Внучка Исаича Разговор по душам

   В школьные годы часто навещали тётю, мамину сестру, проходя мимо села её детства. Оно открывалось сразу за сосновым лесом. И в самом его начале, с левой стороны, высился бугорок с низкорослой вишнёвой порослью и остатками обветшалой ограды. Каждый раз  мама замедляла шаг,  мелко крестилась и сотый раз говорила:
- Вот тут мы жили…
   Младшей сестре это место ни о чём не говорило, а мне было памятно. Я тоже тут жила. У дедушки Коли, как говорила всем. А бабу Матрёну недолюбливала. И часто грозилась убежать от неё.
- Да не жадная она,- увещевала меня мама после бабушкиных жалоб,- а варенье малиновое даст, если заболеешь.
- Жадная, жадная,- не унималась я, памятуя, как убирая со стола, всякий раз собирала она хлебные крошки, а потом, сложив пригорошней  длинные костистые пальцы,  отправляла их в рот.
   Я всегда удивлялась, почему в этом селе нас встречали, как родных.
- А это, значит, внучки Исаича? Царствие ему  небесное… Да проходите, проходите…
   Усаживали, угощали, чем богаты были, да ещё давали «на дорожку» блинцов, румяных пирожков или влажных от сахарного сиропа плюшек, от которых слипались пальцы.
  - Мам, а почему они все такие добрые? - спрашивала я.
- По деду твоему Николаю Исаевичу нам такой почёт, много добра он людям сделал.
- Так ты говорила , выпивал он,- удивлялась.
- Выпивать-то выпивал… Кто без греха?- растягивала она, будто что-то вспоминая. А потом обрывала резко,- Мала ещё деда судить!
   На этом разговор кончался. Но я пыталась домыслить, что же за человек был мой дед. Другое дело прадед  Исай.  Жил 115 лет при отменном здоровье. Лишь на сто пятом ослаб зрением. Слыл крепким хозяином-единоличником. А  сын его Николай не унаследовал крутого отцовского характера. Хоть и не чурался крестьянских дел, а больше тянуло на люди, к разговору, к веселью. Знатный гармонист был.  До утра мог водить девчат за своей гармошкой. На любом празднике первый, разудалый, весёлый, при пышных усах.  И хоть ростом не вышел, любая из сельских красавиц пошла бы за него. Но приглядел он всем на удивление долговязую, тощую Матрёну, засиделку по тем временам.
   Я сама приблизила разгадку.
- Бабуль,- спросила однажды осмелев у привечающей нас старушки, - а что сделал мой дед?
-Да иль ты не знаешь, дочка?- всплеснула она руками.- Ведь он, Николай Исаевич, почитай всю округу от голодной смерти спас. Что ж, ты, Верочка, не расскажешь до сих пор,- укорила маму.
   И с увлажнившимися от близких  слёз глазами, стала вспоминать:
-  Мой-то Ванечка, меньшинький, только родился. Остальные детки так ослабли, что уже и есть не просили…
   Жутким было продолжение её рассказа. Но надо было дослушать до конца. Как пришла обессиленная  мать к тому дому у соснового леса и постучала в сонные окна.
- Сильно он рисковал, боялись мы,- заполнила мама паузу, когда старушка беззвучно заплакала.-  А он свинарём  в колхозе был. Люди голодали, а свиньям - и помол, и крупы, и горох, и кукурузу. Так носил потихоньку в кармане и прятал на чердаке между мешковиной. Тайник у него там был.
  - И не для себя, для людей, - уточнила бабушка Дуся.- Ох, много, много людей спас, великой души человек был. Разве забудешь такое? Такое мы, дочка, пережили,  не дай Бог лихому лиходею.
- Что ж мам, раньше не говорила?
- Так до сих пор боюсь. И баба Матрёна твоя боялась. Ведь и обыски у нас были тогда, и грозили нам всем тюрьмой и смертью. Да и думала, что мала, не поймёшь. Обзывала ведь жадной…
   Так ведь не знала же. Не знала я,  а кто моложе, тот и вовсе представления не имеет о тех страшных годах. Хорошо, если будет, кому рассказать-поведать, как жили люди до нас, как, жертвуя собой и семьёй своей, спасали других от голода, нужды, да мало ли от чего.
   Давно это было. Другое время, другие люди. И так близко подступает иногда тревога. А вдруг опять?...  Куда пойду я, внучка Исаича?


               
                Март 1995