Час расплаты
Ярость накапливалась уже долго и сегодня она выйдет на свободу. Они умрут. Оба. Бьюик припаркован напротив ресторана, где и должно состояться мероприятие. Я сижу, упершись подбородком на руль и всматриваюсь в окрестности заведения. Вокруг тихо, слышны лишь удары дождевых капель. Дождь хлещет с самого утра и создает однообразную шумную какофонию. Циферблат наручных часов показывает 17:35, и это значит, что у нас осталось где-то пол часа. Пол часа — и отступать будет некуда, механизм запущен. Мы — это я и коренастый немного полный мужчина, сидящий рядом и нервно чешущий неопрятную щетину. Его зовут Винни, а меня зовут Хэнк. Мы разные и одинаковые, нас объединила судьба. Судьбу зовут Люсиль.
Я влюбился в неё, как говорится, с первого взгляда, как только её увидел. Это было сродни вспышке молнии — я оказался полностью околдован этой женщиной. Её красивые, большие глаза голубого цвета, бледная кожа, полные губы… Конечно же, я предпринял весьма удачную попытку поухаживать за ней, и когда Люсиль ответила взаимность, моему счастью не было предела. Мы начали встречаться, проводить очень много времени вместе. В моё сердце наконец-то пришла радость жизни. И я чувствовал себя будто в сказке, все это я говорю без преувеличений, потому что так оно и было — Люсиль заставляла мое сердце бешено биться, а мозг думать только в позитивном направлении. В этой эйфории я начал строить по-детски наивные планы на будущее, включающее свадьбу, долгую жизнь вместе.
Она работала кассиршей в банке. Я ещё удивлялся, как создание такой красоты может заниматься такой приземленной работой, в ответ на это она мило улыбалась и говорила, что красивой женщине рекомендовано быть ещё и умной. Однажды, гуляя с Люсиль, я стал свидетелем того, как к ней прямо посреди улицы начал приставать какой-то толстый придурок. Я, конечно же, не стоял в стороне. Едва не завязалась драка. Толстяк кричал обидные слова в сторону моей возлюбленной, а на меня практически не обращал внимания. После слова «потаскуха», я от души ударил его прямо в лицо. Толстяк на миг пошатнулся, но не упал. Он был одержим; вяло оттолкнул меня и пообещал, что Люсиль непременно заплатит. Бросил в мою сторону ненавистный взгляд и быстро ушел прочь… На мои детальные распросы позже она отвечала нехотя и неполно. Дескать, придурок на голову больной, давно его знает. Просто больной человек, не обращай на него внимание. Нет, это божественное создание не может врать или что-то скрывать неправильное, недоговаривать. Люсиль невинна. Тогда я верил в это.
Прошло пол года. После того случая на прогулке, толстяк больше не появлялся. Но что-то начало происходить с самой Люсиль: участились задержки на работе допоздна, иногда она демонстрировала полную отчужденность, а иногда начинала гладить меня по голове и внезапно становилась очень покладистой, нежной. Все это смешивалось с регулярной раздраженностью. Я чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга. Будто появилась стена. И не я её построил. Все попытки выяснить, в чём дело сводились сначала до подшучивания, а потом и до настоящих истерик со всевозможными обвинениями в мой адресс. Ты агрессивен! Ты подозрительный и не доверяешь мне! Все это было болезненно и непонятно. Но вскоре оказалось, что настоящая боль только на подходе.
Как-то вечером Люсись снова ушла «отдохнуть с подругами». Её звонок был внезапным. Она сказала, что есть серьезный разговор. Тогда, собственно, я и почувствовал, что это и есть конец. Догадка оказалась верна, Люсись встретилась со мной, выглядела немного растерянной. И ещё более чужой, чем раньше. Любимая женщина сказала, что мы больше не может быть вместе. Она запуталась, ей нужно все обдумать, а я себя иногда веду как полный придурок и пытаюсь ограничить её личное пространство своей ревностью и подозрительностью. Мое сердце словно пронзало копье. Душу разорвали на две половины. Я ещё долго сидел за столиком в том кафе и молча смотрел в одну точку. Вопросов не было. Слёз не было. Даже мысли куда-то улетучились.
Ещё пытался к ней достучаться, понять, что стряслось такого страшного. Поразительно, как человек в моем возрасте может быть таким глупым и наивным? Любовь слепа. Любовь слепит. Люсиль теперь относилась ко мне так, будто никогда и не было между нами теплых отношений.
— Хэнк, просто оставь в меня в покое, солнце. Своими постоянными истериками и подозрениями в чем-то ты не даёшь мне нормально жить. Я женщина. Я хочу любви, поддержки и понимания. А ты только портишь мои нервы. Извини. — Сказала больше не моя женщина и быстренько зашагала прочь. Кажется, ей было даже неловко.
Ну, а я начал сходить с ума. Не мог есть, спать, этот мир стал для меня противным. Я каждое утро и вечер приезжал к банку с букетом цветов. Все ещё наделялся на что-то, никак не мог снять розовые очки. Мои действия были лишены достоинства и разума. Однажды её прямо на выходе из работы подобрал белый автомобиль. За рулем сидел вполне обычный пижон неопределенного возраста и невзрачной внешности. Я видел, как Люсись села рядом и поцеловала его в щеку. Значит, теперь всё понятно.
Все стало на свои места. И тогда я впервые заплакал.
Мне не давал покоя очевидный вопрос: чем же он лучше меня? Страшная боль раздирала меня изнутри и сдавливала горло. Мою печаль не может утолить ни затяжная депрессия, ни градусы спиртного. Несколько раз, как только становилось темно, я подъезжал к её дому, чтобы просто понаблюдать. И часто там был припаркован белый автомобиль, не дороже и не дешевле моего. Люсиль, Люси… Неужели ты смогла вот так со мной поступить? Выбросить, как старый диван, в котором ничего, кроме клещей и пыли?
Уже уезжая прочь, я вдруг заметил знакомую фигуру. Толстяк стоял в тени, за фонарным столбом, и курил. Он посмотрел на бьюик, выкинул сигарету и развернулся, чтобы уйти тоже.
Наверное, уже тогда я перестал верить в случайности. На следующий день я встретил его в забегаловке, куда заехал, чтобы выпить и немного перекусить. В четырех стенах становилось тоскливо, а среди людей и шума вроде как легчало. Он сидел возле барной стойки. Заметив меня, он сделал такое выражение на своем лице, будто у меня росли рога. Забавное сравнение. Я заказал себе ром — это же сделал толстяк. Каждый выпил свою порцию. Я заказал ещё; желание выпить сегодня больше обычного пришло внезапно и я не спешил его прогонять. А что? Водить машину я могу в любом состоянии. Это факт. Да и терять нечего. Напьюсь ещё раз, не умру. Зато не в одиночестве, как до этого. Я обновлял порцию, пока не понял, что хватит. Все то же самое проделывал толстяк, но посмотрев на него по-внимательнее, я понял, что этот может пить и пить. И ничего ему не будет. Разговор у нас завязался как-то сам по себе. Не помню, как именно это произошло, но уже совсем скоро я знал его имя, место работы. Узнал, что Винни — художник. «Не заложник жанра! А новатор» — помню, подчеркнул он. После я выслушал историю его знакомства с Люсисль. О том, как они встречались и как он экономил каждую копейку, чтобы сводить её куда-нибудь и не выглядеть в её глазах бедняком, ни в коем случае не упасть в грязь лицом. О том, как она заявила ему, что он ничтожество и никакой не художник, а просто неудачник. Люсиль бросила его и переключилась на другого влюбленного идиота. Коим оказался я.
— Эта шлюха, наверное, думала, что я при бабле, если художник! — Хрипел Вини, выпивая залпом очередной «заряд» рома. Я сидел в полудрёме — Мы же встречались, гуляли, все было нормально. И потом внезапный уход, оскорбления! Неужели дело в деньгах, а? Дерьмо какое, сука!
Свою историю поведал ему и я. Он достал из кармана своего плаща купюры и сказал, что это его гонорар за работу. Он угощает. Мы ещё долго жаловались друг другу. Нас обоих бросили, как собак. Без причины. Кажется, я снова плакал, не могу точно вспомнить. Сам Винни жил вполне в пристойной квартире, стены которой были увешаны его картинами, среди которых были как пейзажи, натюрморты, портреты, так и совсем непонятные мне вещи… И теперь, после знакомства с толстяком, я отчетливо понял, каким человеком является Люси. Она бросила его, переключившись на меня. И так же со мной. И в обеих случаях причины я просто не видел. Не то, что я бы так хорошо знал Винни и всю специфику их отношений, но что-то мне подсказывало, что Винни не первый, а я не последний. Сопоставив некоторые факты из истории нового знакомого, я понял, что она начала встречаться со мной ещё будучи в паре с толстяком.
Уже позже, на трезвую голову мы сошлись на том, что Люсиль — мразь, и обошлась она с нами очень и очень паршиво, хотя от очевидного умозаключения легче не стало никому. Мы оба её любим, оба мучаемся одинаково, безуспешно заглушить боль. Товарищи по несчастью, ставшие лишними в жизни красотки, ради которой были готовы на всё. И по сей день я так и не понял, что это было: постоянный поиск нового, банальная слабость между ног, или серцеедство и получение удовольствия от причинения невыносимых страданий другим. Словом, мы были уничтожены и преданы.
Дрожащими руками Винни пытается зажечь сигарету, а я смотрю в зеркальце. Выгляжу дерьмово. Свадьбу будут отмечать в этом шикарном ресторане сегодня, в восемнадцать ноль ноль. Сейчас мои часы показывают 17:50 и вокруг сердца петлей сжимается колючая проволока. Я слышу только дождь и глухое сопение толстяка рядом. Я вижу только парадную дверь ресторана и капли дождя, стекающие по лобовом стекле моего бьюика. Я чувствую только ненависть, рвущуюся на свободу. Я — острый кусок боли. Тлеющий блик в бездонных глазах цвета моря. Когда выходил из своей квартиры, попытался запомнить её до мельчайших подробностей. Расположение всех вещей, мебели, каждой мелочи. Чувство, будто я больше не вернусь сюда, пришло ещё утром. Я протер от пыли каждый угол квартиры, везде навел полный марафет, помыл окна… Мой дом, мои книги, моя кровать… Остался только мой темно-зеленый бьюик и адреналин. В голове словно на американских горках, все мысли путаются и обгоняют друг друга невпопад. И сердце прорывается наружу, но уже не от любви, а от страха и злобы. В небесах загремело. Скоро начнется гроза. «Господи, что же я собираюсь делать?» Внезапная вспышка в сознании заставила дрогнуть. «Не поздно ещё остановиться!» Поздно. Нам уже поздно. Механизм запущен, нельзя остановиться, думать. Осталось сделать последний шаг…«В пропасть?» Без разницы. Возмещение ущерба за всю боль будет сегодня.
— Стреляй неспеша, только прицелившись — Непривычно тихим голосом сказал Винни — патронов у нас не бесконечно. Главная цель — эта сука. Никого не жалеть, не медлить, не тормозить. Но не спешить. И стрелять.
Я молчал, так как добавить было нечего. Всё это обговорили уже не раз. Винни возбуждён, часто облизывает губы и повторяет одно и то же. По сути, я не знаю, что за человек сидит сейчас возле меня, не знаю, откуда он достал два вроде как новеньких кольта, не знаю, при каких обстоятельствах он научился так хорошо владеть оружием. Своими навывками он похвастался, когда мы ехали в лес пострелять по бутылкам и прочему мусору. Винни учил меня правильно держать пистолет в руках, целиться, заряжать его. До того момента я никогда не держал оружие в руках, но товарищ по несчастью сказал, что у меня неплохо получается. Из старого охотничего ружья он сделал себе обрез. Этот «обрубок» тепер лежал между сидениями, заботливая рука толстяка лежала на нем и поглаживала, как собаку.
Восемнадцать ноль ноль Дождь стал сильне, погода ухудшалась с каждой минутой. Мы больше не разговаривали, напряжение внутри вырастало. Наконец из соседней улицы выехала хорошо знакомая нам машина и ещё несколько её сопровождающих. Кортеж остановился у ресторана. Дверь открылась, пижон в черном смокинге по-молодецки выбежал, держа в руке зонтик. Как и подобает настоящему джентльмену, он открыл дверь, чтобы невеста в белом платье смогла выйти. Люсиль… Сердце сжалось сильнее. Разум отказывался воспринимать то, что вскоре совершит мое тело.
Людей было много, все они быстро всосались в лоно ресторана, где молодожёны будут отмечать свой праздник. Ещё несколько минут я и Винни молча сидели. На миг лицо толстяка обрело оттенок растерянности. Он даже открыл рот, чтобы сказать что-то, но лиш закрыл рот, резко остановив себя. Пухлое лицо вновь натянуло маску расчетливой серьезности.
— Пора — Он берет в руки обрез и медленно открывает дверцу машины. Вокруг ни души. В такой ливень не то что человек, даже собака не рискнет выйти наружу. Беру кольт, заряжаю. Да, пора. И все, что осталось в этом мире — бескрайнее серое небо над головой, равнодушно наблюдающее за нами. Боль, страх, отчаяние. Дождь. Тот, кто сказал, что от любви до ненависти лишь один шаг, был, несомненно, прав. Но говорил ли кто-либо об одновременном проявлении этих обжигающих чувств? Двойственность желаний; я хочу поцеловать её, ударить, обнять, выстрелить прямо в сердце, чтобы она хоть на миг почувствовала мою боль. Одежда быстро промокла. Всего минута — и на мне нет сухого места. Пахнет дождём. Сегодня так пахнет и месть. Винни равнодушно шагает в сторону входа в заведение, держа в руках свой «обрубок» и не смотрит по сторонам. Холодные струи, затекающие за шиворот наполняют решимостью и страхом.
Раздался раскат грома. В такт ему в сознание с новой силой ворвались сомнения.«А что, если я больше никогда не почувствую прикосновения дождя на своей коже? Мне нет даже сорока, Господи…» Только в этот момент я осознал, что должно произойти. Когда я учился стрелять и прощался с квартирой я, конечно же, знал, что буду убивать. Но это было не столь понятно и очевидно. Вроде как знаешь концовку, но когда смотришь этот фильм, то переживаешь всё равно за героев. Все эти дни я как-то мысленно не заходил дальше процесса отомщения. Я смаковал эти воображаемые моменты, как она и её новый жеребец падали, дергались в агонии и истекали кровью. Но ответа на вопрос «Что после?» не было, даже когда я закрывал входную дверь своей квартиры. Пистолет в руке начинает дрожать. Пытаюсь овладеть собой. «Никто из них не сделал тебе ничего плохого в принципе, они даже не знает о твоём существовании. И сегодня они умрут. Просто так, из-за этой шлюхи… Люси…» Большие капли стекают по лицу и заставляют очнуться от всего этого похмельного бреда. Время замедляется. «А в чём виноват этот пижон? Он сам пока не понял, с кем идет под руку. Почему я должен забирать его жизнь?» Я осознал себя здесь и сей час. На пороге непоправимого. Колени начали дрожать. Винни все-ещё впереди, я отстаю. До заветной двери остается несколько метров. Я снова вижу перед собой её глаза и улыбку. «А готов ли я убивать? Достаточно ли пожил я сам?» Раскат грома. Страх проглотил меня с головой. Страх от осознания того, что я вот-вот переступлю черту. А там, за чертой, я превращусь во что-то темное, непривычное, неправильное. Совсем чужеродное, ломающее пространство и время; сделает убийцей. «Ну же, Хэнк, ещё не поздно, ты можешь начать грёбаную новую жизнь! Переехать отсюда, полностью сменить окружение, дом, да даже климат. Ты ведь всегда мечтал написать книгу, черновиков исписанных целый ящик дома стоит!» Чётко осознаю, что хочу жить и не хочу отнимать жизнь чужую. Не хочу переступать за грань. Ломать мир.
Винни останавливается и сжимает ружьё. Его лицо — гранитное воплощение твердости и решительности.
— Винни… Не надо — Я говорю почти шёпотом, смотрю ему в глаза и не слышу собственного голоса. Я смотрю в пустоту. Наверное, толстяк тоже смотрит в пустоту. Некоторое время он смотрит с легким удивлением и не может понять, в чём дело. Я молча ставлю ему руку на плечо и отрицательно мотаю головой — Не надо.
Празднование в разгаре, кажется, я отсюда даже слышал громкий смех и голоса. Винни смотрит на меня как на прокажённого и немного пятится; замечаю, что его смертоносный «обрубок» нацелился на меня. Я почувствовал боль в ямке, куда смотрело оружие. Я молчу, он молчит. Его взгляд въелся в мой. Подобно отчаянному канатоходцу, балансирующему на грани всеобщего захвата и гибели, балансирую и я.
Не знаю, как долго мы так стояли. Лицо Винни вдруг перекосило, он нервно хихикнул и хищно просычал всего одно слово: «ссыкло»… И рванул прочь от меня и от милого ресторанчика, где сегодня празднует свою свадьбу Люсиль, принёсшая обоим столько страданий. Он спрятал оружие в глубины своего плаща и ускорил шаг, двигаясь в направлении небольшого скверика неподалеку. Будто не замечая того, что полностью промок. Толстяк все ускорял и ускорял шаг.
Холод. Теперь понимаю, что мне очень холодно. Пустота. Я хочу забиться в какой-то теплый абстрактный угол, в тишину, чтобы никто меня не мог достать. На ватных ногах, осунувшись и с заряженным пистолетом в руке, я медленно возвращаюсь к своему бьюику. Совершенно безразлично, видел ли эту всю сцену кто-либо. Совершенно. В ресторане все веселятся. Звучит музыка. В свинцовых небесах сверкнула молния.
Не помню, как добрался домой. Наверное, я много пил несколько дней в беспамятстве и полном одиночестве. В моих пьяных снах огромная черная змея душила меня, но мне получилось от неё убежать. Пистолет я выбросил в канализационный люк. Вроде, помню это. Ибо когда я наконец-то проснулся с твердым желанием прекратить запой, оружия не было. Страшное похмелье принесло с собой и облегчение. Решение было принято.
Квартиру купили довольно быстро, на поиск покупателей не ушло много времени. Договор был заключне, все необходимые документы подписаны, а деньги получены. Часть своих вещей я просто выкинул, а часть сжег на свалке. Желание начать всё с чистого листа вкоренилось в мой мозг ещё в тот дождливый день. Сейчас я сижу в своем автомобиле и буквально лечу подальше с этого города, чтобы побыстрее покинуть эти места. Оказаться подальше от Люси, от холода, от боли, спиртного и Винни… Я не знаю его дальнейшей судьбы. Что стало с ним? Продолжит ли он начатое дело? Впрочем, уже не важно. Всё осталось позади. Нет, я не простил Люсиль. Мне искренне жаль свое разбитое сердце и я действительно ненавижу эту женщину. Если в этом мире есть подобие справедливости, кармы, или чего подобного, то пускай вселенная сама накажет её. Когда-нибудь все это будет покрыто пыльним слоем прошлого. Я не перешёл черту.
Холод. Он всё ещё живет внутри, глубоко запрятавшись. Его пора придет ночью, вместе с воспоминаниями, грязными мыслями и преступными сомнениями. А пока что я мчусь по трассе в другой город, где живет один родственник по отцовской линии и где я смогу начать жить по-новому.
Свидетельство о публикации №217072301550