Часть вторая. Глава третья. Убейте их всех

Глава третья. Убейте их всех. 
 
Среда. Одиннадцатое января.
Наступило утро рабочего дня. Виталий Евгеньевич и Володенька пришли на работу хмурыми и серыми. Им было плохо. Хотелось опохмелиться. Денег не было, и они, как обычно, с этим вопросом подошли к Андрею Скворцову.
— Андрей Александрович... — вежливо начал было Виталик, но Андрей зло и нервно перебил его:
— Денег нет!
— Как нет? — удивленно воскликнул Виталик, и Володенька, стоявший рядом, с каким-то редкостным интересом посмотрел на Андрея.
— А вот так! — зло ответил Андрей и добавил. — И не будет! Никогда!
Сказав это, Андрей начал переодеваться в рабочую одежду. Времени накатило уже начало девятого, и Карлсон мог подъехать в любую минуту.
Виталик и Володенька некоторое время стояли молча, внимательно наблюдая за Андреем. Затем Виталик тихо и жалостливо сказал:
— Жалко... А так хотелось выпить.
В его тихих словах было столько жалости и горести, что Андрей не сдержался:
— Разве вам не надоело пить?!
Это предложение Андрей произнес так громко, что Виталик и Володенька одновременно вздрогнули от неожиданности.
— Не надоело?!
Виталик и Володенька продолжали молчать.
— Сколько это будет продолжаться? — спросил у них Андрей. — Неужели в этой жизни у вас нет других интересов? Неужели водка — это то, ради чего вы живете? Что она дает вам эта водка? Что? Вот скажите — что?
Виталик и Володенька посмотрели друг на друга, словно никогда раньше в своей жизни не задумывались над этим вопросом. Смотрели друг на друга пару секунд, а затем вновь перевели свой взгляд на Андрея.
— Вы думали когда-нибудь о том, что в этой жизни стоит жить ради чего-то ценного? Жить ради других и делать что-то хорошее для других. Чтобы вас запомнили как людей, которые пытались изменить мир к лучшему, а не просто жрали водку под забором. Что они помогали чужим, совсем неизвестным для них людям. Помогали слабым и беззащитным. Защищали обездоленных. Приходили на помощь в трудную минуту. И при этом рискуя своей жизнью!
— Каким слабым, каким беззащитным? — осторожно произнес Виталик, смотря на Андрея невеселым взглядом. — Андрей... с тобой всё... всё в порядке?
— А что со мной может быть не в порядке? — спросил Андрей.
— Ну я не знаю... ну... ты ничем, случайно, не заболел?
— Да нет, вроде бы, — ответил Андрей. — А что?
— Да не, ничего, — ответил Виталик. — Я так, на всякий случай спросил.
— Да ну, какая муха, тебя, Андрюха, укусила с утра? — спросил Володенька. — Кому нам в этой жизни помогать? Нам бы кто помог!
— Во, во, — согласился с младшим товарищем Виталик. — Чем мы обездоленным помочь можем, если мы сами, как обездоленные?
— Это верно, — сказал Андрей, смотря на мрачные лица своих обездоленных товарищей. — Кому вы в этой жизни помочь можете, если себе даже не в состоянии на бутылку денег найти?
И сказав это, Андрей обыденно занял Виталику деньги на бутылку. Виталик обыденно протянул эти деньги Володеньке, и Володенька обыденно метнулся в магазин за пузырем.
Рабочий день протекал обыденно и без каких-либо происшествий. У Карлсона настроение было вполне удовлетворительное, и оттого он сильно не ругался и не метался. Его рабочие не спеша вязали арматурные каркасы, и двое из них (понятно кто) попивали водку. Что же касается Андрея, то он всю первую половину дня, до самого обеденного перерыва, искал в себе силы, чтобы на обеде позвонить Ирине.
Он боялся, что Ирина вновь откажет ему во встречи с ним, сославшись на какие-нибудь проблемы. Или же скажет на прямоту, что у них нет ничего общего. И он больше никогда не увидит ее. Не притронется к ней руками и не займется любовью. От таких мыслей Ирина казалась ему еще более дороже и привлекательней.
"Да что она так тебе сдалась эта Ирина, — сказал внутренний голос. — Тоже мне нашел над чем печалиться. Просто у тебя давно не было девушки, и оттого ты так сильно переживаешь. Да, Ирина симпатичная баба. Но разве мало других баб? Найдешь какую-нибудь другую. Тем более, Дима, во всяком случае он так обещал, подкинет тебе сто тысяч долларов, и бабья у тебя будет немерено. На каждую ночь будет новая. Так что не стоит скрипеть чувствами и тоску такую адскую разводить. Разве тебе, каждый Божий день сражающемуся за справедливость, предстало из-за всякой ерунды печалиться? Не из того ты теста, Андрей, чтобы печалиться. Сколько пуль за последние дни уже просвистело над твоей головой? Сколько? Не сосчитать! Да такие, как Ирина, должны сами бегать за тобой! А ты нюни распускаешь. Стыдно..."
Андрей всю первую половину дня был крайне задумчив, постоянно тяжко вздыхал и даже не слушал, о чем болтали его древние товарищи.
— Андрей Александрович, — услышал он голос Виталика. — Давай с нами покури, что ли. А то стоишь и за каркас держишься с самого утра. Не хочешь работать — дело понятное. Кому хочется? Вон, лучше покури с нами за компанию.
Андрей отошел от каркаса и сел на старый покрытый пылью стул, неподалеку от обеденного стола, за которым расположились товарищи. Закурил. Прислушался к тому, о чем говорили коллеги по работе. Или, правильнее говоря, о чем шумел Виталик.
— В нашем городе, Володенька, творится истинный беспредел! Собираюсь сегодня на работу. Работает телевизор. Идут утренние криминальные городские новости. Смотрю и охреневаю от того, что показывают. Вот ты, Володенька, смотрел утренние криминальные новости?
— На хрен не нужны мне эти новости, — ответил Володенька. — Лучше водки налей.
— Вчера вечером в Суворовском районе, на улице... э-э-э-э... как там ее...
— Авиаконструкторов, — подсказал Андрей.
— Точно! Авиаконструкторов. Так вот, на этой улице вчера вечером произошло нападение на местного торговца героином, некоего Кащея. Одна тетка, жительница этого дома и того подъезда, в котором проживал Кащей, видела, как в подъезд вошли два каких-то чудика в черном камуфляже и с масками на лицах. Увидев тетку, они сказали ей, что они из полиции, из особого отдела по борьбе с наркоманией. В общем, тетка им поверила и сразу же обзвонила всех своих знакомых бабок по подъезду, сказав им (бабкам), что началась операция по ликвидации Кащея. Чтобы все бабки сидели молча по своим хатам и рожу наружу не показывали. Короче, на самом деле эти два чудика в черном камуфляже оказались совсем не ментами.
— И кем же они оказались? — спросил Володенька, решив сделать вид, будто ему интересен рассказ Виталика. — Санта-Клаусами?
— Сам ты, б**ть, Санта-Клаус, мать твою так! Хрен его знает, кто они такие. Они поднялись на десятый этаж, где располагалась хата Кащея, и взорвали дверь специальной миной. Затем вошли в хату и положили всех, кто там был. Замочили Кащея, еще двоих его бандитов и одну наркоманку из окна выбросили. Вот так вот!
— И наркоманку из окна выбросили? — улыбнувшись, спросил Андрей.
— Да, Андрюшенька, — наигранно-ехидно улыбнулся Виталик. — И девку молодую, ни за что ни про что, из окна выбросили.
— Да, — сказал Андрей. — Беспредел.
— А я вам про что тут уже целый час рассказываю! — воскликнул Виталик. — В нашем городе, начиная с субботы вечера, лупасево пошло конкретное. Народ штабелями складывают. И всё, поди, бандиты знатные...
— Да хорош тебе втирать про свое лупасево! — не выдержал Володенька. — Давай, наливай! А то сейчас Карлсон, б**ть, приедет! 
В двенадцать часов дня, когда началось время обеденного перерыва, Виталик спросил у Андрея:
— Андрей Александрович, у вас там с деньжатами как?
— Так ведь давал же уже, — разозлился Андрей. — Сколько можно?
— Так ведь закончилось-то же уже, — жалостливо улыбнулся Виталик. — Скучно стало и мрачно на душе. Выдайте нам, пожалуйста, еще на одну бутылочку... же уже...
— А почему закончилось? — спросил Андрей.
— Выпили ведь, — Виталик потупил свой взгляд в пол.
— Быстро пьете, — строго сказал Андрей и рассмеялся. — Горе с вами. Когда вы уже пить бросите? Неужели так всю жизнь и будете на стакане сидеть и деньги в долг на бутылку просить?
Виталик и Володенька некоторое время молчали, пытаясь осознать услышанное. А услышанное являлось не сколько оскорбительным, сколько правдивым фактом. И этот правдивый факт был далеко нерадостен. Каждый из них мысленно подставлял под этот факт свою жизнь. И если Володенька был еще молод, чтобы сильно печалиться по вышеупомянутому поводу, то Виталию Евгеньевичу, с высоты своих сорока лет, было, о чем призадуматься.
"Зря ты так, — сказал внутренний голос Андрею. — Что толку от твоего правдивого разглагольствования? Это ведь твои друзья! Сколько уже лет ты с ними под одним небом на стройке грязь месишь? Решил им показать свое величие над ними? И в чем заключается твое величие? В том, что у тебя есть деньги, а у них нет?"
— Андрей Александрович, выпить хочется, — тихо сказал Виталик. — Дай денег. В пятницу вернем.
— Да, Виталий Евгеньевич, — Андрей встал со стула и подошел к вешалке с чистой одеждой. — Вернешь, когда сможешь.
Через две минуты Володенька уже выскакивал из помещения, беря курс на ближайший магазин, в коем он вместе с Виталиком в общей сложности оставили уже не одну месячную зарплату.
С той самой секунды, как молодой гонец, который еще ни разу не подводил, сделал первый шаг по направлению к магазину, у Виталика мигом поднялось настроение. Он закурил и приготовился к длительному монологу.
— Вот что ты можешь, Андрей Александрович, сказать по поводу того, что происходит в нашем городе?
— А что в нашем городе происходит? – не понял Андрей.
— Ну как что? Разборки. Громкие убийства. Горы трупов. Как ты думаешь, кто за этим стоит?
— Без понятия, — ответил Андрей, не питавший особого интереса к длительной и изнурительной пьяной болтовне Виталика, на которую тот был очень-таки не слаб.
— Ты же ведь слышал, что после убийства Глиста, компания "Водолей" начала вчера возвращать деньги обманутым дольщикам?
— Слышал.
— Вот то-о-ож, — задумчиво протянул Виталик. — Нашлись же добрые люди, которые покарали Глиста за то, что он людей на деньги кидал. Шлепнули Глиста, и всем остальным из его мухлежуйской шарашки страшно стало, что и их так положат ногами вперед. Быстренько людишкам обманутым денежки возвращать начали. А не грохнули бы Глиста, так и остались бы дольщики смотреть на голую землю в ожидании того, когда их дом там вырастет. Таким, как эти, которые Глисту грохнули, памятник поставить нужно. Нерукотворный, причем. Чтобы этот памятник с любой части нашего города был виден. Чтобы все его видели. И честные люди, и нелюди. Чтобы честные люди знали, что всегда найдутся те, которые смогут постоять за их права, а нелюди задумывались над своими поступками. Жаль, что я не знаю этих ребят, которые позавчера вечером пентхаус Глиста разгромили. С большим удовольствием пожал бы им руку.
Виталик замолчал и о чем-то задумался. Не спеша подносил тлеющую сигарету к губам и делал глубокие затяжки, пуская дым через нос. Сигаретный дым растворялся в холодном воздухе неотапливаемого помещения.
Андрей смотрел на своего старшего товарища, и в эти секунды Виталик казался Андрею каким-то состарившимся и уставшим человеком, с грустными глазами и с суровым выражением лица. Работяга. Человек, занимающийся физическим трудом и в жару и в холод. Копающий ямы и траншеи в мерзлой земле, под порывами зимнего ветра, и принимающий бетон на летнем солнцепеке, обливаясь вонючим потом. Такой никогда не поедет отдыхать за границу и не купит себе автомобиль. Такой всегда будет считать последние копейки на хлеб да на бутылку водки. Всегда считать. С того самого момента, как стал взрослым и до последних дней своей жизни. Крепкими натруженными руками считать мелкие помятые купюры, смотря на них, как на какие-то старые облезшие фантики с циферками.
А совсем неподалеку от него будут катить на своих роскошных "лексусах" и "линкольнах" те, которые никогда в своей жизни не копали землю под дождем и не таскали на своих горбах мешки весом в полсотню килограмм. Зачем им это, если они умеют зарабатывать себе на бутылку более легким способом. Обманывать людей, обещая им золотые горы, или же продавать наркотики умирающим от голода наркозависимым юношам и девушкам.
И не дай-то Бог кто-нибудь попытается перейти им, владельцам дорогих авто и загородных престижных коттеджей, дорогу и помешать зарабатыванию денег. Такие смельчаки будут моментально уничтожены без какого-либо сожаления и сострадания ни к ним самим, ни к их близким. Если, конечно, этих смельчаков получиться  уничтожить.
На лице Андрея мелькнула дьявольская улыбка, не предвещающая ничего хорошего тем, кто стал в этой жизни большим специалистом в зарабатывание денег на чужом горе.
"Опять захотелось кого-то пристрелить? — спросил внутренний голос. — Похоже, вы стали больным человеком, Андрей Александрович. Возможно, таким, как и ваш драгоценный товарищ Дрон."
"Не сейчас, потом, — мысленно ответил Андрей. — Пока стоит немного отдохнуть. За последние дни и так неплохо поработали с Димой."
"Эх, — тяжко вздохнул внутренний голос. — Когда-нибудь вражья пуля влетит в твою дурную башку и выбьет меня из нее вместе с твоими больными мозгами."
В помещение склада вошел Володенька и быстро двинулся к маленькому сейфу, чтобы там спрятать принесенную полулитровую бутылку водки. На лице молодого человека была серьезность, в движениях целеустремленность.
— Эх, Володенька, Володенька, — тяжко вздохнул Виталик. — Когда же ты, сука, пить бросишь?
— Сам ты сука, мать твою, — без какой-либо обиды и злости, по-простому и обыденно, ответил Володенька. — Не хочешь бутылку жрать — не жри. Я ее сам выжру.
— Ишь ты! — воскликнул Виталик. — Он ее сейчас сам выжрет! Скрутит тебя, падлу, в рогалик от такой жратвы. Давай, наливай, что ли...
За всё время рабочего дня Андрей так и не решился позвонить Ирине, посчитав, что девушке не стоит надоедать, а если она захочет с ними встретиться, то сама позвонит.
"И это правильно, — согласился внутренний голос. — Еще не хватало, чтобы такой парень как ты унизительно звонил какой-то шалаве и напрашивался на случку."
 
Часов в пять вечера Андрей, замерзший за день, пришел к себе в свою одинокую квартиру и с большим удовольствием принял горячий душ. Душ придал силы. Андрей побрел на кухню ужинать. В шесть часов вечера он сидел за компьютером, просматривая в интернете местные криминальные новости. Его интересовало, что скажут по поводу вчерашнего убийства гражданина Кащеева и его бандитов.
Данное преступление, совершенное против мелкорозничного продавца героина, не носило в прессе такого ажиотажа, как, за день до этого, "Ерошенковская бойня" в пентхаусе господина Глистия, унесшая двадцать четыре человеческие жизни. Об убийстве Кащеева могли бы вообще не говорить, если не одно обстоятельство. Кащей, как и Глистий, были заранее приговорены к смерти неизвестными, которые назвали себя исполнителями народного возмущения. И поэтому в интернете, под информационными статьями о вышеупомянутых преступлениях, к вечеру среды одиннадцатого января набралось тысячи комментариев со всей страны.
Попивая горячий чаек с лимоном, Андрей принялся с превеликим удовольствием читать эти комментарии. Вот некоторые из них.
"Наконец-то в нашей великой и могучей России появились люди достойные уважения! Даже, более того, низкого поклонения! Не в силах больше смотреть на то, как всесильные буржуи и продавцы наркоты грабят и гробят свой народ, они взяли в руки оружие и принялись за дело. Да здравствуют исполнители народного возмущения!"
"Пусть наша полиция и контроль по борьбе с незаконным оборотом наркотиков поучатся хоть чему-нибудь у этих славных ребят."
"Наконец-то в нашей стране началась борьба с наркоманией и коррупцией. Слава исполнителям народного возмущения!"
"Я, конечно, понимаю великий гнев жителей Российской Федерации по тому поводу, что в нашей стране свирепствует беззаконие и беспредел, но поймите меня правильно. Вот эти вот люди, называемые исполнителями народного возмущения, которые совершают самосудные преступления против преступников, сами являются преступниками. Вы можете себе представить, что будет, если все недовольные возьмут в руки оружие и начнут вершить самосуд? Начнется такое, что страшно себе представить!"
"Так давно пора уже, мать нашу так, взять в руки оружие и начать валить преступников и коррупционеров. Хватит! Натерпелися!"
"Это же не по закону..."
"К черту все законы! Для кого они писаны..."
"Уберем с улиц наркодельцов!"
"Запихнем им в их проклятые глотки их вонючий героин! Пусть жрут, пи***асы, давятся и дохнут!"
"Говорят, что очень много извращенцев было убито во время "Ерошенковской бойни". У моей телки папа какой-то знатный мусор. Так он ей рассказывал, что одному местному и главному тархуну, которые уже несчетное количество баб перетрахал в нашем городе, член оторвало. А член этот в боевом положении поднимался до двадцати двух сантиметров. Этот тархун был самым лучшим любовником в городе. Ни одна похабная вечеринка без него не обходилась. А теперь у него нету того, чем он мог раньше бабёх баловать. Хи-хи!"
"Вы смотрели новости? Я смотрел и смеялся. Наша доблестная полиция, как они это сами сказали на пресс-конференции, данной сегодня днем журналистам, бросили на поиски исполнителей народного возмущения все силы, какие у них только есть. Что на улицы выброшены усиленные наряды патрулей и так далее. Видели мы эти усиленные наряды патрулей. Ходят и карманы нашим несчастным пьянчугам чистят. А у пьянчуг-то наших брать, как известно, нечего. Стыдоба!"
"Признайся олигархическая власть в том, что ты не контролируешь ситуацию на улицах своих городов. Дай оружие людям, и мы сами наведем порядок. Сколько можно такое терпеть?!"
— Однако, — сказал Андрей. — Что-то я не слышал, что наша полиция выбросила на улицы усиленные патрули. Ну что же, пусть ищут. Может быть, что-то интересное и найдут.
Звонок мобильного телефона, лежащего рядом с Андреем на письменном столе, был неожидан и громок. Андрей вздрогнул и закричал:
— Нет, мать твою так! Я же сказал вчера, что хватит! У меня начались выходные дни! Я не собираюсь больше воевать каждый вечер и слышать свист пуль у себя над головой!
Андрей схватил мобильный телефон и посмотрел на экранчик телефона. Судя по номеру — это был не Дима. Это была... Ирина.
— Ирина! — воскликнул Андрей, включая на телефоне связь. — Здравствуй, как дела?
— Нормально, — весело ответила девушка. — Я пришла к тебе в гости. Стою около твоей двери. Не откроешь мне ее?
— Я бегу! — закричал Андрей и бросился к квартирной входной двери, за которой стояла та, которую он уже не рассчитывал больше увидеть.
"Какой стыд, — мрачно сказал внутренний голос. — Я бегу! Ей-Богу, как ребенок. Никакого к себе уважения. Господи, в чьей голове приходиться позориться!"
Подбежав к входной двери, Андрей всё же, перед тем как открыть ее, посмотрел в дверной глазок. За дверью стояла Ирина. Больше никого на лестничной площадке не было.
"Ты в этом уверен? — спросил внутренний голос. — Враги могут стоять за углом!"
— Мне Ирина не враг, — тихо сказал Андрей, открывая входную дверь.
"А чего тогда в глазок смотрел? — спросил внутренний голос. — Подозрения и страх теперь будут мучить тебя постоянно. А что поделать? Если ты кого-то убиваешь, то и тебя кто-то однажды захочет убить. Эх..."
— Привет, — улыбнулась Ирина. — Я не вовремя, наверно?
— Вовремя! — воскликнул Андрей. — И еще как! Я совсем без тебя соскучился. Проходи. С братиком всё нормально?
— Да, всё хорошо, — Ирина вошла в прихожую и сняла с себя пуховик. — Я не решалась тебе позвонить.
— Почему?
— Боялась, что я тебе уже больше не нужна.
— Почему ты так подумала? — спросил Андрей удивленно. — Проходи ко мне в комнату. У меня еще с прошлой нашей встречи осталась бутылка водки. Будешь?
— Нет, не хочу.
— В холодильнике лежит. Холодная.
— Не хочу.
— А что ты хочешь?
Как только они оказались в комнате Андрея, то сразу же, без каких-либо разговоров и вступительных речей, жадно набросились друг на друга. Сорвали с себя одежду и приступили к сексу.
Дикая страсть бушевала в Андрее. Он чувствовал, как внутри него всё превратилось в огненный котел. В этом котле варилась, кипела и булькала похоть. Он хотел Ирину. Хотел очень сильно.
Андрей поставил девушку перед собой на колени. Перед ее лицом маячил его возбужденный член. Андрей этим членом несколько раз ударил девушку по лицу и спросил:
— Ты хочешь отсосать его?
— А ты развратен, — улыбнулась Ирина. — Насмотрелся порнушки по интернету. Любишь смотреть порнушку? Да? Смотришь и дрочишь? Скажи, что дрочишь.
Андрей, продолжая смотреть на Ирину сверху вниз, не знал, что сказать. Он видел, что девушка возбуждена, и у нее свои заскоки во время полового возбуждения.
— Да, дрочу, — признался Андрей, и не ощутил никакого стыда от этого признания. 
— Ну, конечно, ты дрочишь, — Ирина взяла правой рукой Андрея за член, а левой за мошонку. — У кого нет постоянного секса, то те все дрочат. Даже те, у которых есть секс, всё равно дрочат. Дрочат и кончают. Ты любишь кончать?
При последнем предложении Ирина нагло рассмеялась.
Андрей схватил девушку за голову и резким движением вонзил ей в рот член. Девушка отдернула голову назад, освобождаясь от члена, и из ее рта вытекла вязкая слюна, спустившись ей на подбородок.
"Да эта шлюха издевается над тобой! — кричал внутренний голос так, что Андрею показалось, что Ирина услышит его мысли. — За каким хреном она приперлась сюда и нарушила наш покой выходного вечера? А ну не дай себя унизить!"
— Ты хочешь, чтобы я отсосала у тебя? — спросила Ирина, лукаво взглянув Андрею в глаза.
— Я хочу, чтобы ты попросила меня, чтобы я тебе разрешил отсосать этот член, — зло сказал Андрей, выдержав лукавый взгляд Ирины.
Девушка перевела свой взгляд на, маячивший перед ее лицом, пенис Андрея, несколько секунд смотрела на него, затем вновь взглянула в глаза партнеру по специфическому диалогу и попросила таким голосом, словно голодный ребенок просит халвы:
— Я хочу отсосать этот член. Дай мне его... Пожалуйста. 
В течение ближайших нескольких минут Ирина делала Андрею минет как одержимая. Как профессиональная порно-актриса. При этом она не раз признавалась в том, что любит сосать член. Признавалась в этом на русском, английском и немецком языках.
Держа член Андрея в правой руке, она левой мастурбировала свое влагалище. Кончили они одновременно. Вместе со спермой из Андрея вылетела вся похоть. Он сглотнул слюну и взглянул на Ирину сверху вниз. Девушка отплевывалась эякулятом.
— Ты извращенец, — тихо сказала она, также "остыв", как и Андрей. — Накончал мне полный рот.
— Сама не лучше, — робко произнес Андрей, отходя от девушки в сторону. — Обвиняла меня в том, что я дрочу.
— Я не обвиняла тебя в этом, — встав с колен, Ирина села на кровать. — Просто я была очень сильно возбуждена. Иди ко мне. Давай вместе полежим на кровати.
— Ты знаешь иностранные языки? — спросил Андрей, ложась рядом с Ириной.
— Да нет, — смущенно проговорила Ирина и улыбнулась. — Не обращай внимания... Так, немного... Я была возбуждена... И сосать член я не люблю...
"Что, что? — задался вопросом внутренний голос. — Не любит... сосать...  Да она же, мать ее, кончает от этого... Ладно, мы сделаем вид, будто ей поверили."                — В общем, я так понял, ты тоже любишь зырить порно по интернету, — Андрей нежно провел рукой Ирине по волосам на голове, наслаждаясь запахом ее духов.
— Да, — ответила Ирина и засмеялась. — Иногда требуется выброс энергии...
— Ты смотришь порно и дрочишь, — Андрей начал массировать Ирине грудь. — А недавно меня в этом обвиняла.
— Я не обвиняла тебя в этом.
— Но ты это сказала с каким-то укором.
— Ты на меня сердишься?
— Если это было сказано в порыве возбуждения, то нет.
Какое-то время они лежали молча. Затем Ирина начала массировать рукой член Андрею. Пенис начал набухать, и Андрей почувствовал, что он готов к продолжению приятного времяпровождения.
— Еще хочешь? — спросила Ирина, взяв в кулак полностью возбудившийся член. — Только давай на этот раз по-нормальному.
— По-нормальному! — воскликнул Андрей. — Кто бы говорил! Это ты начала задавать всякие некультурные вопросы про дрочишь и порно.
— А ты хотел, чтобы я попросила у тебя отсосать.
— Ты мне не оставила выбора. А впрочем, я могу у тебя это и сейчас спросить. Хочешь?
— Нет.
— Ты хочешь попросить у меня, чтобы я разрешил тебе отсосать у меня? — твердо спросил Андрей. — Правильно?
— Возможно, — улыбнулась Ирина. — Хотя нет. Теперь твоя очередь доставлять мне оральное удовольствие.
Девушка раздвинула ноги, слегка сжав их в коленях.
— А ну-ка, котик мой, — улыбнулась Ирина, — попроси у меня, чтобы я тебе разрешила вылизать мне кисюлю.
— Я хочу вылизать твою кисюлю, — сказал Андрей, и у него это получилось как-то обыденно и без жарких эмоций, как будто он хотел узнать, сколько сейчас время.
— О-о-о, котик мой, — простонала Ирина, начав массировать себе вагину. — Ты должен попросить у меня об этом. Попросить более чувственней.
— Дай мне полизать твою кисюлю, — на этот раз Андрей в свой голос зарядил побольше чувств. — Я хочу ее.
— Не верю, — засмеялась Ирина.
— Тогда я не буду ее лизать, — Андрей напустил на себя обиженный вид.
— Что это значит — не буду?! — воскликнула Ирина. — А ну быстро припал своей похотливой пастью к моей кисюли и начал ее вылизывать. Быстро! 
Андрей этому приказу решил подчиниться. Ибо нужно было расплатиться за шикарный отсос. 

Четверг. Двенадцатое января.
Шесть часов пятнадцать минут утра.
В квартире Андрея Скворцова раздавались резаные выкрики и громкие стоны. Тяжелое дыхание занимающихся сексом оглушало утреннюю тишину, сжатую в пространстве небольшой комнаты.
Андрей усиленно драл Ирину в позиции "на боку", держа в своей левой руке ее высоко поднятую левую ногу. После сна нервные окончания на головке члена "еще не проснулись", и оттого половой контакт, казалось, не закончится никогда. Андрей начинал чувствовать, что устает. Что нет больше сил работать бедрами. Что внутри него сейчас всё лопнет. И пот лился с него градом. Но он продолжал всаживать в девушку своего малыша, работая задом всё быстрей и быстрей.
— Я больше не могу! — закричала Ирина на десятой минуте жаркого совокупления. — Всё! Хватит! Не могу...
— Еще немного, кисонька моя... — надрывно стонал Андрей, — еще немного... я скоро уже... я уже... я... я... О-о-о-оя-я-я-я!
Неимоверным усилием воли Андрей заставил достать свой член из влагалища, и сперма полетела на ляжку правой ноги Ирины. Андрей, тяжело дыша, упал на спину.
— Охренеть, — сказала Ирина и посмотрела на капли семени на своей ноге. — Вот это порево. Утреннее...
— Охренеть, — грустно сказал Андрей. — После такого сейчас на работу идти. На холод, на целый день.
— Да, — сочувственно произнесла Ирина. — Тебе не позавидуешь.
— А ты, кстати, где работаешь? — спросил Андрей.
— Продавцом в универмаге, — ответила Ирина немного с гордостью. — В отделе косметики. И мне, кстати, тоже пора идти на работу.
Андрей и Ирина нехотя встали с кровати и начали вяло собираться на работу.

Третий по счету рабочий день на этой недели протекал как обычно. Утром Виталик и Володенька задушевно выклянчили у Андрея деньги на бутылку в долг, опохмелились и начали шевелиться. Виталик принялся рассказывать о неизвестных исполнителях народного возмущения, воспевая их подвиги, как только можно.
— Надоело, — сказал ему Володенька и достал начатую бутылку водки из сейфа. — Виталий Евгеньевич, сколько можно трещать про одно и то же? Вчера вечером по телевизору, в городских новостях, выступал какой-то большой мусор и сказал, что в скором времени этих возмутителей народного спокойствия поймают, и получат они пожизненные сроки. Давай лучше выпьем.
— Давай тогда выпьем за этих возмутителей, — Виталик сжал правую руку в кулак. — Выпьем за то, чтобы их никогда не поймали и они дальше продолжали делать свое святое дело.
Услышав это, Андрей улыбнулся.
В половине первого часа дня, когда рабочие Карлсона обедали, а Виталик с Володенькой, разумеется, перед обедом выклянчили у Андрея деньги в долг на вторую бутылку, Андрею позвонил Дима.
— Алло, — недовольно произнес Андрей, включив на телефоне связь.
— Ну что, отдохнул? — весело спросил Дима.
— Нет! — категорично заявил Андрей, выходя из складского помещения, дабы обедающие товарищи не слушали, о чем говорит их спонсор с неизвестным ему позвонившим человеком. — Совсем не отдохнул. Да и про какой тут отдых можно говорить, если приходиться каждый день до вечера работать на собачьем холоде. Слава Богу, что сегодня на этой неделе последний рабочий день, так как завтра старый новый год.
— Вот и прекрасненько, — добрым голосом пропел Дима. — Я тебе позвонил, чтобы спросить тебя кое о чем.
— Спрашивай.
— Ты заходил вчера на официальный сайт реабили-центра "Заря"?
— Нет. А что мне там делать?
— А зря. За вчерашний день этот сайт посетили свыше одного миллиона человек со всех уголков России, и даже из других государств. Народ интересовался видеороликом, в котором я приговариваю Кащея к смерти за то, что он торгует наркотиками. Вот передо мной лежит ноутбук. Я сейчас на этом сайте, и счетчик показывает, что данное видео уже просмотрело... так, один миллион двести тысяч четыреста двадцать три... нет, уже четыреста тридцать семь... четыреста пятьдесят пять... четыреста шестьдесят девять... четыреста восемьдесят два... пятьсот...
— Ты издеваешься! — воскликнул Андрей. — Сидишь сейчас в тепле и рассказываешь мне про всякую херню. Мне нисколько не интересно, сколько сейчас народу просмотрело твою самосудную речь. Ты за этим мне позвонил?
— Нет, не за этим. Знаешь, мне сегодня утром в голову пришла очень интересная мысль. Знаешь, какая?
— Нет, мать твою.
— Я решил провести небольшой социологический опрос.
— Как это?
— А вот как. Я вновь быстренько зарегистрировался на этом сайте и выложил на своей безымянной анкете компромат на некоторых плохих людишек нашего города. А именно. Татьяна Комлева и Борис Фандалюк.
— А что это? — спросил Андрей, обозвав вышеперечисленных людей в своем вопросе неодушевленными предметами, так как понимал, что вышеперечисленных скоро уже не будет в живых. А раз их в скором времени уже не будет в живых, то это уже трупы без пяти минут. А труп, как известно, субстанция неодушевленная.
— Это очень богатые и знатные существа в нашем городе. Комлева — генеральный директор сети аптек "Здоровье всей семьи", а Фандалюк — генеральный директор посреднической шарашки "Горизонт", и работает на фармацевтическую компанию "Дельта Медикел". Он игрок на фармацевтическом рынке. Покупает заграницей оптом лекарственные препараты и сырье, а затем перепродает. Лекарственные препараты поступают сразу в аптеки, а сырье идет на местный фармацевтический завод, который находится у нас за городом. Там же, на этом заводе, у Фандалюка есть свои склады, на которых он держит свои лекарственные запасы. Чуешь, про что я тебе говорю?
— Ну-у-у-у, — призадумался Андрей, так как в таких делах, как маркетинг, купи-продай и обмани, он был совсем не специалист. — Немного понял. Фандалюк — это купи-продай. Только вот не могу понять, чем они навредили-то тебе?
— Лично мне они не навредили, но они способствуют распространению в нашем городе коаксиловой наркомании.
— Какой наркомании?
— Коаксиловая наркомания, растуды ее в глаз.
— А что это такое?
— Есть такой препарат, который называется тианептин. Тианептин это — атипичный трициклический антидепрессант рединамизирующего (энергизирующего) действия. Применяется в виде натриевой соли. Известен под торговой маркой "Коаксил".
— Ни хрена не понятно мне, — признался Андрей. — Ни хрена.
— Слушай дальше. Этот антидепрессант завозят в нашу страну из-заграницы. По-моему, из Франции, где его выпускают. В нашей стране, как я уже говорил, этот препарат продают под торговой маркой "Коаксил". Этим препаратом лечили героиновых наркоманов. То есть, когда нарики перестают колоться, у них сразу же начинаются сильные депрессии. Им врачи выписывают "Коаксильчик". Они эти таблеточки принимают, и им уже не так тяжко депрессии переносить. Но в один прекрасный момент кое-кто додумался колоть этот препарат внутривенно. И оказалось, что этот "Коаксил" дает эйфорию не хуже героина, да только вот тианептин намного страшнее самого героина, и у наркоманов в скором времени начинают отваливаться руки и ноги. Понимаешь теперь?
— Теперь да. Отваливаются руки и ноги. Охренеть.
— Ну так вот, — продолжил Дима. — Как только этим препаратом начали колоться — давили таблетки в порошок и разбавляли их водой из-под крана, вышел указ, что данный препарат следует продавать по специальному рецепту.
— Правильно, — сказал Андрей, согласно кивнув. — По рецепту. А при чем здесь Комлева и Фандалюк?
— А при том! Эти сукины дети делают деньги на "Коаксиле", и не собираются продавать данный препарат по рецепту. Во всех аптеках "Здоровье всей семьи" препарат "Коаксил" наркоманы приобретают без рецепта — Комлева на этом деньги большие делает. А Фандалюк поставляет Комлевой этот "Коаксил" в фантастических количествах. За одни только сутки в нашем городе этого "Коаксила" без рецепта продается на сумму в среднем десять-пятнадцать тысяч долларов. Это в сутки. А Комлева, падла, этим говном двигает вот уже больше года. Чуешь, сколько у нее денежек уже скопилось в закромах?
— Не представляю.
— И Фандалюк на этом деле, соответственно, заработал немало, продавая Комлевой по тайной бухгалтерии, неучтенный налоговой инспекцией, "Коаксил" КамАЗами.
— Теперь всё понятно, — улыбнулся Андрей. — То есть ты предлагаешь уничтожить Комлеву и Фандалюка?
— Вернемся изначально к моему рассказу. Итак, всё, что я тебе сейчас рассказал, я выложил в своей анкете на сайте реабили-центра "Заря" и попросил жителей нашего города, как, впрочем, и жителей других регионов России, поучаствовать в социологическом опросе. Нужно ответить на такой вопрос — должны ли исполнители народного возмущения уничтожить Комлеву и Фандалюка или же нет. То есть "да" — убить. "Нет" — пусть дальше живут и поставляют "Коаксил" наркоманам. Этот вопрос я разместил прямо на одной странице с видеороликом, в котором я приговариваю Кащея к смерти. А это значит, что неслыханное количество людей, которое продолжает посещать мою страницу, видят данный вопрос и уже начали массово отвечать на него. А чтобы один человек не мог ответить на один и тот же вопрос несколько раз — участвовать в соц-опросе могут только зарегистрированные пользователи. Либо отвечай со своей электронной почты, либо регистрируйся на сайте "Заря". У меня всё точно. Хочешь узнать на данный момент результаты соц-опроса?
— Да.
— Ну так вот. За первые четыре часа существования данного вопроса на него ответили следующим образом. Свыше восьми тысяч человек проголосовали за то, что Комлеву и Фандалюка надо уничтожить, и лишь двадцать человек... Ты понимаешь, всего лишь двадцать человек ответили отрицательно. Ты чувствуешь разницу — двадцать человек против восьми тысяч?!
В голосе Димы ощущалось неприкрытое возбуждение.
— Чувствую, — улыбнулся Андрей. — Народ вошел во вкус и хочет продолжения банкета.
— И всё же! — воскликнул Дима. — Это воля народа! Глас, так сказать, народный.
— Ладно, я тебя понял. Когда на дело пойдем?
— Я рассчитываю на завтрашний вечер.
— Хорошо, завтра созвонимся.
— Давай, до завтра.
Отключив на телефоне связь, Андрей отметил про себя тот факт, что он договаривается о времени убийства двух, а может быть, и более человек, с такой легкостью, словно идет на встречу со старым другом попить после работы водки. Его уже нисколько не волновал тот факт, что ему опять придется стрелять в живых людей. Стрелять и убивать их. Просто завтра вечером предстояла работа, которую следовало выполнить. Выполнить, чтобы жизнь не казалась такой мрачной, серой и обыденной. Выполнить, потому что эта работа была интересна. Но главный фактор этого интереса заключался в том, что эта работа, как считал Андрей, необходима для общества. Для защиты интересов законопослушных граждан. На худой конец для мести за обманутых и обездоленных.
"И сколько ты так еще мстить будешь? — спросил внутренний голос без какого-либо ехидства и на полном серьезе. — Ты даже себе представить не можешь, сколько в нашем городе проживает нечистых на руку людей. Даже, если говорить о тех, которые нечисты по-крупному, то и их тебе в жизнь всех не сосчитать. Я уже не буду говорить, сколько в нашем городе проживает таких, как Кащей. Да их сотни, если не тысячи! Ты хочешь покарать их всех?"
"Всех, конечно, не покараешь никогда, — мысленно ответил Андрей, — но хоть какую-то их часть. Чтобы другие Кащеи помнили об этом и боялись. Чтобы спали плохо по ночам. Чтобы знали, что и за ними когда-нибудь придут."
"Или, быть может, тебе стало интересно заниматься самосудом? Чувствовать себя законом, судьей и палачом в одном лице? Или Дима у вас судьей работает? И вместе с тобой исполнителем?"
Андрей не знал, что сказать. Внутренний голос, как ни крути, а был прав. Ему, Андрею Скворцову, стало нравиться вершить самосуд. Стало нравиться после нападения на пентхаус Глиста. Там было круто. Опасно круто. Там пули свинцовыми тучами свистели над головой, превращая всё в щепки на своем пути. Там в любую секунду эта туча могла накрыть Андрея и превратить его в фарш. Там туча врагов пыталась его убить. Пыталась и не смогла. Там Андрей по-настоящему почувствовал, что такое азарт боя. Когда страх уходит в сторону и ты, не думая ни о чем, бросаешься в самую гущу врага. Ты видишь их. Ты стреляешь в них. Пули дырявят врага, и ты ощущаешь удовлетворение. И люди, которых ты кормишь свинцом, разрываются кровавыми шариками, словно виртуальные боты в компьютерной игре с мощной и реалистичной анимацией. Но только это не боты! Но и не люди! Нелюди!
  А люди... Люди, вон они. В холодном, насквозь продуваемом бетонном помещении, в рабочей одежде, в пыли и в нужде, пьют дешевую водку и делятся друг с другом своими мыслями. Своими радостями и печалями. Своими победами и поражениями. Своими планами на будущее, если, конечно, у них таковые есть.
Андрей вернулся с улицы в складское помещение. Там Виталик продолжал рассказывать Володеньке о неизвестных исполнителях народного возмущения. Володенька сидел молча и покорно слушал, не в силах что-либо предпринять.
 
Когда Андрей вернулся вечером с работы домой, то сразу же, после божественного горячего душа, он заварил кружку чая с лимоном и прыгнул на стул за компьютер. Вошел на сайт реабилитационного центра "Заря". Там он нашел видеоролик, на котором неизвестный человек в черной маске и с видимыми признаками изменения голоса приговаривает Кащеева к смерти. Под видеороликом стояло число просмотров данного произведения — 2 478 625. И число это с каждой минутой увеличивалось.
Рядом с этим видеороликом располагалась компромат-информация о госпоже Комлевой и господине Фандалюке. В этой информации рассказывалось о том, кто они такие и чем занимаются. И далее задавался вопрос с двумя вариантами ответов, на который могли ответить только зарегистрированные пользователи. Тот самый вопрос, о котором в обед по телефону Дима рассказывал Андрею. Надо убивать Комлеву и Фандалюка или нет?
На данный момент на этот вопрос уже ответили люди в таком количестве: "да — убить" — двадцать четыре тысячи человек, "нет — пощадить" — чуть больше сотни. То есть из каждых двухсот сорока человек только один считал, что вышеупомянутых негодяев убивать не стоит. 
Андрей также захотел ответить на этот вопрос. Он вошел на свою анкету электронной почты "Mail.Ru", с нее перешел на страницу с вопросом и ответил "да — убить".
Помимо социологического опроса, проводимого неизвестным человеком для всех и известным только для Андрея, располагалось большое количество комментариев к данному вопросу. Андрей начал читать первый бросившийся в глаза комментарий.
"Я женщина уже не молодая. Мне за пятьдесят лет. Я не вижу ничего хорошего в том, что происходит в нашем городе. Какие-то люди выкладывают в интернете, на наших городских сайтах, видеоролики, в которых приговаривают знатных мира сего к смерти, обвиняя их в тех или иных преступлениях, а затем убивают. Так были убиты обманщик Глистий и наркоторговец Кащеев. Сейчас неизвестные мстители хотят убить какую-то Комлеву и какого-то Фандалюка, обвиняя их в незаконном распространении "Коаксила". Я вам вот что, люди, скажу. Два месяца назад я похоронила сына в полном расцвете лет. Сын у меня, что греха таить, был наркоманом. Сидел на этом "Коаксиле". Покупал его без рецепта в аптеках "Здоровье всей семьи". Наркозависимым от этого препарата он стал очень быстро. Жизнь нашей семьи превратилась в ад. Сын выносил из квартиры всё, что можно было. Вынес телевизор, DVD-плеер, другие вещи. Никакие мольбы и уговоры не могли его остановить. Он стал чужим. Стал совсем другим человеком. С каждым месяцем становилось всё хуже и хуже. Когда из квартиры уже нечего было выносить, он перешел к обыкновенному вымогательству. Вымогал и отбирал у меня деньги. Я прятала от него деньги, простите уж за прямоту, люди добрые, у себя в трусиках. Мне нужны были деньги, чтобы оплачивать коммунальные услуги и на еду. Соседи знали о моей беде и часто уговаривали меня, чтобы я пошла в полицию и написала заявление на своего сына. Но я не смогла. Сын же всё-таки. Я терпела всё это, как могла. Я верила в Бога и молила каждый день Бога, чтобы сын бросил употреблять наркотики. Но сын продолжал их употреблять. Он не ночевал дома, а то и вовсе пропадал на несколько дней. Последнее время он уже и не жил-то дома. Так, иногда появлялся, заглядывал в холодильник в поисках еды и рыскал по квартире, в надежде найти что-нибудь, что можно обменять на наркотики. Я сидела на диване и плакала, когда мой сын лазил по квартире в поисках чего-то ценного. Но ценного уже ничего не было. И как-то раз он мне сказал, чтобы я отдала ему свое обручальное кольцо. Я вдова. Свое кольцо я нашу на левой руке, кольцо мужа храню, как реликвию. Я сказала ему, что не отдам ему свое обручальное кольцо. И кольцо мужа тоже не отдам. Я сказала ему, что пусть он берет, что хочет, но про обручальные кольца даже и не заикается. Сказала ему это и заплакала. На душе было так тяжело, что не хотелось жить. А он мне сказал, что я бессердечная, что думаю только о себе, и проклял меня за мою, как он это сказал, жадность. Проклял и ушел. Я долго плакала. Плакала и не могла остановиться. Как же я могу быть бессердечной, если всегда понимала своего сына? Как я могу думать только о себе, если всегда всё отдавала своему сыну? Как он посмел такое сказать? Как он посмел...
А потом, спустя несколько дней, его не стало. Как-то ранним утром ко мне в дверь постучали соседи. Я открыла дверь и мне сказали, что сын мой лежит в палисаднике нашего дома. Сказали, что он просто лежит. Что уже вызвали "скорую помощь" и врачи посмотрят, что с ним. Но я уже знала, я уже чувствовала, что мой сын мертв. Что он уже отмучился. И что я тоже отмучилась. Я знала это, хотя соседи продолжали убеждать меня, что мой сын может еще жив. Я оделась и вышла на утреннюю, залитую осенним дождем, улицу. Пошла вместе с соседями к палисаднику, где лежал мой сын, и увидела его. Он лежал на мокрой траве. На нем была грязная куртка, грязные джинсы, старые кроссовки, измазанные осенней грязью. Лицо его было каким-то черно-красным. Страшным было его лицо. И глаза открытые. Стеклянные глаза. Соседи опять стали говорить мне, что "скорая помощь" уже едет и что всё будет хорошо.
"Он мертв", — сказала я холодным тоном и отправилась обратно домой. Мне уже было всё равно.
И вот сейчас, вспоминая всё это, я хочу вот что сказать. Я никогда не приветствовала самосуд и всегда чтила закон. Но сейчас, после всего пережитого, я хочу сказать следующее. Если наш закон, наша полиция и наша власть не в состоянии убрать из аптек свободную продажу этого "Коаксила" и наказать виновных в его незаконной продаже, то, люди добрые, неизвестные мстители, покарайте этих изуверов, которые делают деньги на смертях наших сыновей и дочерей. Отомстите за сыночка моего. За других сыновей и дочерей отомстите. За нас, несчастных матерей, отомстите. За наши слезы, за наши нервы, за наши страдания и за страдания наших детей. Ради Христа призываю вас мстить, хоть и Христос против такого. Ради справедливости. Ради всего святого! И да простит меня Господь Бог за такие призывы..."
После прочитанного Андрею на сердце легла тяжесть горечи и сострадания. Он встал со стула и заходил по комнате. Только сейчас он по-настоящему начал осознавать или же пытался осознать, что это такое наркомания. Сколько принесла она горя несчастным матерям. Сколько родителей остались без своих детей и сколько маленьких детей остались без своих молодых родителей-наркоманов. Сколько?
"Однако мне приходиться существовать в голове великого мыслителя, — сказал внутренний голос. — Мой хозяин наконец-то задумался над тем, за что он будет принимать участие в убийстве Комлевой и Фандалюка. Он решил вдруг попытаться представить себе, какое это горе наркомания. Нельзя ни на секунду забывать о том, молодой человек, что все наркоманы ныне живущие, умирающие или же умершие, добровольно принимали наркотики и сами довели себя до такой жизни. А такие, как Комлева и Фандалюк всего лишь продают то, на что у наркоманов существует спрос. И опять-таки — продают. Кто занимается продажей? Комлева лично в руки отдает наркоманам "Коаксил"? Или, быть может, Фандалюк? Нет! "Коаксил" наркоманам толкают фармацевты в аптеках. Так, может, начнем по списку убивать фармацевтов?"
— Я не спорю, — сказал Андрей. — Фармацевты тоже виноваты, но их понять можно. В наши тяжелые времена, когда трудно найти работу, некоторым людям приходиться закрывать глаза на некоторые погрешности. Например, этим женщинам-фармацевтам, которые работают в аптеках. Если она откажется продавать "Коаксил" без рецепта, то ее просто-напросто уволят. Уволят, и на ее место приведут другую бабу. И какой смысл отказываться от этого, если и без тебя будут продавать эту наркотическую дрянь, а ты останешься без работы и дел-то. А если фармацевт — одинокая женщина с двумя детьми? Ей же надо детей кормить? Надо. Вот поэтому фармацевты идут на уступки своему начальству и соглашаются продавать незаконно "Коаксил" наркоманам. Во всяком случае, я так думаю.
"О! — воскликнул внутренний голос. — Он так, видите ли, думает. Так, может быть, и Комлева, которая главная по всем своим аптекам, тоже виновата не больше, чем фармацевты, работающие на нее? А что? Комлева также может рассуждать. Зачем мне отказываться от продажи "Коаксила", если без меня его будут продавать другие аптеки? Что изменится, если Комлева перестанет продавать "Коаксил" без рецепта? Что? Да ровным счетом ничего. Ее место на рынке незаконной продажи этой дури займет другая Комлева. И как наши наркоманы дохли от "Коаксила", так они и будут дохнуть. Всё! Вот поэтому я тебя и спрашиваю — может, и Комлеву понять можно? Какой ей смысл отдавать свой бизнес другому человеку?"
— И что ты предлагаешь?! — воскликнул Андрей. — Вообще, ничего, б**ть, не делать!
"Да! — крикнул внутренний голос. — Ты можешь вообще ничего не делать. Ты помнишь свою первую встречу с Димой? Что он тебе сказал? Помоги ему взорвать инопланетный модуль лунатиков и всё — аномалия психокинеза останется у тебя. Помнишь? Я думаю, что помнишь. Так что можешь этого Диму смело посылать на три веселых буквы с его патриотической борьбой с наркоманией. А ты что? Влез с этим Димой по самое не хочу в эти войнушки за справедливость. И теперь тебе жизнь кажется серой, мрачной и унылой. Теперь ты не можешь, чтобы не убить кого-нибудь. Черт возьми, Андрей, ты уже спокойно стал убивать людей! Да, эти люди преступники. Но ты уже не дрожишь перед тем, как нажимаешь на спусковой крючок. Как ты дальше будешь жить?"
— Это последняя операция, — сказал Андрей и направился на кухню ставить чайник на огонь. — Убиваем Комлеву, Фандалюка и всё.
"Ну, ну, — улыбнулся внутренний голос. — Где-то мы это уже слышали про последний раз. Слышали, пока ты не встретил случайно на своем пути некую Ирину... Ну ладно, последний раз, так последний раз. Ты говоришь, прямо как наркоман — это последний раз и я больше не буду..."
— Да, кстати, насчет Ирины, — сказал Андрей. — Что-то я, признаться, позабыл о ней слегка, ведя эти глупые и никчемные разговоры сам с собой о том, кого убивать, а кого нет. Всех врагов никогда не убьешь. Но если их совсем не убивать, то тогда дело вообще плохим станет. Поэтому иногда надо, просто необходимо, как надо, кого-нибудь убить. И не стоит путать несчастных подневольных фармацевтов с такими акулами преступного бизнеса, как Комлева. Совсем не стоит... К черту Комлеву. Если Дима подготовит операцию, то Комлева сдохнет завтра вечером. Сейчас я хочу быть с Ириной. Она не звонит. Может, мне в этот раз нужно позвонить ей и пригласить ее к себе на свидание.
Андрей вернулся в комнату, взял со стола мобильный телефон и набрал номер Ирины.
— Добрый вечер, Андрей. Как дела? — голос Ирины был деловит и в то же время очень сексуален. И даже не верилось, что вчера вечером, да и сегодня утром, он с этой девушкой развлекался по полной программе.
— Добрый вечер, — смущенно проговорил Андрей. — У меня всё нормально. А у тебя?
— И у меня.
Андрей замолчал на несколько секунд, не зная, о чем говорить дальше. Пригласить Ирину к себе он как-то не решался. Ему это казалось стыдливым и каким-то вульгарным предложением.
"Какой ужас! — воскликнул внутренний голос. — То он на нее набрасывается, как сумасшедший, то стесняется на свидание пригласить!"
— Почему ты молчишь? — спросила Ирина.
— Я не знаю, что тебе сказать, — правдиво ответил Андрей. — Я хотел бы с тобой встретиться.
— Я сегодня не могу, — в голосе девушки слышались нотки легкого сожаления. — Устала очень сильно. Если хочешь, мы можем встретиться с тобой завтра. У тебя дома, и провести так роскошно время, как мы его с тобой вчера провели. Да и сегодня утром было неплохо. Ты такой прикольный, когда кончаешь. Кричишь, как ребенок. Знаешь, это меня возбуждает.
— Как это понять — кричу, как ребенок? — не без интереса спросил Андрей. — Ты что, трахаешься с детьми?
— Очень смешно, — рассмеялась Ирина. — У тебя еще и чувство юмора присутствует. Это хорошо. Девушкам это нравится. Итак, встретимся завтра.
— Завтра... — неуверенно и оборванно проговорил Андрей. — Завтра вечером я, возможно, буду занят.
— Ого! — воскликнула Ирина. — У тебя появилась новая девушка? Так? Признайся!
— Нет у меня никакой новой девушки, — ответил Андрей, и в эти секунды он готов был ругать Диму, да и себя тоже, на чем свет стоит. — Просто я завтра буду очень занят. Может быть, занят. Во всяком случае, если что — я тебе позвоню.
— А если я завтра вечером буду занята? — сказала Ирина, и в ее голосе Андрей ощутил железные нотки. — Как тогда быть?
— Ирина, — ласково произнес Андрей. — У меня нет другой девушки. Это правда. Честное слово. Ты мне очень нравишься. Ты такая хорошая и классная. Такая развратная.
— Ого! Это что — признания в любви?
— Считай, что так, — ответил Андрей и ощутил жуткое желание рассказать Ирине о том, чем он занимается. Рассказать Ирине, почему компания "Водолей" начала выплачивать деньги обманутым дольщикам. Рассказать девушке всё, как оно было на самом деле. Что он сделал ради того, чтобы госпожа Антосик — финансовый директор "Водолея" — стала возвращать людям деньги. Рассказать про бой в пентхаусе Глиста, и как он, Андрей, этого Глиста лично и в клочья разорвал автоматными пулями. Рассказать об этом хотелось до невыносимого жутко. 
Но рассказывать об этом было ни в коем случае нельзя. Никто не должен был знать об его аномалии. Никто. Ибо такие истории распространяются очень быстро. В такие истории, конечно, трудно поверить. И это с одной стороны. С другой, если поверят, и эта информация дойдет до нужных людей — жалкая и хвастливая песенка Андрея будет спета. За ним придут. Придут те, которые захотят отомстить за убитых Бородулина, Глистия, Кащея. За ним придут бандиты, менты, спецслужбы. И кто из них мог быть страшнее всего — неизвестно.
Бандиты могут сделать из него решето. Менты упрятать в такую тюрьму, из которой он никогда не выберется. Спецслужбы превратят его в подопытную крысу. А впрочем, и Андрей в этом не сомневался, стоит ему попасть в руки спецслужб, то он моментально начнет делать то, что делал до этого. А именно — убивать в неисчислимых количествах неугодных государству людей.
Возможно, что ему дадут на обучение целую группу различных вояк с зачатками парапсихических способностей, и он начнет этих болванов обучать передвигать предметы на расстояние. Конечно же, даже при всем своем желание, он не сможет их ничему научить. Потому что, если верить Диме, его, Андрея, психокинетическая аномалия есть сверхразработки представителей внеземных цивилизаций. А что из себя представляют эти представители внеземных цивилизаций со своими сверхразработками, то об этом Андрей не имел ни малейшего представления.
— Ну ладно, — сказала Ирина. — Встретимся еще. Если не завтра, так когда-нибудь в другой раз. Мне нужно с братиком маленьким заниматься. Хорошо? Звони завтра обязательно. Ты хороший парень. Ты мне нравишься. Звони.
— Хорошо, я позвоню обязательно, — сказал Андрей и выключил на телефоне связь.
На кухне засвистел чайник-свистун, в котором закипела вода.
 
Пятница. Тринадцатое января.
Андрей проснулся в семь часов двадцать минут утра, и первое, о чем он подумал, так о предстоящем вечере, в котором ему с Димой предстоит убить Комлеву и Фандалюка. И вот сейчас, нежась в мягкой кровати под теплым одеялом, он совершенно не хотел кого-либо убивать. После сна организм был таким мягким, а мозг таким добрым, что ни о каких убийствах даже и думать не хотелось. 
— Надоело, мать твою! — воскликнул Андрей, вскакивая с кровати. — Всё, это последняя операция! Так всю жизнь продолжаться не может!
"Дай-то Бог, — сказал внутренний голос. — Дай-то Бог!"
Приняв утренний туалет и выпив кружку горячего чая, Андрей ощутил свою беспомощность и одинокость в пустой квартире. До вечера, на которое Дима предполагал боевую операцию, было еще далеко, и свободное время не помешало бы чем-то занять. Поначалу Андрей хотел уже позвонить Диме и узнать, как продвигается подготовка к операции, но передумал, решив, если что — Дима сам позвонит и обо всем доложит. Делать в пустой квартире было нечего, и Андрей пошел на улицу, не преследуя при этом абсолютно никакой цели.
Он вышел из подъезда и увидел, что на улице лежит мокрый снег, блестя серебром в лучах утреннего солнца. Температура воздуха поднялась выше нулевой отметки и снег начал таять, превращаясь в грязь.
Андрей с детства не любил таящий снег. Это говорило о том, что больше невозможно будет кататься на санках, играть в снежки и лепить снеговиков. Впрочем, из мокрого снега получались хорошие снеговики за счет того, что мокрый снег замечательно катался в клубки. Но это ненадолго.
Скоро снег превратится в грязь. На улицах станет грязно, мерзко и сыро. На неровностях и в выбоинах асфальта появятся гигантские лужи грязи. Люди будут прыгать над этими лужами. Грязь будет лететь в разные стороны. Грязь будет на обуви и на брюках. Грязь будет везде.
Вспомнив, что у него в домашних припасах закончилось кофе, Андрей решил сходить на рынок, располагавшийся в пяти минутах ходьбы от его дома.
Рынок уже начинал свою трудовую деятельность в праздничный день старого нового года. Открывались металлические ларьки и павильоны, выкладывался товар на прилавки. Шумели торгаши.
Шумели пьяницы в "наливайке", находящейся рядом с рынком. Рядом с "наливайкой" бабульки пенсионного возраста устанавливали на раскладных столиках для продажи свою домашнюю консервацию. Садились на табуретки и начинали обсуждать всё, что только можно обсудить.
— Вон, слыхали, что в городе творится, — сказала одна бабка. — В городе началась война между бандитскими группировками. Недавно какого-то Глиста замочили, который людей на квартиры обманывал.
— И по делам этому пи***асу, — сказала другая бабка. — Не хрен одеяло на себя перетягивать.
Из "наливайки" вышли три неряшливо одетых человека — двое мужчин и одна женщина. Неряшливо одеты — это еще мягко сказано. Старые дырявые ботинки, потертые джинсы и изорванные телогрейки говорили о том, что вышеупомянутые люди давно уже не приобретали для себя новую одежду, и, возможно, по той простой причине, что у них на это не было денег. А денег у них на это не было потому, что они были хроническими алкоголиками.
— А-а-а-ай! — закричал один из алкоголиков на всю улицу. — Цве-е-тё-ё-ёт ка-а-али-и-ина-а-а в по-о-оле у ру-учья. Па-а-арня мо-о-оло-о-одо-о-ого-о-о по-о-олю-ю-юби-и-ила я!
— Вон, как нажралися-то по утру, — сказала пенсионерка Бабахина. — Этот же, что поет, Афанасьевной-то сын. Вон до чего его, падлу, жизть довела. Вон, во что превратился.
— Ага, ага, — согласно кивнула пенсионерка Трещева. — Нелегка у Афанасьевны жизть с таким сыном, должно быть.
— Да она давно уже этого пьянчугу из квартиры вышибла. Какая она жизть с этим пьяницей может быть? Не жизть, а только мука.
— А где же эта пьянчуга-то тогда живет?
— А пес его знает где. На помойке, должно быть.
Алкоголики были очень сильно пьяны. Чтобы не упасть наземь, они держались друг за друга и, представляя из себя пьяный и вонючий организм, состоящий из трех человек, не спеша двигались, болтаясь из стороны в сторону, в неизвестном, и даже для них самих, направлении.
У них на пути лежала большая грязная лужа с плавающими в ней кусочками грязного снега и льда. Алкоголики приблизились к луже.
— Ну куда ты прешь, б**ть?! — закричал один алкаш на поющего товарища, который шел по центру троицы. — Ты что, не видишь... лужа, мать ее так?
— Да, да, лужа, — заверещала алкоголичка невысокого роста, одетая в пальтишко старой советской эпохи и в кирзовые сапоги. — Обойдем, давай, лужу...
Но идущий по центру, и поющий про цветущую калину у ручья, совсем лужу обходить не собирался. Он шел напролом. Друзья алкоголики пытались оттащить его от этой лужи. На несколько секунд между ними произошла небольшая потасовка, которая закончилась тем, что они все втроем рухнули в эту лужу. От падения в лужу брызги грязи полетели в разные стороны.
— Ужас, — сказала пенсионерка Бабахина. — Это же надо так нажраться да по утру.
— М-да, — согласилась пенсионерка Трещева. — И на что же они жрут вот так вот каждый Божий день, прости их Господи за жратву такую?
Упав в грязевую лужу, тройка алкашей рассыпалась на отдельные ее составляющие. Через несколько секунд, купающиеся в грязевой луже, полностью покрылись грязью и напоминали страшных человекоподобных существ. Эти существа дико орали. Один из них продолжал завывать песню о цветущей калине.
— Что же ты наделал, пи***ас?! — орал один алкоголик, не в силах подняться на ноги. — На хрен ты нас в эту лужу, сука, бросил? Как же мы теперь на люди выйдем? Как же?
— А цветет калина в поле у ручья! — продолжал завывать песню Афанасьевны сын. — Парня молодого полюбила я!
— Люди добрые! Помогите! — кричала алкоголичка, делая безуспешные попытки вылезти из лужи. — Мы тонем! Со-о-ос!
— Срамота, — сказала пенсионерка Бабахина. — Но это алкоголики. А вон, возле аптеки той, наркоманы собираются. Покупают какой-то "Коксил".
— "Коаксил", — поправила ее пенсионерка Трещева. — Мне тут одна торгашка из мясного павильона сказывала, что эти таблетки супротив закону наркоманам без рецепту отпускают. Они эти таблетки бьют в порошок, а затем с водичкой из-под крана разбавляют, закачивают в шприц эту гадость и колются. Потом дохнут. Вот недавно дочь родная у дворничихе нашей Загагулиной издохла от такого "Коаксилу". Прямо в подъезде издохла.
— Какое горе, какое горе, — закачала головой пенсионерка Бабахина. — У Загагулиной дочь родная издохла.
— Да ладно тебе плакать-то, — успокоила ее пенсионерка Трещева. — Когда ее дочь родная издохла, Загагулина во славу Господа перекрестилась. Ибо пока дочь ее родная жива была, так всё из хаты вынесла. Всё! Телевизор, все сервизы, все простыни с наволочками. Пустые бутылки, которая Загагулина с помоек натаскивала, и то сдала.
— Какой ужас, какой ужас.
— Это же наркоманы. Они, говорят, страшнее алкоголиков. Наркоманы — это сучье племя. Дети дьявола. Чужими становятся. Христа не признают. Колются и дьяволу поклоняются. А когда у них деньги на "Коаксил" заканчиваются, у них ломата начинается. Входят в транс, бесятся и дохнут. Вот такие вот, Петровна, дела.
— Помоги нам, Господи, помоги Россию сохранить, — сказала Петровна и перекрестилась.
Постояв немного неподалеку от грязевой лужи, в которой купались алкоголики, и послушав бабскую болтовню, Андрей двинулся дальше к ближайшему павильону, где можно было приобрести банку хорошего кофе.
От его взгляда не ускользнул металлический аптечный киоск, расположенный в дальней части рынка за торговыми рядами с одеждой, в мрачном и сером закутке, рядом с мусорными контейнерами.   
На аптечном киоске висела четырехугольная пластмассовая коробка-вывеска "Здоровье всей семьи". Чуть ниже вывески, в амбразуре окошка, через которое происходил обмен лекарственных препаратов на деньги, маячила женская физиономия, которая внимательно, как радар, осматривала близлежащее пространство. Женщине на вид было не больше тридцати пяти, и, как показалось это Андрею, данная баба была очень нахальна и крута. Фармацевт.
А неподалеку от аптечного киоска, рядом с мусорными контейнерами, прижавшись спиной к шершавой стене каменного общественного туалета, построенного еще во времена Советского Союза и являвшегося единственным каменным и прочным строением на рынке, в окружении сборных павильонов из металлических листов, стоял на полусогнутых ногах мальчишка лет восемнадцати, худенького телосложения, одетый в старые лохмотья и совсем не по сезону.
На мальчонке была старая серо-грязная пайта с капюшоном наброшенным на голову. Из-под этого капюшона Андрей сумел рассмотреть совсем детские черты лица и абсолютно ни о чем не говорившие глаза. Мальчонка, словно забитая и голодная собачонка, смотрел на проходивших мимо него людей, которые в свою очередь отворачивали от него взгляд.
Андрей, замедлив шаг, начал смотреть на паренька. На какое-то мгновенье их взгляды встретились, и Андрей с десяти метров заглянул в глаза молодому человечку. В этих глазах не было ничего. Ни радости, ни горя, ни страха. Не было понимания происходящего. В них умирала жизнь.
Мимо Андрея резво проскочили два человеческих существа — парень и девушка — и, молниеносно смерив его с ног до головы своим недружелюбным и злым взглядом, подбежали к аптечному киоску. Встали около амбразуры и еще раз взглянули на Андрея.
Андрей почувствовал себя как-то неудобно под взглядом наркоманов, которые выглядели еще не так плачевно, как паренек стоявший и державшийся за стену общественного туалета, и решив больше не маячить в мрачном тупиковом переулке, двинулся дальше. Дошел до ближайшего продуктового павильона, встал на углу и продолжил вести наблюдение за аптекой и близлежащим пространством.
Увидев, что неизвестный человек (Андрей Скворцов) ушел, парень и девушка попытались одновременно засунуть свои головы в амбразуру аптечного киоска, но это у них не получилось. Более того, это вызвало негодование у женщины-фармацевта.
— Да ну куда вы лезете, мать вашу! — громко рявкнула аптекарша. — Гони деньги!
Парень, достав из кармана куртки несколько денежных купюр, сунул их в амбразуру. Сказал:
— Три пачки.
— Тут хватит только на две, — ответила фармацевт.
— Как на две?! — воскликнула девушка, постоянно озиравшаяся по сторонам. Ее голова тряслась, несильно, но заметно. Глаза моргали. — Как на две?! Вчера на эти бабулесы мы брали три пачки!      
— Как это на две пачки?! — начал возмущаться парень. — Вчера вы нам дали за эти же баблики три пачки.
— Я уже с утра три раза отсосала, — голова девушки начала трястись сильней. — Один отсос — одна пачка. А уже две пачки! Где же мы столько денег-то возьмем?
— Я не знаю, почем у тебя там отсос, милочка, — с отвращением сказала фармацевт, — а с этого дня "Коаксил" подорожал. На пятьдесят процентов! Вот так вот.
— Охренеть можно! — воскликнул парень. — Как это так?!
— А ну, не орите, суки конченные, — зло зашипела на наркоманов фармацевт. — А ну, идите на х*й отсюдова. Быстро!
— Хорошо, хорошо, хорошо, — унизительно взмолился молодой человек. — Давайте две пачки, только не кричите так.
— Как это две пачки, как это две пачки?! — трясла головой наркоманка. — Ведь вчера было три пачки. Один отсос — одна пачка. Мне теперь придется, чтобы за один отсос по деньгам пачка выходила, на пятьдесят процентов плату за отсос поднимать. Будут ли мне столько платить? Будут ли...
Получив от фармацевта два блистера таблеток (такой препарат продавался наркоманам без картонных упаковок и, разумеется, без чека), парень схватил свою девушку, которая занималась оральной проституцией (это был их единственный источник доходов), и потащил к выходу из тупикового переулка.
— Эй! — крикнула им вдогонку фармацевт, высунув свою наглую рожу из амбразуры. — Вот этого вот с собой заберите! Что он тут стоит — людей пугает!
"Вот этого вот" относилось к молодому пареньку, державшегося за обшарпанную стену общественного туалета.
— А на хрен он нам нужен! — грубо ответил парень. — Вы совсем уже оборзели. Наркоту продаете по завышенной цене. Управы на вас нет никакой. Так еще указываете, что делать.
— Это Алёшенька, младший братик Надьки-вонючки, — сказала девушка-наркоманка. — Сейчас Надька с какими-то индусами — где она их подцепила? — работает. Сейчас они ей клоаку прошлифуют, заплатят, она прибежит и купит у вас, тетенька, наркоту.
— А ну хватит орать про наркоту! — закричала ей вслед фармацевт, но парень и девушка уже выскакивали из тупикового переулка. — Суки! Оборзели! Больше я вам ничего не продам! На ломах издыхать будете! Ну а ты чего вытаращился? (Это уже относилась к Алёшеньке.) Где твоя Надька-вонючка? Мог бы подождать ее и в другом месте.
Не найдя больше ничего интересного в том, чтобы продолжать смотреть на паренька возле аптеки в ожидании своей старшей сестры, которая в этот момент предоставляла неизвестным индусам анальные интим-услуги, Андрей зашел в продуктовый павильон и купил там банку хорошего кофе. Походил вдоль прилавков с конфетами и приобрел полкилограмма конфет "Каракумы". Вышел из магазина и решил прогуляться по рынку, так, посмотреть, чем нынче народ торгует.
Не прошло и пяти минут, как его внимание, как, впрочем, и внимание других находящихся на рынке, привлекли громкие женские крики. При этих криках рыночные торгаши обыденно и тяжко вздохнули. А одна женщина, торговавшая картошкой, сказала тихо:
— Опять около аптеки наркоман умер.
Андрей остановился и быстрым шагом направился обратно к тупиковому переулку, чтобы своими глазами увидеть, что стряслось. Подойдя к продуктовому павильону, в котором он недавно купил кофе и конфет, он выглянул за угол и увидел следующее. Худенький паренек в серо-грязной пайте больше не стоял, держась за стену общественного туалета. Он лежал на левом боку, сложив перед своим лицом руки ладошками друг к другу, словно собрался молиться. Над ним, склонившись, стояла и тискала паренька за серо-грязную пайту девушка лет двадцати пяти, одетая не очень богато, но и не так грязно и скверно, как Алёшенька.
— Алёшенька, Алёшенька! — кричала девушка и тискала паренька за одежду. — Что с тобой? Почему ты не говоришь?
— Что там у вас такое случилось? — недовольно спросила фармацевт, выглянув из амбразуры. — Что за день сегодня такой. Одно хамье.
— Забейся, сука, в свою будку, ёб***ая ты сука! — дико заорала девушка на фармацевта. — Забейся, чтобы тебя больше здесь, суку, не слышали!
— Это я-то сука?! — вопросительно закричала фармацевт, еще сильней высунувшись из окошка. — Да ты чё, в конец уже ох***а, наркоманка е**чая!   
— Это ты сука е**чая, б**ть конченная! — девушка встала в полный рост и быстрым шагом двинулась к аптечному киоску. — Я сейчас тебе покажу, сука ты е**чая!
Фармацевт испугалась и быстренько засунула голову обратно в амбразуру, и сразу же закрыла окошко. Подойдя к аптечному киоску, девушка начал стучать своими маленькими кулачками по металопластиковому окошку. Кричала:
— Это ты во всем виновата! Сука е**чая! Торгуешь "Коаксилом" этим ёб***ым! Открывай свою каморку, гнида! Я тебя сейчас заставлю весь, б**ть, "Коаксил" е**чий сожрать!
— Ка-ра-ул! — раздался крик из аптечного киоска. — Грабят!
Рядом с Андреем начал собираться народ, состоящий из простых обывателей. Народ сразу же начал обсуждать увиденное.
— Вот, правильно, — громко пробасил один мужик, дыхнув на Андрея водочным перегаром. — Так и надо с этими продавцами наркотиков. А то совсем уже до беспредела докатились — наркоту продают в аптеке. Все об этом знают, а толку от этого никакого.
— Да сколько же такое может продолжаться?! — сказала одна женщина. — Скоро на рынок зайти невозможно будет — кругом одни наркоманы. Постоянно бегают к этой аптеке. Одна моя знакомая как-то пошла к этой аптеке ребенку своему маленькому таблеток от температуры купить. Так побоялась подойти к этой треклятой аптеке — там постоянно одни наркоманы стоят. Скоро возле этой аптеки ни одного нормального покупателя не найдешь.
— Да им и не нужны нормальные покупатели, — сказал кто-то из толпы. — Они на одном "Коаксиле" такие деньги делают, что им валерьянку и прочее говно даже продавать не нужно.
— "Коаксил"? А что это такое?
— Это антидепрессанты. Если их растолочь в порошок и залить водичкой, то получается наркотик. Наркоманы этим говном колются. Потом дохнут. Вот и еще один издох. Вон, видите, около туалета валяется. Так ему и надо. Дай Бог, чтобы они все передохли. Суки!
— А ну, открывай, падла проклятая! — кричала девушка, стуча кулачками уже в  металлическую дверь аптечного киоска. — Открывай, пи****ска! Ты сейчас весь "Коаксил" сожрешь!
Аптечное окошко открылось, и в амбразуре появилась голова женщины-фармацевта. Голова закричала:
— Люди! Что же вы стоите и смотрите на этот беспредел?! Вы что, не видите? Меня хотят убить! Отгоните от аптеки эту наркоманку треклятую. Она постоянно здесь со своим братиком-наркоманом ошивается. Нормальных покупателей отпугивают.
Последнее предложение вызвало громкий смех в собравшейся толпе. Кто-то из толпы злорадно закричал:
— По делам тебе, торгашка наркоты! Будешь знать, как "Коаксилом" торговать!
— Я не торгую никаким "Коаксилом"! — закричала фармацевт, и это опять вызвало громкий смех в толпе.
— Пропустите, пропустите, — сквозь толпу в несколько десятков голов проталкивались трое сотрудников полиции. — Дайте пройти. Что там такое случилось?
Народ быстренько расступился, пропуская вперед сотрудников полиции. Полицейские увидев, что происходит, быстро метнулись к аптечному киоску. Двое из них схватили девушку-наркоманку за руки и начали оттаскивать ее от аптеки, а третий склонился над лежащим Алёшенькой, проверил ему пульс на руке и сказал обыденно:
— Он умер.
— А-а-а-а-а! — истошно заверещала девушка-наркоманка, пытаясь вырваться из рук полиции. — Алёшенька! Братец мой! За что!
В тупиковом переулке наступила тишина. Собравшиеся люди молчали. Женщина-фармацевт, сидевшая в аптечном киоске, также заткнулась, перестав звать на помощь. Сотрудники полиции молча тащили к своей машине прекратившую сопротивляться девушку-наркоманку. Она висела на руках копов и было видно, как из ее глаз крупные капли слез капали на грязный, покрытый старыми и сгнившими упаковками от различного товара, асфальт. В тишине было слышно ее тяжелое дыхание.
— Дайте ей, что ли, с братом родным попрощаться, — сказал какой-то мужик из толпы.

В шесть часов вечера, когда на улице уже было темно, и Андрей от нечего делать лежал на кровати и смотрел в потолок, у него на письменном столе зазвонил мобильный телефон.
— Ира! — воскликнул Андрей, подрываясь с кровати и делая шаг к письменному столу. — Сегодня этот старый новый год я проведу несомненно с Ирой. Такие случаи упускать ни в коем случае нельзя. А Дима... Дима подождет со своими операциями. Никуда эти треклятые торгаши "Коаксила" не денутся. А если и денутся, то и пес с ними.
Но судя по номеру на экранчике мобильного телефона — это была не Ирина.
— Димон, мать твою так! — злорадно закричал Андрей, включив на телефоне связь. — А я уже думал — ты забыл обо мне!
— Готов к работе? — серьезно спросил Дима.
— А что, так всё страшно будет? — тихо спросил Андрей, испугавшись серьезности голоса товарища.
— Не знаю, — ответил Дима. — Ты со мной?
— С тобой, — устало вздохнул Андрей.
Дима выключил на телефоне связь и в следующую секунду очутился в комнате Андрея, в своем постоянном темно-синем спортивном костюме. 
— Ну что, пойдем? — спросил Дима, подходя к Андрею.
— Пойдем, — ответил Андрей.
Через пару секунд они уже были в гостиной у Димы. Дрон подошел к маленькому кофейному столику, на котором лежал включенный ноутбук, и сказал:
— Прошу к столу. У меня сегодня отменный капучино. Лично приготовил.
— Ну что же, попробуем, — сказал Андрей, садясь за стол.
— Сейчас принесу, — Дима подошел к барной стойке, на которой стояла кофеварка, и наполнил из нее две кружки дымящимся ароматным напитком со вкусом миндаля. Вернулся к кофейному столику. — Угощайся.
— Спасибо, — Андрей взял одну кружку и сделал небольшой глоток. Капучино оказался сказочно вкусным. Такого Андрею еще пить не приходилось.
— Очень вкусно, не правда ли? — улыбнулся Дима, садясь за столик. — Тонкий аромат миндаля. Иногда такую вещь пить не грех. И, желательно, не часто. Если часто хлебать по пять-семь кружек в день, то смак этого напитка со временем улетучивается. Поэтому такую вещь надо употреблять не чаще одного раза в день. Одно время я пил дорогие ликеры и другие крепкие напитки со вкусом миндаля. Тоже неплохо. Но это, как ни крути, алкоголь. По утру один хрен голова болит. А во рту противный перегар. И весь следующий день ходишь шатая головой. Оттого я предпочитаю капучино. В нем нет спирта и от него голова не болит на следующее утро.
— Если немного пить, — сказал Андрей, — то и от русской водки голова на следующее утро болеть не будет.
— Немного я не умею, — улыбнувшись, признался Дима. — Поэтому, я стараюсь не трогать это дело, будь оно неладно.
— Ну и ну! — воскликнул Андрей. — У меня тоже немного не получается.
— Ах, вот оно что! — засмеялся Дима. — А то я смотрю, что ты никогда не пьешь. Не снимаешь, так сказать, стресс после боевых операций.
— Ладно, — Андрей негромко хлопнул кулаком по столику. — Хорош друг другу признаваться в любви. Что у тебя по операции?
— А по операции вот что, — Дима наклонился к столу, словно хищник перед прыжком, и двумя руками взялся за горячую кружку с капучино. — Первым делом нейтрализуем Фандалюка. Мне лунатики сегодня утром сбросили на электронную почту кое-какую информацию об объекте. Сегодня вечером Фандалюк едет встречать старый новый год в ресторан "Позитив". Там он будет, если, конечно, доедет туда, гулять и бухать со всякими своими корешками по наркобизнесу и прочей криминальной шушерой невысокого полета. Я сначала думал зайти, часам к двенадцати ночи, в этот ресторан, когда веселье будет в самом разгаре, но, подумав немного, отложил этот вариант. Может получиться так, как было в пентхаусе Глиста. Тьма народа, палилова, валилова, случайные жертвы, и бегай ищи в этой каше Фандалюка. Нет, не пойдет. Слишком громко и долго. А главное, опасно. Хватит с нас глистовского пентхауса. Поэтому я разработал другой вариант. Вот, смотри. (Дима пощелкал на клавиатуре ноутбука и на экране появились фотографии городских улиц.) Узнаешь?
— Нет, — ответил Андрей.
— Стыдно, — сказал Дима. — Это центральные улицы города. Вот. (Дима указал на один снимок.) Это — ресторан "Позитив". А вот это — кольцевая автодорога. Чтобы проехать к ресторану, нужно обогнуть это кольцо. Я уже был днем на этой улице. Внимательно осмотрел всё ближайшее пространство вокруг этого кольца и более часа следил за движением машин по кольцу. И высмотрел, что на этом участке кольца, вот, видишь, все машины замедляют ход чуть ли не до черепашьей скорости. Это здесь. А вот здесь, вот, видишь, помойка. Мы будем стоять рядом с этой помойкой. Стоять и высматривать черный бээмвэ Фандалюка. И как только тачка Фандалюка замедлит ход на этой части кольца, я прыгаю к машине и взрываю ее. Ну как тебе мой план?
— Ты чё, дурак? — серьезно спросил Андрей.
— А что?! — возмущенно воскликнул Дима. — Что тебе не нравится?
— Как что? — пожал плечами Андрей. — Ты решил устроить взрыв на центральной улице города. Да еще в плотном потоке машин. Могут быть жертвы среди гражданского населения.
— Да какие там на хрен жертвы! — махнул рукой Дима. — Взрыв — это еще сильно сказано. Будет так, маленький взрывчик. Помнишь прошлую субботу, когда мы с тобой первый раз пошли на дело? Когда нужно было взорвать модуль лунатиков. Помнишь?
— Естественно, я это помню, мать его так, этот модуль!
— Ну так вот. Помнишь, когда бандиты Глиста попытались увезти модуль лунатиков на грузовике? И этот грузовик проехал мимо нас.
— Помню, мать его так, этот грузовик!
— И чтобы остановить машину, я совершил теле-прыжок к этой машине и прикрепил кумулятивную мину-липучку к боковой дверце грузовика. Помнишь?
— Да, помню, помню! — воскликнул Андрей. — Этот первый боевой выход не забудется никогда.
— Ну так вот. С машиной Фандалюка я проделаю то же самое. Когда его машина замедлит ход на нужном участке кольца, я совершаю теле-прыжок к машине и устанавливаю на крышу мину. Отскакиваю в сторону, чтобы не попасть под осколки, так как на этот раз взрывной заряд будет намного сильней, нежели мины-липучки, и — бабах! Всем, кто сидит в машине, жопа! И, возможно, что даже полная. Понятно? А рядом идущие машины не пострадают.
— А если машина Фандалюка не замедлит ход на нужном участке кольца? — спросил Андрей. — Что тогда?
— Ну тогда пес с ними, — пожал плечами Дима. — Пусть едут к ресторану. Будем работать по старинке. Слетаем ко мне домой, возьмем "калаши" и замесим всю эту ресторанную тусню в говно.
— То есть глистовский вариант? — уточнил Андрей.
— Да, — кивнул Дима, — глистовский вариант. Но будем надеяться, что до этого не дойдет.
— Ладно, с этим всё понятно, — сказал Андрей. — Когда туда пойдем?
— Если Фанадлюка ждут в ресторане в восемь часов вечера, то мы прибудем на место нашей вышеуказанной дислокации в полвосьмого вечера.
— Не рано ли?
— Не знаю. Но это на тот случай, если Фандалюк умудрится приехать к ресторану пораньше назначенного времени. А значит, и мимо точки засады он будет проезжать раньше. В данной ситуации лучше придти раньше, чем опоздать.
— Вид нашего обмундирования? — деловито спросил Андрей. — Черный камуфляж?
— Нет. Черный камуфляж отменяется. В таком виде мы можем привлечь внимания.
— Тогда что, гражданская одежда?
— Тоже не подходит. Двое человек, одетые по гражданке и ошивающиеся на одном и том же месте, также могут вызвать подозрения у случайного мусорского патруля, как и двое неизвестных в неизвестном камуфляже.
— Что же тогда?! — воскликнул Андрей.
— Мы оденем на это задание новый вид камуфляжа, который, как я считаю, не будет привлекать ничье внимание.
— И что же это может быть? — с немалым интересом спросил Андрей.
— Бомжатский камуфляж, — с гордостью ответил Дима.

Семь часов тридцать пять минут вечера.
Вечером температура воздуха опять опустилась ниже нуля. Грязевые лужи на асфальтированных дорогах покрылись корками льда. Нерастаявшие сугробы снега стали жесткими и прочными. А там, где снег успел растаять за день — растянулся мерзлый гололед.   
По центральному городскому кольцу, казалось, бесконечным потоком двигались машины, поливая морозный воздух дымом из выхлопных труб. Иномарки, дорогие, не очень, отечественные и общественный транспорт. Как бесконечно-длинная змея, сверкая фарами и габаритными огнями, полз поток автотранспорта по кольцу и расходился в разные стороны на все четыре линии, уходящие от этого кольца.
Возле одной части кольца, где все машины замедляли ход, пропуская встречное движение, на пешеходной зоне, в метрах десяти от проезжей части, около четырех мусорных контейнеров, крутились два человека, одетых с ног до головы в страшное и грязное тряпье.
— Охренеть! — зло сказал Андрей, пуская из рта пар на морозный воздух. — Ну и холодрыга. Ты ничего лучше не мог придумать, чем торчать здесь. Раньше было как-то лучше. Сразу врывались и мочили, кого нужно было. А сейчас мерзни здесь. И вообще, как ты увидишь машину Фандалюка? Смотри, сколько машин идет. Если ты прозеваешь его тачилу, то я сразу ухожу домой. Понял?
Андрей был одет в старые потертые джинсы, забрызганные краской, и в рваную, грязную телогрейку, с большой шапкой-ушанкой на голове. Единственное, что не вписывалось в этот реалистичный маскарад, так это военные ботинки на ногах — обувь, как сказал Дима во время переодевания у него в подвале, должна быть боеспособной, если придется побегать.
— И как же ты в таком виде пойдешь домой? — спросил Дима и улыбнулся. — Я тебя сюда телепортом доставил, я тебя отсюда телепортом верну к себе в гостиную. А там нас будет ждать горячий капучино.
На ногах у Димы также были военные ботинки. А вся остальная одежда имела крайне жуткий и клоунский вид. Широкие клетчатые штаны, непонятно какого года выпуска, старая солдатская шинель, непонятно с какой помойки поднятая, и молодежно-дебильная вязаная шапочка с большим помпоном на макушке.                — Я не знаю, что будет ждать тебя в твоей гостиной, но, чувствую, что меня сегодня дома, если я, конечно, останусь в живых, будет ждать бутылка водки, — сказал Андрей, и судя по его выражению лица после сказанного о водке, эта мысль согрела его.
— Решил, значит, нажраться? — спросил Дима без тени сарказма.
— Да, решил нажраться.
— Ладно, это твое дело. Делай потом, что хочешь. Но сейчас, пока я веду наблюдение за дорогой, играй роль бомжа. Продолжай копаться в контейнерах.
— Да надоело в них, однако, копаться, — зло признался Андрей. — Холодно. И люди, вон, что мимо ходят, постоянно смотрят.
— Пусть смотрят. Они смотрят и видят двоих бомжей. Это всё в порядке вещей. Продолжай, продолжай копаться в контейнерах. Ты должен соответствовать своему камуфляжу.
Тяжко вздохнув, Андрей продолжил копаться в мусорном контейнере. В контейнере, окромя пустых картонных коробок и пакетов с пищевыми отходами, больше ничего интересного не было. Из некоторых пакетов отвратительно несло рыбьими внутренностями.
— А насчет машины Фандалюка беспокоиться не стоит, — сказал Дима. — У него черный "икс шесть". Крутая тачила. Такую за километр видно...
— Днем, может быть, и видно, — перебил Диму Андрей. — А сейчас темень. Как ты ее увидишь?
— Да легко увижу. Кольцо освещено прожекторами, как днем. К тому же я номер машины знаю.
— Эх, — тяжко вздохнул Андрей. — Смотри, а то взорвешь не ту машину. Людей невиновных зазря погубишь. Хотя мне уже всё равно — взрывай, б**ть, кого хочешь. Скорее бы домой вернуться.
— Не копайся долго в одном контейнере, — сказал Дима. — Переходи в следующий.
Андрей перешел к следующему контейнеру. Из этого контейнера запах стоял такой, что Андрея чуть ли не вывернуло наизнанку. Он сделал резкий шаг в сторону и сказал:
— Однако нелегка бомжатская доля. Фу, вонь какая стоит.
— Это воняет бомжатская еда, — сказал Дима, не сводя глаз с дороги. — Не нравится — не жри. Правила на улицах простые. А не будешь жрать — подохнешь с голоду. Но сейчас всё же зима, и поэтому объедки подольше хранятся в контейнерах, как в холодильниках. Намного хуже дело обстоит летом. Летом в контейнерах жратва гниет быстро. Но зато летом на улице жить можно и ходить в одних трусах. А зимой уже в одних трусах не проходишь. Зато жратва в контейнерах храниться долго может. У каждого времени года свои плюсы и минусы.

В автомобильном потоке, по вечерним улицам города, вальяжно двигался черный "БМВ икс-6". В машине находилось четыре человека — трое мужчин и одна женщина.
Самым значимым лицом в рамках этой машины несомненно являлся Борис Федорович Фандалюк. Это был мужчина за пятьдесят лет, стройный, слегка худощавого и слегка спортивного телосложения, обаятельный, и всегда нравившийся дамам своего возраста. Но дамы своего возраста Бориса Федоровича не интересовали. Он предпочитал женщин моложе себя в годах. И поэтому в черном "БМВ", рядом с ним на заднем сиденье, располагалась тридцатилетняя Кристина Авилова.
Кристина Авилова была шикарной молодой женщиной модельного вида — стройная, высокая, сексуальная. На ней блестела синим мехом дорогая пушистая шуба, надетая на черное вечернее платье от "Диор", а на эффектных ногах кожаные черные туфли на шпильках, еще сильнее подчеркивающие эффектность ее ног.
Кристина Авилова никогда не была замужем и у нее не было детей. Кристина с ранней молодости ждала своего принца на белом коне, и вот, наконец-то, встретила его — Фандалюка на черном "БМВ". Разница в возрасте Кристину нисколько не смущала. Главное, что Фандалюк был богат и периодически одаривал свою любовницу дорогими подарками. Авилова понимала тот факт, что Фандалюк с ней всю жизнь жить не будет и когда-нибудь подыщет себе новую молодушку. А значит, пока еще Кристина не оказалась за бортом комфортабельного лайнера со всеми удобствами, она старалась брать от жизни и от Фандалюка всё, что можно только было. Часто тащила его в магазины дорогой одежды из Европы и просила деньги якобы на содержание своих престарелых родителей. Фандалюк ходил с ней по магазинам и выдавал иногда кое-что Кристине на содержание ее родителей. Деньги эти Кристина, естественно, тратила на себя.
Познавшая вкус богатой и беспечной жизни, Кристина боялась того дня, когда Фанадлюк бросит ее, и со временем в голове Авиловой созрел очень непристойный и преступный план. А именно — убить своих родителей, которые хоть и были старыми, но умирать как-то не собирались. Убить с целью завладения родительской жилплощади — двухкомнатной квартиры в центре города. Кристина уже справлялась за эту квартиру в одном агентстве по недвижимости. Агенты оценили квартиру родителей Кристины в сто двадцать тысяч долларов и предложили обменять эту хату на другую двухкомнатную квартирку, расположенную в северном районе города. Естественно, гарантировалась доплата в размере пятидесяти тысяч долларов. При мысли о таких деньгах Кристину охватывала дрожь. Она порой не могла трезво соображать и спать по ночам. Ей хотелось этих денег. Но сначала нужно было избавиться от собственных родителей.
Как-то она подошла с этим вопросом к Фандалюку и объяснила положение вещей. Фандалюк выслушал Кристину с большим интересом и был очень сильно удивлен коварным планам своей возлюбленной.
— Я даже и не знаю, что тебе сказать, детка, — удивленно и задумчиво произнес Фандалюк. — Я, знаешь ли, честный предприниматель и бандитскими делами не занимаюсь.
— А "Коаксил"? — спросила Кристина.
— А что "Коаксил"? — не понял Фандалюк.
— Ты же продаешь аптекам "Коаксил" по тайной бухгалтерии. А это нельзя. Я недавно по телевизору смотрела передачу о том, что сколько уже в нашем городе, да и в других городах тоже, народу попередохло от "Коаксила".
— И что с того? — спросил Фандалюк. — Я что, заставляю кого-то принимать этот "Коаксил"? Это личное дело каждого. Если они хотят его принимать — пусть принимают. А вот людей из-за квартиры или, вообще, неважно из-за чего, убивать — дело совсем другое. Вот, например, твои родители просили тебя о том, чтобы ты их убила?
— Нет.
— Вот именно — нет. Не просили. Тут ситуация другая. Тут нужно уметь понимать всю тонкость ситуации. Детка... 
Кристина Авилова подумала немного и спросила тоном человека, старающегося подвести итог делового разговора:
— Ну так поможешь или нет?
— Ладно, так и быть, — улыбнулся Фандалюк. — Сведу тебя с нужными людьми. Только будь предельно осторожно, детка. Если что, знай, я не при делах. Мне еще не хватало быть в тянутым в такое жалкое делишко, как убийство несчастных пенсионеров из-за квартиры.
И сказав это, Борис Федорович громко засмеялся. А главное, чистосердечно... 
Следующий по важности человеком после Фандалюка, находящимся в черном "БМВ", был Гриша Зубарь — Зубаренко Григорий Васильевич тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения. Лидер одной бандитской группировки, занимавшейся разбоями, грабежами, мелкорозничной продажей наркотиков, похищениями людей с целью выкупа и выполнявшей порой различные заказы от влиятельных господ.
Как, например, сейчас. Господин Фандалюк дал заказ Грише Зубарю пронюхать ситуацию в городе, на всех его уровнях, и доложить, кто это такие неизвестные исполнители народного возмущения, которые вчера утром выложили в интернет, на сайте реабилитационного центра "Заря", компромат на него, Фандалюка, и на Татьяну Комлеву. Да еще не просто компромат, а предложили пользователям сети поучаствовать в голосовании — убивать Фандалюка и Комлеву или нет. Народ массово изъявил свое желание отдать голос за убийство вышеперечисленных граждан.
— Пока ничего, — сказал Гриша Зубарь. Он сидел на правом пассажирском сиденье и, развернувшись вполоборота, разговаривал с Фандлюком под пристальным взглядом его любовницы, которая смотрела на Гришу, как смотрят на обыкновенное говно.  — Мои ребята спрашивали тут у многих, что это за отморозки такие появились. Никто ничего не знает. Вообще, ничего неизвестно. У меня тут есть один знакомый мусор из следственного отдела. Я у него спрашивал — он тоже полный ноль. У ментов даже зацепок никаких нет. Не знают, в каком направлении начинать поиски. Эти отморозки как будто взялись из ниоткуда. Такого никогда не было. Какое бы убийство не происходило, всегда кто-то о чем-то либо знал, либо догадывался. А тут полный ноль. Когда такое было?
Господин Фандалюк ничего не сказал и продолжал пристально смотреть на Гришу. Гриша не выдержал этого взгляда и отвернулся, сделав это как бы случайно. Ему, Грише Зубарю, было еще очень далеко до Бориса Федоровича. Пускай Фанадлюк не был бандитом, не ходил на разборки и не тер по понятиям, зато он, Фандалюк, имел очень много денег. А деньги — это власть. Деньги — это дружба с полицейскими чинами и, что еще немаловажно, в силу своей деятельности, связанной с продажей "Коаксила", хорошие связи с высокопоставленными членами из госнаркоконтроля.
— Говоришь, у тебя мусор знакомый есть, — улыбнулся ехидно Фандалюк. — У меня их, знаешь, сколько таких знакомых есть, и хрен, кто правду скажет. А знаешь, почему?         
Гриша молчал, смотря в лобовое стекло, за которым по вечерним улицам двигался бесконечный поток машин. Бесконечный поток машин уходил в темноту. И несмотря на тот факт, что эта темнота была изрезана яркими вывесками ресторанов и супермаркетов, она, темнота, всё же была темнотой. Той самой темнотой, по которой шныряли отбросы общества — наркоманы, грабители, убийцы и психически нездоровые маньяки. Все они сейчас пребывали в режиме охоты. Одни нуждались в наркотической дозе, другие в деньгах, третьи в живой человеческой плоти. И среди этой разношерстной армии отбросов вполне возможно могли находиться неизвестные исполнители народного возмущения. Те самые исполнители, о которых не могли знать ни вездесущие наркоманы, сующие повсюду свой нос; ни грабители, выслеживающие беззащитных и хорошо одетых женщин; ни убийцы, сторожащие свою заказанную жертву; ни маньяки, идущие на запах женских духов. И если об этих исполнителях никто не знал, то и спрашивать, соответственно, было не у кого.
— А потому что всем этим знакомым, как ты говоришь, мусорам, когда-нибудь придется всерьез подойти к вопросу защиты своей задницы. Коррупционером можно быть долго, но не вечно. И когда в городе появляются неизвестные клоуны, которые хоть и клоуны, но при этом знают всё про всех и мочат без разбора всех. Мочат так, играючи. Как будто это для них всё равно, что таракана на кухне раздавить, и заранее об этом объявляют в интернете, что завтра такой-то за такие-то дела будет уничтожен, так вот в такие времена многие высокие чины начинают беспокоиться за свою шкуру всерьез. И все твои и мои знакомые мусора не являются исключением. Они могут знать, кто это может быть, да только нам об этом не спешат говорить. Понимаешь, о чем я тебе рассказываю?
— Нет, — поморщился Гриша. Ему не нравилось, что Фандалюк так с ним разговаривает в присутствии этой разукрашенной шалавы, которая смотрела на Зубаря, как на обыкновенный отброс общества, как на человекоподобное существо, которое рано или поздно попадет за решетку с таким сроком заключения, что ждать окончание этого срока будет просто нереально.               
— Тут идет очень большая игра, малыш, — сказал по-отцовски Фандалюк. — Очень большая. Кто-то решил заняться перестановкой главных фигур в нашем городе. Этот кто-то очень много знает про нас. И не просто очень много, он знает всё. Он приходит и убивает, спокойно так и непринужденно. Ты вспомни, как несколько дней назад убили Глиста. Да это было просто неслыханное дело. Учинили такую бойню. Это всё показательно было, чтобы другие знали. Знали, что и их могут убить. Что могут убить, кого хочешь. Эти неизвестные, которые занялись перестановкой сил в нашем городе, пока еще не заявили о себе. Но они об этом заявят. Рано или поздно, но заявят. Мы же должны знать, кому платить дань. Платить за то, чтобы нас не постигла такая же участь, как Глиста.
— Борис Федорович, — выдавил на своем грубом лице улыбку Гриша Зубарь, но это у него получилось неправдоподобно. — Мы найдем этих шутов и притащим их к вам за яйца.
— Да, — задумался Фандалюк и мрачно улыбнулся. — Мне бы твою уверенность, Гриша, мне бы твою уверенность. Когда меня сотни тысяч граждан России, если верить соц-опросу на сайте "Заря", приговорили к смерти, и все пользователи сети по всей стране ждут, когда произойдет моя казнь, когда мне сегодня в офис целый день названивали журналисты из различных газет и телеканалов и просили, чтобы я им дал свое последнее интервью, ибо они все, как один, уверены, что жить мне осталось недолго, когда со мной перестали общаться все мои знакомые мусора и продажные шкуры из госнаркоконтроля, которые так любили мои доллары, которые я им так щедро перебрасывал на их банковские счета, так вот, в такой ситуации, ты меня сейчас очень сильно утешил своим обещанием. 
Четвертым человеком в черном "БМВ" был личный водитель господина Фандалюка Бабуров. Также Бабуров являлся охранником Бориса Федоровича. Бабуров уже отсидел девять лет за разбой, недавно освободился, жить честно не хотел и в скором времени сколотил группу из крепких ребят для продолжения своего дела — силового отъема денег у различных граждан. Такое дело, конечно же, могло вновь забросить Бабурова за решетку, но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Несколько месяцев назад Бабуров со своими подельниками, по пока еще несовершенному преступлению, познакомился с Фандалюком, и Борис Федорович предложил Бабурову и его крепким ребятам поработать телохранителями, решив, что ребята из криминального мира могут быть намного полезней, нежели чем законопослушные охранные конторы. Ибо законопослушные охранники могли в страхе перед законом побрезговать выполнять кое-какие деликатные поручения, даже тогда, когда за это предлагалась дополнительная плата. А вот Бабуров со своими бойцами от лишних денег не откажется никогда. На том и порешили. Бабуров объяснил своей братве, что в ближайшее время, пока ничего интересного не наклевывается по разбою, можно поработать на господина Фандалюка — платит тот хорошо, а главное, работа не пыльная. Братва согласилась.
И если Бабуров катал господина Фандалюка на черном "БМВ", работая у него не только главным телохранителем, но и, по совместительству, водителем, остальная братва, в количестве четырех человек, разъезжала на бордовой "Мазде" — автомобиль был предоставлен Фанадлюком.
В данную минуту бордовая "Мазда" держалась строго за черным "БМВ". Четверо сидевших в ней вели усиленную дискуссию. Цель дискуссии — стоит ли дальше продолжать работать на Бабурова и, соответственно, на Фандалюка.   
— Вы, ребятки, как хотите, — сказал один охранник, — а я, наверно, покину вас в скором времени. Мне такие пироги не нужны. На Фандалюка насели серьезные люди. Вы видели, сколько человек на сайте "Заря" приговорили Фандалю к смерти — десятки тысяч человек, если не сотни. Не хотелось бы мне оказаться рядом с Фандалёй, когда на него нападут исполнители народного возмущения.
— Да всё это лебеда, — махнул рукой другой охранник. — Что вы смотрите всякую херню по интернету. Тем более, это сайт реабилитационного центра "Заря". Там чахнут бывшие "коаксильщики". Они злы на Фандалю, как собаки. Вот и придумывают всякую ерунду — соц-опросы. Всё это бодяга чистейшей воды.
— Да, а как же тогда Кащей и Глист? — спросил третий охранник, сидевший за рулем и внимательно следивший за тем, чтобы между его машиной и черным "БМВ" не протиснулась какая-нибудь другая шустрая тачка. — Этих товарищей также за день приговорили к смерти и угрохали. Особенно круто загасили Глиста. Как же тогда быть?
— А кто даст гарантию, что это те, которые загасили Глиста и Кащея, разместили вчера утром на сайте "Заря" соц-опрос по поводу Комлевой и Фандалюка? — спросил четвертый охранник. — Может, это совсем другие люди. Может, это, действительно, бывшие наркаши с жиру бесятся?
— Не знаю, кто там и как с жиру бесится, — сказал первый охранник, — но я ухожу. Вот сегодня последний день работаю и ухожу. Не нужны мне никакие денежки, если я мертвым стану.
Остальные три охранника ничего не сказали. Факт насчет того, что мертвый в деньгах не нуждается, был убедительным, а главное, суровым.

Продолжая создавать вид копающегося бомжа в помойке, пока Дима внимательно следил за дорогой, Андрей не заметил, как со стороны одной темной подворотни к ним подошли трое молодых человек. Они подошли так неожиданно, что Андрей даже вздрогнул, увидев их. Молодые люди были пьяны, небогато одеты и настроены, как это почувствовал Андрей, агрессивно.
— Здорово, бомжи! — нагло и громко сказал один из молодчиков, возможно, являясь главным недоноском в этой троице.
— Здоровее видали, — спокойно ответил Дима, всего лишь на одну секунду уделив время на то, чтобы посмотреть на подошедших, и дальше продолжил вести наблюдение за дорогой.
Трое пьяных молодчиков были ошарашены таким ответом. Во-первых, они не ожидали такой смелости от одного бомжа в солдатской шинели, а во-вторых, хулиганы, видимо, считали, что бомжи будут старыми и немощными доходягами. А бомжи вдруг оказались молодыми и, что самое интересное, не пугливыми.
Уличная шпана была оскорблена таким ответом. Вот главный молодчик решил, что называется, разобраться по-мужски. Он громко крикнул молодому бомжу в солдатской шинели и в смешных клетчатых штанах:
— Я тебя, типа, недопонял что-то. Ты не мог мне повторить, что ты там вякнул только что?
Дима даже не обернулся, продолжая смотреть на дорогу.
Андрей тяжко вздохнул и приготовился в любую секунду достать из-под старой телогрейки ГШ-18.
— Эй вы, бомжи еб***е, — сказал другой молодчик. — Вы в курсах, что это наша улица? И кто хочет покопаться на наших помойках, тот должен сначала заплатить нам.
Дима продолжал смотреть на дорогу. Андрей засунул правую руку под телогрейку, где находилась у него кобура с пистолетом, расстегнул ее и взялся рукой за пистолет. Левой же рукой он продолжал не спеша теребить мусорные пакеты в контейнере. Тело Андрея напряглось в ожидании схватки с противником. На какое-то мгновенье он даже забыл о том, зачем он здесь. Соответственно, забыл и про Фандалюка.
— А ты чего, доходяга хренов, в помойке моей судьбу дрочишь? — спросил у Андрея третий молодчик и — тьфу — плюнул Андрею в лицо. — Тебе чё, рыло разбить?
Никогда еще Андрея Скворцова так не унижали. За годы своей жизни, порой непростой и нелегкой, ему частенько приходилось встречать на своем пути всякую мразь. В школе и в ПТУ, где ему приходилось учиться, он не раз вступал в славный кулачный бой, защищая свою честь и независимость от всякого отребья. Но ни разу, никогда ему еще в лицо не плевали.
Андрей сделал великое усилие над собой, чтобы не достать из кобуры ГШ-18 и не всадить всю обойму в недоноска, стоявшего от него по другую сторону мусорного контейнера.
— Внимание! — услышал он за своей спиной голос Димы. — Приближается машина Фандалюка.
Андрей почувствовал, как великая злость поднимается из глубины его души. Злость и ненависть — невидимая энергетическая масса — всосала в себя каждый нейрон его головного мозга. И... сосредоточилась в его глазах.
Андрей выбросил из левой руки кулек с картофельной кожурой и не спеша вытер со своего лица вражий плевок. Затем посмотрел на молодчика, который плюнул ему в лицо несколько секунд назад.
— Ну что ты вылупился, пи***ас? — спросил хулиган. — Хочешь получить по яйцам, сука бомжатская?
Тем временем Дима достал из-под шинели мину-липучку с кумулятивным зарядом. Его в эти секунды совсем не интересовали какие-то уличные недоноски с их правом собирать дань с помоек. Машина Фандалюка была очень близка. Цель приближалась.
Андрей нацелил свой озлобленный взгляд наглому молодчику в лицо, в область челюсти. Нацелил и мысленно отдал приказ своим глазам ударить психокинетической энергией по намеченной области.
Всё произошло быстро. Молодчик, который совершил очень непростительную ошибку, плюнув Андрею в лицо, отлетел назад на пару метров, получив сокрушительный и невидимый удар по челюсти, сопоставимый с ударом кирпича. Упал на мерзлый асфальт и дико закричал, хватаясь руками за раздробленную челюсть. Два других негодяя, увидев, как их товарищу невидимая сила выбила все зубы, в страхе отпрыгнули в разные стороны.
Машина Фандалюка замедлила скорость вместе с общим автомобильным потоком, пропуская на светофоре встречный автомобильный поток.
Дима совершил теле-прыжок и очутился рядом с черным "БМВ". Прикрепил мину-липучку к крыше авто и обратно телепортировался к мусорным контейнерам.
Кумулятивная мина на крыше черного "БМВ" сработала. Огненная струя прожгла крышу автомобиля и ворвалась в салон. Далее произошло ужасное.
Салон дорогого авто мигом охватил огонь. Дверцы "БМВ" открылись и из машины начали выскакивать горящие люди. Люди кричали и падали на мерзлый асфальт. Бились на этом асфальте в чудовищных судорогах и делали попытки подняться на ноги.
— Сукины дети! — злорадно закричал Дима, доставая из-под солдатской шинели пистолет ГШ-18. — Добро пожаловать в ад!
Забыв о своем товарище с поломанной челюстью, который продолжал кричать, брыкаясь на мерзлом асфальте, молодчики в диком ужасе бросились убегать в темную подворотню, в ту самую, из которой несколько минут назад вылезли, чтобы победоносно заявить неизвестным бомжам, что эта улица, со всеми на ней расположенными помойками, принадлежит им.
Бах! Бах! Бах! Бах! — Дима открыл огонь из ГШ-18 по охваченным пламенем людям.
Первой погибла Кристина Авилова, получив пулю в лоб, которая раз и навсегда избавила ее дурную голову от мозгов и, соответственно, от соблазна убить своих стареньких родителей из-за квартиры.
Дима продолжал стрелять, пока не опустошил весь восемнадцатипатронный магазин в пистолете. Смерть настигла Фандалюка и Бабурова. Гриша Зубарь продолжал еще метаться вокруг машины. Он горел и кричал. А затем бросился бежать в неизвестном направлении, наталкиваясь на проезжавшие мимо машины, падая на мерзлый асфальт, поднимаясь и вновь продолжая бежать. Его дикий крик вскоре растворился в шуме дороги и вое автомобильных клаксонов. 
Из бордовой "Мазды", которая стояла за черным "БМВ", выскочили четыре человека и бросились убегать куда глаза глядят. Через несколько секунд они исчезли из виду. Ни у одного из охранников Фандалюка даже и в мыслях не было что-либо предпринять. Страх от увиденного подгонял их, и они бежали, как антилопы. Бежали и молились, что больше никогда в своей жизни и ни при каких обстоятельствах, и даже мысленно, не захотят выйти на преступный промысел, о сказочных богатствах которого им не раз рассказывал Бабуров.
— Уходим, мать твою! — опомнившись от увиденного, Андрей подбежал к Диме и схватил его за руку. — Уходим!
Дима стоял и смотрел на длинную вереницу автомобилей. В авто-потоке началась суета. Машины начали объезжать горящую "БМВ", стараясь как можно быстрее удалиться от места преступления. Громко резали вечернее пространство клаксоны, кричали водители, открывая боковые окошки.
Андрей успел заметить, как, сидящая на пассажирском сиденье в салоне одного мимо проезжающего "Опеля", какая-то девушка снимала его с Димой на камеру мобильного телефона. Но Андрея это нисколько не испугало. Было темное время суток, и вряд ли просматриваемая потом эта видеозапись сможет хоть как-то показать лица неизвестных бомжей.
— Охренеть! — громко закричал Дима и дико засмеялся, поднимая руки вверх, словно приветствуя центр вечернего города. — Дамы и господа! Вы только что стали свидетелями казни наркоторговца Фандалюка! Вы же этого хотели? Это же вы в соц-опросе, в интернете, голосовали за смерть этого засранца! Так смотрите же на это! Почему вы убегаете? Смотрите! Вот его дохлая задница еще горит! 
А плотный поток автомобилей продолжал двигаться. Мимо горящего "БМВ" проезжали машины, люди в которых не знали, что произошло на самом деле, и считали, что только что случилась ужасное ДТП. Народ из окон общественного транспорта смотрел на неподвижно лежащих горящих людей возле полыхающей машины. И никто: ни пассажиры автобусов, ни владельцы личных авто не испытывали желание выйти на дорогу, чтобы потушить горящих мертвецов.
— Ты идешь? — зло спросил Андрей, чувствуя себя неудобно под пристальным взглядом большого количества зрителей, торчащих в автомобильных окнах.
— Ладно, пойдем, — Дима пошел к мусорным контейнерам, посмотрел на кричащего молодчика с поломанной челюстью и двинулся дальше в темную подворотню. — Пойдем туда, и там совершим теле-прыжок. Не хочу, чтобы сотни человек видели, как два бомжа растворились в воздухе.

Восемь часов пять минут вечера.
— И всё-таки я хочу тебе посоветовать сходить к какому-нибудь психиатру, — сказал Андрей. — Может, он тебе пропишет какие-нибудь успокоительные таблетки.
Андрей и Дима, по-прежнему одетые в бомжатский камуфляж, находились на улице Новороссийская возле двенадцатиэтажного жилого дома. Рядом с домом располагалась помойка с переполненными мусорными контейнерами. Боевые товарищи стояли возле контейнеров и вели наблюдение за крайним подъездом жилого многоквартирного дома. От крайнего подъезда и до мусорки было не больше двадцати метров.
— С чего это ты вдруг взял, что мне нужно тащить свою ленивую задницу к какому-нибудь психиатру? — спросил Дима и заглянул в один контейнер.
— Возможно, у тебя с нервишками нелады, — ответил Андрей.
— Почему?
— А ты вспомни, как ты орал десять минут назад на кольце?
— И что я орал?
— Ну, — призадумался Андрей, вспоминая события десятиминутной давности. — Ты кричал, что вот горит наркоторговец Фандалюк, и что пусть все на это смотрят... Ну что-то в этом роде.
— Да ладно тебе, — улыбнулся Дима. — Пошумел немного. С кем не бывает. Ты не лучше.
— И чем же это я не лучше? — спросил Андрей.
— А тем, — зло ответил Дима. — Стоял как статуя при виде горящих врагов.
— А что нужно было делать?
— А нужно было стрелять! Вот, что нужно было делать! И поэтому сегодня Комлеву убиваешь ты. И это обсуждению не подлежит!
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал Андрей. — Если она, конечно, соизволит выйти из этого подъезда.
— Выйдет, — категорично заявил Дима. — Информация от лунатиков еще ни разу не была ошибочной. Так что продолжаем действовать по заранее разработанной боевой стратегии. Сейчас Комлева узнает об убийстве Фандалюка и в панике бросится убегать из города. Не исключено, что с ней будет охрана. Короче, охрану я беру на себя. Ты нейтрализуешь Комлеву. Ясно?
— А вы, пожалуйста, не командуйте мной, молодой человек, — сказал Андрей Диме серьезно. — Лунатики еще ни разу не говорили, что ты тут главный.
— Я, между прочим, всегда занимаюсь разработками боевых операций, если ты, конечно, не забыл! — воскликнул Дима. — На моем боевом счету такие славные операции, как уничтожение Глиста. Как...
Дима перестал кричать и задумался.
— Ну? — спросил Андрей. — Что там еще такого есть интересного на твоем боевом счету?
— Да Кащея вот, например, угрохали недавно! — Дима вновь перешел на громкий взбудораженный голос. — Кто его разработал?
— Не стоит так громко орать, — тихо сказал Андрей. — Вон, видишь, в ночном небе Луна. Ну так вот, там тебя еще не услышали.
— Да что вы такое говорите!
Андрей и Дима были так сильно заняты своим разговором, что не заметили, как у крайнего подъезда двенадцатиэтажного здания остановился белый "Лексус" и из него вышли двое мужчин крепкого телосложения. Мужчины осмотрели пустую и темную улицу перед жилым домом и сразу же обратили внимание на двух бомжей, о чем-то громко спорящих рядом с мусорными контейнерами.
— Я здесь главный! — кричал один бомж. — Потому что это я разрабатывал все боевые операции! Я!
— Ни хрена ты не главный! — кричал другой бомж. — Видели мы таких главных, и не скажу где!
— И где же, мать твою!
— Где надо, мать твою!
— Если ты на меня не перестанешь орать, то не получишь от меня никаких обещанных мной долларов. Вот так. Те сто тысяч зеленых, которые я тебе должен, уйдут мне на возмещение морального ущерба.
— Не нужно мне от тебя никаких ста тысяч! Я сам возьму, что мне надо будет!
— Это бомжи, — сказал один мужчина другому.
— Уж что-то какие-то это крикливые бомжи, — сказал второй и отдал приказ. — Пойди, проверь.
Первый мужчина недовольно вздохнул и быстрым шагом направился к мусорным контейнерам, возле которых кричали на всю улицу два неизвестных человека.
— Ладно, мать твою, — зло сказал Андрей. — Хорош орать на всю улицу. Всё, успокойся. Я больше не буду спорить — ты тут главный. И вообще, можешь быть, кем хочешь. Хоть Чебурашкой-ниндзей, только, ради Бога, не ори.
— Я тут главный! — воскликнул Дима, и только сейчас заметил белый "Лексус", стоящий возле крайнего подъезда многоквартирного дома, и одного неизвестного человека, стоящего возле солидной иномарки. И еще одного человека, который подходил к нему и к Андрею.
— Вот и не кричи больше, — сказал Андрей, не видя ни "Лексуса", ни неизвестных людей, так как стоял к подъезду спиной.
— К нам кто-то идет, — прошептал Дима и не спеша потянулся рукой под шинель, где в кобуре лежал готовый к бою ГШ-18.
— Кто идет? — спросил Андрей и обернулся назад.
В следующую секунду перед Андреем предстал довольно крепкий мужчина в кожаной куртке. Он посмотрел на неизвестных бомжей и спросил серьезным тоном:
— Вы бомжи?
— Вполне возможно, — ответил Дима. — А что вы хотели?
Неизвестный мужчина в кожаной куртке обернулся в сторону белого "Лексуса", возле которого стоял еще один неизвестный человек, и крикнул:
— Всё нормально! Это бомжи!
Неизвестный человек, стоящий возле белого "Лексуса", повернулся в сторону больших, из пуленепробиваемого и затемненного стекла в металлических рамах, подъездных дверей и махнул рукой. Одна створка входных дверей открылась и из подъезда выскочила женщина, одетая в черную дубленку, черные джинсы и в черных кожаных кроссовках. На голове женщины была черная вязаная шапочка, надвинутая на самые глаза.
Выскочив из подъезда, женщина в черном быстрым шагом поспешила к "Лексусу". Неизвестный мужчина уже открывал для нее переднюю правую дверцу.
— Так ведь это же Комлева, мать ее так! — воскликнул Дима, доставая из-под шинели пистолет.
— Вы что, ее знаете? — удивленно спросил мужчина в кожаной куртке, стоящий возле Андрея.
— Нет, мы ее не знаем, — правдиво ответил Андрей.
В следующую секунду мужчина в кожаной куртке увидел в руках бомжа, одетого в старую солдатскую шинель, пистолет и закричал на весь двор:
— Это засада!
Фить — Дима совершил теле-прыжок прямо к "Лексусу" и в упор начал стрелять по охраннику, который открывал пассажирскую дверцу для Комлевой. Пули пробивали охранника насквозь, и брызги крови летели на белый кузов иномарки. 
Не добежав двух метров до "Лексуса", Комлева закричала и бросилась обратно к подъездным дверям. Дима теле-прыжком настиг ее и завалил на асфальт.
— А как это он так прыгает? — пробормотал в полном удивлении мужчина в кожаной куртке, стоящий возле Андрея.
— Сейчас и ты так прыгнешь, — сказал ему Андрей и всеми психокинетическими силами, какие только мог собрать, нанес невидимый удар крепкому мужчине, целясь тому в грудь.
Андрей даже и представить себе не мог, что удар может получиться такой силы. Неизвестного мужчину как ветром сдуло. За одну секунду он проделал в воздухе дистанцию в пятьдесят метров и вылетел на проезжую часть дороги. А вылетев на проезжую часть, повстречался с автомобилем "Кадиллак", летящим со скоростью свыше ста километров в час.
Бум — темно-синий "Кадиллак" поменял направление полета охранника и лишил его жизни. Труп мужчины улетел в палисадник соседнего пятиэтажного дома. Из-под куста выскочили две перепуганные кошки. А "Кадиллак", как ни в чем не бывало, пролетел мимо, даже и не думая останавливаться. 
— Ну что ты там застрял? — закричал Дима Андрею. — Иди сюда скорей!
Андрей бегом бросился к Диме, который прижимал сопротивляющуюся Комлеву к асфальту.
— Не убивайте меня! — закричала Комлева, пытаясь вырваться из крепких рук Димы. — Прошу вас! Я вам заплачу! Сколько вы хотите?
Андрей подбежал к месту захвата Комлевой и остановился в нерешительности.
— Ну! — зло крикнул Дима. — Вспомни наш уговор! Ты убиваешь Комлеву!
Дима прижимал голову Комлевой лицом к асфальту так, чтобы Андрей не мог видеть ее лица, а главное, глаз. В безликого человека стрелять намного проще, нежели в того, кто смотрит тебе в глаза.
— Может, не стоит ее убивать... — неуверенно проговорил Андрей. — Может, она больше не будет продавать "Коаксил"?
— Ты что, не видел соц-опрос в интернете? — спросил Дима. — Вспомни, сколько человек проголосовало за то, чтобы Комлева была мертва!
— Да плюнь ты на это всё, — сказал Андрей и не спеша пошел прочь от подъезда.
— Куда ты, мать твою так, пошел? — крикнул ему вслед Дима. — Сукин ты сын!
Андрей даже не обернулся. Он продолжал двигаться не спеша в сторону мусорных контейнеров.
— Ладно! Черт со всеми вами! — зло сказал Дима, вставая на ноги. — Живи, падла. Но если я узнаю, что ты будешь продолжать торговать в своих аптеках "Коаксилом" без рецепта — я клянусь Богом — убью тебя! Я достану тебя, где бы ты ни пряталась! Ты меня поняла?
— Да... да... я... я всё... поняла... — быстро и бессвязно забормотала Комлева. — Я... больше не буду... торговать...
Дима бегом догнал Андрея и поравнялся с ним. (В эту секунду трясущаяся от страха Татьяна Комлева уже заскакивала в подъезд.) Спросил:
— Что с тобой?
— Надоело мне всё это? — признался Андрей. — К черту их всех.
Они не спеша прошли мимо мусорных контейнеров и вышли в темный и безлюдный сквер. Где-то посреди сквера горел единственный работающий фонарь.
Андрей сел на ближайшую лавочку, сунув руки в карманы старой телогрейки. Сказал:
— Вот видишь, в этом парке много фонарей, но работает только один. И никому до этого нет никакого дела.
— Да сдались тебе эти фонари, чувак, — добродушно сказал Дима, садясь на лавочку рядом с Андреем. — Пошли лучше ко мне домой. Там переоденемся в нормальную одежду и я тебе отправлю домой. Помнишь, ты говорил, что сегодня вечером возьмешь к ужину бутылку водки?
— Не хочу я водку, — сказал устало Андрей. — Что-то уже и пить расхотелось.
— Ладно, пошли, — Дима взял Андрея за руки. — А то сейчас, глядишь, и милиция припрется.
— Полиция, — поправил Диму Андрей. — Это раньше была милиция, а сейчас полиция.
— А толку-то...
Когда они телепортировались в подвал дома Димы, Дима сказал:
— А здорово ты этого чувака взглядом швырнул и прямо на машину. Мне бы так!
— Я даже и не думал, что так может получиться, — признался Андрей. — Сам удивлен.
Они сняли с себя бомжатский камуфляж и оделись обратно в домашнюю одежду.
— Будешь капучино? — спросил Дима.
— Нет. Я хочу домой.
Дима телепортировал Андрея в его квартиру, пожал крепко руку и — фить — исчез.
В следующую секунду на письменном столе зазвенел мобильный телефон, который Андрей за ненадобностью не взял с собой на боевую операцию. Он подошел к столу и посмотрел на экранчик телефона. Это была Ирина. Андрей схватил телефон, включил связь и радостно закричал:
— Здравствуй, Ирина! Спасибо тебе, что позвонила!
— Что ты так орешь! — услышал он добрый голос любимой девушки. — Где ты пропадал? Звоню тебе с полседьмого вечера. Три раза уже звонила. Трубку никто не берет. Короче, я подумала, что ты нашел себе другую и сейчас усиленно трахаешься с ней. Я даже злилась всё это время на тебя. И вот сейчас решила позвонить тебе в последний раз. Где ты был?
— Да я, так, случайно повстречал вечером одного товарища, — убедительно, как ему это самому показалось, соврал Андрей. — Ну, мы и решили так, погулять немного, вспомнить старое.
— Погулять немного и вспомнить старое? — спросила Ирина. — Водку, наверное, жрали?
— Нет, — правдиво ответил Андрей. — Ни капли спиртного.
— Вы что, голубыми когда-то были? — рассмеялась Ирина.
— Нет! — вспыхнул Андрей. — Не были мы никогда голубыми! Ладно, говори, зачем звонишь?
— Не надо на меня так кричать! — воскликнула Ирина. — Тоже мне нашелся крикун. Не хочешь со мной встретиться, так и скажи. Нечего кричать.
— А ты хочешь со мной встретиться? — спросил Андрей.
— А как ты думаешь?! Если не хотела бы — не звонила.
— Да, действительно, — согласился Андрей. — Это факт.
— Ну что? — спросила Ирина.
— Приезжай ко мне, — сказал Андрей. — Займемся любовью.
— А тебе лишь бы любовью заняться, — с укоризной заметила Ирина.   
— Ладно, не хочешь — это твое дело, — устало произнес Андрей. — Не хочу напрашиваться. Если я тебе неинтересен...
— Сейчас приеду, мать твою!
"Ты точно уверен, что Ирина — это та девушка, которая тебе нужна? — спросил внутренний голос. — Уж больно она как будто амбициозна..."
— Не знаю, — сказал Андрей, выключая на телефоне связь. — Посмотрим, что дальше будет. Но трахается она превосходно!

Суббота. Четырнадцатое января.
В девять часов пятнадцать минут утра Дрон Дмитрий не спеша двигался по улице Уральская, которая находилась на востоке города. Погода была замечательной. Небо голубое, легкий морозец, под ботинками сладко хрустел подмороженный снег.
В метрах десяти от него, на первом этаже пятиэтажного многоквартирного дома, располагалась аптека с вывеской "Здоровье всей семьи". Стеклопакетная дверь аптеки открылась и из нее вышли два молодых человека с удрученными физиономиями. Судя по их неряшливой одежде и постоянно бегающим влево-вправо глазам, молодые люди употребляли наркотики и, похоже что, являлись уже запущенными наркоманами.
— Как это так?! — воскликнул один из них. — "Коаксил" вдруг стал по рецепту! Всегда его продавали без рецепта, а сейчас по рецепту. Нужно срочно пилить в другую аптеку. Эту, кажись-ка, накрыли менты.
— Менты — не менты, — сказал другой наркоман. — А ты вот слышал, что вчера произошло на улице Новороссийская?
— Нет. А что?
— А то! Вчера вечером на этой улице два каких-то бомжатских пассажира напали на Комлеву и ее двух охранников.
— Комлева? А что это за шлюха?
— Комлева! Это генеральный директор сети аптек "Здоровьеце всем пассажирам". В этих аптеках мы покупаем "Коа".
— И что?
— А то! Вчера вечером два каких-то бомжатских пассажира копались на помойке, и как только увидели Комлеву с двумя своими охранниками, то сразу же напали на них. Одного охранника расстреляли, другого швырнули под какую-то машину. А Комлеву запугали так, что она сразу же вызвала ментов и во всем им призналась.
— В чем призналась?
— В том, что ты дурак!
— А откуда она меня знает...
— Дурень! Она призналась в том, что заставляет своих аптекаршей торговать "Коа" без рецепту. И потребовала защиты у ментов. Ее поместили в камеру при местной мусарне и усиленно охраняют.
— Охренеть можно! И теперь из-за этого аптекарские толкачи без рецепту "Коа" не хотят толкать?
— Вот именно!
— Охренеть можно. И что теперь мы будем делать, если во всех комлевских аптеках такой беспредел начался?
— Не знаю, что делать. Жопа наше дело, может быть. Ладно, бежим в другую аптеку. Может, там...
Наркоманы пробежали мимо Димы и скрылись в ближайшей подворотне.
Через сто метров Дима увидел небольшой комплекс, состоящий из четырех одно- и двухэтажных зданий из красного строительного кирпича, и окруженный сетчатым забором. Вход на территорию комплекса шел прямо с центрального входа одного двухэтажного корпуса. Над стеклопакетными дверьми висела табличка белого цвета с большими зелеными буквами "Заря".
Дима постоял немного на месте, посмотрел по сторонам и не спеша двинулся к центральным дверям реабилитационного центра. Подошел и открыл одну стеклопакетную дверь. Вошел вовнутрь.
В тесном вестибюле толпилось чуть больше двадцати человек. В основном это были женщины от двадцати пяти и до старости лет. Женщины оживленно говорили. Их голоса сливались в единый гул и напоминали жужжание пчелиного улья. Эти женщины, как понял это Дима из их разговоров, не являлись пациентами реабилитационного центра "Заря". Это были жены и матери своих мужей и сыновей наркоманов. Придя в реабилитационный центр, они жалобно просили, чтобы их родных и несчастных приняли на лечение от наркозависимости. Все находящиеся в тесном вестибюле, помимо своих жизненных проблем, усиленно обсуждали вчерашние события в центре города и на улице Новороссийская.    
— Ну наконец-то, наконец-то, — кипятилась одна престарелая женщина. — Наконец-то кто-то начал решать эту проблему. А то в самом деле — этот "Коаксил" продают в каждой аптеке. И никому! Вы понимаете — никому до этого нет никакого дела.
— Ой, — махнула рукой другая женщина. — Вы так говорите, будто кто-то начал борьбу с наркобаронами. Это обыкновенная бандитская разборка в том вопросе, кто будет держать под собой аптеки, торгующие наркотическими препаратами.
— А как же соц-опрос на сайте "Заря", где неизвестные выложили информацию на Комлеву и Фандалюка? — спросила молодая женщина с младенцем на руках, завернутым в махровое одеяло. — Народ сам же и проголосовал за убийство Комлевой и Фандалюка. Это как понимать?
— Ох, милочка, не стоит верить тому, что говорят по интернету. Какие-то бандиты представились народными мстителями и давай убивать наркоторговцев из конкурирующих фирм. Все нынче клянутся, что борются за справедливость. За справедливость бороться в моде нынче. Все себя считают справедливыми. Но как бы там ни было, всё равно надо сказать спасибо тем, кто вчера вечером Фандалюка убил. Сколько он "Коаксила" нашим городским аптекам продал! Сколько от него детишек наших погибло... Будь они все эти фандалюки и комлевы прокляты!
Аккуратно протиснувшись сквозь женскую толчею, начавшую на чем свет проклинать всех наркоторговцев мира, Дима увидел лестничный марш, уводящий наверх, и быстренько метнулся туда. На площадке между первым и вторым этажами он наткнулся на женщину в медицинском костюме — в брюках и рубашке светло-зеленого цвета. Потупив взгляд в пол, Дима попытался, как бы невзначай, проскочить мимо, но медицинский работник спросила строго:
— Вы кто, молодой человек?
— Я? — скромно спросил Дима.
— Да, вы.
— Да я тут проходил мимо...
— Вы к врачу-наркологу? — спросила женщина и внимательным взглядом осмотрела Диму с ног до головы.
Стоящий перед ней молодой человек совсем не походил на наркозависимого. Молодой человек был одет в хорошую дорогую одежду, а главное, весь его вид показывал, что этот парень ведет идеально трезвый образ жизни — деловая и непринужденная стойка при разговоре с неизвестным человеком, свежий и честный взгляд, светящееся здоровьем и бодростью лицо. Женщина, проработавшая не один год медсестрой в реабилитационном центре, давно уже научилась определять наркомана от порядочного человека.
— Нет, я не к врачу, — сказал Дима. — Я ищу Оксану Адаменко. Мне сказали, что месяц назад видели ее здесь.
— А, Оксана, — улыбнулась медсестра. — Знаю. Ее привезли сюда в декабре месяце. Она живет здесь. А кто вы ей будете?
— Друг я ей буду, — ответил Дима, потупив взгляд в пол.
— У нас, вообще-то, без приглашения так не ходят, — сказала медсестра, — но, вижу я, вы приличный человек. Так что, идите. Второй этаж и коридор направо. Там есть комната отдыха. Десять минут назад она была там.
Сказав это, медсестра двинулась дальше вниз по ступенькам, а Дима бросился на второй этаж. Сердце у него учащенно забилось. Даже стало как-то трудно дышать.
Стараясь подавить в себе чувство сильного волнения, Дима двинулся по коридору, ища комнату отдыха. Он чувствовал, что комната отдыха совсем рядом. Что совсем рядом может быть Оксана. Что вот-вот и он увидит ее.
Он подошел к открытой двери, ведущей в комнату отдыха, и остановился. Из комнаты доносились негромкие разговоры. Дима постоял немного и послушал, о чем говорили буквально в нескольких метрах от него. Говорили о событиях вчерашнего вечера на центральном авто-кольце.
Сделав глубокий вдох-выдох, Дима завернул за угол и вошел в комнату отдыха. Остановился и мигом осмотрел помещение. Комната отдыха была небольшой. Несколько диванов, несколько кресел, письменный стол и плазменный телевизор, стоящий на тумбочке в углу.
В комнате отдыха находилось четыре человека. Двое ребят, одетых в футболки и спортивные штаны, за письменным столом ковырялись в раскрытом системном блоке компьютера. Две девушки в спортивных костюмах сидели на одном диване и рассматривали какой-то глянцевый журнал. Бывшие наркоманы.
Дима внимательно осмотрел девушек. Оксаны среди них не было.
Ребята и девушки, заметив появление в комнате отдыха неизвестного человека, перестали разговаривать на тему событий вчерашнего вечера и с интересом посмотрели на неизвестного. Смотрели на Диму несколько секунд и, ничего не сказав, вновь продолжили заниматься своими делами. Но на этот раз молча. 
— Извините, — тихо пробормотал Дима. — А вы не знаете Оксану...
— Адаменко! — громко крикнула одна из девушек, сидящих на диване, и тихо захихикала. — К тебе пришли.
— Родители? — раздался голос из смежной комнаты, и сердце у Димы заколотилось еще сильней — голос был ему знаком.
— Да непохоже что-то, — улыбнулась девушка с журналом в руках и еще раз любопытно осмотрела Диму с ног до головы. Неизвестный молодой человек ей явно понравился. От него не только разило свежей трезвостью, но и каким-то лощеным блеском солидного человека. И в то же время в этом лощеном блеске просматривалось мужество, то самое мужество, которое присуще людям не раз смотревшим в глаза смерти. Той самой смерти, чей взгляд выдержать не каждому дано...
Из смежной комнаты вышла девушка лет двадцати пяти в черных брюках и в темно-синем свитере. Девушка шла не спеша, ибо каждый шаг ей давался с трудом. Ноги ее, сдвинутые коленями друг к другу, при каждом шаге дергались, как на шарнирах. Сделав несколько шагов, она остановилась и облокотилась руками об стол, за которым ребята чинили компьютер.
— Тебе помочь? — спросил один парень и посмотрел на Диму.
— Не надо, — улыбнулась девушка — черноглазая брюнетка с тоненькими линиями бровей, высоко расположенными над глазами, — я сама. Мне надо ходить больше. Врачи сказали, что чем больше я хожу, тем быстрее смогу нормально научиться ходить... Ладно, кто там ко мне пришел?
Сказав это, девушка посмотрела на выход из комнаты отдыха и увидела стоявшего рядом с дверным проемом Диму.
— Дима... — тихо произнесла Оксана Адаменко. — Ты... А как ты меня нашел?
Дима сейчас был не в силах произнести что-либо. Он смотрел на Оксану, на ее ноги, сдвинутые коленями друг к другу, и чувствовал, как сильная боль разрывает его сердце.
Ребята и девушки, находившиеся в комнате отдыха, внимательно наблюдали то за неизвестным молодым человеком, то за Оксаной.
— Пойдем, выйдем в коридор, поговорим, — сказала Оксана и двинулась к выходу из комнаты, и каждый ею сделанный шаг тяжелым ударом отдавался в сердце Димы.
Когда Оксана приблизилась к выходу из комнаты, Дима первым выскочил в коридор. Вслед за ним вышла Оксана. Они зашли за угол, чтобы их не было видно из комнаты отдыха.
— Дима, — еще раз произнесла Оксана и... заплакала.
Дима не мог больше терпеть эту боль, рвущуюся из его сердца, и ринулся к девушке, прижав ее к себе. Его руки жаждали обнять девушку, так сильно, как только можно было, но при этом он чувствовал страх того, что может просто-напросто раздавить ее в своих крепких объятиях. 
А Оксана начала плакать еще сильней. Слезы ручьями катились из ее глаз, а голос, когда она хотела что-то сказать, сотрясали рыдания. Она плакала, как маленький ребенок, и Дима делал над собой великие усилия, чтобы самому не разреветься самым натуральным образом.
— Как ты здесь живешь? — спросил Дима, когда Оксана успокоилась. — Тебе здесь хорошо?
— Да, — тихо произнесла Оксана, по-прежнему находясь в объятиях молодого человека. — Здесь хорошо. Нас здесь уже больше пятидесяти человек. Мы создаем на нашем сайте "Заря" личные биографии каждого, кто попал сюда. Как жил, почему начал употреблять наркотики. Что было и как захотелось жить без этой заразы... Правда, два дня назад, на наш сайт вошел какой-то идиот, который решил провести социологический опрос на тему, стоит ли убивать Фандалюка и Комлеву за то, что они торгуют "Коаксилом" в нашем городе. Было даже как-то интересно смотреть на то, как люди голосуют по интернету. Благодаря этому идиоту, о нашем центре узнала вся Россия... Да к черту всё это! А ты как живешь?
— Нормально, — пожал плечами Дима.
Затем наступила тишина. Дима не знал, что сказать, и Оксана молчала.
— Почему ты молчишь? — спросила девушка.
— Потому что ты очень красивая, — ответил Дима.
— Ты видел, что стало со мной, — тяжко вздохнула Оксана. — Когда не стало хватать денег на героин, мне пришлось перейти на "Коаксил". А "Као" быстро сделал свое дело. Я чуть не издохла в прошлом году. Лежала в больнице. Мне грозил полный паралич. Я даже говорить толком не умела...
После этого Оксана опять стала плакать. Дима начал гладить ее ладонью правой руки по голове так нежно, как гладят молоденькую домашнюю кошечку. 
— Мне было страшно... Я думала, что я умру...
— Ну теперь-то уже всё хорошо? — спросил Дима. — Ты же больше не употребляешь наркотики?
— Нет...
Он не знал, что еще можно сказать Оксане. Он любил ее. Любил всегда. И вот сейчас, этим утром, когда он увидел ее, его любовь вырвалась из потаенных глубин души и захлестнула всю его сущность. И он уже больше не мог сдерживать эту любовь, пряча ее в глубине себя, задавив эти чувства тяжелым грузом ежедневной рутины жизни.
— Я люблю тебя, — тихо произнес он.
Сжимая в своих крепких руках эту хрупкую, еле держащуюся на искалеченных "Коаксилом" ногах, несчастную девушку, Дима верил в то, что вчера он поступал правильно, когда стрелял в Фандалюка и его бандитов. Поступал правильно вчера и всегда, ибо больше так поступать правильно было некому. И никакая сила, и никакая правда не могла его разуверить в этом. Не могла его разуверить в том, что он, Дрон Дмитрий — рядовой гражданин великой России — сражается за людей, таких же, как и он — простых, беззащитных, бесправных и слабых. Сражается за обманутых и проклятых, за свободу и справедливость. Что он сражается за Родину.