Глава 23. Купюра неизвестного достоинства

Так вот бывает только на Руси. В коем веке стоит человеку придумать что-то новенькое, совершенно невероятное, свежий коммерческий способ заработать миллионы на пустом месте, что сродни гению, созданию новой веры или изобретению налога на добавленную стоимость, а его за это все, кому не лень, хотят или ограбить, или прижать, как муху к стеклу, или вообще посадить в тюрьму. Вот если бы он жил не в России, а где-нибудь в Сингапуре или Малайзии, к нему было бы совсем другое отношение, - так думал Чижиков, ерзая посреди своего кабинета на стуле.
Пришел адвокат Генрих Пальчик, корпоративный стряпчий, вызванный секретаршей Леночкой, и сходу, упиваясь собственной значимостью, стал качать конституционные свободы и уголовно-процессуальные права. Следователь Свистунова его как будто не слышала и не замечала. Пальчик на нее впечатление не произвел, как не производит на человека впечатление пустое, заросшее волосами, как мхом, место.
- А есть тут еще какие помещения в здании? - спросила она Леночку, наблюдавшую за обыском в дверях кабинета.
- Есть, - сказала послушная органам Леночка, вместо того, чтобы с честным лицом хотя бы промолчать.
- Это уже интересно, - сказала Свистунова, - ну и где мы деньги прячем?
- В бункере под рестораном, - сказала Леночка, потому что неоднократно там бывала после корпоративных вечеринок, приглашенная на десерт.
- Что же вы молчали, Павел Иванович? Вводите нас в заблуждение.
- А что, я должен на каждом углу кричать, где у меня в сейфе деньги лежат? - возмутился от недоумения Чижиков по поводу незнания Свистуновой простых и общих истин, хотя сам мог бы тоже не хвастать перед Леночкой своими сокровищами, на чем сейчас и погорел.
Органы правопорядка, как сердце в пятки, спустились через ресторан Империя вниз, к деньгам в подземелье. Перловка с главным бухгалтером открыли потайную комнату-сейф. На полках были аккуратно разложены пачки денег в крупных купюрах. Милиционеры начали изымать все полторы тонны денег в рублях на том основании, что среди них могли затеряться деньги, полученные незаконным путем у гражданки Пискуновой-Потехиной, а отделить законные деньги от незаконных на месте, как зерна от плевел, не представлялось возможным. Органы так увлеклись пересчетом и конфискацией, что забыли про Чижикова. Тот остался сидеть в своем кабинете на стуле.
Павел Иванович, сидя в одиночестве и в полном отчаянии был готов рвать и метать, чуть ли не срывать с прохожих шинели, если бы они попадались, как оскорбленный, хоть и состоятельный, но, на свою беду, тоже в определенном смысле маленький человечишко. Но для полного успеха ему надо было дематериализоваться и превратиться в призрак, что было преждевременно и не с руки.
Он вспомнил, что ему предъявили всего лишь ордер на обыск, а не на арест. На этом основании он мог неприметно, бочком выйти из здания Империи, пока следственные органы заняты пересчетом денег, перейти на противоположную сторону улицы и сесть в первый подошедший трамвай.
Он представил себе, как впервые за многие годы поедет в городском транспорте и так растерялся, что наверняка вспотел бы и невольно создал собой затор и неудобство для входящих пассажиров, потому что водитель не смог дать ему сдачи с тех денег, какими он обыкновенно пользовался.
Вид у него для трамвая был до того несуразный и не соответствующий обшарпанным сидениям и облупившейся краске и оттого жалкий, как у нищего на балу, что старушка, стоявшая следом за ним, заплатила за него своей пенсионной карточкой — так щедрый русский человек обычно платит за непутевого иностранца, заплутавшего в мудреной кириллице: как бы он ни старался выучиться, он все равно читает слово «Ресторан» как PECTOРAН, то есть «пектопах».
Благодарный Чижиков, пройдя внутрь салона, достал из портмоне наугад, не глядя, купюру неизвестного достоинства и положил ее старушке в корман застиранного малинового пиджачка с пуговицами на мужскую сторону. Сколько там было денег — не известно. Факт тот, что скромная старушка смогла бы на них прожить счастливую в гастрономическом смысле неделю, закупаясь в «Азбуке вкуса» или завершить добровольный взнос на собственные похороны, что она в идеале и сделала.
Когда бы полковник Свистунова спохватилась, Павел Иванович был далеко. Однако, особых переживаний у нее не возникло, потому что полторы тонны денег в российской валюте — отличный залог, лучше любого ареста или подписки о невыезде — кто бросит на произвол судьбы такие деньжищи, если только не умалишенный или законченный альтруист?
Но тогда Чижиков будет проходить не по ее ведомству, а лечиться по особой разнарядке института судебной психиатрии им. Сербского в больнице на Канатчиковой даче, построенной опять же на добровольные пожертвования купцов-меценатов, по нашим сегодняшним меркам, людей явно не в себе.
С тех пор считается, будто бы начались конспиративные скитания Павла Ивановича.
Полагая со своей стороны, что рано или поздно за ним придут, он будто бы поселился на квартире из двух комнат в непосредственной близости к международному аэропорту, предусмотрительно купленной в качестве спасательного перевалочного звена и записанной на дальнюю родственницу из Рязани, о скромном существовании которой не знал ровным счетом никто. Здесь у него в платяном шкафу хранились, как положено на всякий случай, фривольное женское платье, чтобы бежать на просвещенный Запад, и строгий хиджаб, если придется кочевать на архаический Восток.

Перейти к следующей главе: http://www.proza.ru/2017/07/27/489