Ланкевич

«Если ты не научишься прощать, то не сможешь стать сенсеем».
Слова сенсея Хидео Судо мне во время урока карате-до.

Сейчас…

Все, они меня достали! Да, они несовершеннолетние и не воспитаны так, как надо, но должны же они иметь элементарные понятия о дисциплине! И у меня есть предел терпения. Я его только что перешел. Я сломаю их сейчас и плевать на завтрашний день. К черту дружбу и педагогику. К черту все, что говорят о дружбе взрослых и детей. Они не уважают меня? – Пожалуйста, я отвечу тем же.
Я взял заполненный текстом лист и быстро пошел к выходу. Класс ошарашенно и растерянно затих, провожая меня испуганными взглядами…

Меньше чем сорок минут назад…

Все нормальные люди в это время идут обедать, а я еще остаюсь в школе. Последний урок. Дети давно перевозбуждены и уже перешли грань адекватного поведения. Они не слышат никого, громко говорят, учитель вообще не существует для них, словно он надел шапку-невидимку. Мальчишки не могут спокойно сидеть на месте и, заведенные, крутятся, машут руками, топают ногами. Ну, понятно, зачем машут руками. Это они отбиваются друг от друга. Но почему топают ногами, для меня всегда было загадкой. Девочки не могут помолчать хотя бы минуту: им важно именно сейчас поделиться друг с другом сногсшибательной новостью, что Согдиана и Феруз могут стать парой уже сегодня.

И в таких условиях мне надо провести урок. Если выбирать между боем с бешеным верзилой стиля кёкушинкай и обычным уроком экономики в 9 «Г», то лучше выйти на татами. Но, к сожалению, такого права выбора у меня нет.

Конечно, я сдержан. Я взрослый обученный мужчина с высшим образованием и хорошим интеллектом. У меня лекторский и педагогический опыт и я умею управлять аудиторией. К тому же у меня есть несколько инструментов воздействия на шумный класс. И я все это сейчас применю в деле, чтобы спокойно провести урок, а не мечтать о валерьянке или быстрой смерти себе..

- Ребята, вы даете мне тишину, я взамен предлагаю сыграть в игру «кто умней». Отвечаете на десять вопросов из двенадцати, вы выиграли. Всем оценки «отлично» в журнал и благодарности в дневники, у кого они есть. – Я улыбнулся, хотя после пяти часов лекций подряд сил не было ни на улыбку, ни на какую-либо фразу вообще. Но работа есть работа.

Ева, Согдиана, Мафтуна и Мадина, - девочки – отличницы за первыми партами, - и пара ребят-умниц, Осадчук и Ахраров, согласно закивали. Другие ребята тоже повесели от новости. Игра всегда интересна, чем скучная лекция и опасный опрос, когда можно схлопотать пару и даже не одну.

Наивные ребята. Я посредством таких викторин и игр развиваю у ребят мышление и умение выразить свои мысли грамотно. И много вопросов по моему предмету, так что и урок учим, и игры играем. Хитрый я, развожу несовершеннолетних. Но что поделать, надо же мне как-то им знания передать и научить думать.

Но сегодня что-то разладилось в классе. Галерка продолжила шуметь, толкаться и хихикать над своими шутками. Может, солнечная активность на них так влияет. Или сегодня они просто включили режим беспредельщика.

- Ланкивич, давай потом поупражняешься в остроумии, ладно? – попросил я смешливого блондина за последней партой.

- Хорошо, - тот заразительно улыбнулся, от чего в классе стало еще светлее. – Я постараюсь.

- Спасибо. Итак продолжим. Вначале я расскажу немного по предмету, а чуть позже перейдем к игре. Существует мнение, что чем больше денег у человека дома, тем лучше. Однако…

Резкий смех обрывает мою мысль о количестве денег дома. Ланкевич что-то говорит соседу Владу, тот по-мышиному смеется-пищит. Это выглядит действительно смешно и класс подхватывает это. Гы-гы-гы. Га-га-га.

Я лезу в карман за свистком. Несколько учеников инстинктивно закрывают уши от резкого звука. Но пацанам на галерки все ни по чем. Видно, здорово они накачались вседозволенностью на предыдущих уроках. Ладно, мужики. Попробуем иначе.

Я открываю дверь класса:

- Влад, Селим, Саша, на выход. Поговорите и посмеетесь в коридоре. Когда закончите, зайдете.

Конечно, никто не вышел.

- Не, мы больше не будем. Все, простите. - Усмешка не ушла с лиц ребят, они считали, что ничего не будет им за срыв урока, надо просто извиниться.

Но они ошибались. Усталость дала о себе знать и я стал закипать. Прошла почти половина урока, а я еще толком не объяснил тему.

- Ок. держите себя в руках. Иначе может начаться война.

- Нет, все будет тихо, - заверил Ланкевич с той же широкой улыбкой. Пацан он хороший и честный, но шумный и хулиганистый, спасу нет.

- Просто помолчи, - попросил я. – И Владу скажи, чтобы не ржал как жеребец. Ткаченко, почему не записываешь определения?

- Я плохо себя чувствую. Я потом перепишу, можно?

- Можно. Тогда сиди тихо и не мешай другим.

Пацаны замолчали, но я знал, что это на минуту-другую. Видно было, что их прет от озорства.

У меня привычка ходить по классу между рядами. Это помогает контролировать всех и держать учеников в тонусе. Да и мне приятно поразмять старые кости. Пять минут я ходил без проблем, но потом опять продолжилось.

После очередного круга по классу я пошел обратно к доске, на ходу продолжая увлекательную лекцию:

- Количество денег в обращении должно равняться сумме…

Мерзкий писк и шум за спиной. Я резко оборачиваюсь.

Бл…ь. Что за несносный парень. Ланкевич опять что-то учудил и уже половина класса стонет от сдерживаемого смеха.

- Ладно, смейтесь, только скажите из-за чего, - разрешаю я и класс мгновенно взрывается гоготом.

- Посмотрите на Ткаченко, - просит Влад Буадзе меня, корчась от смеха.

Я смотрю и вижу, что пока Ткаченко, прислонившись к стенке, тихо посапывал, Ланкевич нарисовал ему фломастером черные толстые брови домиком, как у Пьеро. Ткаченко проснулся, непонятно озирался по сторонам, а класс ржал над ним.
Точно Пьеро, который читает грустные стихи своей Мальвине. Я тоже улыбнулся, реально было смешно.

- Все, выдохнули. Посмеялись и хватит, пацаны. Я несколько раз пошел навстречу вам, ребята. Больше терпеть не буду. Война почти началась.

На этот раз я даже не успел начать свою фразу о негативных последствиях инфляции, как кто-то с грохотом падает на пол. Ланкевич! Ткаченко разобрался, что с его лицом не так и сказал что-то обидное Саше. Тот с ходу обрушил книгу на голову бровастого Пьеро Ткаченко.

Ну, все. Все мирные способы разрешить проблему исчерпаны. Я бросил через весь класс ручку в Ланкевича и почти побежал к нему.

Класс мгновенно затих, съежился в ожидании настоящей бучи. Каждый хотел стать невидимым, наверное, видя мое состояние.

- Ланкевич, ты в грош не ставишь меня. Срываешь урок. Не держишь слово. Я потерял уважение к тебе как к ученику, как пацану, как своему приятелю. Ты своим поведением унизил меня. Я больше не буду терпеть твое поведение.
Пусть директор решает твою участь. Я пишу официальную жалобу на твои действия.

Я все это выпалил ему с красным от гнева лицом. Левая часть моего рта непроизвольно дергалась, мне еще показалось, что я брызгал слюной, когда выкрикивал эту тираду. Ну и ладно, пусть терпит. Я же терпел его поведение, не один урок кстати.

Я вернулся за учительский стол, взял бумагу и стал размашисто писать жалобу на имя директора. В классе стояла такая тишина, что было слышно, как бурчит у кого-то в животе.

- Простите, пожалуйста, - впервые за урок Ланкевич не улыбался. – Я больше не буду.

- Не верю я твоему слову, - крикнул я ему. – Давай обещания директору. Я умываю руки.

- Ну, пожалуйста, простите. Я признаю вину и больше не буду.

- Мне все равно, признаешь вину или нет. Пусть с тобой разбирается директор. Теперь делай, что хочешь. - Я поставил свою подпись на листе и в сердцах стукнул ладонью по столу….

Сейчас…

Я взял заполненный лист и быстро пошел к выходу. Класс ошарашенно и растерянно затих, провожая меня испуганными взглядами…

До двери осталось три шага. Они же дети, мелькнула добрая мысль, прости их. Ну и что, возразил кто-то жестокий во мне. Дисциплина должна быть всегда. Тем более, ребята ведут себя так не в первый раз, а у меня нервы не железные. И я сделал еще один шаг на выход.

До двери осталось два шага. Они любят тебя, - шепнула мысль. И ты это знаешь. Они сами не раз говорили, что на твоих уроках им интересно, и они готовы пропустить любой другой урок, но не твой.

У меня давление скачет потом из-за них, - жестокий голос стал слабее, но не уступал. Меня всегда трясет от их проделок. Особенно от Ланкевича. Пусть ему директор и родители устроят взбучку. Поумнеет, надеюсь. Я шагнул, но чуть-чуть медленней, чем обычно.

Последний шаг до двери. И ты любишь их, - не сдалась добрая мысль. Тебе радостно общаться с ними. Ты готовишься к встрече с ними. Они нашли тебя в фейсбуке и предложили общение и там. Ты так по-детски радовался этому, потому что дополнительное общение дает позитив тебе в твоей нелегкой жизни.
Согласись, что с ними тебе интересно, и ты в школу приходишь пораньше, чтобы подольше пообщаться с ними.

Я прислушался к себе, дотрагиваясь до ручки двери. В голове гостьей была только добрая мысль. Жестокость ушла, испарилась.

Все правильно. Я ценю дружбу этих мальчишек и девчонок. Трудно вести урок, но в жизни есть гораздо более ценные вещи, чем изучение параграфа из учебника.

Это дружба, понимание, прощение, благодарность. Научить правильно пользоваться этими качествами, думаю, гораздо важнее, чем рассказать экономическую тему на уроке.

Я остановился у двери. Ланкевич и его друзья наблюдали за мной. Я не смотрел на них, но чувствовал, что им страшно и больно. Страшно за сорванный урок и грядущее наказание. Больно за разрыв отношений со мной, ибо жалоба директору поставит крест на нашей дружбе.

Я рывком поднял крышку мусорной корзины и бросил лист с жалобой туда. Повернулся к ребятам, искренне улыбнулся и сказал моему юному другу Ланкевичу:

- Поздравляю, Саша. Ты участвовал в программе «розыгрыш».