Человек человеку кто?

     В этом году мне никак не удавалось выбраться на кладбище. Дожди лета 2017 года, если такая погода не станет нормой летом, надолго запомнятся москвичам, да и не только. Обычно, я посещаю кладбище, где лежат сестра, мама и дед, в середине июня, хотя никто у нас не умер и не родился в июне, но для меня это - самый оптимальный срок. Зелень, сорняки, уже выросли настолько, что не рвать их уже просто неприлично, а земляника на могиле уже созрела, и моя совесть чиста.
     В этом же году на кладбище из-за дождей я сумел выбраться лишь перед самым днём рождения сестры. Откладывать поездку было уже нехорошо, благо день выдался относительно солнечным.
     Могила встретила таким буйством зелени, что меня это даже поразило. Главная королева всех заброшенных могил - сныть. Она не даёт всем покоя, заставляя рвать её, не покладая рук. Очистив от сныти и других сорняков участок могил, я обратил внимание, что побег дуба, который я пересадил прошлым летом в пень спиленной огромной липы прижился. Это очень порадовало меня! Хоть в чём-то жизнь продолжается!
     Окинув взглядом свой очищенный участок, я перевёл взгляд вправо. Некогда ухоженная могила бывшей работницы исполкома в советсткое время теперь выглядела заброшенной. Видно было, что сюда с весны никто не ходил. Вспомнил, как мне рассказывал отец, что соседка по кладбищу, когда была жива, ругалась, почему мы взяли такой большой участок и что она будет жаловаться в исполком, где она работает.
     Я пожалел эту уже давно похороненную женщину и, перегнувшись через ограду, вырвал самые крупные сорняки с их участка. "И зачем, чтобы семена от этих сорняков летели на наши могилы?", - пронеслось у меня в голове. "Могла ли она представить, что те, на кого она ругалась, после её смерти оказались ей в чём-то полезны?" - снова пронеслось у меня в голове. Думаю, сделаю я ей добро!
     Но добро на этом не остановилось....
На участке у меня теперь всё было нормально, но, очистив тропинку перед могилой, я посмотрел влево, и в душе моей снова что-то проснулось. Мощные побеги сныти покрывали всю могилу из другого ряда, а так как там не было металлической ограды, она легко могла перебраться на нашу могилу. На могилу Алексея Г. никто не ходил. Это я понял давно. Алексей, который умер в возрасте 67 лет, задумчиво смотрел с медальона на памятнике. Когда люди клеили медальон на памятник, они не подумали, что высокие побеги сныти могут полностью его закрыть. У меня снова пронеслось в голове: "Сделаю я Алексею подарок! Дети и внуки его явно позабыли". И я принялся рвать сныть на его могиле.
     Слева от Алексея была могила Геннадия. Мужчина погиб, не дожив сорока двух лет. Мой отец, когда был жив, поддерживал хорошие отношения с тогдашним директором кладбища. И он ему рассказывал некоторые истории о судьбах тех, кто лежал недалеко от наших могил. Поэтому я знал вкратце историю Геннадия. А сводилась она к следующему: он работал дипкурьером в советское время. И вот, как-то раз, возвращаясь из очередной своей служебной поездки, он застал дома жену с любовником. Кажется, мужчина застрелился из своего табельного оружия, не пережив измену любимой жены. У Геннадия я убирать не стал, хотя к нему на могилу тоже никто не ходил. Вся могила его поросла крапивой. Она была высокая и очень жгучая. И, хотя семена от крапивы могли лететь и на наши могилы, но у меня не было желания получить очередной ожог от чужой крапивы. Собрав всю сныть, что я нарвал на могиле Алексея, я понёс эту огромную охапку на могильную свалку.
     Попасть к нашим могилам не так-то просто. Надо пройти по узким проходам с главной асфальтированной линии между гранитными и бетонными клетками-квадратами окантовки могильных участков без оград. И вот, каждый раз, когда прохожу, приходиться идти мимо могил одной пожилой супружеской пары. Их выбитые на камне лица своей манерой смотреть мне чем-то напоминают прапорщика и его жену, которых я знал по срочной службе в Советской Армии. Того прапорщика все звали Паништа, хотя официально к нему обращались "товарищ прапорщик". Настоящая его фамилия была Климов. Он был хозяйственником и отвечал за снабжение воинской части прежде всего продуктами питания. О нём ходили слухи, что он был не чист на руку. По своей манере держаться Паништа напоминал царедворца. А Паништой его звали потому, что он всегда произносил одну фразу: "Я, понимаешь, та-да...". Затем могло следовать какое-то нравоучение.
     И вот, каждый раз, как я прохожу мимо могилы человека, похожего на "Паништу", смотрит он на меня недоверчиво с выбитого на граните портрета и "говорит", если можно так выразиться: "И опять всё ходишь?". А у этого двойника Паништы, как у того в жизни, всё сделано с умом, по хозяйски. Вокруг могилы всё выложено бетоном, так что можно по-человечески пройти. "Вот, думаю, и на том свете у Паништы жизнь с комфортом! А мы тут всё ходим, мешаемся, пользуемся его бетоном, украденным или каким?". А "Паништа" мне говорит: "Вот, видишь, хоть бетон и украденный, а ведь и вы пользуетесь моим бетоном! И где правда жизни?"
     Отнёс я сныть на свалку, возвращаюсь на могилу и думаю: "Пройдусь-ка я по главной "улице", взгляну на тех, кого чуть знаю". Вот, лежат работники советской прокуратуры, расстрелянные в Степанокерте в начале 1991г., когда там врывались бандиты в госучреждения и открывали огонь из автоматов. Много их тогда полегло! И хоронили их в одно и то же время, как привезли тела в Москву. А вот - лежит девушка, которую весной 1991г. изнасиловали и убили в Москве или области. Тогда волна изнасилования и убийств молодых девчонок захлестнула Москву и Подмосковье, да и всю Россию. Сейчас об этом никто не хочет вспоминать, как будто и не было того времени. Через главную асфалтовую "улицу" наискосок - другая могила девушки с такой же несчастной судьбой. К этой уже перестали ходить на могилу, и она тоже поросла большими побегами сныти. Вечерело. Помыв свои памятники, я ушёл с кладбища, как всегда в раздумьях. Сейчас, в основном, молодые гибнут в автомобильных катастрофах, а лет 15-20 назад очень много погибло от рук бандитов!
     Вышел за ограду кладбища и спускаюсь по дороге мимо церкви к автомобильному шоссе. Вечернее солнце освещает группу нищих, которые сидят на бордюре дороги и просят милостыню у тех, кто идёт на кладбище или в церковь. Никого нет. Иду только я, поэтому они просят и у меня. Денег у меня нет. В кармане лежит карточка. Я развожу руки и показываю тем самым, что у меня денег нет. "Ну, хоть рубль!" - жалостливо просит молодой мужчина. Две молодые женщины, перед которыми стоят банки для милостыни, сидят на бетонном бордюре рядом. "Ну, хоть пятьдесят копееек! - ещё более жалостливо произносит он и добавляет, - нам жить негде!". "У меня нет", - произношу я, а сам думаю: "Неужели они не понимают, что сейчас уже другое время. Большинство людей, как и я, не носят с собой деньги, не имеют ни копейки в кармане, потому что мы ходим с картой, и почти всё можно оплатить безналично! "Плохие времена для нищих настали! - подумал я, - люди ходят без наличных денег". Поодаль от этой группы сидел ещё один парень с бумажным стаканчиком для милостыни. Меня он просить уже не стал. Я прошёл ещё немного, а в голове звучали слова нищего: "Ну, хоть пятьдесят копеек! Нам жить негде". Не доходя автомобильной трассы, на асфальте я заметил и поднял старую потемневшую монету в пятьдесят копеек. Здесь весь день стоят торговцы живыми и искусственными цветами для идущих на кладбище. "Наверно, от них монетка осталась", - подумал я. Я отнёс эту монету нищему и был удивлён, как он был этому рад! Две его молодые дамы также благодарили меня. "А ведь сейчас на пятьдесят копеек ничего не купишь!" - подумал я. Коробок спичек сейчас стоит больше рубля.
     В воскресный вечер автобусы ходили редко, и я пошёл пешком до более крупной магистрали. Прошёл перекрёсток, перешёл на другую сторону улицы, иду мимо автомойки. В стороне на пригорке, где зелёная побритая газонокосилкой трава, у люка водостока лежит на солнышке человек и спит. Я понимаю, что это бомж. Затем иду дальше, где ещё при Лужкове вложили уйму денег, чтобы привести в порядок сток небольшой речушки. Подходы к реке закрыты металлической оградой с острыми наконечниками, а перед оградой выставлены указатели "Проход закрыт. Охраняемая зона". Но не для бомжей. Проходя мимо речки, вижу, как мужчина в большом пластмассовом ведре для строительной шпатлёвки несёт только что постиранные в стремительном потоке реки свои вещи. Он карабкается по скользкому глинистому берегу реки наверх, хватаясь руками за ветки деревьев и кустарник. Я понимаю, что это - тоже бомж. Как много их летом в Москве стало!
     Вот, я наконец дошёл до первого магазина на пути от кладбища с характерным названием "Алкомаркет". Были мысли пойти и купить тем, что сидели у кладбища бомжам пива и хлеба, но обратно идти было далеко, а я очень устал. Да, и как воспримут эти люди такой дар? Как блажь очередного богатого дурака, которые обязательно попадаются раз в день на дороге к храму и кладбищу, давая иной раз по сто рублей.
     Рядом шла улица с прекрасными высаженными в грунт цветами и строился новый дом для тех, кто может заплатить. А где-то там люди сидят на бетонном бордюре проезжей части и собирают по рублю, по пятьдесят копеек, и, возможно, спят под открытым небом. У метро я коркой хлеба покормил голубей. Наверно, в прошлой жизни они были такими же нищими...            


      
 
       Рю С.Ю. - 23 июля 2017г.      

        Автор фото - Рю С.Ю.