Планета памяти

   "- Интересно," — подумал командир Ян Харитонов. — «Почему все нештатные ситуации приключаются в самых неподходящих секторах космоса? -» Старый грузовик «Евразия» меж тем продолжал сближение со звездой, условно обозначаемой как Х-979, а на экране правый реактор уже обозначился мигающим красным кружком с косой чертой — перегрев предохранителя, срабатывание аварийных эжекторов, тушение плазмы. А температура предохранителя левого реактора уже в оранжевой зоне… Успеть бы! В наушниках раздаётся голос штурмана Максима Евстафьева: «Вход в зону торможения!» Харитонов отзывается: «Торможение!» — и нажимает кнопку носовых двигателей. Толчок, пошла перегрузка. Костюм раздувается. Скорость падает. «Торможение закончено!» И тут же температура целого предохранителя ушла в красную зону, сработала звуковая сигнализация, на экране загорается транспарант: «Аварийное выключение левого реактора.» Теперь горят два красных кружка. Основное освещение в рубке гаснет, включается тусклое аварийное.

   Теперь корабль подходит к планете с весьма дурной славой. Будь база спасательных буксиров поближе — можно было бы и в космосе отвисеться. Но когда они сюда прилетят… Дурная слава выражается в числе погибших здесь экипажей, но сколько таких планет в космосе? Известных людям — немного, но хватает.

   Планета постепенно увеличивается в размерах, наползает на экраны. Снова растёт перегрузка. Экран заливает огнём. Торможение на баллистической траектории, глаза просятся из орбит. Где это было? Когда разбилась «Казахстания», в другом секторе. У экипажа глаза выскочили из орбит и повисли на ниточках нервов. Отставить дурные мысли! Теперь корабль падает камнем в верхних слоях атмосферы. Внизу, на поверхности — катастрофа: ударная волна поднимает тучи песка, грохот, огненный болид в небе… И давно корабли не входят в атмосферы планет. Но старичок типа «Евразии» на это ещё рассчитывался. На этой высоте воздух достаточно плотен.

    — Крылья! -

    — Есть крылья! — отзывается в наушниках голос инженера Георгия Десятника.

   Теперь аварийные аккумуляторы давления опускают крылья до горизонта, корабль начинает слушаться рулей. Навстречу несётся пустыня красного песка, да редкие камни. А тормозить больше нечем… Толчок, туча пыли, снова раздулся костюм, корабль пашет пустыню, раскидывая камни помельче. Остановка.

    — Приехали! -

    Экипаж покидает кресла, скучивается в рубке, у штурманского стола с картой.

    — Итак, — начинает Харитонов. — Спасателей ждать около одного земного года. Аварийный передатчик работает штатно. Местные условия — год около двух земных, сутки — двадцать шесть часов. Дышать можно. Пищи и воды не наблюдается, но запаса на корабле хватит и на три года. В связи с гибелью людей на планете, по до конца невыясненным причинам посадка в обычных условиях на планету запрещена. В аварийных — крайне нежелательна. Поэтому лучше будет, если мы отсюда уберёмся, и побыстрее. -

    — Я не маг, — отзывается Десятник. — Перегорание предохранителей обмотки реакторов — довольно серьёзный деффект кораблей данной серии. И заменить их сейчас нечем. Предлагаю отсиживаться в корабле, и носа не высовывать. -

    — Насколько я помню, здесь погибали не только исследовательские корабли, но и спасательные, — вступает в разговор Евстафьев. — Несколько кораблей пропали в этом районе без вести. Думаю, что корпус корабля от опасности нас не защитит. Как показали удачные экспедиции — попавшие на эту планету умирали и внутри кораблей. Надо бы осмотреться, может, что-нибудь и найдём. Известная опасность лучше неизвестности. -

   Харитонов помолчал.

    — Вот что. Будем осматриваться. -

    — Что взять из оружия? — спросил Десятник.

    — Ничего. -

    — Хотя бы дробовик! -

    — Нет. Зверей здесь нет, бояться нечего. Разве что самих себя. -

    — Хотя бы ножи! -

    — Добро! -

   Небо было серо-белёсым. Харитонов высунулся из люка в крыше ходовой рубки и осматривал горизонт портативным локатором. У Евстафьева был оптический бинокль, у Десятника — радиометр.

    — Что-то есть! — сказал инженер. Командир и штурман разом повернулись в указанную точку.

    — Да, есть, — подтвердил командир. — Похоже, это корабль. Берём вездеход. -

   Странная тревога, впрочем, вполне объяснимая. Аппарель «Евразии» остаётся позади, вал раскиданного песка. Командир выдерживает маршрут по курсопрокладчику.

    — С бластером было бы спокойнее, — ворчит инженер.

    — Это иллюзия безопасности, — отвечает Харитонов. Дальше в машине воцаряется молчание. Через час езды штурман воскликнул.

    — Это же «Океания!» -

   Однотипный с «Евразией» старый грузовой корабль, возивший материалы для экспедиций, пропал здесь лет двадцать назад. Песок дошёл почти до рубки, и только хвостовые кили торчат над красной пустыней. Спешившись, экипаж осторожно пробрался к люку — люк был открыт.

    — Гермошлемы одеть! -

    — Воздух в норме… -

   В рубке лежит высохшая мумия, открыв в крике рот. Рядом валяется нож.

   Харитонов склонился над телом.

    — Что с ним?! — спрашивает Евстафьев.

    — Покончил с собой. Полосовал себя ножом по руке. Что-то его напугало… -

    — Не напугало, — вмешивается Десятник. — Просто у мумии при высыхании отвисает челюсть, что создает впечатление крика. Бывало такое в Египте, как челюсть забывали подвязывать. -

    — Не знал, что ты интересуешься Египтом, — удивился штурман.

    — Нисколь не интересуюсь. Вдруг вспомнилось. -

   В кормовом коридоре лежала ещё одна мумия, с простреленным черепом и дробовиком. А около реакторов — третья, с пузырьком из-под таблеток.

    — Так, что с предохранителями? — спросил комадир.

    — Сгорели, как и у нас. Ничего не поделаешь. -

    — Постой!.. — вдруг очнулся штурман. — Должны подойти предохранители с вспомогательного щита. На «Океанию» при очередном ремонте поставили… -

    — Ты же в схемах реакторов плохо разбирался? — удивился инженер.

    — Да, сдал экзамен на «три», двадцать лет назад, в институте. Больше не трогал. Но… Я перед экзаменом смотрел схему, тогда самые ходовые корабли были. Просматривал конспект товарища. И вот передо мной — страница, как в руках держу. -

    — Странно… — заметил командир. — Снимаем предохранители, уходим. -

   Когда вездеход забрался в аппарель «Евразии», уже стемнело.

    — Ужин? — спросил Десятник.

    — Пока нет, — ответил Харитонов. — Сначала поставим предохранители. Потом запустим реакторы. Старт — в четыре утра по местному времени. Задерживаться здесь смысла не имеет. -

   С ремонтом закончили за час до полуночи. Реакторы ожили, контрольные панели показали зелёный мигающий квадрат.

    — Через час дадут номинальную мощность. А пока — спать! Через четыре часа — подъём. -

   И экипаж разбрёлся по каютам. Харитонову не спалось. Отчего происходят самоубийства? Ладно дело не его, улететь бы побыстрее. Но вот странная работа памяти… Да, и он сам заметил, что какие-то давно забытые, малозначащие вещи, встали перед глазами с фотографической точностью. И даже то, что хорошо запомнилось, вспомнилось до мелочей. Вот в гробу лежит его школьный друг, сбитый машиной. Все плачут. Но Харитонов уже тогда привык не плакать, хоть боль и душила, пытаясь выжать слезу из глаз. Частое дыхание. Не плакать! Вот пёс. Встречал космонавта в отпуск. И провожал обратно. В последнем отпуске Харитонова никто не встретил на крыльце… Мать сообщила, что пёс умер. А вот одноглазый кот умер практически на руках, ещё в школе. Зрачок расширился, перестал реагировать на свет. Потом прикрылся плёнкой. Кот вздохнул в последний раз, вытянулся и замер...

   Да что же это такое, в самом деле? У Харитонова живы родители, даже бабушки и дедушки! Все. Но память продолжала своё дело. Вот самый зловредный одноклассник подбросил окурок в портфель. И школьная подружка спросила: «Ты куришь, да?» Ничего не ответил, хоть стыда чуть не сгорел. Всё в точности, все чувства. В фотографической точности… И в отместку Харитонов и сам подкинул другу окурок, подобранный на улице. Тому родители устроили взбучку. Но разве ж можно было идти на такую подлость? Стыд, снова стыд.

    — Не надо!!! Слышишь?! Не надо больше! -

   Командир перевернулся на кровати, швырнул подушку на пол. Потом подобрал и швырнул ещё. Распахнул дверь в коридор. Навстречу брёл Евстафьев. Всё его лицо было залито слезами. Глаза встретились. Оба поняли друг друга.

    — К Десятнику! -

   На звуковой сигнал ответа не последовало.

    — Универсальный ключ!!! — хлопнул по карману командир. Штурман вытащил ключ из кармана.

    — Хотел оружейный сейф открыть… Хорошо, что ты его кодом замкнул… -

   На кулаке штурмана запеклась кровь. Но дверь выдерживает любую бессильную ярость.

   Каюта открылась. Инженер сидел на кровати, свесив голову. Товарищи приподняли его, растормошили. Губы в крови. Командир приподнял рукав — запястье в кровавых укусах.

    — Немедленно марш в рубку! Реакторы уже на номинале. -

   Экипаж занял места. Зелёные индикаторы на экранах горели, не мигая.

    — Старт! -

    — Есть старт! -

    — Двигатели вертикального старта! -

    — Готово! -

   Песок расплавился, закипел, а вал разбросало, смело мощным потоком. «Евразия» качнулась, пошла вверх. Потом вспыхнуло пламя маршевых двигателей, скорость стала расти. Через пятнадцать минут грозная планета осталась только в кормовых обзорных экранах.

   Харитонов отёр пот со лба.

    — Память — это хорошо, но хорошего должно быть немного! -