Черное зеркало Глава 4

Глава 4
Комиссар Граф



В субботу, ближе к вечеру, в Гроттенбрунне появился комиссар Граф. С момента смерти Коры прошли день, ночь и еще один день.

В пятницу утром, после страшного сообщения Пауля, которому сперва никто не поверил, все отправились через лес к верхнему выгону. Только Эльзы с ними не было, она еще спала. И там они увидели лежащую Кору, спокойную и красивую, с маленьким красным пятном в светлых волосах. Солнце светило, птицы щебетали, лошади беззаботно паслись, а пес, прибежавший с ними, лизал лицо умершей.

Берт оттащил его за ошейник и сердито сказал:

 - Это никуда не годится. Хартвиг, держите его крепко.

Затем он опустился на колени, отвел назад светлые волосы и внимательно рассмотрел крошечную рану на виске.

 - Отличный выстрел, - сказал он. - Чисто сработано.

Хелла заплакала, а Гизела сказала:

 - Не прикасайся ни к чему.

Берт встал на ноги.

 - Я думаю, мы должны вызвать полицию.

 - И Йохена. Надо позвонить Йохену, - всхлипнула Хелла.

 - Да. Полицию. И Йохена, конечно. Но кто-то из нас должен остаться здесь.

Они молча посмотрели друг на друга - все еще совершенно растерянные, не в состоянии понять, что произошло.

 - Что ты имеешь в виду? Для чего кто-то должен остаться здесь? - спросила Гизела.

 - Ну вы же все читали в детективных романах, что мертвые внезапно исчезают. Кто-то звонит в полицию, а когда она приезжает, трупа… я хотел сказать, ничего уже нет.

 - Если бы кто-то хотел его спрятать, то у него было достаточно времени до прихода Пауля, - сказала Ирена.

 - Почему? Разве ты знаешь, когда это случилось?

 - Нет, конечно. А она уже…

 - Ты хочешь спросить, холодная ли она? Нет. Она лежит на самом солнце. Я не врач и не разбираюсь в таких вещах.

 - О Боже, о Боже, - Хелла громко плакала. - Я не могу это слышать.

 Она была все еще в розовом пеньюаре. По дороге она споткнулась и наступила на оборку, которая порвалась. Но Берт успел подхватить ее и удержать от падения.

 - Это могло произойти перед самым приходом Пауля, - рассуждала Ирена.

 - Тогда он бы услышал выстрел. Вы что-нибудь слышали, Хартвиг?

 - Я? Нет. Я ничего не слышал, я только искал лошадей. А потом, когда я сюда пришел, пес побежал мне навстречу. Он так странно скулил… И тогда я ее увидел.

 - И если бы кто-то хотел убрать тело, - упрямо продолжала Ирена, - он мог бы это сделать, пока Пауль отлучался, чтобы позвать нас.

 - И что бы он с ним сделал? Зарыл в лесу? Конечно, он мог бы. Но после того, как Хартвиг увидел ее, это было бы глупо. Самое лучшее было бы отвезти ее на машине куда-нибудь подальше отсюда и оставить там лежать. Но это имело бы смысл, если бы ее никто не видел. Тогда она бы просто исчезла и нам бы и в голову не пришло беспокоиться, куда она делась вместе со своими парнями. Во всяком случае, первое время.

 - То есть, логично то, что я думаю: она была убита как раз перед тем, как Пауль пришел на выгон.

 - Машина здесь не проедет, - сказал Пауль. - Тогда он должен был бы нести ее.

 - Их могло быть двое.

 - Перестаньте же играть в детективов, - сказала Гизела. - Нам наверняка зададут еще много дурацких вопросов. Сейчас ее определенно никто не унесет, после того как мы все ее видели. Но объясни, пожалуйста, когда ты говоришь: „кто-то должен остаться“, - кто же, по-твоему, останется? Я тоже считаю, что мы не можем просто уйти и оставить ее здесь.

Несколько секунд все молчали, потом Ирена сказала: - Ну хорошо, я останусь. Только не одна.

 - Нет, не одна, фрейлейн Ирена. Я останусь с тобой, - крикнула Розина, которая до этого не сказала ни слова. Она демонстративно встала рядом с Иреной и взяла ее под руку.

 - Ну конечно, кто же еще! - Пауль оттолкнул ее в сторону. - Что ты будешь делать, если начнут стрелять?

 - А ты что будешь делать? - парировала Розина.

 - Кончайте дебаты! - решительно сказал Берт. – Я иду вниз. Думаю, лучше как можно скорее сообщить в полицию. К кому, собственно, надо обратиться?

 - Наш вахмистр там, в деревне, - очень милый человек. Мы иногда пропускаем вместе по стаканчику.

 При этом замечании Берт одарил Розину уничтожающим взглядом. Было слишком очевидно, что она ни капельки не скорбела по убитой. Представив себе, что в доме начнется настоящее полицейское расследование, Берт содрогнулся от ужаса. Особенно, когда он вспомнил разговор за завтраком.

 - Тогда пусть Феликс останется с Иреной, - нервно сказал он.

 - Мне надо к Эльзе, - возразил Феликс. - Она же еще ничего не знает. Ей нельзя волноваться, она такая впечатлительная.

В результате с Иреной остался Пауль Хартвиг. Некоторое время они молча стояли, прислонившись к забору, и смотрели на лошадей. Только бы не видеть красивое лицо мертвой Коры!

 - Вообще-то, - сказал Пауль через минуту, - наверное, нужно было отнести ее вниз. Нехорошо, что мы оставили ее тут лежать.

 - Конечно, это нужно было сделать, но в том случае, если бы она была еще жива… Но ты же сам сказал - она мертва. И Берт сказал то же самое.

 - Это точно. Она была мертвехонька.

Они снова помолчали. Затем Ирена спросила:

 - Ты думаешь, здесь до сих пор бродят браконьеры?

Пауль пожал плечами.

 - Кто знает… Браконьеры всегда были. После войны здесь их было столько - просто беда. Я тоже этим занимался, ты же знаешь. Дичи осталось гораздо меньше - эти автодороги и все такое. Но наши охотничьи угодья находятся в стороне и у нас полно ружей. И лесничий приглядывает за всем. Нет, он давно ничего не рассказывал про браконьеров. Но, может, кто-то здесь и есть.

 - У Коры с собой не было ружья. И когда она пришла сюда, наверное, уже наступил день.

 - Она никогда не брала с собой ружье. Она не ходила на охоту. Ваш отец хотел научить ее стрелять, но она не захотела. Сейчас это уже не так просто, как раньше, нужно сначала сдать экзамен. У нее бы на это не хватило ума.

 - Пауль!

 - Я хотел сказать… она же городская. И тут не разрешается кому попало палить из ружья.

 - Кроме браконьеров. Им не требуется разрешения.

Но Ирена ни на одну минуту не поверила в браконьера.

Это было убийство. Но кто же убил Кору?

И ей в голову пришла страшная мысль: мы все ее не выносили. И вторая мысль: никто из нас не может быть убийцей. Ведь мы терпели ее выходки почти десять лет.

 - А эти… эти двое молодых людей. Розина сказала, они уехали?

 - Да. На ее машине.

По словам Гизелы, ночью они из-за чего-то скандалили.

 - Ты знаешь, как их зовут?

 - Ну, того, который давно здесь бывает, зовут Бласснер или что-то вроде этого. Как зовут другого, я не знаю.

Конь подошел к забору. К этому времени он наелся досыта и ему было любопытно, что за люди здесь стоят. Ирена погладила его по носу и похлопала по шее.

 - Ну что, вкусная трава?

Тут подошла и коричневая кобыла. Она тоже хотела, чтобы ее погладили.

 - Вы должны были видеть, что здесь было, - сказала Ирена. - Если бы вы умели разговаривать…

 - Тиль тоже это видел, - сказал Пауль и взглянул на пса, лежащего у его ног. - Но он тоже не умеет разговаривать. И он ни капельки не нервничает.

 - Возможно, на браконьера он бы набросился. Или нет?

 - Если даже он кого-то укусил, мы об этом не узнаем.

Солнце стояло высоко, на верхнем выгоне было тепло. Ирена закрыла глаза - она не взяла с собой солнцезащитных очков. Наконец она села на траву.

Кто же застрелил Кору? Любой из нас мог это сделать. Мы все умеем стрелять. Кроме Розины. Хелла тоже не очень хорошо стреляет, она близорукая. И Феликс всегда был плохим стрелком, к неудовольствию отца. Уже будучи взрослым парнем, он отказывался идти вместе со всеми на охоту.

Гизела и я - мы хорошо стреляем. Гизела до сих пор ездит на охоту, Йохен и Берт - тоже. Я уже давно в этом не участвовала.

Должна ли она заранее подготовить ответы на вопросы полиции?

 - Будет что-то страшное, - пробормотала она себе под нос.

Но сперва все было не так страшно. Йохен и Берт  привели с собой из деревни полицейского, который был хорошо знаком с их семьей. Он был явно смущен, держался неуверенно и не знал, что сказать.

 - Я обязан доложить об этом своему начальству, - сказал он наконец.

 - Разумеется, - ответил Йохен Баумгардт.

Через час на место преступления прибыли два криминалиста из Гельзена в сопровождении врача и фотографа. Они задали несколько вопросов, и можно было заметить, как неловко они себя чувствуют. Они знали, кем был Карл Равински, какое значение для области имеет фабрика и какое положение занимает эта семья. Их заинтересовал предполагаемый браконьер, также как и исчезнувший Порше и двое уехавших на нем молодых людей. „Мы объявим их в розыск,“ - сказали они. И, конечно, они должны будут сообщить обо всем начальству.

Затем мертвое тело наконец забрали. Так как по узкой лесной дороге невозможно было проехать на машине, большую часть пути его несли на носилках двое потных мужчин, которые тихонько ругались, потому что к этому времени стало очень жарко.

Потом они снова собрались в Замке и стали ждать продолжения. Но в течение дня больше ничего не произошло. Поздно вечером Йохен и Берт решили вместе с женами ехать домой – из-за детей, и кроме того, они не могли сидеть так всю ночь. Все устали. Хелла предложила Ирене поехать к ним ночевать.

 - А Феликс? Я же не могу оставить его и его чокнутую Эльзу здесь одних, когда поблизости бродит убийца.

 - Пусть они тоже поедут.

 - А Розина и Пауль?

- У Пауля есть ружье.

- У убийцы тоже.

-  Перестаньте морочить друг другу голову сказками о бродящих по лесу убийцах. В это никто не поверит, - сказал Йохен.

 - Они скорее подумают, что кто-то из нас ее уложил, - сказала Гизела.

 - Что за вульгарные выражения! - осудил ее Берт.

 - Странно, что больше никто не пришел, - сказала Хелла. - Обычно в таких случаях сразу приезжает инспектор полиции.

 - Это же не детектив по телевизору, - назидательно сказал Йохен. - Кроме того, мы не в городе, а посреди леса.

Какое-то время они в нерешительности топтались во дворе. Над лесом стояла луна. Сирень, растущая у стены Замка, расцвела за последние дни, и ночь была пропитана ее ароматом.

 - Мамина любимая сирень, - сказала Ирена. – Чувствуете, как пахнет?

Но Гизела была далеко не в романтическом настроении.

 - Дерьмовая ситуация, - прозвучал ее ответ. - Мы собирались завтра играть в гольф.

 - Они найдут нас и на площадке для гольфа. Поехали, - сказал Берт.

Наконец они уехали. Ирена почувствовала облегчение. Она пошла в гостиную, налила себе большой стакан виски и медленно выпила его.

Спустя некоторое время она со вздохом поднялась. Надо было посмотреть, что с Феликсом и Эльзой; она уже несколько часов их не видела. Может быть, они давно спят?

Но Феликс и Эльза не спали. Будто двое потерявшихся детей, они сидели в своей комнате на софе, прижавшись друг к другу. Лицо Эльзы было белым как снег, она сама выглядела как покойница. Когда Ирена вошла в комнату, она начала дрожать.

Феликс обнял ее одной рукой, словно защищая. Он тоже выглядел напуганным и совершенно беспомощным. Ирена почувствовала, как в ней нарастает злость. Она не выносила людей, которые сидят в бездействии, мучаясь неясными ощущениями.

„Наверное, им нужны наркотики“, - подумала она. – „Или они уже что-то приняли и поэтому находятся как будто в другой реальности.“

 - Что с ней? - резко спросила Ирена.

 - Ей страшно, - ответил Феликс. - Я не могу оставить ее одну.

 - Тебе и не надо . Вы что-нибудь ели?

Феликс только покачал головой.

 - Принести вам что-нибудь?

 - Мне кусок в горло не лезет.

 - Эльза? Хочешь чего-нибудь?

Вместо ответа Эльза тихо заскулила.

 - Тогда ложитесь спать. Уже почти час ночи. Сегодня наверняка больше ничего не случится.

 - Что ты хочешь сказать? Что должно случиться?

Ирена вздохнула.

 - Ничего не случится. Мы проследим за этим. Пауль и я. Ложитесь спать.

 - Я не смогу уснуть, - прошептала Эльза.

 - Дать тебе успокоительное? У меня есть таблетки.

 - Эльза не принимает таблетки, - отказался Феликс.

 - Ну, тогда ладно. Спокойной ночи.

Когда Ирена спускалась по лестнице, она подумала, что лучше было бы опрокинуть им обоим на голову ведро воды.

Эльза не принимает таблетки. Что за чепуха! Она не принимает таблетки, зато принимает наркотики.

Могут ли наркоманы совершить убийство?

Ирена остановилась на середине лестницы и прижала обе руки к вискам. Она была совершенно измотана и больше не в состоянии думать. Ей самой нужно принять таблетку. Или даже две. Эльза ведь совсем не умеет стрелять.

Вместе с Паулем они обошли дом. Он запер и закрыл на засов все двери, на которых были замки или засовы.

Ирена поразилась: как много в доме было дверей, ведущих куда-то, и чаще всего - прямо к угодьям. И сколько из них не запиралось.

- Признаться, мы всегда были очень легкомысленны, - сказала она.

 - Кто же мог нам что-то сделать? - спросил Пауль. Он пытался соорудить баррикады из стульев и других предметов мебели перед незапирающимися дверями.

 - Шпессарт с давних пор славился тем, что здесь водились разбойники, - сказала Ирена.

Пауль растерянно посмотрел на нее, но Розина, шедшая следом за ними, сказала: - Так пишут в книгах.

 - Ну-ну, - ответил на это Пауль. - Одно дело – разбойник, а другое – убийца.

 - Верно, - согласилась Ирена. - Во всяком случае, убийца может войти в дом, если захочет.

Пауль внимательно осмотрел свое сооружение, склонив на бок голову, и кивнул:

 - Он может войти, если захочет. Он войдет, но выйдет ли - это еще вопрос. Я возьму ружье с собой в кровать. У нас тут бывали разбойники, да, бывали. После войны сюда пару раз забредали какие-то темные личности. Ты уже не помнишь, Роза?

- Нет, я помню. Но здесь нечего было брать. И в доме было полно народу. Однажды они украли у меня кастрюлю с гороховым супом. Я это прекрасно помню. Твоя мама смеялась, фрейлейн Ирена. Она сказала: оставь их, они, наверное, голодные. Ну да, а кто тогда не был голодным? Мы тоже…

Они не чувствовали усталости, несмотря на позднее время. Ирена принесла бутылку виски и еще час просидела на кухне с Розиной и Паулем. Она даже съела немного супа, разогретого Розиной, - ведь она в этот день почти ничего не ела. Прочитать про убийство в газете или посмотреть по телевизору - совсем другое дело, чем самой стоять перед мертвым телом.


В субботу в полдень, после того как они много раз созванивались друг с другом, вся семья снова собралась в Гроттенбрунне. Пришли также Николь и Лютц, трудные дети Хеллы.

Гизела отправила свою десятилетнюю дочку к школьной подруге, чьих родителей она хорошо знала. Она не нашла в себе сил рассказать о том, что произошло. Ребенок еще ничего не знал.

 - Речь идет о семейном деле, - объяснила Гизела матери девочки - подруги Доротеи.

 - Вы не поедете играть в гольф? Жаль, такая чудесная погода. Мы возьмем Дорис с собой на площадку для гольфа; девочки могут поплавать в бассейне, а потом мы вместе пообедаем.

 - Спасибо, - растерянно сказала Гизела. (Она редко чувствовала себя растерянной.) - Большое спасибо. Это действительно неприятная история. Я бы хотела пощадить Дорис.

Знакомая из гольфклуба посмотрела на нее слегка удивленно. Потом она улыбнулась:

 - Мы все сделаем, как договорились. Если хочешь, Дорис может у нас переночевать.

 - Спасибо, я тебе очень признательна.

Когда Гизела снова села в машину, она сказала Берту: - Я выглядела идиоткой. Но у меня не хватило духу рассказать обо всем Тане. О Боже, сколько раз мы еще будем испытывать чувство неловкости! Как ты думаешь, в клубе уже что-то узнали?

 - Понятия не имею, насколько быстро распространяются слухи. Герр Лоренц, во всяком случае, в курсе событий.

Лоренц был главным бухгалтером и прокуристом фирмы, одним из старейших служащих Карла Равински.

 - Откуда же он узнал?

 - Возможно, полиция дала какую-то информацию. А Лоренц, который по пятницам никогда не заканчивает работу в полдень, конечно, вчера после обеда еще был в конторе.

 - И что он говорит?

 - Ты же его знаешь. Он изрек с постной физиономией, что нисколько не удивлен. Потому что „каждому воздается по грехам его“, ну и так далее. Он всегда считал, будто Кора отравила вашего отца. Так что у нас есть еще один человек, который не желал Коре добра.

 - Старик Лоренц! Вряд ли он знает, где у ружья спусковой крючок, а где предохранитель. Я беспокоюсь о Дорис. Я бы не хотела, чтобы до нее дошли какие-то глупые сплетни. Наверное, нужно было предупредить Таню. Или лучше было бы отправить Дорис во Франкфурт, к твоей матери.

 - Перестань себя накручивать. Дорис рано или поздно обо всем узнает. Какая разница, от кого?

 - Она такая чувствительная.

 - Ты сама это придумала. Она совершенно нормальный ребенок и очень разумна для своего возраста.

Николь и Лютц нашли всю эту историю очень интересной.

 - В общем, вы в полной заднице, - заявил Лютц. - Любой из вас мог ее убить.

 - Заткнись! – оборвала сына Хелла.

 - Но это же правда. Вы все умеете стрелять.

 - Я всегда говорила, - подлила Николь масла в огонь. - Кому нужна ваша дурацкая охота? Убивать бедных зверей - разве это не подло?

 - Может быть, ты вегетарианка? - спросил ее отец.

Вопрос был справедливым, потому что Розина, державшаяся на удивление спокойно, подала им первоклассное жаркое из кабана и они ели более или менее с аппетитом. А подростки - даже с большим аппетитом.

Николь сказала:

 - Розина - лучшая повариха, какую я знаю.

Мать наградила ее за эти слова сердитым взглядом.

Присутствие детей, бойко комментирующих ситуацию, ослабило всеобщее напряжение. Николь и Лютц высказывали самые разные предположения о предстоящем расследовании. Оба старались показать свои знания, почерпнутые из кино- и телефильмов.

 - Слушайте, - сказала Николь, - это же настоящий скандал. Полиция вас по стенке размажет. Вы уже придумали себе алиби?

 - Закрой свой глупый рот! - напустилась на нее Хелла.

 - Ну, мы же прекрасно знаем, как вы относились к Коре. Теперь, когда она умерла, все бабки принадлежат вам.

 - Нам тоже, - добавил ее брат.

 - Вам не принадлежит абсолютно ничего;  вы пока ничего не сделали, чтобы это заработать, - назидательно сказала Хелла.

 - Сейчас все не так, как было в дедушкины времена, - отпарировал сын. - Мы не должны ничего зарабатывать, мы все получим по-любому.

- Видишь? – обратилась Хелла к Ирене плачущим голосом. - Что я тебе говорила? Эти дети просто ужасны.

 - Давай еще раз всем сообщим об этом, - сказала Николь. Она сидела в кресле, поджав под себя ноги в джинсах, и пожирала глазами Ирену, которая сразу завоевала симпатию детей. Почему - Ирена сама не понимала. Возможно, потому что дети ее едва знали.

 - Правда, тетя Ирена, любой мог ее прикончить? Любой из тех, кто находился в Гроттенбрунне. Разве нет?

 - Не называй меня тетей, дуреха, - холодно ответила Ирена. - Я еще не такая старая и мы с тобой не настолько близки. Любой из нас мог ее прикончить, ну, допустим. С какой целью?

  - Ясно, с какой. Из-за денег.

 - Кора могла составить завещание, по которому все мы лишаемся наследства. Замок и так был в ее полном распоряжении. И свою долю от доходов фабрики она тоже могла кому-то завещать. Не исключено, что она и об этом говорила, так же как и о продаже Замка. Это и вправду был бы мотив, чтобы ее прикончить, как ты выражаешься.

 - Отличный мотив, - ликовала Николь. - Наверняка у нее был друг. Она могла все завещать ему, если бы захотела. Он выкинет всех вас на улицу и промотает фабрику.

 - Ну да, классный мотив, - поддакнул Лютц,  - они теперь не оставят вас в покое. Конечно, это сделал один из вас. Или все вместе.

 - Эти дети - просто чума, - простонала Хелла.

 - Ирена, я удивляюсь: зачем ты говоришь такой вздор? Тебе же известно, что написано в завещании твоего отца, - сказал Йохен.

Ирена посмотрела на него с сомнением.

 - Теперь я не уверена, что точно это знаю.

 - Твой отец был умным человеком. Этот человек отличался тем, что умел думать. Он женился на Коре, что бы мы ни говорили, и я полагаю, он ее… гм…  ну, скажем, она ему нравилась. Завещание было составлено так, чтобы оставить нас всех на бобах, потому что мы не приняли его жену. Но фабрика не должна была быть поставлена под удар. В случае смерти Коры, - а он, повидимому, допускал такую возможность; ведь он знал, что она носится на машине как сумасшедшая, - в случае ее смерти ее доля делится поровну между его детьми.

 - Тут поработала команда! - восторженно закричал Лютц. -  Вы вместе это обтяпали.

 - Кроме того, твой отец знал, что у Коры есть прямая наследница и ее надо исключить. Это ее сестра.

 - Она унаследует Гроттенбрунн?

 - Нет. Он отходит Хелле и Гизеле.

 - А мне – нет?

 - Ты же в течение многих лет сюда глаз не показывала. Мы как-никак регулярно приезжали в Гроттенбрунн, и после женитьбы твоего отца тоже. И мы пытались поладить с Корой, хотя из этого ничего не получилось.

 - Успокойся, Ирена, - сказала Гизела. - Тем не менее, мы позволим тебе здесь жить, когда ты станешь старой и седой. Ты будешь изображать немую привратницу.

 - Спасибо. Мы еще поговорим об этом. И я считаю, что очень важно, чтобы у Феликса было пристанище. Родной очаг, - уж простите мне это старомодное выражение. Кто знает, что с ним будет дальше.

  - А ты разрешишь мне иногда навещать тебя, Ирена? - поинтересовалась Николь.

  - Милости прошу. Если будешь вести себя прилично.


Затем они снова разъехались по домам, убедившись, что ничего не происходит. Никто не пришел, не было ни звонка, ни какого-либо сообщения – ничего. И именно тогда явился комиссар Граф.

Ирена вдвоем с Феликсом сидела в гостиной. Она читала, положив ноги на кресло, и наслаждалась покоем после суматошного дня.

 - Комиссар полиции Граф, - доложила Розина.

Высокий,  чрезвычайно привлекательный мужчина, корректно одетый (серый костюм и белая рубашка с галстуком), вошел в комнату и поклонился.

Ирена убрала ноги со спинки кресла и встала.

 - Я представляю комиссию по расследованию убийств во Франкфурте, - сказал привлекательный мужчина. - Это мой ассистент, Больман. Вы позволите нам войти?

 - О, пожалуйста, - сказала Ирена. - Но вы же уже вошли. Меня зовут Ирена Домек. Это мой брат, Феликс Равински.

Феликс, который лежал на софе, погрузившись в книгу, медленно поднялся. Он ничего не сказал. Розина стояла у двери и робко смотрела на комиссара большими глазами-изюминами. Некоторое время в комнате царило молчание.

Тиль, расположившийся возле Феликса, тоже встал и настороженно уставился на пришедших.

 - Какая хорошая собака, - дружелюбно сказал комиссар Граф. - Мне очень жаль, что я вас потревожил. Но вы, несомненно, знаете, почему я здесь.

 - Да, - ответила Ирена. - Об этом нетрудно догадаться. Мы постоянно спрашивали себя, как будут дальше развиваться события. Вы, вероятно, приехали, чтобы расследовать убийство Коры Равински.

 - Верно.

 - Садитесь, пожалуйста. Могу я вам что-нибудь предложить? Чай? Кофе? Виски?

Комиссар внимательно посмотрел на часы и ответил:

 - Немного виски, с удовольствием. Герр Больман?

 - Мне, пожалуйста, чаю, - мрачно сказал герр Больман.

Ирена с трудом подавила улыбку. Он выглядел классическим полицейским. Она кивнула Розине:

- Фрау Хартвиг, принесите, пожалуйста, чаю. Феликс? Что ты будешь пить?

Феликс посмотрел на нее как теленок, которого хотят заколоть.

- Все равно, - ответил он.

 - Принесите еще один чай, фрау Хартвиг.

 - Да, конечно. Сейчас, -  Розина, повидимому, была напугана таким обращением.

 - А я, - сказала Ирена, улыбнувшись комиссару, - выпью с вами виски за знакомство. Но садитесь же.

Господа сели и огляделись: комиссар - с нескрываемым интересом, его молодой помощник - явно с подозрением.

 - Как у вас тут хорошо, - сказал комиссар. - Прекрасный дом, волшебно красивая местность. И комната обставлена с большим вкусом, просто глаз радуется.

Эти слова заставили Ирену впервые внимательно осмотреться. Старый запущенный зал в Гроттенбрунне, - Кора действительно обставила его с большим вкусом, так что глаз радовался.

Должен ли был здесь появиться посторонний человек, чтобы это сказать? Ее ненависть к Коре была так сильна, что она и не замечала, насколько уютнее стало в старом Замке, после того как Кора взяла на себя его обустройство.   

 - Вы упомянули об убийстве, - сказал комиссар.

- А вы называете это по-другому? Кору, без сомнения, застрелили неслучайно. То есть, убили. Вы, наверное, уже в курсе, при каких обстоятельствах это произошло? Сегодня вы застали из всей семьи только нас двоих. Но одну вещь я могу вам сразу сказать. Мы все умеем стрелять, и ни у кого из нас нет алиби.

Комиссар Граф выглядел озадаченным. У него были светлые волосы с проседью и темные глаза. Когда он смеялся, вокруг глаз появлялись заметные морщинки.

- Должен признаться, это оригинальное начало беседы, - сказал он. - Вы избавляете меня от необходимости задавать некоторые вопросы.

- И чтобы еще больше облегчить вам задачу, - храбро сказала Ирена, - я хочу вам сообщить, что мы все ее терпеть не могли.

Комиссар Граф поднял брови и с любопытством посмотрел на эту необычную женщину. Помощник комиссара засопел. В его взгляде чувствовалась неприязнь.

 - А кто это – мы все? - вежливо спросил комиссар.

  - Семья. Моя семья, - спокойно ответила Ирена. - Но я думаю, вряд ли кто-то из нас настолько примитивен, чтобы совершить убийство.

 - Вы сказали „примитивен“?
 
 - Да, я так сказала.

 - Вы считаете, чтобы совершить убийство, надо быть примитивным?

 - Я могу выразиться иначе: „настолько глуп“, если вам так больше нравится.

 - Никто из вас не настолько глуп и примитивен. Но тем не менее, она мертва. Вы все ее терпеть не могли и ни у кого нет алиби. С чего же мы начнем?

 - Это вам решать.

Комиссар Граф отпил глоток виски и устроился в кресле поудобнее.

 - По вашему мнению, убийства совершают глупые и примитивные люди, - начал он. - Что навело вас на такую мысль?

 - Так как убийца чаще всего бывает пойман, для него это может иметь неприятные последствия. Поэтому я считаю: тот, кто способен мыслить, должен сперва рассудить, стоит ли идти на такой риск.

 - Да, если представить себе преступника, который думает, прежде чем делает. Но случаются также убийства в состоянии аффекта. В бешенстве, на почве ревности, из зависти, из ненависти, из-за несчастной любви, то есть, убийство в порыве чувств. В таких случаях обычно долго не размышляют. А бывают преднамеренные убийства, когда нужно все тщательно продумать и решить, принесет ли убийство выгоду.

Герр Больман энергично помешал ложечкой в чашке с чаем, бросил на своего шефа гневный взгляд и сказал: - Повидимому, здесь мы столкнулись именно с таким убийством.

Комиссар улыбнулся.
 
 - Мой коллега не очень любит, когда я углубляюсь в рассуждения. Привычка, несколько раздражающая других, я это признаю. Отнимает массу времени. Но все же, герр Больман, вы сразу точно определили, о чем идет речь в данном случае.

 - Преднамеренное убийство, - подвел итог герр Больман. - Пожилой мужчина женится на молодой женщине… ну, скажем, из среды, очень далекой от него.

 - Прекрасно сказано, - вставил комиссар.

 - Дети получают лишь обязательную долю наследства, а молодой жене достается все остальное, и, кроме того, она забирает себе немалую часть доходов фабрики, основной владелицей которой является. Все предельно ясно.

 - Однако, вы хорошо осведомлены, - с удивлением заметила Ирена.

 - С того момента, как вчера это дело попало ко мне на стол вместе с первыми отчетами моих коллег,  - сказал комиссар, - я не сидел сложа руки. Я разговаривал с коллегами, побывавшими на месте преступления, чтобы получить кое-какие сведения  в дополнение к рапортам, и выяснилось, что они располагают достаточной информацией как о семье Равински, так и о фабрике.

- Вот как? - сказала Ирена. Ничего лучшего ей в голову не пришло. Она посмотрела на своего брата. – Феликс, что ты об этом думаешь?

Не дожидаясь его ответа, она спросила: - Вы разговаривали с полицейскими, составлявшими протокол?

 - Разумеется. Потому что я хотел знать немного больше того, что написано в рапорте. Я побывал также в деревне недалеко от ваших угодий.

 - Когда?

 - Вопросы задаем мы, - вмешался герр Больман.

 - Час назад, - охотно ответил комиссар. - Расследования в сельской местности имеют то преимущество, что люди много знают о других людях. Это облегчает задачу.
А вчера вечером мне посчастливилось поговорить с адвокатом и нотариусом вашего покойного отца, так что я располагаю информацией об обстановке на фабрике, о распределении обязанностей между мужьями ваших сестер, о том, какую долю доходов получает каждый из членов семьи, о наследстве и о завещании.

 - У вас очень довольное лицо, - со злостью констатировала Ирена. – Очевидно, вам доставляет удовольствие копаться в жизни незнакомых людей.

 - Это неизбежная часть моей работы. На самом деле меня мало интересуют посторонние люди, за исключением тех случаев, когда в их кругу случается убийство.

 - Странно, но все идет совсем не так, как мы себе представляли, - сказал Феликс. Он, напротив, не выглядел раздраженным. Было заметно, что этот разговор его очень заинтересовал. - Мы думали - приедет сотрудник полиции и задаст нам тысячу вопросов, а вы, оказывается, уже все знаете.

 - Ну, все - это несколько преувеличено. Скажем, кое-что. Это моя метода, которую я применяю, когда возможно. Но она не всегда срабатывает.

 - Да уж, не будем скрывать, -  ядовито заметил герр Больман.

Ирена и Феликс переглянулись. Эти два господина из комиссии по расследованию убийств во Франкфурте не казались лучшими друзьями. Даже внешне они совсем не подходили друг другу: симпатичный комиссар Граф в элегантном костюме, с хорошей стрижкой, и пользующийся, как отметила Ирена, приятно пахнущей туалетной водой или лосьоном для бритья, и рядом с ним – плотный, не вышедший ростом Больман с чересчур длинными волосами и в поношенной кожаной куртке.

 - То есть,  вы разговаривали с вахмистром из нашей деревни и с полицейскими из Гельзена. Там вы, конечно, найдете еще многих, которые все про нас знают. В Гельзене мы все учились в школе, туда мы ездим за покупками, если не можем что-то найти у здешних крестьян; если нам нужно что-то лучшее, мы ездим в Ханау, а если что-то еще лучшее - во Франкфурт. В этих городах вряд ли можно о нас много узнать.

 - Я в этом не уверен. „КАРА-кухни“ - всемирно известное предприятие.

 - Насчет всемирной известности, думаю, вы преувеличиваете. Правда, в страны Европы мы экспортируем очень крупные партии наших изделий.

 - „КАРА-кухни“ – имя, говорящее само за себя, - процитировал комиссар. – Полагаю, у моей жены тоже была такая кухня.

 - Была? А теперь нету?

 - Точно не знаю.

 - У вашей жены тоже? - Ирена повернулась к герру Больману.

 - Разумеется, нет, - недовольно ответил тот. Ему разговор о кухнях казался несерьезным. Но с этим Графом так было всегда. Он не умел говорить только по делу.

 - А если я захочу узнать о вас побольше, - обратился комиссар к Ирене, - очевидно, я должен буду отправиться в Мюнхен.

 - Но я же здесь. Я попытаюсь сама сообщить вам что-то о себе, если это важно для вас.

 - Это очень важно. Чем вы занимаетесь в Мюнхене?

 - Я архитектор по интерьеру, и в Мюнхене у меня есть заказчики. И еще я держу магазин, маленький, но изысканный. Там можно найти экстравагантную мебель, кресла, лампы и разные безделушки. Для людей с необычным вкусом.

 - Торговля идет хорошо?

 - Средне. Мне нужны клиенты, подходящие к этим вещам. В Мюнхене они есть.

 - Вы редко сюда приезжаете?

 - Очень редко.

 - Есть у вас семья в Мюнхене?

 - Я в разводе. Детей у меня нет.

 - Но вы иногда приезжаете сюда в охотничий сезон?

 - Уже много лет не приезжаю.

 - Почему?

 - Во-первых, я никогда особенно не увлекалась охотой. А во-вторых, мне был не по душе второй брак моего отца.

 - Вы часто ссорились со второй женой вашего отца?

 - Я не ссорюсь с людьми, до которых мне нет дела.

 - Давайте поговорим об этом. Из того, что я узнал, можно сделать вывод, что вы все - вы и ваши сестры - некоторым образом противились женитьбе отца.

 - Мой отец был не тем человеком, поступкам которого кто-то мог противиться. Он всегда делал то, что хотел. С нами он не советовался. Но это вовсе не означает, что он нас не любил. Мы понимали друг друга. Хотя… - она запнулась.

 - „Хотя“ -  что?

 - Ну, как ни странно, позже эта ситуация повторилась наоборот. Мой отец тоже был против моего брака. Он отверг мужчину, за которого я хотела выйти замуж. Он видел его только один раз, но наверняка навел о нем справки.

 - Но вы все равно вышли за него замуж.

 - Да. И довольно скоро убедилась, что отец был прав.

 - Похвально, что вы это признаете.

 - А почему бы и нет? Для меня женитьба отца была неприемлемой, и думаю, что в этом случае я была права.

 - Кора Равински была красивой женщиной.

 - Вы ее видели?

 - Да.

Ирена передернула плечами. Он видел Кору, когда та была уже трупом.

Комиссар как будто прочел ее мысли.

 - Я видел Кору Равински один раз, примерно год назад. На вернисаже во Франкфурте. Один мой друг выставлял свои картины в новой галерее, и оказалось, что он ее хорошо знает. Там я и был ей представлен.

 - Рискну предположить, что ваш друг-художник был одним из бесчисленных любовников Коры. Мне сложно поверить, что она интересовалась живописью.

Она почувствовала, насколько зло прозвучали эти слова, и рассердилась на себя.

Комиссар дружелюбно улыбнулся.

 - Очень может быть. На этом вечере она была важной персоной, и мой друг рассказывал мне, что выставка состоялась во многом благодаря ее финансовой поддержке.

 - Ага.

Комиссар повернулся к Феликсу: - Я бы сказал, что в этом нет ничего предосудительного. Она уже несколько лет была вдовой. Почему бы красивой, молодой женщине не иметь любовника? И помощь молодому художнику – наверное, тоже не самое бессмысленное вложение денег.

 - Конечно, - пробормотал Феликс. - Можно и так сказать.

 - Вы - довольно странный полицейский, - хмуро сказала Ирена.

Комиссар ответил, повидимому, совсем не обидевшись:

 - Меня не раз в этом упрекали. И герр Больман того же мнения.

Некоторое время все молчали. Ирена постаралась овладеть собой. Вдобавок у нее разболелась голова. Она налила себе еще виски и предложила комиссару.

 - Немного, благодарю вас.

 - Герр Больман?

 - Нет, спасибо, - натянуто ответил Больман.

 - А ты?

 - Я не пью виски, ты же знаешь, - сказал Феликс.

 - Итак, подведем итоги, - начала Ирена, пытаясь держать себя в руках. - Или я не должна этого делать?

 - Ну, разумеется. Вы окажете мне большую услугу.

 - Вам все известно о фабрике, о нашей семье, о Коре и ее браке с моим отцом, обо мне. Что вас еще интересует?

 - Я знаю обо всем, о чем  вы упомянули, лишь малую часть. Надеюсь, что я смогу расширить эти знания. Прежде всего меня интересует - кто застрелил Кору Равински.

 - И вы хотите спросить об этом нас обоих. Не мы ли это сделали?

  - Совершенно верно.

 - Я уже много лет не держала в руках ружье. И я действительно не так глупа и примитивна, чтобы навлечь на себя неприятности из-за совершенного убийства. А свои чувства я умею обуздывать. Тем более, прошло больше восьми лет с тех пор, как мой отец женился на этой женщине. И отца уже три года нет в живых. Мой брат Феликс - чертовски плохой стрелок,  что всегда вызывало у отца раздражение. Кроме того, он вообще живет как будто в другом мире.

 - В другом мире?

 - Немного в отрыве от реальности, если вы понимаете, что я имею в виду. Он пишет.

 - Книги?

 - Я полагаю, романы. Во всяком случае, собирался писать. С его женой вы еще познакомитесь. Она наверху. Она все еще спит? - этот вопрос был обращен к Феликсу.

 - Понятия не имею. Я сейчас посмотрю.

 - Одну минуту. Давайте все же закончим. Это не вы застрелили Кору Равински, герр Равински?

Феликс испуганно посмотрел на комиссара.

 - Нет. С какой стати мне ее убивать? Я лучше других находил с ней общий язык. Мне нравилось бывать в Гроттенбрунне. И Эльзе тоже. Эльза - это моя жена.

Комиссар перевел взгляд на Ирену. Но раньше чем он успел открыть рот, она раздраженно сказала:

 - Я ее не убивала. И мои сестры тоже, и их мужья - тоже нет. Никто из нас этого не делал, верите вы мне или нет.

 - Пока я предпочел бы не верить.

 - Если вы читали рапорт, то вам должно быть известно, что в Замке находились также двое молодых людей, которые бесследно исчезли. Они взяли машину Коры, и никто не знает, где они сейчас. В ту ночь между Корой и ее другом, повидимому, произошла ссора. Ваши коллеги из Гельзена сказали, что объявят их в розыск.

 - Мы их уже нашли, - невозмутимо ответил комиссар.

Ирена уставилась на него, как будто онемев.

 - Они были в квартире Коры Равински. У нее во Франкфурте есть квартира. Вы, вероятно, это знаете.

 - Они во Франкфурте? В квартире Коры?

 - Герр Пласснер сказал, что она сама дала ему ключ. Порше стоит в гараже, и он утверждает, что это подарок Коры. Оба лежали в кровати, когда мы пришли, и были совершенно огорошены этим известием. И они оба плакали, когда узнали, что Кора убита.

 - Они плакали?!

 - Да, повидимому, они слишком чувствительны. Но я думаю, вы со мной согласитесь, что, если бы один из них или они вместе застрелили Кору, вряд ли бы они остались в ее квартире и лежали бы в кровати.

Феликс расхохотался.

 - Это самое смешное, что я когда-либо слышал. Мы думали, что они будут главными подозреваемыми, и полиции придется гоняться за ними по всему свету и, скорее всего, их и не найдут. Так что преступление останется нераскрытым. А эти парни спокойно лежат в кровати и дрыхнут. Наверняка в одной кровати!

 - В квартире фрау Равински есть только одна кровать. Правда, она очень широкая.

 - Она дала герру Пласснеру или как его зовут, ключ от квартиры в пятницу или в ночь на пятницу? - недоверчиво спросила Ирена.

 - Нет-нет, ключ был у него давно. Он жил там, когда приезжал во Франкфурт. Но он сразу сказал, что хотел вернуть Коре ключ; он собирался остановиться там со своим другом лишь на пару дней, потому что у него нет собственного жилья. Ему нужно было обдумать, что он предпримет дальше.

 - Все это он рассказал вам лежа в постели? - язвительно спросила Ирена.

 - Нет. Мы попросили этих господ проехать с нами в полицейское управление, что они с готовностью сделали. Герр Пласснер был особенно словоохотлив; теперь мне известно почти все о его жизни. Он посещал фотошколу, так что по профессии он фотограф.

 - Но работал он довольно редко, - добавил герр Больман. - Обычно он находил состоятельных друзей и подруг, которые его содержали.

 - Очень удобный способ устроить свою жизнь, - сказала Ирена и впервые улыбнулась Больману. Он не улыбнулся в ответ, но взгляд его стал чуть более дружелюбным.

 - Я бы с этим не согласился, - возразил комиссар Граф. - Быть на содержании – неважно, у мужчины или у женщины, и к тому же у часто меняющихся партнеров - мне представляется в высшей степени неудобным. Это значит - зависеть от чьей-то милости, от чьих-то капризов, а в лучшем случае, и, как правило, временно - от того, что называют любовью. А когда это чувство проходит, ты можешь оказаться выброшенным, как надоевшая игрушка. И если задуматься о том, что человек не молодеет, то ты поймешь, что однажды ты, одинокий и беспомощный, останешься брошенным на произвол судьбы.   

Герр Больман кашлянул. Ирена посмотрела на необычного комиссара с возрастающим интересом. Этот мужчина был умен, образован и вдобавок ко всему чрезвычайно привлекателен.

 - Ваши слова заставляют меня немедленно приняться за работу, господин комиссар, - сказал Феликс очень серьезным тоном. – Вы так все изложили… Из этого мог бы получиться великолепный роман.

 - Я не думаю, что это такая уж оригинальная тема для романа. На свете полно людей с подобными несчастливыми биографиями. Конечно, многое зависит от того, как автор обработает материал. Но это относится к любому роману. „Что“,  то есть, содержание -абсолютно не самое главное. Основное зависит от „как“ -  от формы, стиля, изобразительных средств.

 - Да, - волнуясь заговорил Феликс. - Я с вами согласен. Поэтому писание книг дается мне так трудно. Мне всегда кажется, что то, что я делаю, посредственно, и я рву написанное.

Но комиссар Граф, повидимому, был не расположен вести долгую дискуссию о литературе. Он вернулся к делу

 - Образ жизни Коры Равински также был весьма сомнителен. Расчет делался лишь на ее молодость и красоту. Но она была достаточно умна, чтобы использовать шанс, предоставленный ей судьбой. Она вышла замуж за состоятельного мужчину.

 - За моего отца, - сухо сказала Ирена. - Еще бы! Для нее было очень выгодно найти глупца, который взял в жены шлюху. Я не мелочна, и если бы она оставалась его подругой - это еще куда ни шло. Но того, что он женился на ней и привез сюда, в Гроттенбрунн, где он жил с моей матерью, я не могла ему простить. Какой женщиной была моя мать, я охотно расскажу вам, если вас это интересует. Здесь, в Гроттенбрунне, я выросла, здесь прошло мое счастливое детство, - она повысила голос, ее щеки раскраснелись, - и вас удивляет, что я не хотела больше сюда приезжать? Должна еще добавить, что я потеряла уважение к своему отцу. Да, я не принимала эту женщину, - думаю, это само собой разумеется.

Внимание комиссара привлек гнев в глазах Ирены. Маска любезности мгновенно слетела с ее лица.

 - Вы ненавидели фрау Равински, - заключил он.

 - Уже то, что вы называете ее „фрау Равински“, выводит меня из себя. Фрау Равински была моя мать. Для меня в любом случае было бы нелегко принять другую женщину, живущую здесь и носящую имя „Равински“. Но видеть в этой роли франкфуртскую шлюху было просто невыносимо.
 
Феликс изумленно разглядывал свою сестру. Для него было совершенно непривычно видеть холодную Ирену в такой ярости.

Комиссар перехватил его взгляд:

 - Вы чувствуете то же самое, герр Равински? - спросил он.

 - Нет, вовсе нет. Когда наша мама умерла, мне не хотелось жить, она была для меня всем. Я тогда был еще ребенком. Мой отец всегда был щедрым, но мы с ним не особенно хорошо ладили. Он меня не понимал. И остальные члены семьи - тоже не вполне. Но я должен признать, что их претензии обоснованы. Я ведь до сих пор ничего не добился в жизни.

 - А как вы относились к Коре Равински? - настаивал комиссар.

 - То, что она носила фамилию „Равински“, мне было безразлично. И чем она занималась раньше – тоже. Она всегда была ко мне дружелюбна. Вначале я редко приезжал в Гроттенбрунн, а если приезжал, то лишь на несколько дней. В последние годы, точнее, после смерти отца, стал приезжать чаще. У меня никогда не было конфликтов с Корой.

 - Вы постоянно живете во Франкфурте?

 - Да.

 - Как давно?

Ирена и Феликс обменялись быстрым взглядом. Комиссар так много знал. Вероятно, ему было известно и то, какую жизнь вел во Франкфурте Феликс Равински и каков был его круг знакомств?

  - За исключением года, проведенного в Лондоне, я всегда жил во Франкфурте.

К Феликсу больше не было вопросов.

Снова настала очередь Ирены. За это время она немного успокоилась.

 - Вы два раза употребили довольно резкое слово по отношению ко второй жене вашего отца. Должен заметить, оно странно звучит из ваших уст.

Он сказал это с явным осуждением, и Ирена опять покраснела, на этот раз - от досады.

 - На самом деле это не так. Кора не была уличной проституткой и не искала клиентов на вокзале. Одно время она работала манекенщицей и фотомоделью, или, как говорит новое поколение, моделью, и у нее были часто меняющиеся друзья, за счет которых она, вне сомнения, жила. Ее франкфуртская квартира выглядит очень  прилично и богато обставлена. Эта квартира принадлежала ей еще до того, как она вышла замуж за вашего отца.

 - Когда вы успели все это узнать? Просто поразительно.

Комиссар не обратил внимания на ее раздраженный тон. Он улыбнулся и сказал:

 - О ее прошлой жизни мне рассказывал мой друг-художник; я о нем уже упоминал. Он не был одним из ее состоятельных покровителей, у него у самого ничего нет. Это было скорее что-то вроде юношеской любви. Остальное я узнал от герра Пласснера. Несмотря на ссору и разрыв с Корой, он говорил о ней очень тепло. По его мнению, Кора любила вашего отца.

 - Только этого нехватало! - сказала Ирена с яростью. - Неужели вы думаете, что я поверю вам или герру Пласснеру?

 - А почему нет? Мне кажется, что любовь и забота зрелого мужчины наряду с переменой жизни вполне могли пробудить ответную любовь у молодой женщины, ну, скажем, не уверенной в завтрашнем дне. Допустим, эта любовь была основана лишь на благодарности. Но Кора не могла быть такой, какой вы ее видите, - в таком случае ваш отец не женился бы на ней. Это был человек, многого добившийся, человек сильный и разумный. Человек высшей пробы - так отозвался о нем его адвокат, с которым я разговаривал. Он сказал, что, насколько ему известно, ваш отец был счастлив с Корой. И она никогда не давала повода сомневаться в ее симпатии и верности. Пока это всего лишь разрозненные части мозаики. Постепенно мы узнаем о Коре больше. Кстати, вы знаете, что она собиралась снова выйти замуж?

 - Нет, - ответила потрясенная Ирена. - А ты знал? - спросила она Феликса.

Он покачал головой.

 - Во всяком случае, так она сказала герру Пласснеру. Он считает, для семьи это могло быть серьезным основанием, чтобы ее устранить.

Ирена встала. Она была в полном смятении. Мертвая Кора становилась все более и более живой.

 - Значит, вы действительно думаете, что ее убил кто-то из нас.

Комиссар Граф тоже встал.

 - Я почти не сомневаюсь в этом, - твердо ответил он.

 - Это просто чудовищно, - пробормотала Ирена. Она отвернулась от комиссара и, пройдя через зал, подошла к широкой двери, ведущей в парк.

 - Хоть завтра и воскресенье, - сказал комиссар, - я бы хотел поговорить с остальными членами вашей семьи. Как вы полагаете, застану я кого-нибудь из них в первой половине дня?

 - Конечно, почему же нет? - Ирена повернулась к нему. - Вас давно ждут.

 - Вы можете позвонить и предупредить их о моем приходе.

 - Я так и сделаю. И кроме того, я скажу им, что вы подозреваете кого-то из нас.

 - Возможно, даже не одного.

Ирене вспомнилось дерзкое высказывание Лютца: „Тут поработала команда“.

- Это просто чудовищно, - повторила она. Ее высокомерие полностью исчезло. Она взглянула на комиссара, и он прочел в ее глазах растерянность и страх.

Он был доволен. Именно этого он и добивался.

 „Жалко, такая оригинальная женщина“, - подумал Граф.

Потому что, несмотря на все ее разумные доводы, ему казалось, что Ирена вполне могла совершить убийство. Комиссар посмотрел на Больмана. Как он и ожидал, лицо его ассистента выражало уважение, возникшее против воли.

 - И наконец, - сказал комиссар, - я хотел бы осмотреть место, где была найдена убитая.

 - Вы хотите пойти туда сейчас? - спросила Ирена.

 - Да, вместе с вами, - твердо сказал комиссар.

 - О Боже, - она сжала руки в кулаки. - Еще раз на это место… Я не смогу…

 - Может быть, ваш брат пойдет с нами? - эти слова прозвучали любезно и даже вкрадчиво.

 - Нет, - сказала Ирена. - Он слишком нервный. Лучше уж я. И еще мы возьмем герра Хартвига.

 - Герр и фрау Хартвиг работают в вашем доме?

 - Да. С незапамятных времен. Когда я только появилась на свет, они уже здесь работали. Им известно все, что происходит в Гроттенбрунне.

 - Звучит обнадеживающе.

Ирена почувствовала, как в ней снова закипает ярость. Этот человек ведет себя настолько самоуверенно! Что, собственно, он себе вообразил?

 - Я позову герра Хартвига.

 - А я посмотрю, что с Эльзой, - сказал Феликс.

Они вместе покинули зал и, выходя, даже взялись за руки, как запуганные дети.

Комиссар не сводил с них глаз. „Все вместе, - думал он. - Или эти двое. С остальными я сперва должен познакомиться.“

 - Ну что? - спросил он и посмотрел на Больмана.

Тот кивнул: - Мне кажется, что вы уже знаете ответ. И полагаю, вы правы.

Комиссара эти слова вполне удовлетворили. Он даже налил себе еще виски.

 - Вообще-то вам повезло в самом начале расследования, - сделал оговорку Больман. - У парней из Гельзена уже было достаточно информации, затем адвокат, а потом еще и этот Пласснер; вот все и сошлось.

 - И не забудьте Томаса. Это мой друг, художник. Несомненно, у меня сложилось бы абсолютно неверное представление о Коре, если бы я тогда не поговорил с ним. Бывают такие счастливые совпадения в жизни криминалиста. Видимо, он ее очень любил. Он не сказал о ней ни одного плохого слова.

 - Ну да, она же вложила деньги в его выставку.

 - Но это ее совсем неплохо характеризует. Томас очень талантлив. И для художника трудно заявить о себе, пока его работы не попадут на настоящую выставку. До этого он работал на каком-то полиграфическом предприятии. Я постараюсь сегодня вечером до него дозвониться. Вдруг он еще что-то знает.

 - Наверное, он будет очень расстроен, когда услышит, что она умерла, - сказал Больман с нескрываемым сочувствием. - Я имею в виду, если он ее любил.

 - В сегодняшних газетах еще ничего не было. В воскресных тоже вряд ли что-то появится. Я надеюсь, в понедельник найдется кто-нибудь, у кого есть что рассказать. - И он самодовольно добавил: - Возможно, к завтрашнему вечеру мы уже покончим с этим делом.

 - Ясно, это сделала семья. Тем более, если она сообщила, что снова собралась замуж. Они вместе все придумали, и один из них застрелил ее.

 - Вместе. А может, вдвоем или втроем. Неисключено, что кто-то один. Думаю, довольно скоро мы это выясним.

Через некоторое время Ирена вернулась в зал и сказала: - Это очень глупо, но герр Хартвиг не может пойти с нами. Он как раз принимает ванну.

 - Ну, тогда давайте пойдем втроем. А ваш брат и его жена не составят нам компанию?

 - Эльза? - Ирена насмешливо улыбнулась. - Она вообще не выходит из дома, не говоря уже о том, чтобы прогуляться на верхний выгон.

 - Вы хотите сказать, она - единственная, кто не был на месте преступления?

 - Именно это я хотела сказать.

 - Она больна?

 - Больна! Что значит „больна“? Она… - Ирена резко оборвала фразу и добавила: - Я ее едва знаю.

Феликс спускался по лестнице; он выглядел спокойным и почти веселым.

 - Ну что? Мы идем?

 - Как ваша жена? Она еще спит?

 - Эльза вяжет, - Феликс тихо засмеялся. - Она любит это занятие.

 - Могу я с ней поговорить? - спросил комиссар. - Недолго. Если она не спит, сейчас это было бы очень удобно. Я бы хотел познакомиться с вашей женой.

 - Нет, нет, не надо! Пожалуйста, - Феликс, остановившийся у подножия лестницы, подошел вплотную к комиссару и умоляюще посмотрел на него. – Пожалуйста, не надо. Ей нельзя волноваться. У нее очень ранимая психика, знаете, очень чувствительная. - Он сложил руки, словно для молитвы. - Не сейчас. Она и так ужасно напугана всем, что произошло. Дело в том, что… понимаете… в общем, так получилось… моя жена ждет ребенка.

 - Ах, вот в чем дело, - сказал комиссар, после того как несколько секунд в комнате стояла гробовая тишина. -  Я этого не знал.

 - Об этом никто не знает. И моя сестра тоже. - Теперь он с мольбой смотрел на Ирену и от его веселости не осталось и следа. - Мы не хотели никому об этом говорить, ну, потому что… чтобы Эльзу никто не тревожил. Понимаете? – И, обращаясь к Ирене:  - Понимаешь?

Ирена стояла не двигаясь. Ее взгляд был полон презрения, и Феликс опустил голову.

Комиссар, молча наблюдавший эту сцену, заметил вскользь: - Похоже, вас не особенно радует то, что вы скоро станете тетей?

 - Мне на это глубоко наплевать! - сказала Ирена, подчеркивая каждое слово. Затем она повернулась к двери:

 - Так мы идем?


Конец четвертой главы.