Романтизм и романтические методы

РОМАНТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ И СОВРЕМЕННАЯ МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ РОМАНТИЗМА

В статье рассматриваются романтические творческие методы и современная методология изучения романтизма, с помощью которой исследуются особенности мифопоэтического сознания романтиков, специфика творческого воображения и опыт переноса в новый культурный и психологический контекст романтически ассимилированных мифов, священных смыслов и мифологической символики.
Ключевые слова: романтизм, мифопоэтика, символизм, онирическое моделирование,  библеизмы, архетип, текст, интертекст, интертекстуальность.

Мифопоэтические и эстетические взгляды романтиков уже в 1820-е гг. имели большой общественный резонанс в Европе. Они не только формировали содержание полемики между представителями неоклассицизма и романтизма (так называемая «романтическая битва» во Франции), но коснулись почти всех сфер жизни и науки – литературы, философии, истории, медицины, этнографии, искусств, театра, моды и быта.

Изучение обозначенного круга проблем в контексте современной науки о романтической культуре и литературе позволяет глубже понять, с одной стороны, многоаспектную природу романтизма как эпохального явления культуры и социума, с другой – осмыслить силу его всестороннего воздействия на всю последующую мировую культуру, символизм, модернизм и постмодернизм, их мифопоэтику, дискурс, структуру образов и текста. Изучение культурной многоликости романтизма требует обоснованного комплексного подхода к так называемому раннему романтизму как мощному и влиятельному культурно-философскому, интертекстуальному и одновременно герменевтическому феномену. Подспорьем для научного осмысления мифопоэтики и герменевтики романтизма 1820-х гг., романтического символического текста являются литературные манифесты самих романтиков, работы мифологов, мифокритиков и философов ХIХ – ХХ в., а также современные труды междисциплинарного содержания и значения.

Комплексный метод исследования включает различные современные методики, эффективные при разностороннем изучении мифопоэтики и мифопоэтичности,  интертекстуальной и метатекстуальной структур, неоднозначно ассимилированных европейской литературой в постромантический и модернистский периоды развития. Комплексная методологическая модель позволяет адекватно изучить стратегемы мышления романтиков, определить особенности мифопоэтической рефлексии и принципы творческого отбора интертекста, специфику выстраивания романтической философско-психологической картины мира.

С одной стороны, реконструкция архетипических структур, символики, культурных и литературных реминисценций, наполняющих романтические тексты, предполагает соотнесенность произведения с мифом и мифологией, фольклорными жанрами и прототипами [1; 8], с другой стороны, в процессе сопоставления, противоположения, дифференциации и анализа интертекстового материала, требует отвлеченных логических приемов и методик, производных от психоаналитических методологий [10], философии [7; 9], мифокритики и культурологии [1; 4; 9].
 
Интертекстуальный метод особенно продуктивен в исследовании романтической мифопоэтической аналитики, реформаторского процесса размывания жанров, приемов синтеза эпоса, лирики и драмы. Плодотворно предпочтение, отдаваемое символическому и мифопоэтическому подходам в традиции К.Г. Юнга и Г. Башляра [3],  поясняющих многие неясные места в романтизме и существенно дополняющих представление о системе романтических доминант, включая мифопоэтические универсалии, понятийно-образные единицы и семантику, характерные для европейской литературы первых десятилетий ХІХ в. и получивших своеобразное развитие в литературе эпохи модерна.
 
Особые стратегические вопросы связаны с исследованием проблематики эгоцентризма и индивидуализма, романтического мифа о «естественном человеке», специфики поэтических медитаций и мифотворческой созерцательности в их зависимости от «чувственных» стихий, по аналитической схеме Г. Башляра,  различных типов поэтического темперамента, породивших поэзию земли, воздуха, огня и воды. По этой же схеме плодотворно изучение мифопоэтической структуры системы библейских образов, обильно представленных и обновленных романтизмом [2],  мистико-символических аспектов мифопоэтики [5-6] и романтического дискурса, экзотической восточной проблематики, средневековой готики, фантастических доминант и техник онирического моделирования в контексте общеромантического интереса к мифологии,  реконструкции мифа [1; 8].

Библия, вопросы религии и христианства всегда были в поле зрения французских романтиков, но трактовка библейских образов и идей не была однородной. А. де Виньи в «Моисее», «Дочери Иевфая», «Потопе» использовал библейские архетипы при переосмыслении истории рода, индивида и надындивидуальной памяти. В. Гюго в цикле «Небесный Огонь» создал собственный гностический миф о карающем, но милосердном Боге, выдвинув на первый план космогоническую картину созидания и разрушения. Библеизмы «Содом и Гоморра», «Божий гнев», «Огненное Облако», «Небесный Огонь» актуализированы как мифопоэтические структуры и взаимодействуют с «ориенталиями», окказиональными мифологемами и другими составляющими текстуально-смысловых парадигм теофании и древнейших цивилизаций.

Вместе с вопросами веры романтики подняли вопросы человеческого сознания, воображения, сновидения и суеверных заблуждений. «Сон» был воспринят романтиками как культурообразующий фактор и художественный феномен [11], в основе которого лежит мистико-ироническое «откровение» в библейской и средневековой традициях, а также личный интерес автора к сложным явлениям психики, глубинной памяти архаического мифа и психологии «ночных сторон» бытия и двойничества. Произведения немецких романтиков, первые новеллы Шарля Нодье предстают как интертекстуальные образования, в которых находят воплощение формы измененного сознания. Источником воображения для Нодье служили иллирийские предания, для А. Бертрана - французские народные поверья и готические истории, в которых фантастическое представало как способ постижения мира.
 
В поле зрения романтиков были историзмы и исторические экзотизмы, античный и средневековый хронотоп, иностранные и национальные сюжеты, экстравертные и интравертные психологемы. Во французском романтизме 1820-х гг. были восприняты, как экзотические и «чужие», темы и мотивы соседних земель, исторически удаленные испанские и итальянские сюжеты (Гюго, Мюссе), немецкий метатекст и интертекст,   славянская мифология и фольклорные истории, эпические поэмы Севера (Нерваль). Мифоинтертекстуальный анализ романтической «малой» прозы и поэзии позволяет внимательнее рассмотреть процесс зарождения авторских мифов, развития мифопоэтического контента и дискурса, обнаруживающего, с одной стороны, скрытый нарциссизм романтического содержания, с другой – «магическую» способность романтиков [5] прогнозировать эпохальные трансформации.

Однако, при  воссоздании конкретных творческих и мифопоэтических экзистенций, эстетических и культурных событий, часто вставленных в рамку литературно-философского диалога на стыке различных культурно-исторических эпох, романтические авторы не могли освободиться от собственной субъективности, а  сотворенные их воображением картины отличались утопизмом, ограниченным характерными психобиографическими параметрами: романтики всегда исходили из личного социокультурного и психологического опыта, семейных традиций, личных свойств, интересов и наклонностей, а также эстетических вкусов своей эпохи, основанных на любви к архаической и эллинистической античности, интересе к готическому Средневековью и Возрождению, Платону и неоплатонизму, к спорным вопросам религии, искусства и поэзии [12]. Так в основе философско-религиозного диалога Ламартина с иными культурами лежал внутренний конфликт, обусловленный вниманием поэта то к страстному байроническому, то к элегическому коду.

Однако субъективные параметры оставались в границах общих тенденций романтизма 1820-х гг.: эстетизации гомерической древности, «скрашивания» и выравнивания мифологических параллелей по «эллинским меркам», идиллическим образцам, творческим моделям поэтов-предшественников (Клопшток, Гесснер, А. Шенье, Делиль и др.). Разыскания в области средневековой истории, хроникальной и мемуарной литературы привели французских романтиков к открытию «новых» авторов для «подражания», к моделированию исторического пространства в границах литературного повествования мифоподобной формы, повернутого к национальным, экзотическим, легендарным и замысловатым книжным сюжетам и коллизиям. Изучение романтических «малых» текстов 1820-х гг. с точки зрения функционирования в них мифа, символа и аллегории иллюстрирует тесное полифоническое взаимодействие романтизма с другими эпохами, цивилизациями, культурами.

В 1820-30-х гг. историзмы и экзотизмы, культурные «коды» христианского Средневековья, в стиле Шатобриана или В. Скотта, составили интертекстуальные парадигмы и субструктуры «история», «действительность», «легенда», «небылица», «сновидение». Скрашенные «психологизмами» национальные «формулы» и экзотический контент обозначили драматические конфликтные ситуации, разработаные в соответствии с романтическими принципами историзации мифа и мифологизации истории, личности, межкультурных и межличностных отношений. А. де Ламартин и Ш.О. Сент-Бев в своих лирических стихотворениях представили человека в его надындивидуальной бесприютности - и как «существо, обреченное смерти», и как яркую индивидуальность, которой даровано счастье любить и отражаться в других существах, в природе, ее элементах, атомах и стихиях. Символические описания физических и «психических» состояний воды, реки, озера, моря, волны, воздуха, ветра, облаков, бури, туманности зеркально отразили различные оттенки человеческих чувств, составили основу эстетики воспоминания и лирических раздумий (reveries). В суггестивном пространстве ламартиновских «медитаций» и в мифопоэтической рефлексии Сент-Бева автобиографические факты и идеалы объединились с символикой природы и «чувствительного сердца». Ламартин воссоединил миф о «сыне века» с мифом о поэте-демиурге и орфическом происхождении поэтической «души», Сент-Бев – с мистической инициацией «любви в смерти».  Приверженность мифопоэтическим контрастам позволила совместить глубину страсти, пылкого энтузиазма с мягкой чувствительностью и поэтичностью.
 
Романтическая рецепция архетипических образов, примитивного сознания и психики человека древнего, идей, связанных прочными интертекстуальными узами с современностью, историей, этикой и религией, благоприятствовала проведению мифопоэтических параллелей и их герменевтическому толкованию. Литературные ретроспекции определили наличие в текстуально-смысловых парадигмах сходных  кодов, с одной стороны, архетипических символов и аллегорий, диктуемых романтику его мифопоэтическим воображением, с другой – литературных аллюзий и реминисценций, архаизмов и неологизмов, зависящих от типа творческого темперамента, особенностей мифопоэтического мышления и метафорического языка автора, характера его диалога с конкретной культурной эпохой.
 
Библиографические ссылки

1. Albouy P. La Creation mythologique chez Victor Hugo. P.: Corti, 1963. 340p.; Albouy P. Mythes et mythologie dans la litterature francaise. P.: Armand Colin, 1969. 340 p.
2.  Avni A. A. The Bible and romanticism. The Old Testament in German and French romantic poetry. The Hague, P.: Mouton, 1969. 299 p.
3. Bachelard G. Poetique de la reverie. P.: Presses Universitaires de France, 1968. 183 p.
4. Barthes R. Mythologies. P.: Seuil, 1957. 272 p.
5.Benichou P. Les Mages romantiques. P.: Gallimard, 1988; Romantismes francais II.P.: Gallimard, «Quarto», 2004. P. 1079–1227.
6.  Benichou P. Le Sacre de l'ecrivain 1750–1830: Essai sur l'avenement d'un pouvoir spirituel laique dans la France moderne. 4th edition (P.: Gallimard, 1996).P.: Corti,1973. 484 p. / repris dans Romantismes francais I. P.: Gallimard, «Quarto», 2004. P. 331–355.
7. Brix M. Le romantisme francais: esthetique platonicienne et modernite litteraire. Еditions Peeters, 1999. 302 p.
8. Cellier L. L’epopee humanitaire et les grands mythes romantiques. P.: S.E.D.E.S,1971. 370 p.
9. Eliade M. Mythes, reves, mysteres. P.: Gallimard, 1957. 311 p.
10. Jarry A. Alfred de Vigny. Etapes et sens du geste littеraire. Lecture psychanalitique. Geneve: Droz, 1998. 365 p.
11. Rieben P.A. Delires romantiques: Musset, Naudier, Gautier, Hugo. P.: J. Corty, 1989.239 p.
12. Viallaneix P. Vigny par lui-meme / coll. Les еcrivains de toujours, n° 69. P.: Seuil,1964. 192 p.

Ссылка на данный материал при использовании обязательна.

Впервые опубликовано в: Від бароко до постмодернізму. Зб. наук. праць. Вип. XVIII. Дн-вск: вид-во ДНУ, 2014. С. 52–55.