Двойник

 ( А.Кондре)

 Она – изящная нимфа с розовыми обстриженными почти под корень волосами. Он – высокий косая сажень в плечах викинг с еловыми иголками в бороде. В ее темной квартире без дверей и только с окнами, высокими, почти что в ее рост, они вдвоем. Под теплым светом ночной лампы в ее руках дрожит чашка ромашкового чая, а он небрежно и зло держит бутылку дешевого пива. Она улыбается глазами, а губы сомкнуты в невольной гримасе превосходства. Он смотрит на черную школьную доску за ее спиной, где трогательными завитками ее детского почерка написано «Ом». «В голове твоей «О» в слове ноль!» - устало думает мужчина, переводя взгляд на белый, словно мелованный высокий лоб своей некогда любимой. У нее нет ни единой морщины на лице, зато невиданные для ее возраста борозды на сердце. Он молчит, а девушка ждет, чтобы, как и всегда, ловить каждое его слово губами. Она не может знать, что у него на подкорке черепа, но ей кажется, что своими тонкими, запачканными синей масляной краской пальцами с некогда свежим маникюром, ныне облупленном и тусклом, держит его еще бьющееся алое сердце. Такое же красное, как и нитка на ее руке, которую она повязала себе на манер браслета.

 Мужчина с шумом отхлебывает свое пиво, не заботясь о том, что ей может быть неприятно. Хотя ранее тихонько ставил чайник, боясь ее разбудить. Девушка же беззвучно, будто в немом кино, трагедии или мелодраме, делает глоток приятно терпкого травяного чая. Ее глаза больше не улыбаются. Сердце в руках перестало биться, замерев на мгновение вместе с ее собственным. «Я больше не его любовь!» - пронеслась в голове у девушки мысль. И как будто прочитав его, она вторит: «Я ноль, я пустое место!». Человеку нужен Человек… А ее Человек со стуком поставил бутылку на дорогой барный стол из светлого дерева, не подложив даже ее любимый подстаканник с ярким красным сердцем на нем, и собрался уходить. Она встала вслед за мужчиной, стараясь быть как можно тише, как серая мышка из той породы женщин, что она презирала. Она такая, огонь и лед, горячая и дикая, сейчас была тише воды. Провожая его взглядом в прихожую, она тихонько провела рукой по еще теплой поверхности бутылки, где ее Человек только что держался рукой. Девушка слегка отодвинула пальцем стекляшку, и увидела водный круг под ней. «Вселенная. - подумала девушка. – Это моя маленькая Вселенная!». Ее не заботило то, что на поверхности стола останется это отвратительное пятно, вздуется, взбугрится завтра на утро, и придется с трудом зачищать его полиролью. Девушка разрешила этому шраму остаться. Он будет для нее визуальным напоминанием о шраме в ее собственной душе, ведь их обоих оставил один и тот же Человек.

 «Я ухожу!» - прокричал любимый голос, и девушка очнулась, будто ото сна. На ватных ногах, еле ступая босиком, как по стеклу, она прошла в коридор и облокотилась не стену. Она видела, как ее Человек надевает обувь, накидывает куртку, не застегивая, уменьшая время, стараясь быстрее покинуть эту душную от сигаретного дыма, недосказанных фраз и Ее потусторонней энергетики квартиру. Она стояла, как некто из мира кошачьих, ластясь по стеночке и стараясь обратить Его внимание на себя. Пушистым рыжим хвостом завлекая Человека, маня его исследовать ее беззащитное доверчивое тело. Но мужчина не видел этого, он давно перестал ее замечать. Ее «инь» для его «ян» стало ровняться нулю. На ноль делить нельзя, и он не хотел делить свою жизнь без остатка. Черное платье грустно повисло на ее вмиг осунувшемся теле, скулы острыми бритвами порезали ее лицо, озорные глаза потухли, когда девушка вдруг осознала, что остается одна. И она закричала! Это был крик умирающей чайки попавшей в турбину самолета, крик касатки пронзенной охотничьим гарпуном, крик женщины потерявшей единственного ребенка. Ее Человек на миг опешил и поднял на нее взгляд, и волна смертельного отчаяния ее глаз, зеленого и голубого, захлестнула его. Он тонул и кричал «Помогите!», задыхался в той ее великой к нему любви. Но это длилось всего лишь миг.

 А за дверью, которой не существовало для них двоих, сгущались тучи и собиралась гроза. И ее Человек открывая засовы, разрывая клятвы и фенечки-обереги, срывая полицейскую ленту «место преступления» и выбрасывая в пропасть таблички «Не влезай! Убьет!» выбрался из ее лисьей норы наружу. Он хлопнул дверью до звона в ее ушах. На полу, на том месте, где он только что еще такой живой, теплый и любимый стоял, она увидела серебряную подкову, упавшую рожками вниз. «К несчастью…» - пронеслось в голове девушки с розовыми волосами. Какое тут счастье, когда она снова осталась одна. Она закрыла дверь, щелкнув засовами, вернув все нити, амулеты и ленточки на место, вдруг еще пригодятся. Проходя мимо зеркала в прихожей, она застыла, увидев незнакомую девушку в отражении. Только утром, яркая и летне-солнечная Она проснулась и прижалась к любимому. Но сгустились краски ночи, наметилась гроза, и она уже одна и не узнают себя в зеркальной глади. «Кто ты?» - спросила девушка Зеркало. «Я – ты!» - ответило отражение эхом. Тонкие руки, музыкальные пальцы поигрывали ее любимой деревянной кистью. Сегодня она рисовала красной краской. И красная же нитка была повязана на шею, как алая буква «А» на груди героини ее картины. Девушка смотрелась в зеркало, пытаясь понять, кто же это за ней наблюдает оттуда. Улыбка-усмешка, черные провалы глаз, иссиня-бледная кожа и картина в кровавых красках за спиной. Она пригляделась и увидела, что на полотне, она сама же с алой шелковой петлей на шее. Мертва.

 На негнущихся ногах, страшась своего двойника, розоволосая девушка прошла к свету, на любимую кухню и открыла холодильник. В дальнем углу белой глыбой возвышалась бутылка водки. Трясущимися руками, она потянулась за ней, обжигая пальцы о лед. Сделав глоток из горлышка, она почувствовала, как ее тело наполняет холод. Она была словно Снежная Королева, такая же белая, как ее волосы когда-то. Ее Кай ушел и больше никто не согреет ее остывшее сердце. Девушка села на стул и привычным жестом потянулась за телефоном. Ноль пропущенных. В потухшем экране снова отразилось лицо двойника. Она посылала воздушный поцелуй. Повеяло холодным ночным ветром. В этом году лето слишком холодное для такого цветка. Окно открылось и черная органза, которая служила художнице вместо штор, затрепыхалась на ветру, словно крылья бабочки. Девушка пошла закрывать окно, но увидев свой мольберт, остановилась. Синие длинноногие создания, будто аватары иных измерений спустились на землю. Скучающие по дому пришельцы, такие же, как она сама. Она никогда не врала, рисовала только честно. Надрыв и страдания. Грязь, боль и похоть. Ее личная голгофа и серебряный крест. Говорила мама, чужие кресты нельзя поднимать. На пол отправилось ее незаконченное творение танцующих космических не рождённых детей, порезанное на лоскуты осколками пустых бутылок, его и ее. Ее – прозрачные и горькие, а его коричные и пряные. Только древний китайский символ и мог соединить «инь» и «ян».

 Новая картина была иной. Она любила слова и буквы, с детства складывала пазлы. Ей хотелось без лишнего, честно, как и всегда, но чтобы дошло до каждого. Посмертно. Из ее порезанной об осколки руки капала на деревянный пол алая кровь. Самая лучшая краска на свете. И девушка написала ей свою последнюю картину. Шесть букв в одном слове. Прости.

Все достались Ему!

***

 Обмотав три раза шею красной веревкой, как учил ее Двойник, она сделала последний вдох, и на выдохе легким движением, как в балете, шагнула из окна. Живой она была Ему не нужна, так пусть забирает ее теперь, мертвую куклу Барби.


1 – (нем.) – двойник


/ Июль 2017/


Рецензии