Война моторов в отчем крае

                Документальный рассказ


Четвертый материал из серии "Небо над Лепелем" - о летчиках и базах,  расположенных в междуречье, между Западной Двиной и Березиной. Их история - это трагические дни июня, лета сорок первого...


…Он летел вдоль большака на запад. Самолет гудел ровно, штурвал сжимали крепкие руки, а взгляд охватывал очертания убегающей внизу местности и наплывающего пространства. Гуща летел по следам своей молодости.


КАРЬЕРА ЛЕТЧИКА

Словно виражи, раскручивались минувшие дни. Вот он, в звании капитана, по приказу НКО № 04608, прибывает за новым назначением. Это было в октябре 40-го года. 12-я авиадивизия становилась его родным домом. Комдив Аладинский, выслушав рапорт, указал на стул и развернул на столе папку с личным делом.

- Значит, вы белорус, Александр Иосифович? Это хорошо, сфера нашей деятельности – западный военный округ…

Гущу назначили в 12-ю не потому, что он родился в Столбцах Минской области, на берегу Немана, нет, его направляли сюда исключительно в связи с личным опытом. В его биографии было записано: «знаком с известными конструкторами летательных советских аппаратов Яковлевым и Королевым».

Александра можно было причислить к когорте первооткрывателей сталинского самолетостроения, он явился своего рода вдохновителем идей Яковлева, был его компаньоном - вместе в школьные годы создавали планер АВФ-10, который был взят на заметку в 1924 году и удостоен премии.

«Наши детские настроения удивительным образом совпали со сталинскими помыслами», - мелькнула в голове мысль.

Рожденный в том же году СССР поднимался в небо – был взят курс на создание машин и моторов. Судьба вывела мальчишек в небо, но разделила по предпочтениям: Александр Сергеевич посвятил себя авиаконструированию и стал академиком в этой области, а Александр Иосифович все силы отдал освоению летательных аппаратов, остался «навсегда… авиационным человеком» (так отзывался о своем школьном соратнике известный конструктор).

Их пути разошлись сразу после школы -  Гущу захлестнула стезя «массового призыва»: он всем сердцем отозвался на страстный клич Страны Советов и лично товарища Сталина - защищать коммунистическую идею, подготовить сто тысяч военных летчиков.

«Странно, - думал Гуща, - почему идея коллективного трудоустройства превратилась в борьбу со всем остальным миром? И почему другая сторона не приняла эту идею и не увидела в ней избавление?»

С каждым годом нарастала волна противостояния и умопомрачительного накачивания масс. «Мы встали на путь самоуничтожения?» – задавал себе крамольный вопрос Гуща.

Он встал на путь военного летчика: сначала овладевал теоретическими знаниями в Ленинграде, затем учился во 2-й школе Красного Воздушного Флота. Оттуда квалифицировался в разведчики, далее совершенствовался на курсах высшей лётно-тактической школы в Липецке, где тайно, первоначально, наращивала свой капитал Германия – страна враждебного лагеря.

Оба государства вскоре загромыхали на континенте военным потенциалом, словно железными цепями. Удовлетворение заявленных интересов переросло в погоню за превосходством.

Гущу готовили основательно. Уже в капитанском звании, с 10-летним воздушным стажем, он прибыл за новым назначением. Догадывался ли «красный пилот», почему его определили именно сюда – в особый округ?


КАК ЛЕПЕСТКИ КОВАНОГО БУТОНА

Регион действий 12-й был очерчен сразу после возвращения северо-восточной части Беларуси -  между реками Западная Двина и Березина. Там еще во времена Тухачевского – инициатора новейших технических разработок – был основан уникальный оборонительный комплекс. Со стороны восходящего солнца пролегла железнодорожная линия Орша - Лепель, построенная за короткий срок военными строителями, и был возведен городок для защитников. Он встал на Улле, которая с давних времен служила рубежом между северными, полоцкими, и южными, виленскими, землями.

Центральным считалось минометное училище, связанное через Уллу специально проложенной стальной веткой на Боровку. Предположительно, выпускников намеревались использовать в скором будущем как командиров реактивных батарей. Тот же Тухачевский еще в 20-е годы прозорливо намекал на создание современных образцов оружия.

Конечно, капитана Гущу никто не посвящал в планы верховного командования. Он мог только догадываться: междуречье – форпост на пути к Москве, столице Советского Союза.

12-я занимала позиции вкруг Лепеля, как лепестки кованого бутона – ограждая сердцевину. Из-за Двины, как стебель, тянулось уложенное булыжными камнями стратегическое шоссе. В Придвинье оно разветвлялось. Центральная ветка, минуя 128-й бомбардировочный полк, напрямую вела к лепельским базам, налево уходила дорога под Бешенковичи, к запасному аэродрому, а направо, по Копейскому шляху времен Ивана Грозного, выводила в предместье Полоцка, где лежал аэродром Бецкое. Оттуда - по старинному Полоцкому тракту – на запад, в Травники, где обосновался 215-й штурмовой авиаполк. Замыкалось кольцо на юге. В Велевщине строилась площадка для крупного истребительного соединения, временные функции которого выполнял резервный 161-й полк в Корчах. Еще южнее на оперативных картах был обозначен дополнительный аэродром «Ламское», однако до сих пор неизвестно, что подразумевалось под этим словом. Он шифровался также под номером 027 в 60-ти километрах от Борисова.

Все авиационные подразделения (они относились ко второму эшелону, что подразумевало удаленный от границы оборонительный пояс) комплектовались не только техникой, зарекомендовавшей себя в горячих точках, но и обкатывали образцы, только что сконструированные.


«СУШКИ» - НЕ СУХАРИ НА ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

- Будете ведущим эскадрильи в скоростном авиаполку, - подытожил разговор комдив Аладинский, утвердив капитана в должности командира второй эскадрильи.

Да, именно так назывался первоначально 209-й – «скоростным». По причине того, что комплектовался новейшими в то время Су-2. Этим и объяснялась должность комэска для капитана с довольно высоким образовательным уровнем и немалым опытом. Во время войны капитаны да майоры становились командирами полков и отдельных боевых групп.

Судя по всему, Гуща уже непосредственно в части переучивался на Су-2 – как и другие. Вот как выглядело это дело у коллеги Гущи – капитана Алексея Кульбака, который позже возглавлял 209-й: «Прибыв в часть (Кульбак в то время состоял в другом подобном СПАБе – 97-м) накануне войны, на боевом аэродроме переучился летать с самолета СБ на Су-2…»

Знали ли они в то время, кто автор уникальной машины, модификации которой до сих пор считаются лучшими в мире?

Вряд ли. Самолет был из разряда секретных, и фигурировал в отчетах как ББ-1 («ближний бомбардировщик»). Помимо чисто бомбометательных функций, в него была заложена идея таранного плана – то есть, на бреющей высоте поливать противника из всех оружейных стволов. Он «брал на борт» до полутонны бомб и снаряжался бронебойными пулеметными лентами для пяти скорострельных установок ШКАС. А под «брюхом» мог нести наиболее грозное свое оружие - ракеты. Их крепилось до десяти штук.

Последнее обстоятельство, видимо, и вынуждало военных до поры до времени скрывать машину. Даже в начале войны советские летчики мало что знали о ней. Будущий маршал авиации Советского Союза Иван Пстыго одним из первых осваивал Су-2. Так вот, он рассказывал, что первый сбитый этот самолет приходился на долю своих же. И сделал это трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, не оповещенный о новом самолете и принявший его за «чужака».

Воплотил идею универсальной боевой единицы земляк Гущи, Павел Осипович Сухой. Су-2 мог быть одновременно и штурмовиком, и разведчиком, и ближним бомбардировщиком. Слово «скоростной» подчеркивало его отличие от серийных «ишачков», которых наделали много, но они уступали по тяговым характеристикам. Су-2 развивал скорость более четырех сотен километров в час, однако и он выпадал из обоймы быстролетающих. Вскоре после начала боевых действий слово «скоростной» заменили на «ближний», и полки, оснащенные этими машинами, стали именоваться «ББАП». Су-2 нашли другое применение, о чем скажу ниже. А в 40-х он считался новейшим, и ставка делалась на то, чтобы оснастить ими как можно большее количество частей. По данным различных источников, их успели выпустить всего-то 800 штук в отличие от десятитысячного истребительного парка И-16, но именно они, как и Ил-2, внесли существенный перелом в ход войны.

Конечно, 12-я дивизия (а накануне войны ее штаб располагался в Витебске) не могла не оснащаться модификациями Сухого – уже по той причине, что авиаконструктор был с Витебщины.

Сухой был родом из Глубокого – райцентра в 70 километрах от Лепеля. Сейчас на въезде в этот городишко красуется на постаменте Су-17М, более поздняя модель серии. А в местной школе оборудован музей, где собран уникальный исторический материал. За Глубоким далее, в сторону Вильнюса, - райцентр Поставы, тоже связанный с именем Сухого. Уже в послевоенное время там базировались сверхзвуковые Су. В 60-70-е годы часто слышались мощные хлопки в безоблачном небе, которые выдавали эти «сушки». Они взлетали из Постав. Сейчас там воздвигнут на постамент легендарный Миг-23, так как истребители также взлетали с аэродрома. Логично предположить, что конструктор, создавая перед войной летательные аппараты, приезжал на белорусскую землю и наблюдал за полетами винтокрылых птиц. Возможно, был также свидетелем мастерства летчика высшего класса Гущи Александра Иосифовича, а также его товарищей.


ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

Но, просматривая материалы Российского государственного военного архива за 40-й год, я не нашел ссылок ни на Су, ни на места базирования их. Такова была секретность. О необычной роли полка говорят лишь косвенные факты, и самый значительный из них – это личный состав. Гуща прибыл на формирование одним из первых. Позже, в том же 40-м, к нему добавились капитаны Алексей Постой и Анатолий Будкевич, старший лейтенант Хасан Мамин. Капитан Георгий Стрельцов направлялся непосредственно из столицы, против его фамилии стояла карандашная приписка «Москва».

Полк состоял из пяти эскадрилий, а всего по состоянию на 1 января 1941 года насчитывал 72 летчика и 116 «летнабов» – летчиков-наблюдателей. Сколько было исправных машин, точно неизвестно: они в просмотренной мною архивной справке отсутствуют. В современной историографии утверждается, что полк насчитывал 24-26 самолетов, и не все были исправными. Если это так, то получается, что на каждый Су-2 приходилось по три летчика. Можно ли с этим согласиться? Вряд ли. Экипаж Су-2 планировался из двух человек. Это уже позже, исходя из настоятельных требований пилотов, побывавших в боях, был добавлен третий член экипажа. О том, что цифра «25» занижена, говорит другой факт – число обслуживающего персонала с высшим и средне-техническим образованием: 73 человека. Тут и авиамеханики, и техники по вооружениям (старшие и младшие), и специалисты по электрике да приборам, радисты (даже флагманский стрелок-радист), врачи. Непосредственно в эскадрильях были должности адъютантов, штурманов, начальников связи и химслужбы.  9 января 1941 года из запаса были призваны еще 19 человек. Да, некоторые графы в списочной ведомости пустые, не заполненные, и высокая проверочная комиссия из центра обращала на это внимание, однако время еще было, и, думаю, к июньским баталиям недочеты были устранены. В этой связи выглядят несколько странными утверждения некоторых авторов, в том числе в республиканской прессе, что «209–й бап на 26 Су–2 имел только (3 (!) подготовленных экипажа». Абсурд. Возможно, что не успели к намеченному сроку поставить все машины, да, а экипажи были! Либо назначение его не ограничивалось одними лишь «сушками».

А посмотрите, какие люди были привлечены к службе, какие имена! Сюда направлялись закаленные в боях офицеры. Так, начальником штаба служил украинец Иван Степанович Малеванный. Ему было 35 лет, но на груди красовался орден Красной Звезды за 12 боевых вылетов на финской войне. Начальник связи полка капитан Николай Клюкин, выходец из русских крестьян, участвовал в боях на Халхин-Голе, был отмечен медалью «За отвагу». Инженер по спецоборудованию Сергей Певцов из Тульской области был выпускником Московской школы спецслужб, куда поступил добровольно еще в 1930 году. Авиамеханик первого звена татарин Галиван Сайтханов отличился в боях против басмаческой банды Ибрагим-бека, который пытался объединить антисоветские силы в Афганистане и Иране и использовать их для свержения Советской власти в Средней Азии. Однако наиболее выдающимся был, конечно, «батя» - командир. Эту должность занял Виноградов Николай Сергеевич из подмосковной Каширы, он был, что называется, из «бывших», служил еще в царской армии, прошел гражданскую войну, а летную карьеру начинал в корпусном авиаотряде. Взлет пришелся на предвоенный период. В апреле 1937 года Виноградов занимал должность командира и комиссара 2-й учебной эскадрильи Армии особого назначения ОКДВА (Дальневосточная армия) в звании майора. А 209-й полк принимал уже в полковничьих погонах, что говорило о некоей особой миссии (Испания?).


МАЛ ЗОЛОТНИК, ДА ДОРОГ

Не мог столь выдающийся персонал использовать только 25 самолетов! Что-то здесь не так. Либо потенциал полка был рассчитан именно на такое количество.

Действительно, а зачем его делать громоздким, если боевая мощь в иной плоскости? Говорят, мал золотник, да дорог. Так и тут: лучше меньше, да лучше. Возможно, 209-й готовился к другому обслуживанию – так называемых «авиаматок», или по-другому, самолетов-звеньев: прототипов современных «буранов» и «шаттлов». Оказывается, в 40-х годах уже выпускался такой самолет КБ Сухого. Он состоял из мощного бомбардировщика, а на крыльях и под крыльями, на фюзеляже и под фюзеляжем помещалось до пяти истребителей-«ишачков».  Как пишет Лидия Кузьмина в книге о Сухом, этот «змей-горыныч» использовали в начале войны и даже провели на нем несколько удачных операций, однако впоследствии отказались, заменив «ишачков» эффективным ракетным вооружением. Действительно, зачем «авиаматка», если ракеты восполняли его атакующую мощь!

До сих пор многие аспекты деятельности полка покрыты тайной.  А тогда это было табу абсолютное. В предвоенных документах первого периода войны вы не найдете даже намека на этот самолет. Только спустя несколько месяцев, когда были разгромлены многие части красных ВВС и, наверняка, образцы новых машин попали в руки врага, появились ссылки на Су.


КАНУТЬ В БЕЗВЕСТНОСТЬ? ИСКЛЮЧАЕТСЯ!

Закрытость ставила летчиков в разряд «камикадзе». Не вернуться с боевого задания было нельзя. Летчики обязаны были не допустить попадания машин в руки врага, поджигали в случае вынужденного приземления на его территории.

Если считалось, что пилот «пропал без вести», то это вызывало обоснованные опасения и подлежало тщательному рассмотрению. После первого месяца сражений, в июле 41-го, были представлены в Москву списки наиболее отличившихся авиаторов 12-й дивизии.  Пантелеймон Пономаренко, в то время член военного совета фронта, лично изучив кандидатов на награды, безжалостно перекроил их. И внес резолюцию: «зачеркнутых не читать», что подразумевало - погибших рассмотреть особо. Однако первым пунктом шло требование: «пропавших без вести пока не представлять». Штабисту, понимаете ли, было виднее, достоин человек награды или нет.

В первых наградных списках нет имен представителей части под номером «209», хотя их экипажи участвовали в отражении фашистского наступления, об это скажу ниже. Возможно, они проходили по особому регламенту, на эту мысль наталкивает шифротелеграмма полковника Алексеева, начальника отдела кадров Западного фронта, в Москву: «Товарищ Булганин спрашивает, почему не вошел в указ по награждениям личный состав частей ВВС, представленный к правительственным наградам 13 июля…?»

Ясное дело, новый самолет Су-2 старались до последнего момента уберечь от гласности, держали в тайне. Старались избежать утечки информации. "Адресов семей и данных военнослужащих в части нет", - сообщали в марте 42-го ответственные лица. До сих пор точно неизвестно, откуда начинал действовать полк. По некоторым данным, часть 209-го базировалась под Оршей, в Болбасово. Называются также Витебск и Смоленск. Нельзя сбрасывать со счетов Поставы, где функционировала накануне войны одна из двух летных школ на территории Беларуси, а Виноградов, как мы помним, возглавлял до перехода учебную эскадрилью. Похоже, что его основной задачей являлось переучить – подготовить состав. Некоторые летчики, прибывшие в полк, одновременно являлись инструкторами. Секретность «сушек» была сравнима с той, что охраняла «катюши». Су-2 должен был стать сюрпризом для врага, а потому готовились использовать неожиданно.

Неожиданно напала Германия.

…Гуща стиснул мускулы, вспоминая первые дни войны. Они все были на волоске от смерти. 13 раз он поднимал самолет в воздух и брал курс – летел в сторону родных Столбцов. Там разворачивались невиданные доселе баталии, фашисты оседлали автотрассу, что вела на Москву, а со стороны Вильнюса накатывались бронированные колонны. Что такое остаться при этом в живых, ему рассказывать не надо. Он собственными глазами наблюдал, как расправлялись с беззащитными тихоходными «тэбэшками» наглые фашистские асы, когда-то набиравшиеся опыта под Липецком. Они знали, куда целиться. Трассы «мессеров» выискивали самое уязвимое место ТБ – бензобак. От попадания он вспыхивал, пары бензина разлетались во все стороны, и бомбардировщик горел, как факел. А «ишачки», как мухи, самоотверженно кружили над всей кровавой бойней.

«Странно, - размышлял Гуща, - кинулись за количеством, а про качество забыли. Почему Германия сумела перевооружиться, а СССР повис «ласточкой на проводах»?


КТО СПАС ЖИЗНЬ КАПИТАНУ

…Гуща одобрительно подумал о своем земляке – Сухом. Тот вложил в свое детище самое главное – надежность, позаботился о судьбе пилота. Су-2 отличался, и в первую очередь, живучестью. Именно это качество спасло Гуще жизнь, когда самолет был подбит, но, благодаря особой конструкции, вытянул до своей территории.

«Как же так, - рассуждал опытный комэск, - наша армия считалась сильной, крепкой и непобедимой, а подошла к схватке с разбитым корытом. Почему Германия оказалась вооруженней лучше?»

Что-то не клеилось в мозаике, слепленной сталинским руководством. Это был ад. Идея Сталина – посадить на взрывоопасные машины сто тысяч добровольцев – была авантюрой злого гения. Ставка на новейшую технику была взята слишком поздно, перевооружение затянулось, недоставало не только эффективных боевых средств, но и кадры не были готовы.

Виноградов, видимо, понимал просчеты, и с осторожностью вводил «сушки» в бой. Поучаствовавший в войнах и повидавший много смертей, он не стремился бросать в горячую топку своих подопечных. Берег состав. Осмысливая, что наши самолеты в массе своей уступают немецким, он не мог позволить компенсировать этот недостаток драгоценными жизнями. Осознавал: наступит время, и тогда они возьмут свое.

Последующая биография Виноградова необъяснима с точки зрения исследователя. Как же так! Сначала он, минуя звание подполковника, дорос сразу до полковника, и был назначен на очень ответственный пост – на полк, который должен был использовать новейшую технику, равнялся в звании с комдивом Аладинским. А после первых боев вдруг покидает этот пост, уступает место капитану Котовичу (кстати, нигде не могу найти, как звали этого человека по имени, отчеству) и отправляется к своим прямым обязанностям – в Ярославскую авиационную школу стрелков-бомбардиров, заместителем начальника. Случилось что-то катастрофическое, ибо все дальнейшие отзывы о Виноградове начинаются с октябрьского периода - июньский словно вычеркнут, даже не упоминается. Виноградов так и остался до конца войны при «полковничьих звездах». Последние годы жизни его вообще туманны, непонятно, когда он умер и где похоронен. А человек выдающийся! После неудачного лепельского периода и разжалования в «школьные администраторы» оборонял Москву, брал Кёнигсберг, штурмовал Берлин. Был награжден шестью боевыми орденами, в том числе тремя орденами Красного Знамени и медалями. Одних благодарностей от верховного командования ни много ни мало – семнадцать! И вдруг – как в воду канул: как начинал войну полковником, так и закончил в том же звании. Что-то не вяжется в его биографии.


ПРАВИЛЬНЕЙ БУДЕТ - «БЕЛЬСКОЕ»

Что-то случилось в период нахождения полка на территории Западного военного округа. Может, загадка кроется в той реактивной составляющей, что выделяла Су-2?

Характерным штрихом служит выписка из характеристики Григория Бородулина, майора технической службы: «Работая старшим инженером 209-го ББАП… снарядил свыше 6 тысяч снарядов РС-82…» (правда, в это количество вошел также период деятельности майора в 136-м штурмовом Сталинском полку).

Чтобы принять одновременно два бомбардировочных состава, да еще с таким большим хозяйством, как 209-й, нужна солидная площадка. Конечно, таковою могло быть Болбасово – там строилась бетонная взлетно-посадочная полоса, что отвечало характеру современных машин. Однако предназначалась она, судя по откликам, для истребителей нового поколения.

Бецкое считалось оперативным аэродромом. Тут тоже была своя авиабаза, с авиамастерскими и обслуживающим персоналом. Пару лет назад я побывал на этом аэродроме. Сейчас он эксплуатируется как грунтовая взлетно-посадочная полоса для частных, небольших летательных аппаратов. Сразу после войны на нем тренировались десантники, некоторое время также использовался как гражданский порт. Покрытие не поменялось. Такой же оставалось и накануне войны. Надо заметить, что Су-2 были отличными машинами, и неприхотливыми – легко взлетали с грунтовых покрытий.

Аэродром основали в 30-х годах. Интересно, что в грозновское время (при Иоанне Васильевиче) его территория входила в состав Великого княжества Литовского, и земля принадлежала королю. Слово «Бецкое», скорее всего, трансформировалось в период средневекового владычества. Правильно будет – «Бельское». Населенных пунктов с корнем «бель» на территории современной Витебщины очень много. Они характеризуют происхождение Беларуси – Белой Руси.

Участок под аэродром был выбран не случайно. Он располагался недалеко от Полоцка – всего в девяти километрах, при большаке на Борисов, и со всех сторон был окружен лесами да болотами. Забегая вперед, скажу, что это обстоятельство сослужило хорошую службу при первых авиаударах немецкой авиации – их разведчики долго не могли обнаружить авиабазу. Помимо всего прочего, с запада она прикрывалась бетонными долговременными огневыми точками «линии Сталина». Отвлекала внимание деревушка, приткнувшаяся поблизости с тем же названием, – Бецкое.

Свидетельницей довоенной эксплуатации была жительница той деревни Клавдия Ухова. Ей в ту пору было 14 лет.

На мой вопрос, сколько машин стояло на поле, ответила уверенно: «очень много…» Я попытался уточнить: «сто штук примерно?»

- Может, и столько, стояли в два ряда, носами в разные стороны, - и снова повторила: «очень много».

- А как они выглядели?

- Двухмоторные… Десантные… Часто над полем парашютисты планировали…

Несколько неожиданное умозаключение из уст многолетней женщины, однако не верить ей нельзя – она безвылазно обитала в деревне и всю жизнь проработала на аэродроме. Говорит, что он трижды строился, открывался и закрывался, пока не принял окончательный вид. Вокруг, в лесу, маскировались подсобные помещения, под кронами деревьев располагались казармы, столовая, клуб.

Но следует упомянуть одно обстоятельство, о котором рассказал директор Полоцкого музея боевой славы Сергей Копыл. Он изучал Бецкую авиационную базу, описал в своем исследовании и привел немаловажный факт о том, что в первые дни войны, когда фронт отступал и накатывались танковые колонны вермахта, аэродромное поле Бецкого приняло десятки машин различных советских авиаполков, уцелевших под ударами фашистских стервятников и перелетевших из-под границы. Так что Клавдия могла наблюдать именно то скопление. Но как быть с десантниками? То, что они были, сомневаться не приходится. Женщина несколько раз на них сослалась, и даже перекрестилась, когда вспомнила: «я очень боялась, мне казалось, выпрыгнет (парашютист, - авт.) и разобьется…»


ПО АМЕРИКАНСКОМУ ОБРАЗЦУ

Мои настоятельные попытки разобраться в истории вывели на неожиданный факт. Оказывается, в составе 209-го был не совсем обычный самолет - именовался он в ту пору ПС-82. Его использовали для выброски парашютистов, то есть экипаж участвовал в авиадесантных операциях. ПС-82 – это аналог американского «Дугласа», с сентября 42-го его стали называть Ли-2. Клавдия могла наблюдать эти машины. Впоследствии ПС-82 активно использовался для заброски диверсионных групп в тыл немцев, для помощи партизанам (копия такого самолета выставлена сегодня на дороге Минск- Полоцк, у Бегомля, на развилке в Глубокое).

…Гуща качнул машину, пролетая над бывшим местом службы – исторической областью между Березиной и Западной Двиной. Именно здесь неоднократно вспыхивали военные баталии, сталкивались лбами многочисленные полчища. Сюда устремились танковые колонны Германа Гота, чтобы расчистить путь к Москве. И здесь же был приостановлен их поход, но вспоминать то время Гуще не хотелось. Его карьера могла завершиться в самом начале Великой Отечественной войны, в июне 41-го.

Война началась в четыре утра, а приказ дать врагу отпор поступил только в девять.  В 9.00 командованием дивизии был подписан первый боевой приказ. В нем говорилось, что ряд городов Советского Союза подверглись бомбардировке военно-воздушными силами фашистской Германии, а их «разведка достигает района Полоцка».

Удивительное попустительство! Как видно из этого пассажа, немецкие самолеты безнаказанно летали уже пять часов над родным краем капитана Гущи. Вражеская авиация безнаказанно уничтожала советскую технику на приграничных аэродромах, не давая взлететь. Рушился миф о непобедимости Красной армии и ее превосходстве в вооружениях.

«Как мог наш Верховный проспать нападение? - недобрая мысль долбила мозг, словно дробь крупнокалиберного пулемета, на гашетку которого он не раз нажимал. - Как же Сталин мог не знать о готовящемся вторжении гитлеровской Германии, если все основания были? Но, даже если не знал, почему ничего не сделал, чтобы предотвратить разгром передовых частей?»


ШАШКИ НАГОЛО И – ВПЕРЕД!

Что же поручалось его полку? Копыл в своем исследовании пишет, что одну эскадрилью приказывалось придать 43-ему СБАП и в течение дня, в наступательном порыве, действовать севернее Августовского канала, быть готовыми к ночным полетам в район Сувалок (интересно, не правда ли: бомбить в темноте или планировался ночной десант?) А оставшемуся составу перебазироваться в Бецкое (предположительно, из Витебска) и готовиться к перелету на аэродром Теклинополь, что в шести километрах на западе от Вилейки (намечалось пронзить врага всеми видами оружия?)

Разнообразие задач, на которые нацеливался полк, свидетельствует о его разнородности. 43-му СБАП, который прошел финскую и также имел Су-2, придавались дополнительные «сушки», а основной состав 209-го, видимо, должен был следовать и выполнять специфические задачи. Время не ждало, задачи корректировались в ходе боевых действий: в Теклинополе тоже была развернута аэродромная команда - батальон и техническая рота.

Из приказа видно, что командование абсолютно не осознавало нависшей угрозы и не располагало объективной картиной. Другие части также нацеливались на движение вперед, на запад! Штурмовому 215-му поручалось выдвинуться к господскому двору Лесище, а 128-й после бомбового удара по Сувалкам должен был приземлиться поближе к зоне действий - на аэродроме Головск. Командный пункт намечалось разместить в глубине Западной Беларуси, в Поставах, под прикрытием зенитной батареи ПВО. Туда же представлять боевые донесения через каждые 30 минут.

Поражает неосведомленность дивизионного начальства о реальной обстановке. Снова в голове Гущи роились недобрые мысли: «почему наши стратеги не задействовали мощный наблюдательный потенциал?» Экипажи 12-й дивизии располагали средствами наблюдения. Да и сам Гуща был разведчиком. А весь полк насчитывал в своем составе более сотни «летнабов» – летчиков-наблюдателей, способности которых можно было применить в поисковой плоскости на полную катушку, еще в довоенный период. Однако приказ был: не высовываться.


ЧТО УВИДЕЛ ТЕЗКА

С началом боевых действий дивизия активно подключилась к сбору наземной информации, наблюдения поступали в штабы, однако их оперативность гасла, так как обстановка менялась с каждым часом. Фронтовые части не поспевали за предписаниями сверху. Неожиданно пал Вильнюс. 24 июня тезка Гущи – штурман Александр Гущин из 43-го СБАПа вылетел с полковником Крупским, заместителем дивизии, на рекогносцировку местности. Они были поражены - «виленская группировка» немцев, захватив столицу Литвы, находилась уже на полпути к Минску. Срочно была поднята половина дивизии. Бой разгорелся в районе Ошмян. ТБ, Р-зет и СУ-2 пытались скопом разбить танковую армаду. Не имея прикрытия, экипажи, помимо штурмовых функций, выполняли истребительные: отбивались собственными силами. Майор Иван Чук, возглавивший сводную группу, записал в свой актив как минимум четыре уничтоженных танка, а потом пополнил баланс двумя сбитыми немецкими бомбардировщиками.

Вылетали с чувством несомненного превосходства – разнесем зарвавшегося противника в пух и прах! – а вернулись, не солоно хлебавши: тринадцать человек потеряли. Лишился своих людей также 209-й. Под Ошмянами навсегда остался экипаж Ивана Холкина, пропали без вести лейтенанты Виктор Хнычкин и Григорий Шумаков. А ведь были еще Молодечно и Радошковичи, Вилейка и Гродно, Борисов, Бобруйск... Остановить раскрученную махину уже нельзя было – поздно. Всего за время июньских боев 117 человек из состава дивизии пали на подступах к Минску и Березине.


РАЗОЧАРОВАНИЕ, И… ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ

Ошмяны обозначили неоправданные расчеты высшего командования Красной Армии. Тактика массированного наступательного удара провалилась. Надо было срочно менять стратегию.

В тот же день, 25 июня, комдив Аладинский дал отбой выдвижению на запад и приказал своим полкам возвратиться к постоянным базам. Удручала неизвестность. «Головной болью» становились экипажи, потерянные во время атак. Что с ними? Как отчитаться перед Москвой?

Наверное, в связи с этим тема надолго оставалась закрытой, и до сих пор волнует. Много «темных пятен». Только в декабре 41-го, в приказе по управлению кадрами ВВС, были упомянуты первые жертвы среди командиров «сушек». Так, капитан Георгий Стрельцов, тот самый комэск, что возглавил первую эскадрилью, направленную для совместных действий с 43-м СБАП, исключался из списков начсостава как погибший 30 июня. 10 марта 42-го были указаны «пропавшие без вести»: штурман капитан Петр Шуляков, лейтенанты Петр Шуляков, Григорий Шумаков, Хнычкин (названа только фамилия) и политрук Иван Холкин. Списки с грифом "секретно" подписал "комполка-43", майор Иван Чук, с примечанием: «209-й действовал на Западном фронте при 12-й авиадивизии». Что этим хотел сказать Чук? Что он не имел к ним никакого отношения? Или подчеркивал, что не знает о судьбе всего подразделения?

Ситуация отчасти прояснилось после войны. Стрельцов не погиб 30 июня, он попал в плен под Бобруйском, лечился в немецком госпитале и содержался в офицерском лагере военнопленных XIIID (62) под номером 07840. Георгий скрыл от немцев свою принадлежность к 209-му, указав другой авиаполк – 201-й, что, возможно, спасло ему жизнь. Он был освобожден в 45-м, но подвергся «спецпроверке» в сталинском НКВД.

Особенность «номерной части» отразилась на судьбе Василия Баландина. По свежим событиям, в сентябре 41-го, старший лейтенант отмечался как погибший при бомбардировке мотомеханизированный колонны немцев под Ошмянами, «успешно выполнивший до этого 12 боевых вылетов… проявив героизм и отвагу». Но в приказе по управлению кадров ВВС против его фамилии стояла пометка: «205-й ББАП». Можно принять это за оплошность - как обыкновенную описку, чего не бывает! Но дальнейшая история похожа на лихо закрученный детектив. В начале 42-го супруга Василия пишет заявление в отдел кадров Московского военного округа: «Прошу сообщить о состоянии здоровья мужа… Я же получила аттестат и деньги от него в августе… В сентябре получила открытку от комиссара нашей части (жена Баландина служила в Казани, - авт.) тов. Маричева, что муж мой жив и здоров».

На официальной переписке ответственных лиц появляется карандашная пометка «жив», а в отдел кадров МВО уходит запрос: «Прошу проверить, от кого имеются сведения о смерти т. Баландина». Чем закончилась переписка, сказать сложно, в приложении есть еще один документ, который не раскрывает тайну, а еще более затуманивает – это извещение супруге Баландина от 20 января 42-го: «Ваш муж, находясь на фронте, пропал без вести 29 июня 41-го года – не возвратился с боевого задания». Но подписал извещение командный состав 128-го бомбардировочного полка!

К этому же полку имел отношение Леонид Лер. При формировании 209-го он был рекомендован Виноградову на должность штурмана пятой эскадрильи: в документах против его фамилии стоит приписка: «из 128-го СБАП».

Лер повторил судьбу Стрельцова: исключался из кадрового реестра ВВС как погибший 30 июня 41-го года и фигурировал как начальник связи эскадрильи 209-го полка. Штурман и начальник связи - понятия совместимые, однако непонятно другое - офицер фигурировал в двух ипостасях: как Лер Леонид Сидорович, а в скобках - Нитягин Василий Сидорович.

Обстоятельства его гибели до сих пор неясны. Галина Анискевич, руководитель белорусского поисково-исследовательского отряда «Катюша», включила Лера в загадочный экипаж Василия Баландина. На каких основаниях, непонятно. Во-первых, даты исчезновения разные. Во-вторых, экипаж Су-2, я уже говорил, состоял из двух человек. А тут трое. Третьего мог, конечно, нести «ТБ», и на эту роль Анискевич определила стрелка-радиста 128 СБАП Александра Красавина. Однако, по данным российского архива Минобороны, Красавин - сержант сверхсрочной службы 292-й авиабазы.

Все трое, указала Галина, «предположительно похоронены в д. Сверчки Витебского района». Почему? Потому что Красавин относился к витебской авиабазе? А как быть с Баландиным? Ведь, исходя из свежих на то время событий, он погиб под Ошмянами. Неужели тот бой настолько потряс дивизию, что на него «списывали» трагические случаи?

Оказывается, деревня Сверчки "всплыла" совсем по иной причине. Произошла накладка. Последний приют летчика Баландина неизвестен. В Сверчках захоронен его однофамилец – тоже Баландин, и тоже Василий Никитович. С той лишь разницей, что второй – это красноармеец, разведчик артиллерийского полка 371-й стрелковой дивизии, был убит 12 января 1944 года в Сенненском районе...

Странным образом эта дата - январь 44-го - переплелась с судьбой еще одного штурмана, Гавриила Шестова. В книге "Память Дзержинского района" (а это Тульская область) сказано, что майор Шестов Гавриил Андреевич "погиб на фронте в январе 1944 года".

Старший лейтенант Шестов Гавриил Андреевич в формировавшемся 209-м полку занимал должность помощника командира эскадрильи - именно той, которая была придана 43-му полку для совместных действий - первой. В эскадрильи люди подбирались по землячеству, и Гавриил был определен, похоже, к Стрельцову - оба были родом из Подмосковья. Скажете, а как же Тульская область! В том-то и дело, что непонятно. В одном случае сказано, что он призывался Богородицким РВК, а это район современных Люберец, а в другом - что "Товарковским РВК", а это Тульский регион. 

Пока что можно с уверенностью заявить, что речь идет не об однофамильцах: и тульский, и люберецкий Шестов - это одно и то же лицо. Старший лейтенант Шестов стал майором, занимая должность в 525-м штурмовом авиаполку, который прошел славный победный путь, и концу войны оказался на территории Польши. Гавриил погиб случайно - в авиакатастрофе У-2, в 12-ти километрах западнее Освенцима, причем незадолго до окончания войны - 1 апреля 1945 года. Прямо мистика какая-то! Вспомним, что его комэск Стрельцов тоже оказался в концлагере! 

Гавриил Андреевич был очень опытным летчиком. Участвовал в Финской кампании, в Красной армии - с 30-го года. Отечественную войну начал в первый же ее день - 22 июня, но вскоре выпал из обозрения. Уже после 7 июля "куда-то пропал", отмечен необъяснимый годичный перерыв. Дальнейшая его биография начинается с 525-го штурмового. Водил шестерки и девятки "илов". Отчаянный был летчик, сбил в августе 42-го МЕ-109Ф, что подтвердил "пост ВНОС".

Закрытость сведений о нем в период пребывания в 209-м наводит на параллели со Стрельцовым. Если они были в тот трагический день вместе, то понятен исход: выбросились на парашютах из кабины подбитой "сушки". Ветром разбросало, один попал в плен, а второй скитался по занятой врагом территории, пока не вышел к своим. Далее, наверняка, тоже длительная головомойка - "спецпроверка".


НЕРАСКРЫТЫЙ МАНЕВР

Конец июня – это, по версии Сергея Копыла, последние дни пребывания 209-го на аэродроме Бецкое. Скученность на нем была невероятной. Разве нашлось бы место всему составу 209-го, если в Бецком сели экипажи 43-го ББАП, сюда же приземлились остатки истребительных подразделений Северо-Западного фронта, покидавшие Прибалтику? Из них, судя по всему, была сформирована особая группа, которая защищала лепельское небо. Жители Лепеля вспоминали - бомбы фашистских стервятников падали, не доходя до целей. Они разворачивались, выбросив боезапас в озеро, и уходили восвояси, подальше от опасных мест.

То, что не могли сделать в воздухе, предрешалось на земле. Танковые клинья немецких частей пронизывали советские позиции, выходя внезапно на оперативный простор. Фронт напоминал месиво – стрелки и артиллеристы отступали, связь с ними была прервана, а механизированные колонны вермахта меняли курсы, как хотели. Используя покров ночи, они внезапно появлялись там, где их никто не ждал.

Захватив Польшу, германское командование поставило задачу подробно изучить карты не только бывшего Польского царства, но и старинной Речи Посполитой, которая охватывала территории вплоть до Двины и далее. Под наблюдение были взяты все проходимые старые и лесные дороги, давно забытые переправы. Германские военачальники умело использовали естественные условия и сбивали с толку наблюдателей. Так, они внезапно вышли к Лепелю. Сориентировав защитников на борисовское направление, Герман Гот неожиданно развернул часть сил на север и за ночь вывел заброшенными дорогами ударные группировки в междуречье. Легкие немецкие танки, созданные на чешских заводах, быстро маневрировали, преодолевая полосы препятствий и выходя в намеченные районы. К тому же, на острие атак действовали переодетые в советскую форму диверсанты, захватывавшие мосты и базы.

Угроза лепельскому гарнизону возникла в конце июня, когда шла эвакуация тыловых баз. Противник рушил связь с командными пунктами и между отдельными подразделениями. Это видно из отчетов связистов. Так, в представлении Клюкина к награде говорилось, что он «проявил смелость и находчивость при восстановлении порушенной связи в период боевых действий в районе Лепеля…»

Объективную картину могли дать те, кто следил за наземными передвижениями сверху. В Москве поняли наконец, насколько важен сбор информации. Плохо, что осознали уже после трагедии. 27 июня «к 15.00 летчиками 43-го авиаполка было выполнено без потерь 9 самолетовылетов на разведку…», говорится в отчете. А в 4.05 того же дня пилоты «визуально обнаружили» продвижение механизированных колонн от Минска к Борисову…», то есть по прямой на Москву.

Это обстоятельство заставило советское командование опробовать тактику молниеносного удара в разрез танковых клиньев – ударить в междуречье, в направлении Лепеля, и развить дальнейший успех по расходящимся направлениям, на север и юг. Из глубины России двинулись свежие механизированные корпуса, чтобы осуществить задуманное. Пока шла подготовка, упорное сопротивление на севере оказывал врагу Полоцк, а южное крыло удерживала Московская мотострелковая пролетарская дивизия, отражая массированный натиск в районе Борисова.


БРОНЯ НАША КРЕПКА, СПРАВИМСЯ САМИ!

Лепельские базы и Бецкое располагались в зоне направления красноармейского удара, и командование озаботилось справедливым вопросом: что с ними делать? Конечно, требовалось очистить, оголить театр крупномасштабного наступления, и вывести оттуда войска. Для прикрытия оставлялся лишь небольшой сводный отряд Лепельского гарнизона. Наверное, по этой причине были оставлены без защиты речные переходы, в том числе важнейшие березинские переправы.

Немцы же активно добивали воздушный флот. Удары сыпались по аэродромам. 29 июня юнкерсы, с участием прикрытия, четырежды атаковали Бецкое. Один «мессер» был поражен зенитным залпом и ушел со снижением на запад. К этому времени надежду выстоять давали только зенитчики, сводная истребительная группа улетела в Идрицу. Далее оставаться без надежной защиты было опасно, и воздушные части снялись. 209-му был указан маршрут на юг. Подтверждает этот факт и жительница Бецкого. «Собрались быстро, - говорит Клавдия Ухова, - улетели…»

Исход темной ночи был не в пользу защитников – бронированная мощь вермахта стремительно двигалась вперед. Напрашивается вопрос: проспали? Достоверно пока неизвестно, однако, может быть, именно по этой причине Виноградов выпал из обоймы доверенных. Очень похоже, что он разделил участь генерал-майора Терпиловского, который также был отстранен от командования минометным училищем после лепельских событий.

На что рассчитывало советское командование без поддержки с воздуха, непонятно. Контрнаступление было обречено. Так и случилось. Немецкие асы безнаказанно господствовали, сбрасывая зажигательные бомбы, и советские танки горели как факелы. Парадоксально, но они тоже были на бензиновых двигателях!

Участие 209-го в Лепельском контрударе зафиксировано отчасти. Эпизодические налеты последовали, когда наземная операция провалилась. Экипажу, где штурманом был Николай Красиков, ставилась задача разбомбить важнейшие объекты противника, и он 11 июля бомбил аэродром под Лепелем, 13 июля – под Бешенковичами. А между этими датами вылетал к Днепру, где разрушил переправу в районе Шклова. Авианалеты были слабыми, малоэффективными и запоздалыми.

В условиях, когда решения принимались наверху одним человеком, в тисках беспрекословного подчинения, нельзя было не избежать провалов и трагедий. История учит.

...Сделав разворот над Бецким, Гуща взял курс на Лепель. Снова горло стиснула горечь первых дней поражения. Он вспоминал, с каким настроением покидал аэродром. Враг топтал родную землю. Беларусь пылала. По дорогам к его родным Столбцам громыхали бронемашины, и, казалось, их накат не удержать. Уже двинулись на запад колонны военнопленных. Гуща был бессилен их защитить. Он сбрасывал бомбы по намеченным целям, но с осторожностью поглядывал в летние облака – оттуда могли вынырнуть немецкие истребители. Наших не было...


ДВАДЦАТЫЙ ВЕК - ВОЙНА МОТОРОВ

…Сейчас он летел в обратном направлении. За три года войны ситуация кардинально изменилась, но сколько жертв стоила сталинская недальновидность!

Издалека мелькнуло большое Лепельское озеро, знакомые окрестности прорисовались за бортом. В прибрежье лежала деревня, носившая название Гущин Прудок. Здесь всё было пронизано древним укладом. Может быть, его предки тоже были отсюда.

В царское время жил такой землевладелец Гуща. При Зехе стояла водяная мельница, куда свозили зерно местные крестьяне, а на другой стороне был фольварк. Гуща же прикупал землю в соседней волости, ему принадлежали имения Судиловичи и Скулиновщина, и на 500-ста десятинах собирался строить дальнейшую жизнь. Разве предполагал аграрий, что Сталин исковеркает веками формировавшийся уклад? Он отнял у крестьян перспективу. Не только разорил частных предпринимателей, но и ликвидировал целые деревни.

С приходом Сталина жизнь повернулась к американскому образцу. На первый план выдвинулось градостроительство, освоение техники и разработка золотых и нефтяных месторождений. Война моторов стала отголоском войны за ресурсы. Сталин закупал авиационные моторы в США, расплачиваясь золотом, добытым на приисках бесправными «зэками», в их числе было немало крестьянских сыновей и землепользователей, подобных Гуще.

К началу войны Беларусь напоминала огромный военный лагерь. Одних только аэродромов и посадочных площадок насчитывалось более трёхсот. Республика превратилась в развернутый полигон. Сливки снимал международный капитал, он обкатывал грандиозную аферу – сбросить накопленный убийственный потенциал и приступить к созданию нового. Огромные прибыли от продажи оружия должны были обогатить вершителей судеб человечества.

Понимал ли Сталин и его окружение, что их политика разжечь мировой пожар благотворно сказывалась на чаяниях и помыслах бизнес-кругов, была золотым дном для заокеанских воротил-миллиардеров?

Первый отечественный авиамотор был разработан еще в царской России. Однако после революции дело заглохло. Предпочтение отдавалось зарубежным аналогам. Трудно объяснить, почему в отечественном авиастроении не нашлось своего Калашникова, чтобы сконструировать надежное сердце крылатой машины. Тело самолета копировали быстро, перешли даже на цельнометаллические каркасы, а вот начинка – главный орган самолета, тяговый двигатель, оставался без внимания, упустили. Считали, что двужильность советского человека компенсирует недостатки?


СПАСЕНИЕ - ЗАВОД

…Пролетая над Лепельским озером, Гуща снова обращался к воспоминаниям. Первые боевые вылеты были уроком. Он их сделал тринадцать. Как будто немного – по одному в день, в некоторые – по два. Долетал до района Ошмян, где без сожаления гасил решетку пулемета, поливая огнем противника: он вторгся в пределы его родной земли, он был захватчиком. И был готов сражаться с ним, не жалея ни сил, ни жизни. А как по-другому?

Приказ эвакуироваться воспринял с пониманием. Главное было уцелеть в той мясорубке, чтобы рассчитаться с оккупантами позже, по полной. Важно было сохранить не машины, а жизни. Какой смысл подставлять грудь с незащищенным сердцем?

Их направили в Харьков. Почему? Там в то время располагался завод «сушек». Бецкое уже не могло обеспечить условия ремонта, да и по-прежнему, несмотря на пропажи первых экипажей, машины считались секретными.

В истории 209-го много загадочного и непонятного. Необъясним факт бомбежки аэродрома Бецкое, когда наших самолетов там уже не было, а немцы его не использовали. Это произошло 5 июля. Зачем надо было наносить бомбовый удар по пустому полю? Чтобы схоронить что-то секретное, в спешке забытое? Отчасти сравнимо с тем, что произошло в Орше в том же июле - якобы один из первых ударов «катюш» был нанесен по железнодорожной станции, где скопились не вывезенные секретные образцы советского оружия.


ИЮНЬ ИСКЛЮЧИТЬ!

Непонятным образом деятельность полка в период июньских событий исключалась, затушевывалась. Например, военная биография командира звена лейтенанта Льва Говорухина начиналась «с 24 июля на западном и юго-западном фронтах». А далее ее составитель неумышленно себя выдавал, писал: «25 июля при бомбежке танковой колонны в Ошмяны-Молодечно отлично выполнил задание – разрывы наблюдались в гуще скопления танков…» Конечно, в июле там не могло быть ни танковых колонн фрицев, ни звеньев 209-го. Кто-то, увидев неточность, исправил дату – заменил июль на июнь (видна подчистка).

Последствия отразились на судьбах летчиков. Когда в начале 42-го полк принял Артамонов, то к званию Героя Советского Союза были представлены сразу четыре человека: командир звена Пимен Арешкович, стрелок-бомбардир Михаил Барсуков, штурман эскадрильи Прокофий Лукьяненко, стрелок-бомбардир Дмитрий Тишевский. Артамонову, уже в звании Героя, была хорошо известна весомость этой награды. Однако никто из представленных это звание не получил. Пилоту Ивану Почивалову награду снизили до ордена Красного Знамени. В углу наградного листа есть пометка: «за 30 боевых вылетов». Странно, лихой «судья» бессовестно «урезал» заслуги Почивалова, так как всего Иван стартовал к тому времени в три раза чаще. Летчики словно расплачивались за последствия июня. Проигнорированы были даже огненные тараны Мамина и Мартынова. Все по той же причине: «не вернулись с боевого задания».


НЕ ВЕРНУТЬСЯ НЕЛЬЗЯ

Военное время сурово. Жизнь коротка на фронте. История с Су-2 – наглядный тому пример. Если июнь выдался «облачным», то июль был раскрашен в жаркое лето. Может быть, близость заводских линий была тому причиной. Но летчики вытворяли чудеса, загружались и держали курс на бомбардировку по нескольку раз в день. А то и ночью. Младший лейтенант Юрий Лукашенко участвовал в 62-х ночных налетах, сбросил 12 тонн бомб. Старались выжать максимум, чтобы не оказаться в роли «пропавших навсегда». Младший лейтенант Валерий Верхоланцев привел самолет с одним шасси, и посадил его! Авиамеханики бросились и не могли поверить: 27 пробоин! Старший лейтенант Иван Русских был атакован истребителями, которые изрешетили борт – 25 дыр! Но самолет уцелел, а главное, спас жизнь.

Необходимость в восстановлении машин, как видим, была высокой, но завод, их выпускавший, был, что говорится, под рукой. Однако судьба Су-2 была предрешена. Возросла необходимость штурмовой авиации, и на эту роль был выдвинут более мощный Ил-2. Ими в дальнейшем оснащался 209-й. И Гущу «перенацелили» - уже в звании майора он возглавил 285-й полк, укомплектованный «илами».   

Уцелевшим Су-2 нашли новое применение: они продлили свою жизнь в качестве корректировщиков ракетно-артиллерийского огня и разбрасывателей советских листовок. Ну, а Сухой, использовав ценный опыт, приобретенный пилотами первых «сушек», направил усилия на создание следующего поколения машин.

…Впереди мелькнуло озеро Глубокое. Оно лежало на пути к Вильно, которое долгое время ассоциировалось со враждебной капиталистической Польшей. Но именно с той стороны был родом великий конструктор – Сухой. Александр Иосифович Гуща нажал на педаль, чтобы дать больше газу и увеличить скорость. Су-2 с ревом пронесся над родиной изобретателя, оставив только белый след над озером, когда-то названным Великим… 

На снимке: Су-2. Под крылом - ракетные направляющие (фото из интернета).
23.07/17