Новое японское стихотворение

  Я не пишу стихов в стиле хокку, набросанных лёгкой акварелью или начертанных цветным мелком на рисовом листе бумаги, холодновато созерцательных, будто посыпанных пеплом пережитой страсти. Но мне нравится мягкая текучая манера письма поэтов страны восходящего солнца. Может быть, для кого-то это край земли, где солнце закатывается, где луна восходит с востока, а утреннее светило - с противоположной стороны.  Мне нравится простота и детская непредвзятость  их впечатлений, спокойная  восточная музыка душ, гладкое зеркало внутреннего пейзажа, в котором древняя мудрость миллионов и миллиардов лет и едва слышимые отголоски сегодняшнего дня. Удивительное сочетание мягкости, покоя, сна наяву («Я б хотел забыться и заснуть»), и жёсткости, даже жестокости самурая, живущего до сих пор в каждом японце. Эти завоеватели зыбких, трясущихся островов на краю океана, педантичные до фанатизма, преданные порядку, подчинившие себя дисциплине, как муравьи. «Немцы Азии» - что тут скажешь. Меня поражает это соединение мягкости и жестокости. Мягкость слышна и в древнем хокку, и хайку, и танка, и в новейшей поэзии, больше похожей на верлибр, чем на классические жанры. В ней больше сегодняшнего дня, ощущения тектонических сдвигов.
Я думаю об этом, стоя и сидя в очереди в Сбербанк, где приношу в жертву Ваалу свои бумажные сокровища как плату за крышу над головой, за воду,  свет, газ и тепло. Проще сказать, оплачиваю коммунальные услуги. Потом иду в банк Регионгаз, где с меня требуют плату за заключение договора, спешу в Водоканал, чтобы уладить дело не то с переплатой, не то наоборот (такой уж выдался день). И везде в окошках за стеклянными перегородками на меня смотрят высокомерные и чванливые, гордо непроницаемые лица, всегда готовые начать перепалку. Новое сословие выпускниц учётно-кредитных техникумов и вузов. Они пытаются быть любезными, но это им плохо удаётся. В глубине души они такие же, какими были их предшественницы. Им естественнее быть грубыми. Агрессия так и плещет в них. Их суть обращена к миру жёсткой колючей шерстью. Не знаю, почему. Их воинство всё растёт - и кажется, что испарения гордыни, исходящие от них, когда-нибудь соберутся в большую чёрную тучу, и из неё прольётся огненный дождь с серой. В частных банках другое дело. Но их становится всё меньше. Они «схлопываются» один за другим. То же самое и в поликлиниках и в прочих местах, где над человеком стоит безличная и по природе своей злая сила. Дело здесь не в частной собственности, не в прибыли, а в отсутствии личного живого начала, того зерна, из которого берёт начало гуманность.  От испарений, которые исходят от всех нас, измученных ежедневными оскорблениями, истерзанных глубокими и мелкими уколами, произойдёт взрыв ненависти и самоистребления. Обид так много, что уже не находится места прощению и покаянию. И даже при входе в Валгаллу, Чистилище они не забываются. О входе в рай я уж не говорю. Мы отняли его друг у друга, проклиная и ненавидя.
Вот так, в стиле новейшего японского стихотворения с социальной направленностью, я выразил бы события и чувства одного дня современного человека, похожего на самурая, сёгуна только злобой, но не благородством