2. Начало

А после зимних каникул в училище культуры, где я учился тогда на оркестровом отделении, неожиданно освободился мой старый друг Крипа. Неожиданно потому, что до «звонка» ему оставалось больше полугода. Срок скостили ввиду «резкого ухудшения здоровья в условиях проживания исправительно-трудовой колонии». Такая скупая формулировка говорила о том, что человек может «склеить ласты» и «отбросить копыта» в любой момент. Зачем пенитенциарной системе возиться лишний раз со «жмуром», проще отпустить «зека» подыхать на волю. Тем более бардак, связанный с «перестройкой» только набирал обороты, всякие международные комиссии по правам человека зачастили с визитами, и в связи с этим, «броневая» раньше система дала трещину в виде различных послаблений режима. У Крипачарии, как оказалось, был врождённый порок сердца, но в неволе эта болезнь стала бурно прогрессировать, что выразилось в частых приступах, при которых необходима была квалифицированная медицинская помощь. А какая помощь в лагерной «больничке», образца конца 80-х, разве что таблетки от поноса?..                               

И вот однажды в воскресенье, когда я ещё дрых в кровати, в коридоре раздалась телефонная трель. Слышно было, как батя снял трубку, потом сразу же меня позвали к телефону. «Кто бы это мог быть в такую рань, может, Маринка?», - подумал я, выбираясь из кровати и шлёпая в коридор босиком по полу. Но это оказалась не Маринка и даже не Крюгер, в телефонной трубке после паузы раздался полузабытый голос Андрея Крипачарии:
 - Здорово, Руслан, ты слышь... приходи, я дома.

Это было подобие того Андрея, которого я знал. Он встретил меня на пороге квартиры, одетый в костюм, который, вероятно, носил ещё на свободе до своей «отсидки». Рукава пиджака не могли скрыть худых предплечий, а брюки были явно коротки, но в то же время, сам пиджак болтался на тощем высохшем теле как на вешалке. Вот доходяга – в натуре, настоящий крепыш Освенцима! Три с половиной года прошло с момента нашей последней встречи. Я смотрел во все зенки и не мог его никак признать. Лицо бледное, землистого оттенка, движения порывистые, глаза какие-то сумасшедшие, неужели это и есть мой старый кореш Крипа? Мы прошли в его комнату, там всё было по-прежнему, стены, расписанные странными картинами, с изображением нагих ведьм, вурдалаков и прочей нечисти. Я по старой привычке устроился на широком подоконнике, с которого открывалась великолепная панорама с видом на наш микрорайон.

Понемногу Андрей отходил, «оттаивал» Душой и телом, на домашних харчах, да в родных стенах. Он снова стал слушать музыку, в основном свой любимый хард-рок. Когда я приходил к нему выпить портвейна и поиграть в карты, Крипа в первую очередь спрашивал меня, что будем сегодня слушать. Он предлагал мне выбрать не просто исполнителя или группу, но и название альбома. После этого он ставил кассету в магнитофон и чуть прибирал громкость звука, чтобы музыка шла фоном и не мешала бы разговору. Андрей был завзятый меломан, и это помогло ему быстрее адаптироваться к «вольной» жизни. Он завёл себе простенькую гитару и начал брать у меня уроки аккомпанемента, я зарисовывал ему в тетради все эти многочисленные «лесенки», баррэ и «удавки». Каждый зарисованный аккорд помечался буквенным обозначением с указанием лада, например – Am (ля минор), F (фа мажор), H7 (си септ мажор) и т.д.                               

Свободного времени у Андрея теперь хоть отбавляй, ВТЭК определила ему вторую группу инвалидности по состоянию здоровья и ему была назначена пенсия. Кроме того, он сохранил в колонии своё упорство в достижении поставленной цели, и теперь осваивал гитару бурными темпами. Вот тогда я стал узнавать прежнего Крипу. Так же ожесточённо он лупил когда-то макивару, как теперь терзал струны на гитаре. Андрей уже достаточно шустро переставлял аккорды по грифу, хотя ему ещё не хватало плавности переходов. Последовательность гармоний, которую он любил наигрывать во время тренировки – назвать это репетицией я не решился бы, имела самое зловещее, даже похоронное звучание. Так и хотелось спросить – по ком звонит колокол?

Идея создания собственной группы уже витала в воздухе, но никаких разговоров об этом не велось. Андрей, который уже освоил аккомпанемент на неком уровне, решил на этом не останавливаться и самостоятельно занялся импровизацией. Для этого он записывал на магнитофон множество гармоний собственного производства, а потом под запись пытался играть соло. Мне как-то такое и в голову не приходило, и я с любопытством наблюдал за его экспериментами. Поскольку свои гармонии Крипа составлял, не учитывая законов последовательного разрешения нот и переходов в другую тональность, эти ритмические структуры были весьма немелодичны для восприятия. Но это его ничуть не смущало, он упорно пытался подобрать к ним мелодию. Иногда даже что-то проскальзывало в его игре, но тут же исчезало под потоком булькающих нот одинакового размера.                               

Правда мы играли и в две гитары, когда я исполнял мелодию какой-нибудь популярной песни, а Крипачария аккомпанировал мне, держа ритм. Это на слух получалось уже гораздо лучше и Андрей начал записывать наше совместное музицирование на магнитофон. Например, хит продаж, как сказали бы в наше время - «Ламбада» в исполнении французской группы «Kaoma». О, эта песня звучала по радио, клип «крутили» по телевидению, а девчонки на переменках в училище исполняли эту «нетленку» в четыре руки на фортепиано. Даже я, взяв ключ от пустой аудитории, вместо того чтобы разучивать новую пьесу на аккордеоне, начинал играть музыкальную фразу из «Ламбады» и её тут же подхватывали на баяне из соседнего класса. Да, это был безусловный хит! Ещё из «популярного» мы с Крипой «лабали» - «In The Army Now» песня группы «Status Quo», а также «Город золотой» из «Аквариума» и даже песню «Люси», которую спел совсем юный Родион Газманов. Нам всё было по-приколу, но когда я убедил родителей купить мне подержанный синтезатор «Фаэми-М», тут пошли уже настоящие «приколюшки»!

Кстати, синтезатор мне «впарил» вездесущий Юра Разведкин, который также прикупил его по случаю с рук, но быстро наигрался, так как не умел играть вовсе. Используя новый инструмент, мы записали песню «Постой, паровоз – не стучите колёса». В этой песни Андрей впервые применил принцип «наложенной» записи. Насколько я помню, дело обстояло так, в магнитофоне «Электроника», Крипа отключил стирающую головку, и теперь кассету можно было записать несколько раз, не удаляя при этом предыдущую запись. В первый заход мы сыграли в две гитары, на второй прогон «наложили» синтезатор, а на третий раз я пел, а Крипачария стучал по консервным банкам, изображая перкуссиониста. До сих пор удивляюсь как без многодорожечного магнитофона и без микшерного пульта у нас получались, правда, монофонические, но записи, на которых слышно было каждый инструмент.               

Впоследствии когда на свет Божий появилась наша группа, мы делали множество магнитофонных записей – на «точках», где репетировали и держали аппаратуру, в студии звукозаписи, на наших концертах, но большая часть этих «раритетов» со временем была утеряна, но то, что мы когда-то записали с Крипачарией у него на квартире, сохранилось. Просто мистика! Недавно обнаружив на антресолях старую кассету, я отдал её в оцифровку. Результат превзошёл все ожидания, я услышал наши «приколюшки», словно мы с Андреем, старательно дурачась, записали их только вчера.               

Кстати, мой товарищ, после долгих экспериментов с игрой на различных инструментах (а он пробовал играть и на синтезаторе), нашёл таки свою «нишу». И мне сначала это очень не понравилось. Он набрал где-то кучу всяких коробок, банок-жестянок, кастрюль и прочего металлолома и начал уверять, что это ударная установка, и только полный идиот не способен восхититься теми звуками, которые он из неё извлекает. При этом он «гнул пальцы, говорил по фене» и откровенно задавался. В общем, вёл себя как «отморозок», и только мысль, что передо мной инвалид «умственного труда» удерживала меня от расправы. Позже появились бубен, пионерские барабаны и пара тарелок. По мере того, как эта гремящая куча хлама приобретала черты корявой, но всё-таки ударной установки, росло и мастерство Крипы как барабанщика. А я как-то в запасниках училища присмотрел старенькую электрогитару. Гитара оказалась без нижнего порожка, соответственно и без струн, их просто некуда было крепить. Потом я убедил человека, в чьём ведении находились запасники, отдать эту гитару мне, мотивируя это тем, что всё равно она завалялась без дела. Затем мы с Крипой починили её и натянули струны. Вид получился, конечно, непрезентабельный, но зато это была настоящая электрогитара!                               

В то «перестроечное» время некоторые промтоварные магазины закрывались только потому, что в них перестал поступать товар, ведь многие фабрики и заводы тоже останавливались под разными предлогами. Шло планомерное уничтожение промышленного производства в Советском Союзе, в связи с этим многие промтоварные магазины, прежде чем закрыться окончательно, устраивали тотальную распродажу. На одном таком мероприятии где-то в Первомайском районе, отчим Андрея за сущие гроши купил ему настоящую ударную установку. Потом мы с товарищем ещё раз съездили туда и накупили кучу «примочек» для электрогитары, с эффектом «Вау-вау», «Холл», «Фуз» и других. Всё это раздавалось уже чуть ли не бесплатно, и мы вернулись из того «умирающего» магазина гружёные под «завязку». О, ведь это была ещё не цифровая электроника, а потому вес и габариты были солидными, подстать тому времени. Андрей, помимо всего прочего, скупил в магазине все барабанные палочки из бука, так как сосновых палочек хватало, как правило, на одну репетицию, они просто с треском ломались и щепки разлетались по всей комнате.               

Да, мы уже не просто занимались звукозаписью, мы репетировали, и это был шаг вперёд в нашем развитии как музыкального коллектива. В репертуаре нашего безымянного пока дуэта песни из Кино, Облачного края, и Аквариума. Играл я на электрогитаре и попурри из классических произведений, а мой товарищ аккомпанировал мне на ударной установке. Соседи по дому, в котором проживал Крипа, пока терпели барабанщика из 49 квартиры, благо дом являлся одноподъездной «свечкой», а квартира находилась на девятом – последнем этаже. Таким образом, у нашего «дятла» имелись соседи только справа и снизу. Справа ещё были ничего – терпели молча, а снизу иногда приходили жаловаться. Доставали их конкретно даже не наши с Крипачарией совместные репетиции, а его индивидуальные занятия. Я уже упоминал, что Андрей очень любил хард-рок, поэтому он ставил, например, кассету с концертом 1974 «Stormbringer» группы Deep Purple, садился за установку, брал в руки палочки из бука и стучал вместе с их ударником Яном Пейсом. Что мелочиться, учиться так у мастеров своего дела! Играть он мог часами, и это являлось настоящим кошмаром для «нижних» соседей, естественно, когда они при этом бывали дома. После нескольких скандалов устроенных соседями, отчим Генка приволок барабанщику-террористу большой кусок толстой резины, и вручил его со словами:
 - На-ка вот, вырежь на каждый барабан кружок по размеру диаметра рабочей поверхности, прикрой барабаны и занимайся, сколько влезет. А то соседи скоро кусаться начнут.
Андрей так и поступил, чем, несомненно, спас этих добрых людей от дурдома.               

Я же всё больше «дрейфовал» от классики к року, хотя с удовольствием продолжал заниматься в училище культуры, и до сих пор подумывал о переводе в музыкальное училище на будущий год. Но ведь тогда придётся  расстаться с Маринкой, Крюгером, в конце концов, с педагогами у которых я сейчас учился! Дилемма, блин. Хотя когда я встречался со своим учителем по гитаре, меня больше интересовало, как пишется партия для бас-гитары или просил подобрать и записать нотами какое-нибудь заковыристое гитарное соло. Для этого я приносил с собою портативный магнитофон. Владимир Прокопьевич демонстративно морщился, но потом, усмехнувшись, брался за подбор и «снимал» копию легко и непринужденно. Для него это было как разминка! Он в глубине Души уже догадывался, что гитариста-классика из меня не получится и, вероятно, смирился с этим.
                Видать тот 1990 год был «урожайным» на возвращения. В апреле после доблестной службы в Вооруженных Силах СССР прибыл в родной город Владомир Редькин по прозвищу Репа, корефан и мой бывший одноклассник. Конечно, встретились и выпили за встречу, а вы как думали? После того как мы оба дошли до «нужной кондиции», я небрежно достал из кармана кассету с записью, которая «случайно» оказалась у меня с собой. Ну-ка поставь, братан!
                «Белый снег, серый лёд на растрескавшейся земле,
 Одеялом лоскутным на ней – город в дорожной петле.
 А над городом плывут облака, закрывая небесный свет,
 А над городом жёлтый дым – городу две тысячи лет,
 Прожитых под светом звезды по имени Солнце»!
                Чёткие гитарные риффы, барабаны и несколько потусторонний мягкий звук синтезатора наполняли пространство комнаты Редькина.
 - Я слышал эту песню в армии, - взволнованно произнёс ветеран, - это новый альбом группы Кино. Слушай, давай перепишем мне на кассету.
 Я этого не ожидал - Влад «купился», но как он ошибался, ведь это запись совсем другой группы! А вообще, ничего удивительного в том нет. Репа уже успел поведать мне о том, что служба у него проходила под Читой. Ну, сколько раз он там, в забайкальской тайге слышал эту песню? Раз или два? В армии особо не до песен, если это конечно не строевая песня, исполняемая на плацу под дружный топот солдатских сапог.
                - Не может этого быть! – Влад был категоричен.
 Он никак не мог поверить, в то, что на кассете запись нашей доморощенной самодеятельности, в исполнении Крипы и меня. Но когда истина всё же проникла в его, упорядоченный армией мозг, он был в настоящем восторге и радовался как дитя.
 - Кстати, нам в группу требуется бас-гитарист, - прямо в лоб намекнул я Редькину.
 Но он, разгорячённый винными парами, не желал понимать намёков, лишь твердил о своих знакомых ребятах, которые тоже занимаются музыкой. Или занимались – по крайней мере, два года назад, но он может всё узнать, спросить. Тогда я вздохнул и решил действовать напрямик, так, как будто мне эта идея пришла только что – спонтанно, и словно в порыве вдохновения я произнёс:
 - О! Репа, а может, ты хочешь стать нашим бас-гитаристом?
 - Кто я? – Влад был в шоке, - но я же не умею играть на гитаре.
 - Да я, в общем - тоже, но тебя могу научить, - пообещал я, - если захочешь, конечно.
 
На этом ударили по рукам – Владомир Редькин был успешно завербован и согласился стать бас-гитаристом в неизвестной пока широким слоям населения группе без названия. Что ж, перед ним, вне всякого сомнения, блестящее будущее и зарубежные гастроли! Осталось только освоить инструмент, с которым обозреваемый ветеран имел контакт разве только во сне. Это был сильный ход, таким образом, наш дуэт расширился до трио. Теперь Редькин постигал нелёгкий басовый ключ. За отсутствием баса занятия проводились на обычной акустической гитаре. Никаких нот, никаких партитур, только живой пример! Я с гитарой сижу и медленно наигрываю басовую партию какой-нибудь песни, Влад тоже с гитарой внимательно наблюдает, потом пробует проделать то же самое, с учётом аппликатуры, всё как надо. Это называлось «играть с рук» в противовес термину «игры с нот». Надо отдать ему должное, занимался он упорно, несмотря на то, что, как и у всех новичков у него поначалу болели пальцы. На совместных репетициях всем составом, я уступал Редькину электрогитару, а сам продолжал играть на «акустике». Очень важно, чтобы партию баса было хорошо слышно, и она шла согласованно с барабанами – это ритмическая основа любой композиции. Я же играл на акустической гитаре со звукоснимателем, шнур с разъёмом от которого втыкался в усилитель «Электрон» на пять входов. Туда же были подключены электрогитара, на которой «лабал» Репа, микрофон для вокала и синтезатор. Таким образом, оставался ещё один свободный вход.                               

На репетициях я стоял возле стойки с микрофоном, роль которой играла обычная швабра, а в районе диафрагмы на ремне висела гитара, тут же недалеко находился и синтезатор. Я пел, аккомпанируя на гитаре, но чтобы сыграть соло на синтезаторе, мне приходилось переставать бряцать по струнам и падать пальцами на клавиши. Но бас и ударник играли постоянно, создавая ритмический рисунок песни, это пульсирующее сердце группы, так называемый «Bit». Это непрерывное повторение регулярных пульсаций в сочетании с укороченными ритмами, которое обеспечивается ударником и бас-гитарой. Именно «Bit» характеризует ритм рок-музыки. Мы все тогда были помешаны на роке «новой волны», а потому в нашем репертуаре имелись песни таких ленинградских групп как Кино, Алиса, Аквариум, Звуки Му, новосибирских - Калинов Мост, Бомж, а также яркого представителя отечественного хард-рока архангельской группы Облачный Край.                               

Как-то уже в мае месяце к нам на репетицию попал Егор Алексеев. В процессе совместного распития спиртных напитков, мой бывший коллега по радиомонтажному участку признался, что он тоже умеет играть на гитаре. Это смелая заявка являлась правдой лишь отчасти, Егорка «бацал блатными аккордами» дворовые песни, при этом, категорически отказываясь петь, но и это было кое-что! К тому же на усилителе оставался свободный вход, куда при желании можно подключить ещё одну гитару.               

Итак, наше трио было расширено до полной невменяемости саунда, путём присоединения к нашему коллективу левобережного интеллигента с замашками гопника. Я уже не участвовал в работе ритм-секции группы, лишь пел и копировал проигрыши и соло-импровизации, как на гитаре, так и на синтезаторе. Но копировать чужое творчество много ума не нужно, а вот своего материала пока не хватало, он был «сырой» и нисколько меня не удовлетворял. Пока мы играли вдвоём с Крипой, мы записали несколько треков, которые я «слепил» наспех, используя гармонии из чужих песен и сочинив на них несколько нелепых текстов, но это была лишь «проба пера», а по сути – полная фигня. А потому мы пока продолжали на репетициях играть чужие песни, что, несомненно, способствовало нашему весёлому времяпровождению и профессиональному росту как музыкантов. Впрочем, Редькин уже достаточно шустро перебирал пальцами по грифу, так что покупка инструментов «первой необходимости», в особенности бас-гитары, надвинулась на нас вплотную.               

И вот в июне это грандиозное событие произошло, мы приобрели в комиссионном магазине бас-гитару «Урал» и электрогитару «Стелла». Это были добротно сделанные отечественные инструменты, красный «Урал» и чёрная «Стелла» с хромированной рукоятью вибрации, ого! Они блестели перламутровыми накладками и вызывали в нас чувство восхищения. Мы по очереди, повесив на себя какой-нибудь инструмент, вертелись перед зеркалом, принимая героические позы рок-звёзд. Все пребывали в уверенности, что последнее препятствие устранено и уж теперь-то мы заиграем как надо!

Примерно в это же время в группе появляется ещё один человек с типичным для Римской империи именем – Клавдий. Как оказалось – скрипач, гитарист, пианист и сочинитель вдобавок. Он с ходу «забабахал» нам пару-тройку весёленьких песен по собственному рецепту и целую кучу из Гражданской обороны. Наверное, он был панк, но, так глядя на него, этого не скажешь. Скорее всего, он являлся панком высокой степени засекреченности!