь он почти лишался этой возможности.

Перед боем  Дмитрий Иванович ездил по полкам и каждому говорил слова ободрения. Слушая его, воины укреплялись мужеством и "яко орли летающе и яко львы рыкающе на Татарскиа полкы".

Воеводы пытались отговорить Дмитрия Ивановича от участия в бою в передовых рядах: "Не подобает тебе, государю самому в полку битеся. Подобает тебе особе в полку стояти и нас разсмотрити, то перед кем нам явитися...Аще ли тебе единаго изгубим, то от кого память чаем. Аще ли тебе единаго изгубим, то которыи успех будет нам. И будем яко стада овчие, не имущи пастуха, учнем скитатися по пустыням, и пришед, волцы расхитят ны и кто может нас собрати. Тебе же, государю, подобает спасти себе и нас".

Однако мужественный князь отвечал им: "Братия моя милая, добры ваши речи и не могу отвещати противу вас; известно бо глаголете". И добавил, что не мог бы видеть свои полки "побиваемыми", и потому хочет испить общую чашу смерти вместе со всеми.

Этот ответ диктовался самой задачей боя. Предстояла победа или смерть. И князь сел на коня своего, взял в руки палицу железную и выехал вперед полка, чтоб первому вступить в бой и дать пример всем воинам...

Когда вражеские полки выстроились, из войска Мамая выехал вперед богатырь по имени Темирмураз. Он был "велик зело и широту велику имея, и мужеством великим являася; и бе всем страшен зело". Он произвел на русских сильное впечатление.

Сначала никто против него не выходил. Но вот выступил вперед русский богатырь - монах Пересвет. "Ничтоже о сем смущайтеся, аз хошу с ним видетися",- сказал Пересвет и поскакал навстречу врагу.

Богатыри на скаку вонзили друг в друга копья, и оба мертвые упали на землю. Их столкновение было столь сильным, что, по словам летописца, земля задрожала и даже кони тоже упали мертвые.

После этого поединка начался бой. Кратко, но весьма выразительно описал его летописец: "...И бысть брань крепка и сеча зла зело, и лиашеся кровь, аки вода, и падоша мертвых множество безчислено  от обоих сил, от Татарьскиа и Русскиа. И паде Татарьское тело на христианьском, а христианьское тело на Татарьском, и смесися кровь Татарскаа с христианьскою; всюду бо множество мертвых лежаху и не можаху кони ступати по мертвым; не токмо же оружием убивахуся, но сами себе бьюще и под коньскымя ногами умираху, от великиа тесноты задыхахуся, яко немощно  бе вместитися на поле Куликове..."

И страшно было видеть, как русские воины, словно сено, посеченными лежали, но другие бились, не ослабевая...

Настал решающий час. Волынец воскликнул, "гласом великим" князю Владимиру: "Час прииде, время приближается! Братия моя и друзи, дерзайте!"

Услышав боевой призыв, воины полка дружно вылетели из засады, как соколы, "ударишася на многие стада гусиныя". И великий страх и ужас овладел ордынцами. Они закричали: "Христиане упремудрили над нами!"

Видя поражение войск своих, Мамай кинулся спасаться бегством. Побежала и орда его. Русские же полки "за ними гоняюще, бьюще и секуще". Лишь с малой дружиной удалось уйти Мамаю. Остальные полегли на поле боя или были потоплены в Непрядве, которая, по словам летописца, до половины была наполнена трупами.

До реки Мечи гнались за врагом русские воины. Много богатств они отняли у ордынцев, но догнать Мамая на уставших в бою конях не смогли.

Возвращаясь с погони, каждый искал место своего полка. Владимир Андреевич, тоже участвовавший в погоне, вернувшись, стал обозревать поле боя - и ужаснулся: сколько много полегло русских храбрецов!

А где же князь Дмитрий Иванович? Владимир стал искать его и, не найдя, приказал трубить, созывать всех оставшихся: "Кто видел великого князя Дмитрия Ивановича, брата моего?"

Убитый горем, князь Владимир просил найти князя Дмитрия Ивановича среди мертвых. А двое простых воинов - Федор Зов и Федор Холопов - уклонились от поля боя направо к дубраве и там набрели на князя. Он был "бита вельми, едва точию дышаща, под новосъсеченым древом под ветми лежаще, аки мертв".

Доспехи Дмитрия были сильно избиты и измяты, но тяжелых ран на теле не оказалось. Он был сильно контужен и, когда услышал говор людей и радостную весть о победе, стал приходить в себя.

Его посадили на коня, и тогда он вышел с обращением к собравшимся. Затем, объезжая поле боя, он увидел жуткую картину кровопролития. Заняв свое место, князь велел трубить сбор. Когда все собрались, Дмитрий Иванович приказал пересчитать, сколько осталось воинов и сколько погибло.

Печальный доклад делал московский боярин Михаил Александрович. Он сообщил, что нет в живых 40 бояр московских, 30 серпуховских, 20 костромских, 30 владимирских, 50 суздальских, 40 муромских, 60 можайских, 30 звенигородских, 22 переясловских, 34 ростовских, 23 дмитровских и 30 панов литовских. А воинов простых - 150.000. Осталось только 50.000 (другие источники называют меньше число всех русских воинов, участвовавших и погибших в битве).

Выслушав отчет, князь Дмитрий Иванович обратился к князьям, боярам и простым воинам, прося у них прощения: "Братия моя милая! Подобает вам так служити, а мне вас по достоинству хвалити, а как буду на своем столе на великом княжении, и то по достоянию учну вас жаловати, ныне же  каждо своя управити, да похороним каждо ближнего своего".

Восемь дней простояли воины-победители на Куликовом поле, хороня павших братьев и собирая оружие. Тяжела, но сладостна победа. Дмитрий Иванович вполне сознавал ее великое значение для Руси, поэтому обратился к брату Владимиру такими словами: "Поидем, брате, на свою землю Залесскую, ко славнейшему граду Москве и сядем на своем княжении и на своей отчине и дедине, а чти (чести) и славы есмя себе укупили в род и род".

Ягайло, как только до него дошла весть о победе русских над Мамаем, со всею поспешностью побежал в Литву.

Мамай же хотел собрать новые силы и снова идти на Русь, но был разбит другим завоевателем - Тохтамышем, скрылся с небольшим отрядом в Кафе и там был убит из-за богатств, которые привез с собой.

А героев-победителей с великой честью и славой встречали сначала в Коломне, а потом в Москве...


После победы русских над татарами на Куликовом поле прочно закрепилось значение Московского княжества как выразителя общерусских интересов.

Разорение через два года Тохтамышем Москвы и восстановление дани Золотой Орде не убило в Донском веры в возможность близкого падения ордынского ига. Эту веру он выразил в духовной грамоте - завещание своему старшему сыну Василию: "А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выход в Орду и который сын мой возьмет дань на свой удел, то ему и есть".

Перед смертью он наказывал сыновьям и боярам жить в мире и согласии. Сыновей наставлял: "Бояр своих любите, честь им достойную воздавайте против их службы, без воли их ничего не делайте".

Боярам же говорил: "Вы знаете, каков мой обычай и нрав, родился я перед вами, при вас рос, с вами царствовал; воевал вместе с вами на многие страны, противникам был страшен, поганых низложил с Божию помощью и врагов покорил, великое княжение свое укрепил, мир и тишину дал Русской земле, отчину свою с вами сохранил, вам честь и любовь оказывал, под вами города держал и большие волости, детей ваших любил, никому зла не сделал, не отнял ничего силою, не досадил, не укорил, не ограбил, не обесчестил, но всех любил, в чести держал, веселился с вами, с вами и скорбел, и вы не назывались у меня боярами, но князьями земли моей".

Впервые после установления ига Золотой Орды наследник великокняжеского стола был определен в 1389 году не ханской грамотой, а волей Московского князя.

Другим, столь же важным нововведением Донского была передача власти им своему старшему сыну. Прямое престолонаследие в обход традиционного права старшего в роде должно было исключить местнические споры и междоусобицы, столь обычные в прежние времена.

Наконец, третьим важным политическим итогом княжения Дмитрия Донского было закрепление великокняжеского титула за московскими князьями.

Наш выдающийся историк, В.О. Ключевский, заметил по этому поводу: "Случилось так, что московский княжеский дом не разрастался в боковые ветви, младшие дяди вовремя уходили со сцены, не становясь поперек дороги старшим племянникам... Неоспоримый переход великокняжеской власти от отца к сыну, повторявшийся в продолжении  нескольких поколений, стал, по выражению летописи, "отчеством и дедовством", обычаем, освященным примерами отцов и дедов, на который общество стало смотреть как на правильный порядок, забывая о прежнем порядке преемства по старшинству".



Подпись: Нора Аткинс