Сельские зарисовки. Эпизод второй. Ужас в ночи

Сельские зарисовки. Эпизод второй. "Ужас в ночи"
Молочная пенка и привкус кипяченного молока, комок в манной каше, чье-то громкое чавканье, кончик сопли из чужого носа – это и многое подобное, в мгновение ока, вызывало у меня непроизвольный позыв к рвоте. Низкий порог брезгливости гнал меня то к раковине, то к унитазу, то под дерево- в зависимости от того, в каком месте я был застигнут врасплох. Но все изменил один случай (парадоксов друг!) из глубокого детства. После него мой личный «порог отвращения» взмыл на несколько ступеней вверх, ибо в данном случае любовь и понимание оказались куда выше пещерной мизофобии. После того «ночного ужаса» многое из тактильно неприемлемого стало не только детским лепетом, но и перешло в разряд прекрасной антиэстетики, изваянной из творений Рембо и бодлеровских цветов зла – гениальных гимнов распаду и тленности человеческого бытия.
Начнем с того, что за окном приглушенно тикали «часы ночи» - неутомимые и невидимые взору цикады. Проснувшись от сильной жажды, я встряхнул головой сонливость и сел, свесив ноги с дивана. Разницу между сном и явью скрадывала полнейшая тьма, из чьих просторов доносилось мерное дыхание бабушки. На экваторе ночи сон ее был спокоен и тих, ничем не нарушаем , ибо комары и мухи были перебиты еще вечером. Нашарив пальцами ног шлепанцы, я поднялся с дивана и, как слепец, вытянув перед собой руки , зашаркал в сторону круглого, как у рыцарей короля Артура, стола. С вечера на нем предусмотрительно стояла большая кружка с холодной колодезной водой, до которой я пытался сейчас добраться. И вот, моя ладонь коснулась края стола и продвигаясь по его гладкой ,клеенчатой плоскости, нащупала прохладную ручку искомой чаши. Я любил оглушать жажду сразу, при помощи одного долгого и жадного глотка, смакуя при этом чистый, природный вкус артезианской воды. Вот и тогда поднес чашку к губам, распахнул рот, чуть запрокинул голову. Блаженно прикрыв «атавистические глаза» , я совершил большой глоток, ощущая как в пересохшее горло несется нежная прохлада, неспешно насыщаясь ею , но тут… все и прервалось... В чашке что-то лязгнуло и скатившись прильнуло к моим губам твердым, безжизненным «поцелуем» - нечто гладкое и совершенно неопознанное спящим на тот момент воображением. Я вспомнил, что по соседству с чашкой, был положен карманный детский фонарик, из-за ослабевших батареек, горевший вполнакала. Но и его чахлого света хватило, чтобы рассмотреть то, что так внезапно прервало мой водопой. Нажав дрожащей рукой на кнопку фонарика и осветив дно чашки, я мучительно скривил рот и замер...Что ж, замрите и вы, ибо как еще вам прочувствовать тот ночной, детский ужас, от которого судорожная дрожь прошла по лицу, а в груди замешкалось и приостановилось дыхание? Робкий, приглушенный свет фонарика по кускам извлекал из мглы идеально ровные, белесые зубы, выпуклую розовость десен, металлические скобы-зацепы, а также волоконца плавающих в воде остатков пищи. По закону подлости, моя чашка с водой стояла чуть поодаль от той, где покоилась вставная бабушкина челюсть!Нервное потрясение было таким, что организм напрочь забыл о тошноте. И хотя гримаса омерзения , должно быть, исказила мое лицо - она была столь же фальшивой, как улыбка манекена в витрине магазина. Схватив чашку с чистой водой я, конечно, бросился во двор полоскать рот, но вместо негодования и злости, вместо вполне понятного отвращения - в моей груди нарастал дикий, нутряной хохот. Комичность пережитой ситуации целиком вытеснила чувство брезгливости, мало того, по отношению к любимой бабушке, оно и вовсе казалось недопустимым. Промыв рот и для пущего спокойствия почистив зубы, я старался не думать о воде, в которой вымокала искусственная челюсть. И тем не менее, прежде чем снова улечься спать, я решился на невинную детскую проказу.Держа включенный фонарик зубами я, с помощью двух шариковых ручек подцепил и выудил из чашки зубастое "чудище".Затем, аккуратно замотав челюсть в кусок медицинской марли, я бережно спрятал сверток в одном из ящиков комода. С мыслью, что забава получится веселой и уснул.
Бабушка просыпалась рано, хоть и не с восходом солнца, а как бы давая светилу поярче заиграть лучами в окнах. Часто, находясь на грани пробуждения, я слышал, как вполголоса, она читает утреннюю молитву и приоткрыв сонные глаза - видел, как осеняет себя крестным знаменем.
В то утро бабушка источала медленное и вдумчивое беспокойство, что выражалось в неторопливых шагах, оглядывании подоконникоив и других комнатных закоулков.
-Хм-м...-вслух, сама себе говорила бабушка - чудиса в решете, йий бо!Я ж йих у чашку ложила з вечора...Хм... Чудиса!
Едва сдерживая подлый, детский смешок,я продолжал изображать спящего.
Вскоре пропажей челюсти был озадачен и заглянувший в комнату дед.
-Вася, ты мойых зубив нэ бачыв? Якийсь чудиса творяться! Ввечори, точно помню у чашку йих ложила, а утром зныклы!
Пару секунд в комнате висело молчание, потом я услышал веселый, с ехидцей, голос деда:
-Та конечна бачыв...
-Дэ?- встрепенулась бабушка.
-По подвирью за мною увесь ранок бигалы - хохотнул дед - Маня, а голова на мисци? Бачу! А рукы? Бачу! То й зубы вэрнуться...
-Смишно йому, а баба без зубив...В чашку зэлэну ложила, можэ ты взяв?
-На чорта мэни твойи зубы, у мэнэ свойи йесть!- с легким раздражением бросил дед и вышел из комнаты.
Через минуту из его мастерской донесся вой болгарки.
- Баба-роззява...но я ж точно помню...- продолжая свой монолог, бабушка скрылась за дверью.
Я взял с подоконника книгу и принялся рассеянным взглядом водить по буквам, с нетерпением ожидая бабушкиного возвращения.При этом я всячески настраивался
не выдавать себя преждевременным смехом.
-О, проснувся...-вернувшись в комнату ,сказала бабушка: а ты мойих зубив случайно нэ замичав, ось тут у чашци лэжалы?
-Якых зубив?- удивленно, с серьезным лицом отвечал внук.
-Вот жеж, чудиса в решети! Як жэ я тэпэр жуваты буду?-с досадой проронила бабушка.
За завтраком она мелко нарезала мясо кролика, потом толкла его ступой.Также, в кашицу, размяла и картошку из жаркого. Сидела, задумчиво глядя в окно.
-Маня, я тоби горихив нарвав поласуваты- беззлобно продолжал троллить бабушку дед. Видимо ее беззубость казалась ему забавной.
Следует сказать, что и он подключился к поиску пропавшей челюсти. Осмотрел не только комнаты, но и весь двор, и даже демонстративно заглянул в урну.
-А хочэш, Маня, я тоби нову, з метала выточу, таку , що раз цапнэш и пальця нэма - вымакивая хлебом подливу балагурил дед.
-Хм-м... свыни вы бэссовисни, ось хто.Бабця бэз зубив, а йим смИшно!- впрочем , судя по легкой улыбке, немного смешно было и бабушке.
Но в какой-то момент, глядя на ее впалые щеки, на то , с каким усилием она пытается прожевать и проглотить мясо - грудь кольнуло жалостью и я решил положить конец забаве.
После завтрака бабушка пошла в огород рвать сорняки, а я стремглав побежал в комнату, выдвинул ящик комода и поместил бабушкину челюсть в другую (их было две!) зеленую чашку.
-Ба, а я ж нашел твои зубы! - издалека окликнул ее.
Сжимая в руках банку с керосином, я решительно шагал к кустам картофеля, чтобы предать массовой казни колорадских жуков.
-Знайшов?-с радостным облегчением воскликнула бабушка - и дэ воны булы?
-Дэ, дэ...-засмеялся я -в зеленой кружке, только ты ее не на стол, а под кровать поставила!
-Так вроди ж и под кроваттю дывылася. Хм-м...Чудиса в решети!- покачала головой бабушка и одним махом, прямо с корнем, вырвала из земли длинный, лохматый сорняк.