Лето в разгаре

    ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ СМОГ ПЕРЕДОХНУТЬ ОТ... (ударение по желанию)

    Коровы, подрагивая боками, отгоняя назойливых оводов, лежали на плешивых, разъеденных ржавчиной, зелёных ложах, томно прикрыв густыми ресницами свои прекрасные врубелевские глаза, и равнодушно жевали жвачку. Разноцветье гудело, стрекотало, жужжало, шуршало... Из потрескавшейся земли на белый свет повылазили все, кроме дождевых червяков - те не смогли пробиться. Толстозадые шмели раскачивали ароматные кашки на длинных тонких ножках, божьи коровки лакомились тлёй, кузнечики напряженно вслушивались своими коленками во всю эту какофонию, добавляя в неё жАру, муравьи, как обычно, спешили на свой бесконечный муравьиный субботник, жук-олень шнырял в поисках оленихи, а неподалёку в роще возмущенно переговаривались птахи, осуждая дятла, который встревал своей долбёжкой в их разговор, мешая их сплетням.
    А в это время в срубе на другой стороне рощи так же, как те коровы, прикрыв глаза, изнывала от зноя томная дева. В прилипшей  к белому рыхлому телу ночной рубахе, намеренно не снятой на день, она сидела на колченогом венском стуле, едва удерживающем её и её напарника, и, уливаясь потом, перебирала пухлыми пальцами кнопки пересохшего баяна, который тяжело и со свистом изрыгал из себя ту же какофонию, что и на другой стороне рощи. Всё это она запивала хлебным квасом из большой коричневой глиняной кружки.
    А в центре небольшого города, километрах в тридцати от рощи, в такой же намеренно не снятой ночной рубашке, в искусственно созданной старым, как баян, и противно гудящим, как  жук-олень, кондиционером прохладе, сидела дева потоньше и пыталась соединить все эти события воедино. Она стучала своими костлявыми пальцами по тощей клавиатуре, запивая соединённое компотом из подгнившей сливы.
    А в это время в самой славной столице самого славного государства шёл дождь. Уже два месяц. Или три. И на земле редко кого можно было увидеть, кроме бледных расплывшихся дождевых червяков.
    А в Антарктиде  шельфовый ледник Ларсена дал трещину, и снеговики, играя в прятки, прыгали в неё с разбегу, разбиваясь при этом насмерть, а пингвины, сгрудившись, пытались заглянуть в самую её бездну, неблагоразумно толкаясь у самого её края и неуклюже переваливаясь с бока на бок.