Философия жизни. Часть3. Лучшие подруги. Глава 2

Глава 2
По дороге домой, если квартирку Прони можно назвать домом, Макс негодовал. То, что он во время не смог высказать Роберту, теперь он высказывал своей девушке.
- Он просто ушёл от спора – возмущался Макс, кутаясь в куртку из-за сильного  ветра – взял и ушёл! Так не поступают, но не мне его судить. Премерзкая семейка. Он решил, что если он учитель, то он умней меня? То он знает больше? Подумать только, что он возомнил о себе! Как не делать нового? Как? На месте стоять что ли! Я делаю.


Кристина осмелилась перебить Макса, осторожно заметив – но  Роберт сказал, что всё то, что ты говоришь уже изобретено. Уже это сто раз говорили философы. Как ты это оспоришь? Заметила девушка. Она укутывалась в тёплую серую, поношенную кофту, которую ей одолжил Том, узнав, что Кристина всё время мёрзнет. Но сейчас девушка даже не замечала казавшегося ей привычным холода, её внимание было приковано к негодованию Макса, а в голове проносились слова  покойной бабушки, которую девушка так сильно любила. Бабушка говорила – кто не прав, тот ворчит вечно. И в этой фразе Кристина теперь слышала долю правды. Она до этого так слепо верила речам Макса и твёрдо знала, что все им восхищаются. Но даже если и возникали сомнения на счёт правоты его речей, то девушка полагала, что это она не может понять его умные мысли, а не его думы пусты и ничего не стоят. Сегодня этот мрачный, серьезный и самоуверенный мужчина за столом навёл на неё туман сомнений, который окутывал её. Неужели её возлюбленный и в правду пустышка? А его знания? Неужели они ничего не стоят, его великого ума нет, и не может быть и речи о его становлении философом. В этот прохладный вечер, когда сильные порывы ветра сгибали к земле стройные деревья, а тучи на небе предвещали скорую бурю, Кристине показалось, что словно с её глаз сняли повязку, препятствующую её взору на правду. Но даже сейчас, уйдя целиком и полностью в себя, девушка задавалась вопросом, а что это за правда. Правда, что Макс пустышка ничего нестоящая? Или, правда, что он великий философ, и всё-таки Роберт ошибался?


- Кристин – окликнул девушку Макс, его щёки были по-прежнему красными, он был разгорячен и напоминал быка, готовившегося напасть на тореадора.


- Кристина, неужели ты думаешь… - он не успел договорить, как девушка перебила – ничего я не думаю. Это ты у меня думаешь – улыбнулась печальной улыбкой она, Кристина не хотела расстраивать Макса. Она всё же любила его и желала ему блага. К тому же её сомнения, закравшиеся на минутку, теперь растворились, и Кристина снова была убеждена, что у Макса блестящее будущее.


- Как же мне его убедить? Понимаешь, я не то, что бы злюсь – пытался объяснить девушке Макс, когда они проходили мимо мрачного узкого переулка, из которого доносилось одинокое пение напившегося в стельку человека.


- Я хочу доказать ему, что со мной придут мои новые идеи. Что я там не какой-то философ из социальной сети, что уже оскорбительно, а я…


- А ты гений – улыбнулась Кристина и задумалась, в небе слышались раскаты грома. Парень и девушка были одни на этой улочке, где магазины уже давно закрылись, а свет в блочных домах работал так неярко, что его трудно было различить. Вдруг из того переулка, что пара недавно миновала, послышался довольный выкрик – Макс! Кристина! Друзья! Это был Клавдий, шатающийся, шедший к ним и напевавший какую-то мелодию себе под нос. Кристина поморщилась. Сейчас после своих рассуждениях об идеях Макса, о закравшейся доли сомнения, встреча с этим пьяницей ей была мало приятна и ещё более омерзительна, чем ранее. А радушие Макса ещё больше придало мерзости происходящему. Но Кристина, всегда не противостоящая Максу, соглашающаяся с ним во всём, не возразила и в этот раз, когда парень предложил Клавдию зайти к ним в гости.   


В то время, как Клавдий со своими друзьями сидел за столом над домом терпимости Мадемуазель, Катя, нерешительно, стучала в кабинет Роберта. Она стояла подле двери в ночной рубашке, доходящей ей до пят, с распущенными русыми волосами. Стояла босиком и наблюдала за струёй света, видневшейся в дверной щели. Роберт уже как час сидел в кабинете, а завтра у него был рабочий день, ему стоило бы лечь в постель.


Услышав стук, Роберт повелительно произнёс – заходи.


И Катя, смущаясь заранее, ибо она хотела с Робертом серьезно поговорить, прошла к нему в кабинет и прикрыла за собой дверь. Женщина посмотрела на мужа, тот сидел за огромным деревянным столом, закрывшись со всех сторон кипами бумаг и тетрадей. В руке он держал красную ручку. Сам он был одет в теплый махровый халат, который ему присмотрела в магазине недавно Елена и решила приобрести. В помещении горела старинная люстра, висящая высоко под потолком и современная настольная лампа, стоящая у Роберта на столе.


Роберт отвлекся от проверки тетрадей, снял очки и отложил их в сторону, указал взглядом на стул стоящий подле него. Этот стул обычно предназначался для Ани, которая любила наблюдать за работой отца, сидя подле него и заглядывая в тетради учеников.


- Роберт, уже поздний час – заметила Катя, присаживаясь на стул. Роберт помассировал кончиками пальцев глаза – да я знаю, но ты понимаешь, что, не проверив эти тетради, я не могу лечь спать.


- Да, конечно. Ты - трудоголик – вздохнула Катя и приобняла мужа. Роберт усмехнулся – в твоих устах трудоголик звучит как оскорбление.


- О нет – спохватилась Катя – вовсе нет – убедительно произнесла она и крепко обняла мужа – просто ты устаёшь.


- Ну, это на старости лет можно устать, а молодым работать надо. Заметил Роберт и уже хотел приняться снова проверять тетради, как Катя положила свою ладонь на его руку. Роберт легонько сжал ладонь жены.


- Катя, ты хотела о чём-то поговорить – заметил нерешительность и смущение жены Роберт. Они много лет были знакомы, но она продолжала опускать голову и не смотреть ему в глаза, когда должна была произнести что-то важное, словно стеснялась слов, произнесенных впоследствии.


- Да, ты прав, поговорить – женщина прикрыла глаза веером бледных ресниц и решилась взглянуть на него. Роберт внимательно слушал её теперь.


- Роберт, я уже не справляюсь одна с Аней. Печально произнесла Катя.


- Что случилось? Ты больна? Испуганно произнёс он.


- Нет, Роберт, милый, я не больна. Но слабость… Я такая слабая, ты знаешь. Заметила Катя, и Роберт тут не мог не согласиться. Его жена и правда была слаба в физическом плане. Ему вообще казалось, что это самое незащищенное существо на земле.


- Ане нужны развлечения. Веселье. В Нестора у неё были подружки, вместе играли на детской площадке – вспоминала Катя и улыбалась. При слове Нестора Роберт невольно поморщился, и Катя уловила это. Она недоумевала, что конкретно произошло в Нестора, почему они так спешно бежали из города, но выяснить это у мужа она никогда бы не решилась.


- А здесь нет никого, только я вот развлекать – усмехнулась Катя – но я разве то ей ровесница? Мне-то со слабым здоровьем бегать и прыгать, в прятки играть – вздохнула Катя – а ей так скучно одной.


- Ты хочешь нанять няню? Догадался Роберт, внимательно изучавший опечаленный вид жены. На её лице была отражена непередаваемая жалость и сочувствие. То ли к Роберту, которому досталась такая беспомощная жена. То ли к другому ближнему, у которого были неприятности, а она помочь не могла.


- Да, няню. Молодую – заметила Катя – чтобы веселить Анечку. А то тут нет даже детей её возраста. Ну, я имею ввиду, нет среди круга моего общения. Да, Роберт, пожалуйста.


- Конечно, я узнаю – задумался он на пару мгновений и продолжил – надо будет поговорить со знакомыми из школы. Это мерзкие прогнившие люди, любящие одно – свою мизерную зарплату. Но они, милая Катя, они-то знают какую молодую няню можно порекомендовать для Анечки.


Катя снова опечалилась. Теперь ей надо было сказать самое важное, ту идею, которую она уже в течение часа после ухода Кристины с её парнем, вынашивала у себя в голове. Блестящую идею, по мнению самой Кати. Но главным её аспектом было согласие Роберта. А его было очень сложно получить. И тут Роберт догадался о задумке Кати. Додумался сразу же, соединив два понятия, характеризующие его жену: «сердобольная» и «помощь ближнему». Роберт покачал головой – ты хочешь нанять эту девчонку няней Ани? Озвучил сам идею Кати Роберт. Жена умоляюще взглянула на него – Роберт, прошу.


- Но, милая, это же вздор! Заметил он, поворачиваясь к ней и потом, заметив, что жена уже готова расплакаться, улыбнулся – ты наверно решила, что раз просто деньги я не отдам этой девчонке, то уж за работу я ей отдам. Так?
Жена виновато качнула головой. Она положила голову ему на плечи, а Роберт, положив ладонь ей на спину, посадил Катю себе на колени и крепко обнял её.


- Какое же доброе сердце у тебя, Катя – ласково, слегка растрогано произнёс Роберт – ты так волнуешься об этой нищенке.


- Но ведь девочка голодает. Она ворует, Роберт. За столом она не сказала, но ведь, она ворует. Она крала. Крала и думала обо мне как о чём-то волшебном. Как о волшебном мире – Катя теперь уже не сдерживала слёз, они ручьем текли по её раскрасневшимся щекам.


- Дорогая, и неужели ты поверила всем этим скудным её речам – прижимал он её к себе – они же дети улицы, они на всё пойдут, лишь бы получить тёплое местечко.


- Роберт, даже если так, но ты посмотри, посмотри на её поношенный свитер, на засаленные волосы. А её грубые руки, на них мозоли – сквозь слёзы еле произносила Катя – она ребёнок, зачем ребёнку такие страдания.
От слёз жены или же от осознания того, как всё же мир несправедлив к этим детям улицы, или же вспоминая вид этой ничтожной худощавой девчонки, которую мог унести даже самый лёгкий ветерок, но которая продолжала бороться, или же от рассуждений связанных со словом бороться и, вспоминая то, как он сам не сдавался и шёл к цели, Роберт сжалился и, целуя в ухо Катю, ласково произносил – ты настоящая добродетель, милая. Милая Катя. Конечно, надо помочь ей, конечно, эту девочку жалко. Ей сложно прожить, а она ещё и одевает и кормит этого тунеядца. И если верить её рассказам о своей большой семье.… То тогда мы обязаны помочь ей. Конечно, сидеть с Аней ей одной я не позволю, ты всегда будь с ними рядом – рассуждал Роберт – а то ещё она научит Аню брани и всяким этим штукам  с окраин. Усмехнулся он – но в тоже время так она может научиться и быть няней. Может в будущем она станет ей работать. Задумался он и с улыбкой заметил – девчонка, которая не сдаётся. Я в её возрасте был такой же.


- О, да – поцеловала в губы Роберта счастливая, светившаяся от переполнявшей её радости добродетели Катя – я помню тебя в детстве.
И Роберт сам вспомнил отрывок из своего детства. Тогда он жил в деревне, с ничего не говорящим названием Ивановка. Деревня была укрыта от посторонних глаз в непроходимых лесах, к ней вели грунтовые, ухабистые дороги. В деревни было всего семь улиц, по десять домов в каждом ряду, была дряхлая, построенная ещё при прошлой власти, школа. Был луг, на котором летом устраивали футбольное поле, поля, на которых выращивали и собирали урожай. Летом, в погожую солнечную погоду, Ивановка напоминала волшебный уголок, сказку, царившую посреди густого леса, тайну, к которой не прикоснулся человек.


Когда Роберт вспоминал родную деревню, а он желал вспоминать её довольно реже, ему приходил на память небольшой одноэтажный домик с чердаком и погребом, окруженный покосившимся деревянным забором, слегка наклонившимся из-за сильного ветра влево. В этом домике жили его мама и сестра. Также подле дома находился сарай, в котором жила старая корова. Её мама Роберта не выбросила вон только из-за жалости.


Он помнил, как у них часто в доме протекала крыша, мама приглашала местного рабочего, мастера на все руки Федю, который, уверяя маму Роберта, что починит так, что больше крыша течь не будет, каждый раз чинил так, что она протекала вновь и вновь. Но мама Роберта продолжала нанимать этого рабочего, ибо в посёлке больше и не было никакого другого мастера. Был, конечно, раньше Антон, папа Роберта, он чинил всё славно, крыша не подтекала, половицы не скрипели, а дверь не распахивалась настежь при малейшем дуновении ветерка. Но отец Роберта скончался в лесу, он пошёл по грибы с другом врачом и его дочкой – Катей. Вместе с другом Антон работал врачом в единственной на селе больнице. Антон бывал часто в гостях у своего друга, где всегда присутствовала Катя. В тот злополучный день отец Роберта решил, как всегда идти в лес по грибы и ягоды, взяв с собой огромные лукошка и прихватив охотничье ружьё, так как в Ивановке было принято всегда посещать лес с ружьем, ибо в  непроходимых чащах водились дикие звери. Пошёл Антон в лес вместе с отцом Кати, взяв тогда десятилетнюю девочку с собой. Они собирали ягоды и грибы, не замечая, как всё дальше и дальше удаляются вглубь леса. Потом из глубины чащи показался огромный бурый ком, который приближался и приближался, пока не превратился в ревущего зверя поблизости. Антон и его друг, спрятав за спиной Катю, начали стрелять в надвигающуюся опасность. Они отступали, позабыв о своих корзинках, а медведь надвигался на них. Казалось, ему всё равно было, били ли в его живот пули или нет, он также бодро бежал на свою добычу, а Антон с отцом Кати продолжали стрелять, но они понимали, что пули уже на исходе. В тот момент отец Кати с девочкой, шокированной происходящем, и словно не верящей в то, что случается на её глазах, отступил дальше, чем Антон. Он продолжал стрелять и стрелял тогда, когда медведь одной лапой схватил его друга и рассёк ему живот, затем набрасываясь на кровоточащее тело. Отец Кати продолжил стрелять, медведь уже шатался, кровоточил сам и вскоре упал на бездыханное тело Антона, закрыв его своей громадной тушей. Остальное произошедшее напоминало отцу и дочке сон. Он схватил её на руки, и они бежали без оглядки, отец Кати молил Бога, чтобы за ними не гнался дальше медведь, чтобы он был мертв, ибо в его ружье уже закончились все патроны. Он, с дочкой на руках, бежал без оглядки в село, где его, бежавшего из леса, уже заметил народ, услышавший стрельбу, и стекавшийся на встречу. Были в толпе встречающих и мать Роберта, Нина, и его сестра, Даша. Слыша рассказ запыхавшегося отца Кати, мужики побежали в лес, чтобы принести труп. Нина, схватив за руки отца Кати, ревела, пытаясь произнести что-то, но за всхлипываниями женщины, трудно было понять, что она хочет сказать. Роберт, которому тогда было одиннадцать лет, стоял как вкопанный на одном месте и смотрел в сторону леса, глядя, как мужики бегут в лес, как они возвращаются, неся на самодельных носилках труп его отца. Из глаз Роберта потекли слёзы. Он обнял прижавшуюся к нему Дашу, подошёл вместе с ревущей матерью к носилкам. Он долго смотрел на окровавленное тело и не мог поверить в произошедшее. Всё вокруг казалось ему кошмаром, ему мерещилось, что вот-вот он проснётся и всё закончится. Но он не просыпался. Он присутствовал на похоронах собственного отца. Тогда лил сильный дождь, и за этим дождем не было видно ни его слёз, ни слёз матери и сестры. Когда могильную яму закапывали, то отец Кати подошёл к Нине и сказал, что как бы тяжело семье его друга не было, но он всегда поможет им. Нина, русоволосая женщина среднего возраста, кивнула головой. Роберт знал, что мать никогда не обратиться к кому-либо за помощью, что она слишком  гордая, чтобы так поступать. И эта гордость в последствие чуть не погубила семью Роберта. Но сейчас, после разговора с Катей об этой девчонке Кристине, он вспомнил именно момент захоронения его отца. В тот момент он встретился взглядом с Катей, которая шептала какую-то песнь, чтобы духи смилостивились над отцом Роберта в потустороннем мире. Роберт же смотрел на неё как на полоумную и покрутил пальцем у виска. Катя всхлипнула, она думала до тех пор, что раз их отцы дружили, то, наверное, Роберт может быть её другом. Но как видимо, она ошибалась.
Вынырнув из воспоминаний, в болото которых Роберт норовил реже возвращаться, ибо за одним воспоминанием шло другое, и они, подобно круговороту затягивали его, он крепче прижал к себе севшую ему на колени жену. Роберт поцеловал в щёку Катю и ещё раз подумал про себя – как же спокойно с ней.