Ожидание чуда

Машина летела как на крыльях, ведомая сильной и уверенной рукой. Он любил скорость, дающую свободу. И не только свободу – скорость – это как возможность дышать полной грудью – открыто полно и глубоко. Для него скорость была словно краски для художника – она преображала мир, заставляя его играть цветом, чувствами, эмоциями. Скорость успокаивала и дарила умиротворение.
Женщина, сидевшая рядом, была уверена в своем мужчине, и эта скорость нисколько не пугала, она была его продолжением. И она любила ее, так же как и своего мужчину, вернее как его самого. Как его улыбку, запах, тепло его кожи, его руки, его глаза…
Она спала в машине. Дорога была длинной, и сон сморил. Ей снилась дорога, проносящиеся мимо деревья, что говорило о большой скорости. Но вот дыхание остановилось, словно перекрыли кислород, как удар в солнечное сплетение – резкий и оглушающий. И машина сбивается с ритма и несется на ограждение. А за ним…. За ним – бездна.
Она открыла глаза – и словно продолжение ее страшного сна. Мгновенная неосознанная реакция – она посмотрела на мужчину, и уже знала - с ним что-то случилось. Последнее, что он успел сделать – это резко нажать на тормоз, пытаясь спасти их обоих. Машину понесло на чуть подмерзшей дороге. Она схватила руль, пытаясь выровнять машину, и направить на свою часть дороги. Видимо в эту ситуацию вмешались высшие силы, двигатель заглох, и машина остановилась как раз возле ограждения, которое она видела во сне – и за ним, действительно, была … бездна, крутой обрыв, без малейшего шанса на выживание.
Но разглядывать все это и переживать по поводу, что могло бы произойти, не было времени. Каждая минута была на счету, да что минута – каждая секунда. Она выскочила из машины, обогнула ее и открыла дверцу водителя. Едва успела подхватить мужчину, который стал клониться в ее сторону, после открывания двери. Она рванула ворот рубашки, освобождая шею и грудь – слабое прерывистое дыхание. Она приложила пальцы к сонной артерии – пульс сходил с ума – то бился с бешеной скоростью, то замирал на мгновение, и ее сердце падало в такую же бездну, которой удалось только что избежать. Но вот он снова появлялся и отстукивал по-нарастающей, чтоб потом снова замереть.
Она подхватила его под мышки и вытащила с сиденья.
- Все хорошо! Мы справимся! Ты только держись! Все будет хорошо! Я сейчас! – она повторяла это как мантру, для него, для себя. Для ангелов, чтоб они услышали и помогли.
Открыла заднюю дверь и с трудом положила его на заднее сидение, проверила еще раз пульс, он был – и это уже радовало. Не было времени рассуждать, что случилось. Надо было действовать. Она вытащила телефон, но, как и следовало ожидать, связи не было совсем, даже экстренной.
Села на водительское место. И как искорки в мозгу всплыли его слова – «ты главное газ с тормозом не путай! И вообще нечего женщине делать за рулем. Есть мужчина и он будет возить свою женщину. Так что расслабься и получай удовольствие» … если бы кто-то мог знать, что однажды ее умение ой как пригодится. Она помнила его полуулыбку. Когда он говорил это, и как его глаза блестели от смешинок, а потом он обнял ее за шею и поцеловал глубоко и жадно, и тогда в глазах вспыхнуло желание – острое жаркое…
Времени на воспоминания не было и на чувства с эмоциями тоже. Иначе все могло стать одним лишь воспоминанием. Она повернула ключ – машина послушно завелась. У него во всем был порядок. Тем более с машиной. Размеренное приглушенное урчание словно говорило ей – мы справимся, и внушало надежду. Положила руки на руль – и опасения растворились, словно он взял ее руки в свои, тем самым придавая уверенность. «Все будет хорошо. Не переживай!» эта фраза всегда вселяла уверенность и окутывала заботой и его теплом. Вот и сейчас…
Сцепление,  газ… и машина подбадривая размеренным урчанием, тронулась с места. Права, хоть и не нужны были, но всегда были при ней в сумочке. С одной стороны хотелось ехать быстрее, нестись, как можно скорее добраться туда, где помогут, а с другой – надо ехать аккуратно, входя во все виражи. Самый опасный участок дороги, одни повороты и никакой связи. Она ехала. А в голове путались мысли и воспоминания, создавая хаос в сознании.
Вот всплыл их разговор, где он сказал, почему не целует ее часто и вне дома… «я когда целую тебя, я хочу любить в том же месте в тоже время. Еле сдерживаюсь, чтоб не сделать это… так что ты пожалей меня, хотя бы немножко. А уж потом, дома, я на целую тебя и зацелую..» и в то же время «что же случилось? Сердце? Давление? Или… нет! Все будет хорошо!» одометр показывал, что они уже проехали часть пути. Еще немного! Еще чуть-чуть! «Да, вот так! Молодец! Умница! Я знаю - ты справишься!» - она помнила эти дорогие слова каждой клеточкой своего сознания, и без труда могла в любой момент вспомнить их, словно он повторял их вновь и вновь.
Ураа!! Они доехали до поста ДПС… никогда не думала, что будет так радоваться при их виде.
Буквально через 5 минут, они ехали с мигалками, а им навстречу выехал реанимобиль. Она сидела с ним на заднем сидении. И обнимала как самое главное сокровище, которое было у нее. Гладила его лицо и тихо, почти беззвучно повторяла: «Только потерпи немножко. Еще немножко. Все будет хорошо. Я в тебя верю, как ни в кого другого! Ты справишься! Ты сможешь!». Она целовала его лицо и прижималась щекой к его щеке, словно пыталась вдохнуть в него свою жизнь, согреть своим теплом.  Чтоб открылись его глаза и со смешинкой посмотрели на нее… и услышать его всегдашнее «Не переживай… все будет хорошо!» от этих воспоминаний слезы навернулись на глаза, и она еще сильнее прижала его к себе. Его пульс продолжал сходить с ума.
Вот вой сирен смешался, они остановились рядом со «скорой». Быстро слаженно без лишних действий, и они уже в карете скорой помощи. Она сидит тихо в уголочке. Не мешая врачам. Смотрит на их уверенные действия и верит в то, что все будет хорошо. Губы безмолвно шепчут молитву о здравии, просят помочь и защитить.
Уколы, капельница, его сердцебиение на всю машину... вот оно опять замирает... и ее сердце замирает вместе с ним, и оживает, когда его снова начинает биться. Через какое-то время сердцебиение выравнивается и больше не останавливается. Она назвала адрес больницы, куда везти. Надо позвонить врачу, чтобы ждал их. Полезла в сумочку, но телефон по закону подлости, сел.
Врачи связываются с клиникой, сообщая о том, что везут к ним больного. Она называет фамилию врача, которого нужно оповестить об их приезде. Все как во сне… вот каталку завозят в приемный покой, их уже встречает  врач.
- Что случилось? – спрашивает он. Она, пытаясь говорить четко и ясно, рассказать что произошло. Выслушивает. Кивает головой и красноречиво смотрит на медсестру, переводя глаза на женщину, давая безмолвное указание, оказать ей помощь. Медсестра кивает, подходит к женщине. Берет ее за руку, начинает что-то говорить. Но женщина не слышит, ее сердце, глаза, мысли, ее душа – там, вместе с ним. Ей необходимо услышать его голос, увидеть его глаза и улыбку на губах, таких родных чувственных любимых.
«Мне плохо без тебя», - его тихий шепот врывается в ее сознание, сжимая сердце, прогоняя прочь панику и зарождающуюся истерику.
- Извините. Но мне надо туда, - она говорит учтиво, может немного холодно, но спокойно и уверенно. Она должна быть там, с ним, рядом… она нужна ему, чтобы быть. И никто не сможет помочь, если ее не будет.
- Туда нельзя. Я сейчас налью Вам чаю. Вы успокоитесь, - медсестра пытается уговорить женщину, говорит с ней как с малым еще неразумным ребенком.
- Мне - можно. Мне все можно. Смотрите, Вам нужно дышать, чтобы жить. А ему нужна я – чтобы дышать… понимаете?
- У нас очень хорошие врачи, они сейчас делают все возможное…
- Я знаю. Что тут хорошие врачи, иначе нас бы тут не было. Но смотрите, есть спички и огниво, но без чего спички не смогут загореться, даже если со всей силы чиркать их об огниво?
Медсестра в недоумении смотрела на странную женщину, задумываясь над тем – все ли с ней хорошо, или с расстройства, у той начались проблемы с головой.
- Без кислорода, - она грустно ухмыльнулась. – Я тот кислород, без которого не будет огня. Понимаете?
- Доктор сказал нельзя, значит нельзя. Или Вы не доверяете ему? То зачем же.., - начала высказывать медсестра. Как часто люди просто мешали работать своей самоуверенностью, глупыми домыслами и  идеями по излечению.
- Нет, Вы меня не поняли. Если бы сомневалась. То нас бы тут не было. Я о том, что мне надо быть там... рядом понимаете? – и она с надеждой заглянула в глаза медсестры.
- Знаете, если б Ваше присутствие было настолько чудодейственным, Вы бы не обратились к нам. Извините за мою бестактность, но это правда.
Женщина опешила от такого заявления. Жестко, даже жестоко. Но в словах медсестры была правда… но она знала, что должна быть там. Ее тянуло - ее сердце, ее душа были там, с ним. И она знала, что нужна ему. Он сильный, он справится, но даже самому сильному нужна рука помощи в трудный момент. Женщина не стала спорить – это не объяснить, не каждый поймет, ведь мало кто может так чувствовать друг друга даже на расстоянии.
- Вы не могли бы принести мне чашечку кофе, - она устало улыбнулась медсестре.
- Да, конечно, - медсестра вздохнула с облегчением и пошла за кофе, время от времени бросая взгляды на странную женщину, понимая, что чашка кофе, может быть, простой отговоркой.
- Спасибо, - женщина взяла принесенный кофе и стала греть о кружку озябшие пальцы, отпивая мелкими глотками обжигающий горький напиток - без сахара, как он любит…
- Надо было с сахаром? – тут же поинтересовалась медсестра.
- Нет, нет, большое спасибо.
Она сделала еще глоток. «Ты моя сладкая девочка, видишь, я так полюбил сладкое!»- его слова так четко прозвучали в ее голове, словно он только что произнес их. Он всегда целовал ее, когда пил кофе, говоря, что ее губы слаще любого сахара. Легкая полуулыбка коснулась ее губ. Она услышала его смех, такой красивый бархатистый. Немного рассыпчатый, но такой глубокий. Она помнила времена, когда смеялись только губы, но не глаза, потом, позднее, гораздо позднее, постепенно стали оттаивать и глаза, и улыбаться вместе с губами. И его смех изменился, он стал живым. В его красивых глазах просыпались чертенята, такие смешные проказливо-забавные. Она любила их, очень любила. Иногда старалась специально рассмешить, лишь бы увидеть их вновь. И он смеялся, а его маленькие сорванцы были счастливы от того, что их вновь выпустили  на свободу.
Медсестра, видя, что женщина успокоилась и даже легкая полуулыбка трогает ее губы, оставила ее и ушла по своим делам.
Женщина посидела еще какое-то время. И когда все перестали обращать на нее внимание, тихо встала и пошла – туда, куда увезли его. Она знала этот коридор. Как бы она хотела никогда не возвращаться туда… но далеко не все и не всегда бывает так как мы хотим. Она зашла в ординаторскую и взяла один из висевших халатов. В коридоре было тихо и пусто. И тяжелее неприятное предчувствие стало потихоньку окутывать своими липкими щупальцами, сковывая волю и сердце, проверяя веру с надеждой на прочность. Она встала недалеко от блока, где были расположены палаты интенсивной терапии и, стала ждать, когда из палаты выйдет врач. И она упросит его пустить ее в палату. Она мысленно читала молитвы, прося за того, кто жил в ее сердце, за того кто пустил ее в свое сердце. «Я всегда рядом», - говорила она. «Я знаю, ты всегда рядом», - отвечал он. Когда то доктор отправлял ее в церковь, сказав, что там гораздо эффективнее и лучше ждать. На что она ему ответила, что пойдет только тогда, когда не сможет уговорить его, пусть ее в палату. И не обязательно быть в церкви, чтобы быть услышанной. Тогда он не нашел, что ответить и разрешил ей войти в палату.
Вот двери открылись – из палаты вышел док и медсестра.
- Опять Вы здесь, - устало констатировал врач.
- А где мне еще быть?
- Нет. К нему нельзя. Даже не просите.
- Но чем может помешать женщина, мужчине, который ей очень дорог?
- Мы опять начинаем этот разговор?
- Ну, Вы же сами хотите…
- Нет, Вы просто не понимаете. Всю серьезность ситуации. Любое волнение – позитивное либо негативное может отразиться не в лучшую сторону. Сердце – это не шутки. Серьезный приступ тахикардии…
Он смотрел в ее глаза и видел, что у него нет ни одного довода, который бы услышала эта женщина, который бы заставил ее, остановится на полпути. В прошлый раз, когда молодой человек лежал тут, то всегда безошибочно определял. Когда она придет. Док спросил его, удивляясь такому чутью, как такое может быть? На что, пациент улыбнулся и ответил: «Я чувствую, когда она рядом». И док опять сдался. Вернее, он должен сделать все, чтобы помочь.
- Вы помните, что...
- Да, конечно. Ничего не трогать, ни к чему не прикасаться. И если что я должна буду сразу уйти, не задавая никаких вопросов и не мешая… я помню.
- В прошлый раз Ваше присутствие помогло, поэтому я уступаю Вашей просьбе.
- Спасибо. Поэтому я и хочу быть рядом, знаю, что это немного, но поможет…
- Мне нравится Ваше хочу, а не должна… Идите, но знайте, нарушение хоть одного нельзя…
- Я не нарушу ни одно из них. И Вы это знаете, иначе не пустили бы. Спасибо.
В ее глазах было столько благодарности. Что ни какие слова не смогли бы выразить ее в полной мере.
- Иди, помоги ему, - и он положил руку ей на плечо, давая свое согласие.
Она прошла в палату и тихонько прикрыла дверь. Приборы размеренно попискивали. Она прижалась спиной к двери и смотрела на него. Такого беззащитного, уставшего, слабого. Она смотрела и мысленно просила только об одном, чтоб его густые длинные ресницы дрогнули, и глаза медленно открылись. Эти критические несколько часов... эти страшные несколько часов. Она подняла голову вверх, потому что в глазах стояли слезы, готовые вот-вот пролиться, а это как раз было одно из самых страшных нельзя.
Она подошла к кровати, ей так хотелось обнять его, крепко-крепко, словно поделиться своей жизненной силой, подарить ее крупицу. И если б это можно было сделать. Она бы сделала, даже под угрозой того, что нарушает одно из «нельзя».
Она опустилась на колени перед кроватью, и ее колено, обо что-то ударилось. Она потерла и его и заглянула под кровать. Там стояла небольшая скамеечка. Видимо док позаботился даже об этом, зная, что она все равно не успокоиться пока не уговорит его. В прошлый раз док видел, что ей потребовалось какое-то время, чтобы встать с негнущихся колен и выйти из палаты на подгибающихся ногах.
Она улыбнулась такой нежной заботе со стороны дока и его пониманию, что по-другому просто не может быть.
Она присела на скамеечку. И стала гладить его руку. Как она любила его большие красивые руки, в которых всегда было уютно и тепло, которые заставляли петь ее тело. Он был ее музыкантом, а руки как смычок, заставляющий скрипку звучать, петь. Она прижалась щекой к его пальцам.
- Все будет хорошо. Мы справимся. Мы сможем. Я верю в тебя. Я ни в кого не верю так, как в тебя, – повторяла она, как заклинание.
- Помнишь наше знакомство? Как вы с друзьями влетели в тихое кафе, и оно тут же перестало быть тихим. И наполнилось шумом и весельем, словно в него вдохнули жизнь, растопили лед тишины и спокойствия. Так и ты растопил мой лед долго, трудно, но растопил. Теперь ты в ответе за то, что сделал, - и она уткнулась носом в его пальцы. Ей хотелось перевернуть его ладонь, гладить ее, словно разгладить, стереть все лишние черточки, которые сулили неприятности.
- А помнишь фото, где солнце проглядывает сквозь рваные облака. И ты сказал, что раньше бы не обратил на него внимания, просто картинка. А сейчас видишь, да, красивое, но грустное, потому что солнце закрывают тучи. А это солнце кого-то грело. Вот и сейчас мое солнце скрывают тучи. Но моему солнышку надо немного постараться, чтобы выглянуть из-за туч. И я знаю, что оно справится. Правда, ведь, солнце мое?!
 Солнце молчало. Только тепло руки и монотонный писк приборов были ей ответом. Она тяжело вздохнула, и словно в продолжение ее тяжелого вздоха, за окном что-то глубоко очень низко ухнуло. Как будто великан выдохнул, и по стеклу забарабанили крупные капли дождя, оставляя мокрые дорожки на стекле. Погода делала за нее то, что она не могла. Она встала и подошла к окну. Такого дождя давно не было. Она положила ладонь на стекло, словно прикасаясь к этим каплям. «И только после дождя бывает радуга, и только дождь, смывая все, дарит новую жизнь». Она была простой женщиной. И слезы жили своей жизнью... они приходили непрошеными и никогда, когда их звали. Вот и сейчас, ее губы дрогнули, и она подняла голову, чтоб они не скатились по щекам. Трудно быть сильной… Дождь сделает за нее – поплачет, омоет  и вернет жизнь, возродит радугу. Радуга! Она улыбнулась. Когда то он сказал ей, что хочет и будет стараться дарить ей радугу. А она верила ему, он никогда не обманывал. Значит, так оно и будет! Без туч не бывает дождя, а без дождя – радуги.
Она улыбнулась и снова вернулась к кровати. Едва касаясь подушечками пальцев, провела по руке. Обычно кожа оживала и дарила рой мурашек, которые следовали за ее пальцами. Сейчас она молчала.
- Все будет хорошо! Не переживай! – сказала она и села на маленькую скамеечку. Поставила подбородок на его пальцы и стала тихонько  водить пальцами по его руке, время от времени чуть сжимая ее, потому что не в силах была побороть желание крепко обнять, а это было словно дозволенное, разрешенное объятие. От руки шло тепло. Такое успокаивающее, расслабляющее, дарящее надежду. Она много чего еще говорила и не заметила, как в один момент ее словно выключили. Она очнулась от того, что дрожащие пальцы гладили ее лицо, коснулись губ.
Она тут же открыла глаза и уже захотела закричать от радости, но его палец прижал ее губы, дав понять, чтоб она молчала.
- Твое солнце обещает, что всегда будет бороться с тучами, чтобы не случилось. А ты ему обещай, что больше никогда не будешь плакать. Никто и ничто не стоит твоих слез.
- Только мое солнце…
- Даже оно…
Но им так и не дали договорить. В палате появился медперсонал. И ей надо было выйти, чтоб не мешать. Она сделала то, что могла, теперь врачам надо было сделать свое. Она тихонько вышла и села на кресло в холле. Ее ладонь была прижата к щеке, которая еще хранила тепло его руки.
- Господи! Спасибо тебе! – горячо прошептала она, и слезы, словно освободившимся потоком хлынули из глаз. У нее было какое-то время наедине с собой. Слезами не поможешь, слезы – это слабость, бессилие. Слезы могут быть от обиды и разочарований. Но эти слезы – были слезами радости, счастья.