Репатриация из ссср

   
В послевоенном СССР репатриация евреев в Израиль была табу — почти как разговоры о приличных колготках в дефицитном гастрономе. Кремлёвские воротилы ставили жирный штамп «неприкасаемые» на три миллиона советских евреев, а из-за «железного занавеса» им только подмигивали: «Тихо страдайте, ребята, не портьте нам геополитику». Чего боялись? Того же, чего в местечке боятся шумной свадьбы в  христианский пост: навредим, а потом все скажут, что это мы.

 Израильское правительство, по уши утонувшее в заботах о кибуцах и лозунгах, радостно подхватило этот принцип. С 1948-го до начала 70-х оно действовало по формуле «пусть тихо сгниют и ассимилируются».  . Ни тебе акций протеста, ни громких кампаний против советского антисемитизма — «мы же не варвары, чтоб ссориться с Москвой».

Но вот загадка: как же первые советские евреи просочились в страну, где молятся на красный цвет профсоюзного знамени? Самый громкий пример — легендарный Яша Казаков (он же Яков Кедми). В разгар Шестидневной войны, когда СССР порвал с Израилем, юный героизм свалился на него, как победный кумач: он публично отрёкся от советского гражданства и потребовал визу в Тель-Авив.

И что же случилось с неустрашимым двадцатилетним Яшей?
Тюрьма? Лагерь? Биробиджан со снегом по уши? А может, хотя бы отчисление из института ради приличия?
Ничего подобного. Парень получил визу без всяких родственников-гарантов — и укатил за горизонт, обгоняя собственную легенду.

Для контраста поставим рядом историю моего деверя Якова Варшавского: его в те же годы выкинули изо всех московских контор, а знакомые буквально кормили супом, чтобы банально не помер. Даже подруга дочери Брежнева — Гали, всемогущая Маргуша — не смогла устроить его дворником. Странно, правда?

Можно ли после такого не подозревать, что «юный бунтарь» Яша оказался идеальной фигурой для внедрения и контроля над еврейским подпольем? Да ещё и дорогу другим «тихим» советским эмиссарам проложил. В Нью-Йорке он, дескать, голодал в знак протеста, а тем временем реальную борьбу за права советских евреев разворачивали рав Меир Кахане и неутомимые грузинские семьи, стучавшие в ворота Конгресса.

Голда Меир, обладавшая идеальным политическим нюхом, велела сотрудникам посольства США обходить Кедми стороной. И слухи (сегодня уже полупозабытые) про «советского шпиона Яшу»  расползались, как плесень в старом холодильнике — тихо, вонюче и повсеместно.
  Тем не менее, в начале 70-х в Израиль всё-таки приехало триста тысяч советских евреев. Спасибо американскому лобби, голодовкам грузинских активистов и громкому барабану Меира Кахане. А израильские левые? Они вовсе не только Сталина и Сусловы боялись. Они холодно просчитывали: «Русские, испытавшие красное счастье на собственной шкуре, точно не станут голосовать за нас». И оказались правы: «Переворот» 1977-го, когда Ликуд смёл партию труда, — дело рук восточных и русских избирателей.

Вот поэтому «железный занавес» никто не спешил прорезать: левая гегемония дороже чужих бед. Сейчас, когда над площадями реют уже не только красные, но и чёрные флаги новоявленных погромщиков, начинаешь думать: борьба с большевизмом — это и правда бой с ветряными мельницами.

А вирус левизны, выходит, лечится одним радикальным средством. Имя ему — Пиночет: горькое, но помогает. Главное — успеть выписать рецепт до того, как перепелиные яйца снова возьмут верх над осетриной, мечущей икру.