Гуляй, Вася!

          Колька уговаривал кота:
          – Вась, а Вась? Скажи словечко!
          Тот молчал.
          Пацан подсел ближе и опять запел тягучим голосом:
          – Ну, Вася-я! Скажи чё-нибудь. А?
          Василию Колька надоел. Но и с лавки уходить не хотелось. Солнышко тут такое яркое… Тепло. Воробьи, опять же, рядом. Чирикают, задиры. Дочирикаются…
          – Вася-я-я! – гнул своё Колька. – Ва-а-ась!
          – Ну, чего пристал? – поднял голову кот. – Видишь, лежу, греюсь. Не охота мне с тобой болтать. Дай отдохнуть!
          – Ух, ты! Вот же! – восхитился пацан. – А как? Как ты это делаешь?
          – Слышишь ведь как, – раздражённо отвечал кот. – Говорю, да и всё.
          – А чего молчишь?
          – В смысле?
          – Ну, почему ты мало говоришь? Редко очень.
          – Я тебе кто, «тётя Валя» из телика? Болтать-то без умолку. Пойди, включи и слушай. Вообще скоро брошу, наверно, это дело!
          – Говорить?
          – Ну, да.
          – Здорово! То-есть, нет, не здорово, – парень удивлённо глядел на кота.                – А почему бросишь? Ты же у нас этот… феромон!
          – Дурак ты, Колька! Неуч, – ухмыльнулся Вася. – Не «феромон», а феномен. И говорить «по-человечьи» – это ж на самом деле никому не нужная беда и морока, – он сел, с хрустом, как следует потянулся, помял лапами скамейку и с интересом прищурившись на наглого воробья, что клевал крошки на асфальте, промурчал. – Брошу.
          Кольке явно подфартило. Он Ваську уже третий день упрашивал заговорить. Не по вредности приставал – хотя этого добра в нём было полно! – из чистого любопытства. Говорящая зверюга в родном дворе! Вдруг он от Пушкина сбежал? С этого, как его… Лукоморья. Где ещё такие водятся! Чудо же. Но кот молчал, как рыба.
          И вот, наконец, случилось. Теперь и вовсе распирало любопытство. Отставать парень не собирался:
          – А почему тебе разговаривать неохота, Вась?
          Кот ещё минуту раздумывал, что сделать: убраться на чердак, или остаться тут, на солнышке. Переться на крышу было далеко и лень – скамейка уютнее. Чтобы отвоевать себе тишину и покой, стоит поторговаться. Да и душу, оно конечно, излить не мешает – слушатель попался вполне благодарный.
          – Я тебе объясню, почему мне говорить надоело, а ты от меня отстанешь, лады?
          Колька обрадовался, поёжился от удовольствия и забрался на скамью с ногами:
          – Ага! Расскажи.
          – Ну, гляди. – Васька аккуратно вытер усы. – К примеру, намедни сижу вон там, возле газона, умываюсь, никого не трогаю. Дворник наш, дядя Федя, дорожку метёт. И как-то не очень мне его поведение понравилось. Гляжу – метёт из рук вон плохо! Ты видал, как он метёт? Видал?
          – А чо?
          – Чо-о! – передразнил кот. – Жулики одни так метут! Шик-шик! Шик-шик! Помаленьку, как будто мышь скребётся. Метёлочкой своей едва-едва, по чуть-чуть загребает, а мусор, к едрене фене, весь в траве остался! Разве так метут нормальные-то дворники?!
          – А ты чего?
          – Чего я! Возмутился конечно! Я человек… фу ты, – кот! – прямой, взял да объяснил ему, как надо. Порядок должен быть! Эй, кричу, шире, мол, замахивайся, Федя! Не жалей силёнок, дорогой. Мети как положено, а не сачкуй. Зарплатку-то, поди, тебе не за «шик-шик» выдают!
          – А он? – Колька шмыгнул носом и с интересом потёр ладони.
          – Супостат дворовый! Кипятку ему в штаны! Нет, чтоб слушать правильное слово, – нет! – взял да кинулся на меня с этой самой метлой! Еле ноги унёс! Не знаю, может он и вовсе человеческого языка не понимает? Говоришь ему, говоришь… А толку! На кой вообще?
          Кот почему-то с обидой поглядел на воробья и дёрнул правый ус.
Колька клянчил дальше:
          – А ещё с кем-нибудь говорил?
          – Было. Залез, помнится, в беседку вечером. Там эти, дядя Петя, дядя Миша, да… ну, ты знаешь. Сидят кружком, «козла» забивают. Я за дядю Серёжу, по глупости, болеть начал. Он сосед мой всё-таки. Думал помочь! А, гляжу, вообще играть не умеет! Там двойку надо совать, он тройку ищет! Пропустить бы ход – лепит сдуру, схитрить чуток – не умеет! Короче, вообще игры не чует. Стук да стук доминошками без всякого смысла!
          Васька, по всему видно, даже разволновался, вспоминая.
          – Ни ума, ни азарту! Я глядел, глядел, потом подсказывать начал потихоньку. У него на руках два дуплета, а этот неумеха в «базар» лезет! Вообще не следит за костями! Трёшку, шепчу ему, выкладывай трёшечку… А он, болван, только по сторонам оглядывается, как будто ищет кого-то… и зыркает, зыркает. Бестолковый.
          – Может он тебя не видел?
          – А чё на меня смотреть?! Тебе говорят, как ходить, дак не оглядывайся – слушай! Нет своего-то ума – чужим пользуйся! Ну, в конце концов шикарный дубль на «шестёрке» и профукал. Дурилка картонный. Ему под стол лезть да петухом кукарекать, а этот горемыка все по сторонам озирается. В итоге я плюнул и ушёл. Только зря время потерял.
          Вот, Колька-неуч, и скажи мне, стоит после этого с вами, людьми, по-человечьи говорить?
          Парень пожал плечами:
          – Да-а, не знаю.
          – А я знаю. Бестолку! – отрезал кот и оглянулся. – А ну глянь, что там у меня?
          Колька заботливо покосился на спину кота.
          – Опилки.
          – Будь другом, скинь!
          Парень аккуратно снял с шерсти мелкую стружку. Васька глянул на мусор и сразу встрепенулся.
          – Во! В подвале нацеплял. Тоже был случай, – и тут уж его буквально понесло.
          Кот затараторил возбуждённо, с придыханием:
          – Я дурак, за сантехником увязался как-то. Имечко у него, слыхал, Афанасий! Тот вообще – головотя-я-яп, каких свет не видывал! Ему бог разум пообещал, за забыл про обещанное. Водопровод в подвале чинил, представь! А труба – полный швах! – её давно менять пора, ржавая, как моя жизнь, а этот вахлак в дырку чинарик сунул и тряпкой замотал. Чему их, балбесов, учат!
Я ему в ухо кричу, типа: «Ты чо творишь, вредитель?! Кто так трубы казённые чинит?! Хомут бы трёхдюймовый надо, да на уплотнителе, по-доброму та…»
А он, вместо того, чтоб слушать, подпрыгнул, как ошпаренный, башкой о перекладину – бам-с! – и ка-а-к швырнёт в меня хреновину какую-то железную. Снайпер! И выскочил. Да не в дверь, а в отдушину, куда даже я пролезаю только натощак. Дурак вообще! Не поладили мы с ним. Больной на всю голову и шаромыжник. Да и пьянь несусветная. После того случая не просыхал ещё! Воды в доме не дождётесь… это факт.
          Колька теперь глядел на кота с тайным испугом. И про себя думал: «Во грамотный! На директора школы похож… Всё проверяет, да проверяет… Всем указывает…» Но вслух спросил:
          – А чего ты с бабками не поделил? Кузьминична вон, из второго подъезда, тоже неделю во двор не показывается. Ивановна по вечерам, как из магазина с хлебом идёт – лавку крестит…
          – А дура потому что! – крикнул кот в запальчивости. – Обе дуры! Я сидел тут, дремал в сумерках, а эти припёрлись и давай прогонять. Да обе в голос орут, мол, поразвелось котов, порасплодились блохастые… А Кузьминична твоя ещё и валенком в морду тычет. Ну, нормальная, нет?! Я им кто, хомяк что ли домашний, в морду-то тыкать? Ладно, отошёл в сторонку, потом вернулся, рядом устроился, слушаю. А эти клуши давай нашу породу честить во все лопатки! Языки-то без костей! Коты им, вишь, поперёк горла встали. И так, и сяк нашего брата грязью поливают. Обидно стало! Ну, и заговорил…
          Колька аж икнул:
          – И чо сказал?
          – Правду! Завёлся малость, со зла наверно, поэтому выложил всё, как на духу. И про Нюрку, дочку-то Кузьминичны, какая она красавица-раскрасавица с мужиками разгуливала, и про зятя ейного, что заначек в матрас насовал немеряно и ящик водки в чулане спрятал, про внучонка – Тольку, который рубли пенсионные из комода тырит… Короче всё! И про Ивановну не забыл! Как она со склада два ящика сушёного лука в прошлом году спёрла… Ну, может только про племянника немного переборщил – не надо было говорить, что он уж давно на неё не только зуб, а и ножик точит… Это, признаю, погорячился.
          – А они? – суетливо ахнул Колька.
          – Молчали, пока говорил. Даже не шелохнулись. Крыть-то нечем! А может удивлялись чему. И чему бы?! Потом Кузьминична дрожащей рукой – правда-то глаза режет! – очки на нос напялила, разглядела меня, да ка-а-ак заорёт на весь двор:
          – Ты кто?!
          Дед, блин, в пальто, кто! Вот кулёма. Я от её крика чуть не оглох. Вскочили обе и… как ветром сдуло! Коты у них, ты посмотри-ка, блохастыми считаются! И говори после этого… – Вася хмуро замолчал.
          Колька покосился на него с опаской. Как-то выходило, что слушать кота интерес уже поубавился. Штука в том, что в кармане лежал полтинник, который он своровал вчера из кошелька у матери… Вдруг знает! Пацан примирительно спросил:
          – Ну, чего ты всё ругаешься, да ругаешься? – при этом нащупал и покрепче сжал в кулаке монету – авось, не догадается.
          А тот взял, ни с того, ни с сего, да и наехал по полной:
          – Ругаюсь?! Я ругаюсь? – почему-то взъерепенился кот. – Да ты чего расселся-то! Уши тут развесил. Вон, вы с охламонами футбол гоняли вчера – окошко на первом этаже кто грохнул? Я что ли? А псу соседскому – уж нашто собак ненавижу, а и то жалко! – какого чёрта к хвосту консервные банки привязали? Серёжка Кукин – подлец! – шину у мопеда дяди Фединого – дворник он конечно хреновый, но тоже человек – ножиком изрезал? Изрезал. А ты говоришь «чего недовольный»! Да душа болит! За справедливость я! По жизни такой уродился. А что толку? Вам говори, не говори, как об стенку горох!
          Колька чего-то быстро засобирался и хотел уж было прощаться.
          – А ты, мил друг, уроки сделал? – вдруг грозно спросил Васька и оглядел парнишку с головы до пят. – Небось и не начинал ещё? Мотаешься во дворе, а делом заняться лень?!
          Колька опешил, растерянно помотал головой и встал.
          – Да я это… сегодня мало задали.
          – Но задали же! – кот глядел строго, как математичка. – Так нечего сопли жевать! Я тебе всё рассказал?
          – Вроде, да… – промямлил Колька.
          – Тогда выполняй уговор, шуруй домой и быстро садись за уроки!
Тот раздумывать не стал. Денёк сегодня и так не сахар. Утром от матери влетело, в школе классная застукала, да ещё в кармане как назло, полтинник ворованный. А этот, не гляди, что кот, всё пронюхает! Не был бы говорящий – дал бы пинка. Нельзя – нажалуется! Потом греха не оберёшься.
          Колька буркнул: «Пока!» и двинулся к дому. Но в спину всё-таки прилетело:
          – И деньги матери верни!
          «Разговорил на свою голову» – поморщился Колька и ускорил шаг.
Васька проводил его хитрым зелёным глазом, добродушно выругался про себя: «Обормот!» и с наслаждением растянулся на солнышке. Ну их, эти разговоры. Достали.