Коммуналка. Обрывки воспоминаний. 1

 
  Родилась я в Москве, здесь же получила образование, профессию, вышла замуж и родила детей. Москва – это мой город, во всех смыслах этого слова. Мы с ним одной  энергетики – бешенной и неуемной. Я дышу ее асфальтовым воздухом, пропитанным тополиными ароматами и не могу надышаться. Так пахнет только в Москве.

 Раз в неделю я ходила пешком от метро Белорусская до Красной площади. Напитавшись ее красотами, отдохнувшая и счастливая возвращалась домой, в свой пятиэтажный дом из добротного серого кирпича, в коммунальную квартиру, в которой жила вместе с родителями.

 Коммуналка наша представляла собой содружество народов трех наций: русских, татар и хохлов. Не скажу, чтобы мы были очень дружные, но и во враждебности друг к другу нас нельзя было упрекнуть. Были, конечно, и споры, и ссоры, но без драк и какого-либо насилия.
 
Но, когда в квартире поселился  Семен, соседи разделились на два лагеря. Теперь он стал главным объектом для сплетен и разговоров. Отношение к нему было неоднозначное: одни побаивались его, другие презирали, кто-то ненавидел, кто-то жалел. Мама, например, говорила, что он жизнью обиженный человек, сочувствовала ему и подкармливала пирожками. Соня шарахалась от него, как от чумного, Вера жалела, Лидия Петровна откровенно ненавидела «бугая» и во всеуслышание называла  жирной свиньей, неудачником и уголовником. Семен тоже не оставался в долгу, называя Лидию маразматичкой и драной кошкой, на которой пробу ставить негде, и частенько сам провоцировал ее на скандал. Но делал он это не потому что хотел  поругаться, просто ему не хватало общения, и таким способом он его добирал.

 Выходя утром из комнаты, он останавливался напротив двери Лидии Петровны, пел интернационал и уходил на кухню пить чай.

Так начинался день в нашей коммунальной квартире.

 Вторым на кухне появлялся супруг Лидии, длинный и сухой, как жердь, человек, с черными, как смоль, и вечно сальными волосами. Он подходил к раковине, открывал кран, несколько минут смотрел, как течет вода, потом тщательно мыл руки, так же тщательно вытирал их о протертое до дыр полотенце и с гордо поднятой головой уходил в комнату.

  Виталий, так звали Лидиного мужа, знал себе цену, ведь у него в отличие от соседей было высшее образование.

  В восемь утра, когда квартира оживала, Семен снова появлялся на кухне. Усевшись на стул около окошка, он внимательно наблюдал за суетившимися у плиты женщинами, их мужьями и орущими чадами. Что он хотел услышать или разглядеть в этой полусонной толпе, одному богу известно.

 
  В нашей квартире было четыре комнаты, кухня и длинный и широкий, как проспект, коридор, по которому мы катались на трехколесных велосипедах, играли в салочки или просто бегали, выплескивая  энергию, которой было хоть отбавляй. Взрослые нас не ругали и с удовольствием выставляли играть на «проспект», а в хорошую погоду - на улицу, выдавая для ускорения по куску посыпанного солью черного хлеба.

 Может быть, читая эти строки, кто-то вспомнит свое детство, двор, соседей и коммунальную жизнь, в которой было много хорошего, несмотря на бедность и бытовые неудобства, в которых мы жили, и непростые 60-е, когда правительство, взяв курс на строительство коммунизма, пообещало народу счастливую и беззаботную жизнь, где каждый человек может удовлетворить свои потребности.

 В то время я уже ходила в школу, поэтому помню абсолютно все, ну разве что без мелких подробностей. Помню, как мы с друзьями мечтали о коммунизме, когда можно будет пойти в магазин и взять бесплатно все, что угодно. Помню,  как плакали над фильмами о Ленине, в которого стреляла Каплан, как умилялись, читая рассказы о вожде, сидящем вместе с простыми людьми в очереди в парикмахерскую, как по утрам тщательно гладили пионерские галстуки, потому что это частичка нашего знамени, как гордились своей великой страной, где нет проклятых капиталистов, и никто не умирает от голода…  Да и как мы могли не верить в коммунизм? В годы так называемой «оттепели» мы действительно стали жить лучше: родителям повысили зарплаты, старшему поколению - пенсии, в высших и специальных заведениях отменили плату за обучение, началось массовое жилищное строительство, что позволило многим получить квартиры в так называемых «хрущевках». Но парадокс состоял в том, что, несмотря на то, что благосостояние народа росло, с прилавков вдруг стали исчезать продукты первой необходимости: мясо, молоко, масло и даже хлеб. Длинные очереди с ночи выстраивались у хлебных магазинов, чтобы купить несчастный батон. Я помню, как мы ходили в Красный уголок, который располагался в жэке, где каждой семье к празднику выдавали по килограмму муки на человека, чтобы женщины могли испечь пироги. Помню, как мы радовались, когда после многочасового ожидания кулек с мукой был торжественно принесен домой. Каждая хозяйка пекла что-то свое, фирменное.

 Моя мама, например, пекла пирог под названием «Утопленник». Боже, как это было вкусно. Никогда и ни у кого я больше не ела такого пирога. Он был нежный, рассыпчатый с  перетертой сахарным песком черносмородиновой начинкой. Замесив тесто, мама укладывала тесто в марлевой мешок, который потом помещала в ведро с водой, привязав его к основанию ручки. Ну, вроде, как утопился, хотя мне казалось, что название можно было бы поменять на «Повешенный», что, впрочем, не лучше.

 И еще мама делала свои знаменитые грибочки из теста. Мне доверялось лепить ножки,  шляпки мама лепила сама. Пока детали от будущего гриба пеклись в духовке, она готовила сироп из сахара, а из какао с водой намешивала «краску» для шляпок. Когда гриб был готов, мама насыпала в мисочку мак и, опустив ножку в сироп, посыпала ее маком. В итоге получался белый гриб с коричневой шляпкой и земляной ножкой.

 Ели мамины грибы всей квартирой, так же как и Сонины беляши, по-татарски - перемячи. Они были воздушные, сочные, с начинкой из конины, правда, об этом я узнала намного позже, иначе бы есть не стала, лошади всегда были моей слабостью. Гордые, свободолюбивые, невероятно красивые животные, разве можно их есть.
Третья соседка пекла обычные пирожки с капустой и луком, пышные и огромные, размером с ладонь.

   Вот такое у нас было необыкновенное детство, небогатое, но дружное, сытое и счастливое, о котором до сих пор вспоминаю, как о самой счастливой поре.